Монитор становился зеркалом. Разговор с собой.
Кажется, это называют онанизмом…
Сновидения, Фрейд и обычные стечения обстоятельств
Обычный московский вечер проводился с друзьями в пледах на веранде ресторана. Мы ловили осенние листья руками, кормили голубей спагетти, снова пилось капучино и обсуждались последние новости. А в особенности секс Насти и Гоши… И тут я поняла, что мы воспевали культ секса в силу того, что не могли воспевать любовь, мы не знали, как это делать, несмотря на то что были глубоко влюблены друг в друга, да и просто в жизнь.
Бежевые замшевые туфли на высоких каблуках, джинсы, туника и меховая шаль, мысли и все тот же вопрос: «А была ли судьба?» Думаю — да, потому что все события нас изменили, мы плакали, смеялись, трахались, влюблялись и каждый день учились познавать новое и со временем переставали врать сами себе, учились жизни, хотели как хуже, получали как никогда, мучались, творили, писали, враждовали, и вот он, итог — каждый получил то, чего заслуживает.
Настя с Алиной уезжали в Лондон учиться, первая в университет телевидения, вторая в школу благородных девиц!
Настя сидела в белом кашемировом свитере и с обручем на голове. Пила чай с молоком, уговаривая Алину сделать глоток.
— В Англии тебе все равно придется его пить!
— Что? Все? Прощай, Москва? — спросила Линда, еле сдерживая слезы.
— Слишком жестокий город. Не хочу здесь жить!
— Города не бывают жестокими. Только люди, — сказала Алина голосом сорокалетней женщины. — И потом, наша жизнь только начинается, говорят, в двадцать лет ты полностью формируешь стержень, на который потом насаживаешь полученные по жизни навыки! А мне, в отличие от вас, до этого еще шесть лет!
— Это ты где такого начиталась? — удивилась Линда.
— Девчонки, расскажи соседнему столу наши истории — никто не поверит!
— И слава Богу, — сказала я, перебарывая страстное желание покурить.
Впервые никто из нас не курил!
— Я недавно в церкви была, поблагодарила Господа Бога, не поверите, за все испытания. Если бы не они — мы не сидели бы здесь и не надеялись! Не планировали бы жизнь с четкой уверенностью, что все впереди! Не плакали бы из-за вашего отъезда! Не дарили бы подарки, упакованные в Hallmark’е! — произнесла я, улыбаясь глазами.
— А знаете, что самое ценное — мы никогда друг другу не завидовали!
— Было бы чему завидовать, — ответила Алина на высказывание Насти.
— У нас было много забавных историй! Помните, как на Женю люстра упала, а как я вместо витаминов снотворное выпила? — мы заржали в голос.
— А самое смешное, как Настя лечила зуб мудрости травой, не прочитав аннотацию к употреблению, и вместо того, чтобы полоскать, выпила полбанки!
— И что было?
— Три дня поноса и выжила!
— А помните, как на меня карниз упал и я запуталась в шторах?
— Нет, самое смешное — когда ты трусы со стразами наизнанку надела!
И в этом «помните» была наша жизнь! И дружба, самая прекрасная дружба на свете!
Линда периодически убегала, ее тошнило — токсикоз. А мы радовались, ведь мы готовы продолжать род.
— Девочки, только бы у Линды мальчик родился! — сказала Алина.
Мы вопросительно посмотрели.
— А что? Мы же к девочке с года телохранителя приставим! А это две тысячи долларов в месяц!
— Заработаем!
Мы попрощались, долго обнимаясь и пачкая пальто тональным кремом, а шарфы — потекшей тушью, целовали друг друга в нос и губы, Настя кружила меня на руках, а я щипала Алину за щеки.
«Во дурные», — думали прохожие, не понимая ничего в женской дружбе!
Светофор заморгал и залился кровью, остановив «Мазду» Романовича. Он в силу увлеченности мыслями так и не видел меня, — а я рассматривала его, как всегда, хмурное выражение лица. Он был в десяти метрах от меня, а я в том самом никогда от него. Это была последняя правда, которую стоило принять.
Белая «Волга» дала задний ход, и я села на сиденье такси. Играла Sexual revolution. Я влипла в очередную московскую пробку. В машине слева было то самое «молчание», соизмеримое с тем страшным «нет». Я перевела взгляд направо и уткнулась в окно серого «Мерседеса», знакомая женская рука стряхнула пепел с сигареты More, другая открыла окно — и показалась швабра.
Я дала водителю двести пятьдесят рублей и вышла, аккуратно открыв дверь, чтобы не поцарапать чужую машину…
Между нами было столько чужих кроватей, улиц, где мы проводами свисали со столбов вне возможности перебороть силу притяжения и достичь коннекта, что мы перестали верить в само его существование. Никто, ни Алек ни Жанна, не заметили меня, да — я могла постучать в любую из дверей и вернуться в неясность, могла дальше следовать судьбе, но она не выбирает за нас — она предлагает варианты.
Помните, как Джульетта Мазина в «Ночах Каби-рии» шла по дороге и улыбалась новому поколению? Так и я шла между сотнями судеб, тоннами покрашенного железа и миллиардами мыслей и улыбалась.
Я оставила их позади, у меня впереди целая жизнь — застыть в вечном девятнадцатилетии очень просто, а вот набраться сил и мужества строить новую судьбу без приставки teen требует куда большей смелости откровений. И тем более паспорт рано или поздно обнародует факт моего возраста.
Что бы ни случилось, и Романович, и Макс, и каждая из их швабр останутся неизменной частью моего прошлого, а я — их, нельзя ничего вычеркнуть. Мы такие, какие мы есть.
Вспомнились вечные слова: «Если я, вдруг, часть твоей судьбы, ты ко мне обязательно вернешься, или я к тебе». Ближе к делу будет видно.
Спустя несколько километров кто-то из них припаркует машину, другой пересядет на пассажирское кресло. Поцелует в губы, спросит про погоду и пообещает никогда не поднимать тему меня в их жизни. Хотя это опять мои домыслы.
Я пешком дошла до Новинского пассажа, поднялась в ресторан и села за белоснежный стол. И там, глядя на Садовое кольцо, я набрала Жанне.
— Привет! Это Маша! Можешь приехать? Это срочно!
— Хорошо, а где ты?
— В «Иль-Патио» на Новинском.
Спустя час я окунулась в ее глаза.
— Линзы?
Жанна удрученно кивнула. Ее ресницы хлопали со скоростью сто ударов в минуту. Она припудривала родинку на верхней губе.
— Алек к тебе вернулся?
— Ты сейчас меня выслушай. Он не уезжал во Францию. Это был блеф. Он же тебе диск отдал?
— Этот диск спас мне жизнь, но я так и не раскрыла тайну Александра Романовича.
Жанна обхватила мою руку, держащую стакан кока-колы со льдом и лимоном. Прошлый опыт общения с Максом взбудоражил воспоминания. Я думала, вот-вот она сожмет и снова осколки пронзят мою плоть.
Она просто погладила пальцы. И улыбнулась.
— Он пытался закончить вашу историю. Ломал голову: «Просто секс — не просто секс?» Вот мы с тобой — одна ночь, а какая история. Случайного секса не бывает. Я же в тебя чуть не влюбилась.
Будь я в аптеке, выпила бы бутылочку «Коделака».
— Ты только ответь мне честно, пусть гадко с моей стороны спрашивать. Если у меня есть какой-то шанс, я буду бороться. Глупо, дурость, но я его люблю! И сейчас впервые это озвучиваю!
Жанна улыбалась. А спустя минуту линзы лежали в хрустальной пепельнице.
Я посмотрела в глубокие карие глаза.
— Я не хочу ни с кем спать, никому утыкаться в шею. Я уверяла себя, что даже если это судьба, то нам рано быть вместе. Что мы рискуем пропустить важные повороты судьбы. И тут пришло сознание, что жизнь — она здесь, сейчас! — Я дала волю всем своим эмоциям.
Жанна смотрела на меня и тихо шмыгала носом. Иногда поправляла отросшую челку и теребила сережки с изумрудами, обрамленными бриллиантами.
Внутри было чувство, что ей не больно. Что она, как я в ту ночь, просто слушает истерику загнанной в угол женщины. Тогда я держалась надменно, было страшно показать слабость, пыталась зарыть в молчании чувство вины.
— Мне нужно все или он. С ним не надо ничего. Всю жизнь смеялась над влюбленными людьми! Горькая расплата.
Позади официанта мускулистая подруга поправляла волосы, давая свободу моим рвениям.
— Объясни, почему ты этого ему не скажешь? Чего ты боишься? Ты прошла через схватку с насильником и столько сложностей, чтобы теперь бояться дать волю человеческим чувствам? Ты знаешь, когда я с тобой общалась, то долго не могла понять, почему Алек еще не послал тебя на хер! Теперь-то я понимаю, дай и ему это узнать.
Я оторопела:
— А ты не ревнуешь? Он же к тебе переехал, машину купил!
Жанна рассмеялась, стряхнув пепел на одну из линз.
— Нет, он переехал к своему другу Марату, пока у него соседи сверху делают ремонт и он работать не может. А машину он просто выбрать помог. Я замуж выхожу в октябре!
Я начала рыдать во весь голос, и каждый всхлип падал в молочную грусть, провисшую в воздухе. Шведский стол казался красочным и инородным обрамлением Москвы сквозь окна. Моей Москвы, где есть место не только жестокости!
— Нет, он переехал к своему другу Марату, пока у него соседи сверху делают ремонт и он работать не может. А машину он просто выбрать помог. Я замуж выхожу в октябре!
Я начала рыдать во весь голос, и каждый всхлип падал в молочную грусть, провисшую в воздухе. Шведский стол казался красочным и инородным обрамлением Москвы сквозь окна. Моей Москвы, где есть место не только жестокости!
— А что было на диске?
— Его воспоминания. Ты же ничего не знала о его проблемах, друзьях, хронической астме и погибшей кошке Натали, ты ни разу не видела его школьных фотографий. Ты его не знала.
— С кем он сейчас встречается?
— Со своей правой рукой.
— Это положительный момент! И знаешь что, если надумаешь изменять, только позвони!
Я поцеловала Жанну в губы у дверей Новинского пассажа и назло злободневному пошла в сторону метро. Оказывается, одна поездка стоит пятнадцать рублей!
Господи, спасибо Тебе, самое сильное человечное спасибо — первые слезы счастья в моей жизни покатились по щекам, я снова закопалась в домыслах. Одним словом, дура!
Я шла пешком от метро «Университет», сквозь рынок, купив петушка на палочке, а дойдя до цирка, села на детский аттракцион и на самой высокой точке, глядя на мир с десяти метров, позвонила Алеку:
— Знаешь, мне столько всего надо тебе рассказать. Ты просто приезжай!
Мы с Романовичем встретились возле цирка, где уже чувствовался наступающий на пятки и ломающий каблуки октябрь, грузная и давящая темнота поднялась на несколько метров, и мы стали чуть выше. Давление снизилось, наконец невыносимая легкость поступила в кровь, короткая аритмия от вечера порождала приятный страх.
Не решаясь дотронуться друг до друга, мы поднялись к двери подъезда.
Алек, улыбнувшись, спросил:
— А где Ира?
— Ездит на том самом Rav 4.
— Как сильно все перетасовалось за год.
А мы все так же просто перебираем плоскость под натиском куда-то топающих трамваев, заходим в лифт и представляем, как небольшая компания выдыхает никотин белесыми дуновениями этажом выше.
Он понятия не имел о женщинах, я не разбиралась в мужчинах, но друг друга мы начали узнавать. Швабры менялись, одни факты трансформировались в другие, порождая новые противоречивые домыслы.
Да, мы не знаем, что будет завтра, выберут ли Ходорковского в депутаты, на что я буду надеяться, опуская бюллетень в ящик с половой створкой, какое стихийное бедствие упадет на штат Техас, кому из моих друзей достанется Нобелевская премия, мальчик или девочка родится у Линды, моей любимой пергидрольной швабры, и чем закончится наша с Романовичем история.
Его знакомая привычка прилеплять жвачку на край чашки, запах Armani, звук наливающейся воды в ванной, его отросшие волосы, его манеры — все было на своих местах. Это и есть смысл — миллион секунд гармонии с собой. Каждый из нас был поистине свободен. Ведь кто, кроме нас знает, что свобода — это когда ты лежишь в наручниках, не думая о том, где же припрятан ключ.
— Глупость скажу — но… — как же страшно говорить это в первый раз.
— Я слушаю, — Алек улыбнулся и пристегнул меня к батарее.
— Я… — вроде поздно давать задний ход.
Мускулистая девушка выжидательно посматривала, знаками показывая «Давай, давай, не будь трусихой, перебори последний страх».
Романович, находясь в одном дыхании от меня, неустанно ждал…
— Тебя…
— Не трудись, я понял. Я тебя тоже семь! — он расплылся в улыбке, я ногами обхватила его бедра, стыковка произошла.
Девушка в дверях устало вздохнула, помахала рукой и захлопнула дверь.
— Сквозняк, — подумал мой карликовый пинчер, забравшись на диван.
Один мудрый старик, почесывая длинную седую бородку, в красном кабриолете за пределами бытия нажал на газ. Коробка передачи фактов работала отлично — он качнул головой и почти невидимо поднял уголки губ.
— Вот теперь все идет своим чередом.
— Ты уверен. Не рано ли мы их оставляем? — спросила подсевшая на светофоре мускулистая подруга. Она распустила волосы и улыбнулась, глядя на желтый рассвет.
— Отныне пусть сами управляют fuck’тами своей биографии.
Он переключил уверенными пальцами радиоволну: Wind of change. Наши же перемены и перестановки фактов глобально прекратились.
Мы пересели с автомата на механику и действительно сознательно парковались, оставаясь предаваться снам на знакомых подушках, переключали на «драйв» и шли только вперед, иногда притормаживая, чтобы улыбнуться рядом стоящим. Нас выпустили на автобан. Отныне мы именуемы поколением, первым поколением третьего тысячелетия.
Старик приоткрыл пассажирскую дверь, ухаживая за мускулистой подругой, она приняла его руку и уже на ухо шепнула:
— Вот видишь, обвала рубля так и не случилось, а они хоть и не стали homo Superior’ами, однако все неплохо кончили!
И потом, кто, кроме нас, знает, что свобода — это приятная зависимость…
Это FUCK’т.
Мой герой — Александр Романович, придуманный и неизведанный, я разгадывала его капля за каплей, глоток за глотком, в каждом проникновении искала суть. Говорят, девушки любят подонков, чувствуют, с кем можно произвести хорошее потомство. Сквозь запах Armani я нашла здоровый генофонд, а подонок или нет — жизнь покажет!
— Я страшно ненавидел твою жизнь, прожженную и циничную, полную наигранности и пафоса. И как ты додумалась так все изменить?
— Одним мрачным утром до меня дошло — половинка меня осталась там, среди кудрей Романовича, в запахе его тела, в его мимике, голосе — в тебе.
Я развязала Алека.
И прямо на его глазах набрала номер Макса.
— Привет! Это мое последнее сообщение! У меня все хорошо, а солнце — это хороший утренний секс!
Романович улыбнулся:
— Во ВГИК поступать будешь?
— Да, буду смешивать факты и домыслы.
— А может, мне на операторский поступить?
Я отрицательно покачала головой, впервые улыбнувшись глазами.
* * *Свобода и есть любовь, а ответная или безответная — это уже не важно. Ничто не важно, кроме любви. Бегая от нее, мы становимся похожими на дождевых червей, не понимая, что глупо биться головой об асфальт.
Мы постигали странное и нездоровое влечение, чтобы навеки вернуться к тому, что живет в каждом из нас. Комплекс? Страх? Моногамия? Любовь!
Романович уже вторые сутки лежал в моей кровати, лишь изредка выпивая стакан сока и съедая разогретую в микроволновке лазанью.
Я лежала и ногтями перебирала его кожу, шагая все выше, указательным пальцем провела по губе и спросила:
— И кто ты такой, Александр Романович?
— Я тебе новый диск запишу! И на обложке черкну «FUCK’ты: версия Романовича».
А я напоследок добавлю, что…
PostFuck’tum
Сюжет я все-таки решила сделать. Заставила Романовича взять в руки mini-dv камеру, схватила штатив, включила радио в его новой машине.
Мы направились в сторону МГУ, к первому гуманитарному корпусу, куда по обыкновению подъезжают сотни людей каждое утро, чтобы внимать сказанным преподавателями словам, а после заниматься случайным сексом.
Мимо нас прошла девушка лет девятнадцати, в пальто из тонкой кожи белого цвета, высокая, с холодными голубыми глазами и тонкими губами.
Мы предложили ей поучаствовать в стрит-токе. Она поправила волосы. Алек нажал rec. Я сделала пометку в органайзере «Катя, 19 лет».
— А что вы понимаете под случайным сексом?
Она немного смутилась.
— Когда выпиваешь три текилы, потом пару коктейлей. А дальше не помнишь. Наверное, это один раз.
— А если не один и без алкоголя? — и я, и Романович немного занервничали в ожидании ответа.
— Постоянный половой партнер. А кто иначе? Я сокращаю до ППП.
— У вас он есть?
— Я думаю, да, но точно не уверена.
Мы поблагодарили Катю. И рассмеялись.
Я сделала новую пометку «Ваня, 21 год».
— Что такое случайный секс?
— Когда случай выпадает. То есть идешь по улице, живешь обычной жизнью, а тут появляется случай, — он руками показал грудь четвертого размера и скорчил губки бантиком.
— А это факт или просто секс?
— Здесь у меня золотое правило: все случайно до трех раз, — мы с Романовичем начали считать.
— А дальше?
Ваня задумался.
— Слово «любовники» как-то устарело. И для этого надо быть женатым. Так что не знаю, как это назвать.
А я знаю — FUCK’т.
Третьей была девушка восемнадцати лет, только что поступившая на юридический, со странным именем Рамира.
— У тебя был случайный секс?
— Постоянно. Зачем ограничивать себя одним партнером. Нужно притереться, понять, что нравится, и только потом останавливаться.