«Но... мистер Гаррик не предоставит тебе нового шанса. Он, верно, решил, что ты — дурочка, коли отказала ему».
«Я слышала, что мистер Шеридан собирается выкупить у него «Друри-Лейн» и что мистер Гаррик, будучи пожилым человеком, уйдет на отдых».
«Но ты не знакома с мистером Шериданом».
«Пока что нет,— признала Мэри.— Но почему бы мне не сделать этого?»
Успех с герцогиней Девонширской придал Мэри уверенность. Почему бы ей не предложить свои услуги «Друри-Лейн»? Это сулило восхитительную жизнь; она, Мэри, обладала поразительной красотой, умела неплохо танцевать, петь и декламировать— а главное, обладала развитой склонностью к игре. Несомненно, она — прирожденная актриса. Она быстро поверила в это и уже готовилась убедить в этом мистера Шеридана и, при необходимости, мистера Гаррика.
«Я не вижу причин, мешающих мне получить новый шанс,— сказала она матери.— Я найду способ познакомиться с мистером Шериданом».
«Какой способ?»
«Ну, мистер Хасси познакомил меня с мистером Гарриком, разве нет? Думаю, мистер Хасси захочет помочь мне».
И это оказалось правдой. Балетмейстер немного удивился, когда Мэри явилась к нему, но его, как и всех, покорила красота девушки.«Карьера актрисы. С твоей внешностью ты обречена на успех».
«Если бы вы согласились оказать мне услугу и познакомить меня с господином Шериданом...»
«Этим я окажу услугу господину Шеридану».
Вскоре состоялась встреча, которая изменила жизнь Мэри и привела ее к этому вечеру, сулившему потрясающие возможности, которые казались вполне реальными.
***
«Зеленая комната» в театре. Мэри ясно видела ее. Она была знакома с каждой ее деталью. Но тогда она оказалась в ней впервые; красивый мистер Шеридан взял руку Мэри и поцеловал; он был весьма любезен, потому что его поразила красота девушки.
Значит, она хочет стать актрисой?
Мэри сказала ему, что мистер Гаррик сам однажды предложил ей это.
«И вы отказались?»
«Вместо этого я вышла замуж».
«Старик никогда не простит вам этого. Он думал, что протягивал вам ключи от рая. А вы выбрали... брак».
«К несчастью».
Мистер Шеридан насторожился. Теперь она знала — он сам однажды сказал ей это,— что во время беседы он оценивал ее и почти тотчас решил, что она нужна... «Друри-Лейн» и ему самому.
***
Теперь нет нужды прогонять мысли о прошлом, закрывать глаза и скользить по тонкому льду, который может внезапно треснуть и погрузить ее в ужасные воспоминания. Теперь ей сопутствовал успех.
В театре мистер Шеридан показал ее мистеру Гаррику. Гаррик заметно постарел со дня их первой встречи, но хорошо помнил девушку.
«Я дал тебе шанс стать актрисой, но ты отказалась»,— обвиняюще произнес мистер Гаррик.
«Я совершила глупость»,— смущенно признала она.
«Глупость, безумие, легкомыслие. Хорошая актриса не должна обладать этими качествами».
«Я знаю».
Она держалась робко, подавленно. Но она знала, что он не потрудился бы прийти и посмотреть на нее, если бы не считал ее заслуживающей этих усилий.
«Тебе известно, что тысячи женщин, мечтающих стать актрисами, отдали бы двадцать лет своей жизни за шанс... который вы отвергли?»
«Я сознаю это,— сказала Мэри.— Это было моей величайшей ошибкой». Он отвернулся от девушки, словно испытывая к ней отвращение, и сказал Шеридану:
«И ты хочешь, чтобы она сыграла Джульетту?»
«Во всяком случае, внешне она подходит для этой роли»,— ответил Шеридан.
Не глядя на Мэри, Гаррик пробормотал:
«Послушаем тебя. Начинай отсюда:
Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!
Отринь отца да имя измени...»
Она хорошо знала эти строки. Сколько раз после того, как Шеридан сказал, что она может сыграть Джульетту, она разыгрывала сцену на балконе перед зеркалом, видя себя перегибающейся в прозрачном одеянии над балюстрадой в лунном свете, рисуя в своем воображении аудиторию, восхищенно затаившую дыхание.
Когда Мэри начала произносить эти слова, она мысленно оказалась на этой сцене; она была юной девушкой, влюбившейся впервые в жизни.
А если нет, меня женою сделай,
Чтоб Капулетти больше мне не быть.
Старый человек, стоявший рядом с ней, внезапно преобразился. Мэри ответил самый прекрасный голос из всех звучавших в театре за много лет — возможно, за всю его историю:
Прислушиваться дальше иль ответить?
Она продолжила:
Лишь это имя мне желает зла...
Возможно, она спутала слова, но в ее голосе звучала страсть; ей потребуется основательная учеба, но в девушке ощущался огонь. Гаррик прошелся с ней по всей сцене; наконец она услышала, как он произнес своим чудесным голосом:
...все это сон?
Так непомерно счастье.
Так сказочно и чудно это все!
Мэри знала, что она должна добиться успеха; больше всего на свете она хотела сыграть эту роль, причем сыграть так, как ее еще не играл никто.
Ромео, словно по волшебству, превратился в мистера Гаррика — страстный и романтичный любовник стал язвительным стариком.
Он ничего не сказал и направился к выходу.
Шеридан пошел за ним; Мэри стояла и дрожала.
«Ну?» — сказал Шеридан. Мистер Гаррик остановился в задумчивости. Мэри показалось, что он не собирается отвечать.
Она бросилась к нему:
«Если вы дадите мне шанс, я буду работать, учиться... я буду учиться...»
«Тебе это необходимо»,— сказал мистер Гаррик и вышел из. комнаты.
Но таковы были его манеры. Мэри произвела на него впечатление; хотя она была новичком, он обнаружил в ней врожденное театральное чутье, без которого актеру не обойтись. К радости Шеридана и безграничному восторгу Мэри мистер Гаррик сказал, что он сам будет заниматься с ней; это означало, что ее дебют в «Друри-Лейн» состоится в восхитительной и крайне важной роли Джульетты.
***
Джульетта! Она будет помнить тот вечер в мельчайших подробностях. Тут было что запомнить — даже страх, охвативший ее перед поднятием занавеса. На Мэри было бледно-розовое атласное платье с оборками из крепа, расшитое серебряными нитями и украшенное блестками; белые перья украшали ее волосы; сцену в гробнице она играла в вуали из черного прозрачного газа; на талии висели четки с крестом. Не было нужды говорить ей о том, что на свете не существовало более прелестной Джульетты. Эта мысль воодушевляла ее; Мэри сознавала свою исключительную привлекательность, и это давало ей силы.
Ей исполнилось восемнадцать — она была на несколько лет старше Джульетты, но в первых сценах Мэри выглядела, как ребенок; позже по ходу спектакля она влюблялась, любила и слегка взрослела. Гаррик сказал, что это чудо необходимо тонко передать; он заставлял ее жить в образе Джульетты, быть Джульеттой, невинным ребенком и девушкой, которая внезапно превращается в женщину. И поскольку гений мистера Гаррика заставлял всех, кого он одаривал своим советом, стараться угодить ему и заслужить его похвалу, Мэри, зная о его присутствии в зале, была полна решимости вызвать у старого актера восхищение ее игрой.
О, чудо этой незабываемой ночи, когда она, Мэри, впервые предстала перед публикой! После мгновения тишины публика ахнула. Это было данью ее красоте. Можно ли было найти лучший фон, чем старческая фигура пожилой няни?
Ну, что еще?
Она боялась, что ее голос дрогнет, но он прозвучал чисто, прозрачно — это был голос настоящей Джульетты.
Ее карьера началась. Игра была ее профессией.
Что за вечер! Волнение нарастало ежеминутно. Аудитория жадно ловила каждое слово Мэри, люди не могли отвести от нее глаз. Это был вечер Джульетты. Волшебный вечер. Ее триумф. Она не могла не сознавать это. Мистер Шеридан встретил ее за кулисами, обнял и пылко поцеловал.
«Ты великолепна, Джульетта. Ты оправдала мои надежды».
Мэри засмеялась от счастья.
«Это самый счастливый вечер моей жизни»,— воскликнула она.
«Это только начало. Вот увидишь... Джульетта»,— сказал Шеридан.
Она снова вспомнила спектакль и восторг аудитории... последнюю сцену в гробнице...
Но вот кинжал, по счастью.
Сиди в чехле. Будь здесь, а я умру.
Зал ахнул, когда она упала рядом с телом Ромео и осталась лежать там.
Спектакль продолжался... а она думала: «Это конец наших невзгод. Я разбогатею. Стану великой актрисой. Всем этим я обязана мистеру Гаррику и мистеру Шеридану... и моей решимости».
Но повесть о Ромео и Джульетте
Останется печальнейшей на свете...
Занавес упал, и зал тотчас взорвался аплодисментами.
Занавес снова поднялся, и Мэри оказалась среди вышедших на сцену актеров; она улыбалась, раскланивалась.
К ее ногам бросали цветы, элегантно одетые мужчины толпились перед сценой. Занавес опустился, публика возмущенно заревела, занавес снова взлетел вверх. Мэри осталась одна... весь театр обезумел от радости.
Позже в «Зеленой комнате» ее окружили люди. Она слышала имена, которые мистер Робинсон произносил с трепетом благоговения. Там находился лорд Мальден, друг и конюший принца Уэльского; его черный бархатный камзол был расшит золотом.
«Миссис Робинсон, для меня большая честь поцеловать вашу руку...»
Герцог Камберлендский одобрительно рассматривал ее. Родной брат короля! В какое общество она попадает! И ей платят за это. Она не погрязнет в долгах.
«Герцог Камберлендский желает быть представленным».
Порочные глаза изучали ее. Его Светлость еще никогда не видел такой восхитительной Джульетты, Он выразил надежду, что она предоставит ему счастливую возможность любоваться ею чаще.
«О господи, нет, — подумала она,— я должна проявлять бдительность. Вам и всем другим придется понять, что я — леди, хоть и играю в театре». Шеридан оберегал ее. Он считал Мэри творением своих рук. Он увидел ее потенциал, уговорил Гаррика заниматься с ней. Она увеличит его доходы и сделает еще более счастливым.
«Миссис Робинсон утомлена, господа. Пожелайте ей хорошего отдыха, который она заслужила».
Она вернулась в свой дом на улице Великой Королевы и принялась говорить с матерью об этом вечере и грядущих триумфах.
***
Они пришли весьма быстро и в большом количестве, но Мэри больше не доводилось испытывать радостное волнение того первого вечера. Театр стал ее жизнью. Мать взяла на себя заботы о маленькой Марии; мистер Робинсон жил в их доме, но теперь он не имел права голоса. Ему приходилось помалкивать и не вмешиваться в жизнь жены. Мистеру Робинсону было невыгодно портить карьеру Мэри, потому что она оплачивала его карточные долги из своих гонораров и выдавала ему скромное пособие. Эта добавка к его зарплате, как презрительно говорила Мэри, позволяла ему обеспечивать себя и своих любовниц.
Мистер Робинсон пребывал в подавленном состоянии. Он поступил мудро, женившись на Мэри; он всегда знал это; теперь он убеждался в своей правоте. Конечно, обидно оказаться на втором плане, но зато жена обеспечивала его материально, к тому же он предпочитал кухонных девок утонченной красоте Мэри.
«Тяжкие дни остались в прошлом»,— говорила Мэри матери.
Похоже, это было правдой. С каждой ролью ее актерское мастерство возрастало, она становилась все прекрасней. Туалеты, которые она носила на сцене, восхищали ее; она уделяла им много внимания; перед каждой премьерой театралы гадали, в каких нарядах появится миссис Робинсон на этот раз. Публика могла быть уверена в одном: они будут необычными и красивыми.
Она посещала общественные места — «Пантеон» и «Ротонду», «Воксхолл» и «Рейнлаф»; везде люди с восхищением смотрели на знаменитую миссис Робинсон, одевавшуюся так, как не одевался до нее никто.
Шеридан восторгался ею, а она — им. Она находила его неотразимым и постоянно помнила о том, что он дал ей шанс. С ним она делилась своими проблемами; он знал, как ее раздражает мистер Робинсон с его вечными карточными долгами. Она рассказывала Шеридану о лишениях, выпавших на ее долю в долговой тюрьме. Он знал, что она никогда до конца не освободится от этих воспоминаний. Будучи талантливым драматургом, он понимал Мэри лучше, чем она сама понимала себя.
Мэри была прирожденной актрисой; на самом деле она играла не только на сцене, но и за ее пределами. История ее жизни была одной большой ролью, в которой Мэри являлась жертвой либо объектом восхищения, однако всегда оставалась в своих глазах порядочной и добродетельной героиней. Ее мотивы всегда представлялись благородными. Шеридан знал Мэри, и она пленяла его. Она обладала уникальной красотой. Он не мог сравнить Мэри со своей женой Элизабет. Красота Элизабет была одухотворенной. О, его святая Элизабет! Он любил Элизабет, но был влюблен в Мэри Робинсон и не считал себя обязанным, как он сам говорил, отказывать себе в чем-либо из ложного благородства. Она стала его любовницей. Она разыгрывала смущение, поначалу уклонялась от близости. Говорила ему, что чувствует себя неловко из-за того, что у него есть жена.
«А у тебя — муж,— напомнил он ей,— что делает нас парой».
«Ты шутишь о священных вещах».
Его дорогая Мэри не умела ценить юмор. Но он был очарован ее недостатками не меньше, чем достоинствами.
Она познакомилась с Элизабет, и это, по словам Мэри, вызвало в ее душе смятение.
Шеридан гадал, знает ли Элизабет о его связи с актрисой. Он не был уверен в этом. Но Элизабет уже давно освободилась от иллюзий. Он хотел бы объяснить ей, что его чувство к Мэри Робинсон было преходящим. Его жизнь связана с Элизабет; он был уверен, что сможет растолковать это жене, если она спросит его. Но она не делала этого. В то время она была поглощена их малышом Томасом, пением, чтением пьес, поступавших сотнями в «Друри-Лейн» от начинающих авторов, работой со счетами. Оставалось ли у Элизабет время на подозрения?
Но, возможно, ее родные откроют ей глаза. Ее брат Томас был музыкальным режиссером «Друри-Лейн» и работал в тесном контакте с управляющим театра. Томас, как все члены семьи Линди, был блестящим музыкантом; он сочинил песни для «Дуэньи». Еще у Элизабет была сестра Мэри, жена Ричарда Тикелла, знавшего почти все.
Но Элизабет ничего не говорила мужу; его роман продолжался, Мэри Робинсон стремительно поднималась к славе. Она и Элизабет Фаррен были ведущими актрисами своего времени; люди толпами валили в театр, чтобы посмотреть на них; эти женщины являлись любимицами как молодежи, так и более зрелой публики. Молодежь видела в них красивейших девушек Лондона; для зрителей постарше они были леди. Обе актрисы гордились тем, что они принесли на сцену новую утонченность и доказали, что театр может быть занятным без вульгарности.
Какие дни! Какой триумф! Мэри помнила роль Статиры в «Александре Великом». Она очаровала зал своими бело-голубыми персидскими нарядами и ненапудренными темными волосами. Она играла Фанни Стерлинг в «Тайном браке» и леди Анну в «Ричарде Третьем». Всегда с большим успехом. Какой триумф выпал на ее долю в пьесах «Неисправимый» и «Все за любовь!» Затем — Виола в «Двенадцатой ночи». Лишь однажды она познала провал, и то не по своей вине. Шеридану не удалось найти новую пьесу, и, чтобы обмануть публику, он решил показать «Неисправимого» под названием «Путешествие в Скарборо». Зал тотчас распознал подлог и стал выражать свое возмущение свистом. Ужасный момент — она стояла на сцене и впервые ощущала, что аудитория разлюбила ее.
Но даже это обернулось триумфом, потому что герцог Камберлендский, часто приходивший в театр полюбоваться Мэри из своей ложи, а потом в «Зеленой комнате», перегнулся через ограждение и закричал актрисе: «Не огорчайтесь, миссис Робинсон. Они освистывают не вас, а спектакль». Затем Шеридан вышел вперед и сказал зрителям, что им вернут деньги. Бунт был предотвращен.
Да, она могла с удовольствием оглянуться на три года успеха; а теперь... Утрата.
«В будущем,— решила она,— я всегда буду думать о себе как об Утрате».
ПРОИСШЕСТВИЕ В КОВЕНТ-ГАРДЕНЕ
Утрата с беспокойством посмотрела на себя в зеркало, но бессонная ночь не отразилась на ее внешности. Глаза девушки блестели, легкий румянец освежал обычно бледные щеки. Да, она не спала, но и не крутилась на кровати от тревог. Она лежала неподвижно и умиротворенно. Вспоминая события, которые вели к этому дню, она чувствовала, что скоро произойдет нечто чудесное.
Скоро придет миссис Армистед, которая поможет ей одеться. Как мудро она поступила, обзаведясь этим отдельным жильем, расположенным неподалеку от дома, где находились ее мать и ребенок. Она могла часто видеть их, не живя с ними под одной крышей. Конечно, гонорары актрисы не так велики, чтобы она могла позволить себе предаваться роскоши. Она могла наслаждаться роскошью, если бы согласилась платить за нее. Герцог Рутлендский предлагал ей шестьсот фунтов в год и роскошный особняк за право стать ее любовником. Герцог Камберлендский обещал еще большее вознаграждение. Но она отказала им всем, объяснив это Шеридану так: «Кем они меня считают? Дорогой проституткой... потому что я — актриса?»
Шеридан помог ей написать письма этим знатным людям.
«Мы не будем слишком суровы,— сказал он.— Театр не может позволить себе надевать маску оскорбленной добродетели. Мы продемонстрируем некоторое смущение - возможно, дадим надежду... Это обеспечит их регулярное появление в театре».
Шерри был очаровательным негодяем. Мэри стыдилась того, что она уступила ему; но в те дни, когда она делала первые шаги в театре, ей нужна была поддержка. Но когда она познакомилась с Элизабет... Да, именно так ей это представлялось. Тут ни при чем был его отказ дать ей роль леди Тизл. Причиной послужило ее уважение к Элизабет.