Лесли покосилась на Стрэнда. Сам он знал, что на лице у него отражается все, что он думал о дочери в данный момент. Причем не важно, замужем она или нет.
— Через неделю он сделал мне предложение, — с еле уловимым оттенком торжества продолжила Элеонор. — Но он предупредил меня, что рано или поздно непременно уедет из Нью-Йорка и будет издавать газету в каком-нибудь маленьком городке, возможно, за тысячи миль отсюда. И еще сказал, что не верит в браки, где муж живет в одном городе, а жена — в другом. Ну а я ответила: «Нет уж, спасибо, друг мой». Ну и мы… э-э… просто продолжали встречаться. Он представил меня своей семье. Надо сказать, исключительно милые люди. Приняли меня хорошо, все, кроме матери. Я ей, похоже, не понравилась с первого взгляда. Что и понятно. Она родилась в Италии, католичка, не пропускает ни одной воскресной мессы. И если еще была готова снисходительно смотреть на то, что ее дорогой сыночек время от времени ускользает из дома провести уик-энд с протестанткой-искусительницей, то одна лишь мысль о возможном браке повергала ее в ужас. Она готова была часами простаивать на коленях со свечой в руках перед статуей Девы Марии, лишь бы этого не случилось. Можете себе представить? Это в наши-то дни!..
Да, подумал Стрэнд. Представить легко. В наши дни проливаются моря крови — и лишь по той причине, что одни люди верят в одного Бога, а другие — в другого. И кровь еще не рожденных младенцев льется по той же самой причине. В этом смысле мать Джузеппе Джанелли являлась более современной женщиной, чем его собственная дочь.
— «Ничего, рано или поздно старушка смирится», — говорил мне Джузеппе, — продолжила свое повествование Элеонор. — Когда ее не было на горизонте, все шло прекрасно, и наша веселая жизнь так бы и шла своим чередом, но тут… — она сделала паузу, и голос ее зазвучал мрачно, — …тут он вдруг поехал в Джорджию, и какой-то человек сказал ему там, что он должен немедленно браться за дело. То есть издавать газету. Он позвонил мне из Джорджии и все рассказал. Кажется, и в этом случае не обошлось без Рассела. Он вам что-нибудь говорил?
— Да, — ответил Стрэнд.
— Джанелли заявил, что теперь у него есть работа, — лицо Элеонор стало серьезным, даже несколько скорбным, — и что, если я хочу видеть его снова, надо пожениться, причем немедленно. — Она вздохнула. — Джузеппе звонил мне из Джорджии ровно в семь часов вечера. Я сказала, что должна подумать. Он дал мне время — до утра. Мамочка! — воскликнула вдруг Элеонор. — Я просто не могу без него жить!.. Что бы ты сделала, если бы папа предъявил тебе такой ультиматум и ты бы при этом точно знала, что он не шутит?
Лесли перегнулась через стол и взяла Стрэнда за руку.
— Я бы поступила в точности так же, дорогая, — ответила она.
— Ну и доказала бы тем самым, что ты просто дура! — рявкнул Стрэнд.
— Ничего подобного, — с мягким укором произнесла Лесли.
— Утром я позвонила Джузеппе и сказала ему «да», — еле слышно прошептала Элеонор.
— Но почему именно Лас-Вегас? — сердито спросил Стрэнд. — И вообще, зачем понадобилось пороть такую горячку?
— А что бы ты предпочел? — Элеонор поднялась и начала расхаживать по комнате. — Пышную свадьбу со священником и родственниками, поющими «О соле мио»? И с его мамочкой, насылающей черные проклятия на всю нашу семью? Если уж быть до конца честной, то и я, и Джузеппе не хотели дать друг другу времени передумать. Да и потом какая разница? В Лас-Вегасе по крайней мере эту церемонию не затягивают. Настоящий инкубатор свадеб. И мы страшно веселились. Джузеппе выиграл тысячу двести долларов в казино. Как раз хватило на кольца и оплатить номер в гостинице. Мамочка, папочка, пожалуйста, прошу вас, не сердитесь на меня! Я так счастлива!.. И собираюсь быть счастливой и впредь. Ну разве было бы лучше, если бы я осталась в Нью-Йорке и вечерами в одиночестве бродила из одного бара в другой? А потом мое имя появилось бы на дверях под табличками «Помощник вице-президента помощника вице-президента отдела жалоб на повышение цен и снижение занятости» в ста двадцати крупнейших компьютерных компаниях Америки?
— Прекрати кривляться, — сказала Лесли. Она встала, обняла Элеонор и поцеловала в лоб. — Раз ты счастлива, то и мы тоже счастливы.
Через плечо матери Элеонор вопросительно взглянула на Стрэнда:
— Ты тоже так думаешь, пап?
— Полагаю, что да, — устало ответил Стрэнд. — Ну а где сейчас твой муж?
— В Грэме, штат Джорджия. Один из самых быстро развивающихся, но пока что еще очень милый и тихий старомодный городок во всем Солнечном поясе[31] Соединенных Штатов. Собрания Ротари-клуба[32] проходят по вторникам.
Стрэнд никак не мог понять, смеется дочь или плачет.
— Ну а твой муж? Он собирается здесь появиться или нет?
— Только под покровом ночи. Вообще-то он храбрый парень. Но недостаточно смел, чтоб предстать перед мамочкой, по крайней мере в течение года или двух. Так вы благословляете мой брак или нет? — Элеонор отошла от Лесли и вызывающе смотрела на родителей.
— Я тебе не папа римский. И благословения не по моей части, — проворчал Стрэнд, а потом поднялся и обнял ее. — А вот поцеловать тебя могу.
Элеонор стиснула отца в объятиях.
— Не кажется ли тебе, что теперь самое время поднять тост за молодых?
— В доме ни капли! — сердито воскликнул Стрэнд. — Твой братец Джимми все выпил.
Элеонор расхохоталась, а Лесли лишь вздохнула:
— Ах, Аллен, Аллен…
— Ну и ладно. — Элеонор и уселась за стол. — Время еще детское. Расскажите мне о своей поездке.
— Все было просто замечательно, — сказал Стрэнд. — Но я думаю, вам, дамам, есть о чем поговорить наедине. А я, пожалуй, пойду лягу. День выдался такой длинный.
Назавтра, прямо с раннего утра, Элеонор, Джимми и Линда Робертс уже сидели в приемной больницы, когда туда приехали Лесли со Стрэндом. На Джимми были голубые джинсы и черная водолазка, с шеи свисало на цепи какое-то массивное золотое украшение. Его рабочая одежда, подумал Стрэнд. Однако в кои-то веки Джимми выглядел собранным и серьезным. Кэролайн только что увезли на каталке в операционную, доложила Элеонор. Ей уже дали успокоительное, но она все же умудрилась вяло и сонно махнуть им рукой, когда ее провозили через холл. Стрэнд старался не думать о том, что происходит сейчас наверху, в операционной. Знакомый больничный запах действовал на него умиротворяюще. Он сам прошел через все это и выжил. И когда лежал в больнице, видел почему-то много снов, но теперь совершенно не помнил, о чем они были, эти сны, помнил только, что неприятными их вряд ли можно было назвать. И теперь надеялся, что и его дочке тоже будут сниться сны — о том, как она выигрывает соревнования, принимает призы, танцует в объятиях красивых молодых людей.
Лесли захватила с собой вязанье, и тишину приемной нарушало тихое позвякивание спиц. Он знал, что она вяжет для него свитер. Последний раз, насколько он помнил, она вязала, сидя рядом с его кроватью в палате интенсивной терапии. Вяжет исключительно в больницах, подумал он. Что ж, оставалось лишь надеяться, что свитер будет готов, когда ему стукнет девяносто.
Когда Лесли первый раз оказалась в больнице — рожала Элеонор, — Стрэнд начал читать детектив Реймонда Чэндлера. Как правило, он вообще не читал детективов и захватил эту книгу только потому, что она лежала под рукой, на столике в прихожей. Страдания Лесли длились недолго, и он успел прочесть лишь несколько страниц, когда в приемной появился врач и сообщил, что у него родилась дочка. Позднее он никак не мог вспомнить, о чем шла речь на тех первых страницах, и, когда Лесли повезли на «скорой» в больницу рожать Джимми, взял с собой ту же книгу — просто из суеверия. Начал читать ее сначала и снова одолел лишь несколько первых страниц. Потом он убрал эту книгу в надежное место, где бы она хранилась в ожидании следующих родов, и, разумеется, захватил с собой, когда на свет должна была появиться Кэролайн.
Теперь же, в суматохе сборов и приготовлений к переезду, книга исчезла. Он никак не мог найти ее, и никто не знал, куда ее запихнули. Ничего, найдет к тому времени, когда Элеонор отправится рожать своего первенца. Может, только тогда наконец узнает, кто кого убил.
Они прождали, наверное, уже целый час, когда появился Хейзен. Цветущий, загорелый, он выглядит в больнице как-то неуместно, подумал Стрэнд, хотя на правой руке у Рассела красовалась повязка. Прищемил дверцей автомобиля, объяснил он. Он также сообщил, что говорил с доктором Леардом накануне и тот якобы сказал, что операция займет не больше полутора часов и беспокоиться совершенно не о чем. Уже через двадцать четыре часа Кэролайн сможет уехать домой.
Лесли вязала все быстрее и быстрее, спицы звякали, и это почему-то сильно действовало Стрэнду на нервы. Он поднялся и вышел в коридор, где начал расхаживать взад-вперед, стараясь не заглядывать в открытые палаты, где на кроватях лежали люди, а в изголовьях на стояках были подвешены какие-то пластиковые мешки и из них тянулись трубки, воткнутые больным в ноздри и руки. Смех медсестер в дальнем конце коридора вдруг показался ему оскорбительным.
Лесли вязала все быстрее и быстрее, спицы звякали, и это почему-то сильно действовало Стрэнду на нервы. Он поднялся и вышел в коридор, где начал расхаживать взад-вперед, стараясь не заглядывать в открытые палаты, где на кроватях лежали люди, а в изголовьях на стояках были подвешены какие-то пластиковые мешки и из них тянулись трубки, воткнутые больным в ноздри и руки. Смех медсестер в дальнем конце коридора вдруг показался ему оскорбительным.
Хейзен тоже вышел и начал молча расхаживать рядом с ним. Потом откашлялся.
— Аллен, — начал он, — думаю, сейчас самое время сказать вам это. Пока другие нас не слышат… Во-первых, ни в какую автомобильную аварию Кэролайн не попадала.
Стрэнд остановился и уставился на Хейзена.
— О чем это вы?
— Помните, доктор Леард просил меня зайти к нему в кабинет, после того как осмотрел Кэролайн?
— Да. И вы обсуждали с ним пластическую операцию.
— Обсуждали, но это еще не все. Он не просто осмотрел Кэролайн. Он расспросил ее обо всем, что случилось. Объяснил, что подобного рода травмы не могли возникнуть так, как она описывает, подчеркнул, что врачам всегда необходимо знать всю правду. Ну и она ему рассказала. А правда заключалась в том, что этот мальчишка, Джордж, ее избил.
— Что?! — Стрэнд почувствовал, как у него подогнулись коленки.
— Да, они действительно сидели в машине, — мрачно продолжил Хейзен, — но не на дороге. На пляже. Одни. И он пытался раздеть ее, а Кэролайн сопротивлялась. И тогда он ее ударил.
— О Боже…
— Грязная маленькая свинья!.. Он больше никогда не посмеет сделать ничего подобного, — злобным и ровным тоном произнес Хейзен. — Вчера я преподал ему хороший урок. — Он приподнял забинтованную руку. — Две костяшки пальцев сместились, но дело того стоило, уверяю. А потом пошел к его отцу и предупредил, что, если еще хоть раз увижу этого подонка в Хэмптоне, просто разорю его, и все. И этот несчастный старый осел знает, что так я и поступлю. Более того, он оплачивает содержание в больнице и операцию. — Хейзен мрачно и торжествующе улыбнулся. Затем лицо его снова стало серьезным. — Я долго не мог решить, рассказывать вам это или нет, но потом пришел к выводу, что вы должны знать.
— Спасибо, — тупо произнес Стрэнд. — Да, конечно, должен.
— Но думаю, что остальным рассказывать не стоит. Особенно Джимми. Он может вообразить, что обязан что-то предпринять, отомстить, а куда это может завести, одному Богу известно. Проблема юного мистера Джорджа улажена раз и навсегда, и лучше оставить все как есть. Я чувствую себя ответственным за то, что случилось. Ведь я сам пригласил это ничтожество в дом, именно в моем доме они с Кэролайн познакомились. А потому именно я должен был предпринять необходимые меры и предпринял. И прошу прощения у вас и у всей вашей семьи.
— Но вы ни в чем не виноваты.
Наконец-то Стрэнд отыскал в коридоре кресло, стоявшее возле запертой двери, и рухнул в него, весь дрожа и чувствуя, как его захлестывают волны бессильной ярости. Если бы в этот момент перед ним оказался этот мальчишка, он бы набросился на него и попытался убить. Хотя Стрэнд в жизни не дрался, да и сил не хватило бы даже на то, чтобы причинить вред котенку. Осознавая это, он чувствовал, что обесчещен и опозорен — ведь возмездие, бывшее его прерогативой по праву, вырвал из рук другой человек.
— Вы в порядке? — встревоженно спросил склонившийся над ним Хейзен. — Вы побелели как полотно.
— Обо мне не беспокоитесь, — хрипло пробормотал в ответ Стрэнд. — Оставьте меня одного, хотя бы на минуту, пожалуйста.
Хейзен окинул его долгим пристальным взглядом, затем вернулся в приемную. Стрэнд все еще сидел в коридоре, пытаясь унять дрожь в руках, когда вдруг увидел доктора Леарда. Тот заметил его и остановился.
— Мы все закончили, мистер Стрэнд, — сказал врач. — Операция прошла как нельзя более удачно. Вашу дочь сейчас привезут вниз.
— Благодарю вас, — ответил Стрэнд, продолжая сидеть. — Все остальные в приемной. Будьте добры, сообщите им.
Доктор похлопал его по плечу — жест, не входящий в обязанности лучшего специалиста в своей области, — и прошел в приемную.
Стрэнд по-прежнему сидел в кресле, когда мимо него провезли на каталке Кэролайн. Тут он поднялся и взглянул на нее. Личико, насколько позволяли видеть покрывавшие его повязки, было умиротворенным, как у спящего и очень счастливого ребенка.
И тут он заплакал, сам не понимая, что плачет.
Глава 4
Он сидел за большим письменным столом, освещенным простой лампой с зеленым стеклянным абажуром, в кабинете «Мэлсон-резиденс». Так теперь назывался его дом, и находился он в кампусе школы Данбери. Ключи от дома дал ему архивариус. Джимми привез его из Нью-Йорка на машине, одолженной у какого-то приятеля. Джимми был далеко не в восторге от старого и скрипучего деревянного дома, который, как предполагалось, должен был стать приютом для родителей на годы — по крайней мере до тех пор, пока отец здесь работает. Учительские апартаменты, отделенные от помещений, где жили мальчики, длинным и темным коридором, были достаточно просторны, но обставлены оказались скупо, какой-то невыразительной и довольно обшарпанной мебелью.
— Не слишком роскошно, верно, папашка? — заметил Джимми, после того как они внесли сумки Стрэнда.
— А мы выбросим большую часть этого хлама, — сказал Стрэнд. — Твоя мама перевезет сюда уйму вещей. И уверен, как только приедет сама, тут же наведет порядок и уют.
Лесли осталась в городе, поскольку не могла бросить Кэролайн. Бинты у девочки еще не сняли, но доктор Леард гарантировал, что через две недели Кэролайн будет готова ехать в Аризону, где ей предстоит учиться. Лесли решила ехать с ней, чтобы побыть с дочерью первое время.
— Очень бы хотелось остаться и составить тебе компанию, папашка, — сказал Джимми. — Мне ненавистна сама мысль о том, как ты в течение двух недель будешь слоняться один-одинешенек по этому амбару.
— Я не буду один, — ответил Стрэнд. — Послезавтра начнут приезжать мальчики.
— И скольких же молоденьких петушков ты должен опекать?
— Всего девять.
— Бог тебе в помощь, папашка.
— Ну уж если с тобой в свое время справлялся, — усмехнулся Стрэнд, — то и с этими девятью разбойниками как-нибудь найдем общий язык. Мне еще здорово повезло. Другим учителям достались дортуары с шестьюдесятью мальчишками.
Джимми рассмеялся.
— Если кто из них тебя обидит, дай мне знать. Выбью из Соломона еще один день за свой счет, приеду и отколошмачу их всех до единого. — Он взглянул на наручные часы. — Ладно, мне пора. Обещал вернуть машину до закрытия офиса. — И тут, что было совершенно для него нехарактерно, Джимми вдруг подошел к отцу и крепко обнял его. — Пожалуйста, будь осторожен. Эти маленькие чертенята способны притворяться настоящими святошами.
— После школы в Нью-Йорке это место покажется настоящим раем, — сказал Стрэнд.
— Нет в наши дни никакого рая, нигде. — Джимми крепко пожал руку отцу, презрительно щурясь, взглянул на отставшие от стен обои и вышел. Минуту спустя Стрэнд услышал, как завелась и отъехала машина. И дом погрузился в полную тишину. Тишину, к которой, как догадывался он, еще придется долго привыкать после постоянного нью-йоркского шума.
Чуть позже тем же днем в доме директора должно было состояться чаепитие. Архивариус дал Стрэнду карту кампуса, чтобы было легче ориентироваться. Выйдя из дома, он пересек футбольное поле, на котором тренировались прибывшие раньше других мальчики. С громкими криками носились они по густой ухоженной зеленой траве, обменивались пасами, били по воротам. Сам кампус с домами в георгианском стиле и увитыми плющом стенами больше походил на загородный клуб, а не на школу. И Стрэнд криво усмехнулся, мысленно сравнивая его с мрачными зданиями нью-йоркских школ, в которых ему довелось преподавать, а также с пыльными и затоптанными спортивными площадками стадиона Льюнсона в Городском колледже. Стадион этот построили много лет назад, и Стрэнд, не испытывавший к родному колледжу никаких ностальгических чувств, ни разу не заходил туда со дня выпуска, а потому понятия не имел, какие на том месте возвели здания. Там, где грязные и низкорослые мальчишки из гетто некогда бешено и безуспешно сражались друг с другом солнечными осенними днями. Да у Городского колледжа даже футбольной команды больше не было. Экономия во всем. Сразу видно, что в Данбери принципа экономии не придерживались.
Чаепитие проходило на лужайке, что раскинулась за домом директора. Дом представлял собой белое здание, обшитое деревянными панелями, с порталом над входом. Одежда на приглашенных была самая неофициальная, и вообще это мероприятие напоминало Стрэнду одно из тех сборищ, на которые Хейзен их часто возил летом в Хэмптоне. Супруга Бэбкока, полная и солидная дама в цветастом хлопковом платье и большой широкополой соломенной шляпе, начала представлять его гостям. Он услышал множество имен и увидел более пятидесяти новых лиц, которые следовало запомнить. Большая часть гостей оказалась или холостяками, или старыми девами. Стрэнд знал, что Лесли сочла бы это плохой рекламой заведению. Она считала неестественным холостяцкий статус любого человека, возраст которого перевалил за двадцать пять. Стрэнд вдруг пожалел, что ее нет рядом. Ведь Лесли всегда запоминала имена, а он, напротив, забывал, едва услышав.