— Он ей прямо так и сказал? — изумилась Лесли и даже немного отодвинулась от мужа.
— Да, он ей все рассказывает. Так она, во всяком случае, утверждает.
Лесли покачала головой.
— Скверный признак, — заметила она. — Особенно если девочка верит, что это именно так.
— Лично я не стал бы слишком переживать по этому поводу.
— А почему бы ей не привести его в дом, не познакомить с нами? — В голосе Лесли появилось легкое раздражение.
— Пока еще Элеонор в нем не совсем уверена, так она сказала.
Лесли снова умолкла. А потом, после паузы, спросила:
— А как ты думаешь, может, они сейчас тоже в постели… ну, как мы?
— Ну, уж не как мы, это точно.
— Знаешь, она меня немного пугает, — продолжала Лесли. — Слишком уверена в себе.
— Как Моцарт.
— Что? — Женщина удивилась.
— Разве ты забыла, что мистеру Кроувеллу не правится в Моцарте?
— Ах, ну да! А я в ответ сказала, что конец Моцарта был трагичен.
— Наша Элеонор вполне в состоянии о себе позаботиться.
— Не знаю… Вечно норовит сделать все по-своему. И если вдруг, не дай Бог, конечно, случится что-то плохое… ну, я не знаю что… она может оказаться вовсе и не такой сильной, как думает. И тогда трудно сказать, как она себя поведет. Может, мне стоит произвести небольшую разведку, узнать, что он собой представляет, этот молодой человек?
— Я бы на твоем месте не стал этого делать.
— Почему нет?
— Ты можешь обнаружить нечто неприятное. То, что тебе не понравится. И будешь потом переживать.
Лесли вздохнула:
— Наверное, ты прав. Мы не можем служить вечной броней нашим детям. Можем быть только поддержкой.
Стрэнд рассмеялся:
— Ты так говоришь, точно дни и ночи напролет просиживаешь в моей библиотеке и читаешь.
— Да я вообще делаю много такого, о чем другие и не догадываются! — развеселилась Лесли. — Спать хочешь?
— Так, немножко…
— Тогда спокойной ночи, милый. — Она придвинулась поближе к нему. Но через несколько секунд заговорила снова: — А она вроде бы не слишком одобрила нашего незваного гостя, как тебе показалось?
— Да, не особенно.
— И Джимми тоже. Ты заметил?
— Да.
— Хотя, судя по манерам, он джентльмен с головы до пят.
— Может, именно поэтому дети и восприняли его едва ли не в штыки, — сказал Стрэнд. — Знаешь, истинное джентльменство выглядит в наши дни как-то подозрительно. Молодые люди склонны приравнивать его к лицемерию. Между прочим, Хейзен думает, что где-то видел меня прежде.
— А где именно?
— Он не мог вспомнить.
— А ты?
— Понятия не имею.
— А знаешь, что Джимми сказал про него, когда вы пошли ловить такси?
— Что?
— Что он выражается в точности как те люди, которых попересажали в тюрьму по уотергейтскому делу. Сказал, что у мистера Хейзена губчатый словарь. Уж не знаю, что он имел в виду.
— Ровно в половине случаев я и сам не понимаю, что имеет в виду Джимми, когда говорит со мной, — заметил Стрэнд.
— Но он все равно очень хороший мальчик! — с вызовом произнесла Лесли.
— Я же не сказал, что он плохой. Просто использует совсем другие, непонятные нам выражения.
— А тебе не кажется, что и наши родители испытывали то же самое, когда мы были в возрасте Джимми, а?
— Ну вот, снова завела свою песню о поколениях, мать… — шутливо поддразнил жену Стрэнд. — О том, как они приходят и уходят…
— Можешь смеяться надо мной, если хочешь. Однако… — Лесли не закончила фразы. — Ладно, как бы там ни было, вечер выдался довольно интересный.
— Знаешь, на улице Хейзен сказал, что наслаждался каждой его минутой.
— Бедняга… — пробормотала Лесли и поцеловала Стрэнда в шею. — Ладно, давай-ка спать.
Глава 3
«Я завидую вашей семье, сэр», — прозвучал чей-то голос из прошлого. Но когда? Несколько лет назад? Прошлой ночью?.. «Сверх всякой меры…» Кто говорил это? Кому? О какой семье шла речь?..
Стрэнд читал в спальне. Для Лесли субботнее утро обычно было связано с множеством хлопот. С восьми утра и до часу непрерывным потоком шли ученики, и Стрэнд закрылся в комнате, чтобы не слышать фальшивого и тупого бряканья клавишей. Читал он для собственного удовольствия. На тумбочке возле постели у него лежали две книги, к которым он любил прибегать в моменты, подобные этому, — «Завоевание Мексики» Прескотта и «Завоевание Перу». Он был по природе своей кабинетным ученым, и самые дальние вылазки за материалами сводились к походам в читальные залы публичной библиотеки на Сорок второй улице. А потому он особенно ценил красочные описания слепого ученого, заточившего себя в Кембридже, его пространные рассказы об отчаянных подвигах, которые совершали в дальних уголках планеты неукротимые смельчаки. Именно они изменили лицо планеты — всего-то с помощью нескольких шпаг да отряда кавалеристов. Эти мужчины ни на миг не задумывались о том, какой вердикт спустя столетия им вынесет история — вернее, обитатели континента, испытывающие вместо них чувство вины за все эти кровавые подвиги.
Совсем другое ценил Стрэнд в работах Сэмюэля Элиота Морисона, который принимал участие в морских сражениях, бороздил океаны по следам Колумба и Магеллана и с такой выразительностью и жестким натурализмом описывал плавания на примитивных суденышках и кровавые битвы. Будь Стрэнд по природе своей амбициозным, он бы обязательно стремился пойти по стопам Прескотта. Потому как, с грустью признавался он сам себе, жизнь человека, подобного Морисону, ему просто не по плечу.
В молодости он мечтал стать ученым с именем. И учился уже на последнем курсе колледжа, когда внезапно умер отец, оставив после себя жалкую мастерскую по ремонту электроприборов, постоянно болеющую жену и ничтожную сумму в страховых облигациях. Стрэнду пришлось проститься с мечтой о дальнейшем образовании. Он решил ограничиться малым — получить лицензию на право преподавания истории в старших классах школы. Там он по крайней мере мог работать в любимой им области и зарабатывать на жизнь себе и матери. К тому времени, когда мать умерла, он был уже женат на Лесли и у них родилась дочь. А потому он продолжал преподавать, читать книги по истории, но до сочинения их дело так и не дошло. И хотя порой Стрэнд сожалел о том, что карьера ученого у него не сложилась, выпадали и в его жизни счастливые моменты и в целом он был доволен жизнью. Перечитывание любимой книги тихим и спокойным субботним утром как раз принадлежало к числу таких моментов.
Он позавтракал рано в обществе Лесли и Кэролайн, краем уха прислушиваясь к их болтовне и просматривая за кофе «Таймс». Дочь заявила, что будто бы слышала, что Джимми вернулся в три. Дверь в его комнату была до сих пор закрыта, и Кэролайн считала, что братец поднимется не раньше двенадцати. Похоже, события вчерашней ночи никак не отразились на девочке. За завтраком она сидела уже в костюме для игры в теннис, а сразу же после него отправилась играть, прихватив старую деревянную ракетку и пообещав вернуться домой до наступления темноты.
Утром по субботам к ним приходила миссис Кертис — делать уборку в доме, отвечать на звонки и впускать детей, приходивших на уроки. Иногда Лесли зазывала Стрэнда в гостиную — послушать какого-нибудь маленького мальчика или девочку, которые обещали в будущем стать настоящими пианистами. Но сегодня Стрэнд не удостоился приглашения ни на один из таких импровизированных концертов, потому сделал вывод, что ни одного стоящего внимания таланта Лесли не выявила, а следовательно, за ленчем жена будет в дурном расположении духа.
Он уже, наверное, раз в пятнадцатый перечитывал описание битвы Кортеса за мощеную дорогу, открывавшую путь войскам на Мехико, как вдруг зазвонил телефон. Стрэнд спустился в холл и взял трубку. Это оказалась Элеонор.
— Как Кэролайн? — первым делом спросила она.
— Никаких видимых повреждений, — ответил Стрэнд.
— Я тут провела маленькое домашнее расследование, — сказала Элеонор. — Касательно мистера Рассела Ренна Хейзена. Заглянула в «Кто есть кто». Знаешь, нашей малышке удалось подцепить настоящего кита!
— Кита? Что-то не понял…
— Ну, большого и важного человека, — объяснила Элеонор. — Он глава одной из крупнейших адвокатских фирм на Уолл-стрит. Фирма основана его отцом, теперь уже покойным. Он состоит членом совета директоров примерно дюжины гигантских корпораций, начиная от нефтяных и кончая агропромышленными и химическими. Является профессионалом старой школы, имеет одну из богатейших в Америке коллекций импрессионистов и прочих шедевров современного искусства. Коллекцию начал собирать еще отец, и она неустанно пополняется его смышленым мальчиком. Хейзен также упоминается в связи с различными музеями, которые поддерживает, и оперой. Известен как меценат. В незапамятные времена играл в хоккей за команду Иельского университета, является членом Национального олимпийского комитета, а также членом множества клубов, в том числе таких престижных, как «Ракетка», «Сенчури» и «Юнион-клаб». Женат на леди, имя которой упоминается в «Светском альманахе»,[6] в девичестве Кэтрин Вудбайн. Имеет троих детей, уже взрослых. Двух дочерей и сына. Продолжать или хватит?
— Думаю, достаточно, — ответил Стрэнд.
— Правда, в этом самом «Кто есть кто» ни слова о том, что он вечерами катается на велосипеде, — продолжала Элеонор. — Но думаю, об этом обязательно будет упомянуто в следующем выпуске. Я еще за обедом подумала: он не из тех полоумных, что ходят поправлять здоровье в Центральный парк.
— И я сразу понял, что он человек непростой, — сказал Стрэнд. — Правда, следует отдать ему должное, он не афиширует свое высокое положение.
— А ему и не надо. Скажи, есть у тебя хотя бы один знакомый, о ком упоминалось бы в «Кто есть кто»?
— Сразу и не вспомнишь, — ответил Стрэнд. — Кажется, имеется один. Старый профессор, из школы Джуллиард, где училась твоя мама… Вот, пожалуй, и все. А о чем вы говорили в такси?
— Он спросил, что я имела в виду, когда сказала, что вкалываю как проклятая. По его мнению, мы должны принадлежать к среднему классу.
— Ну и что ты ответила?
— Сказала, что это просто так, фигурально выражаясь. А еще он сказал, что очень бы хотел увидеть всех нас снова. Вообще он произвел на меня впечатление очень одинокого человека. Хотя после того, что я прочитала, вряд ли такое возможно…
— А у меня создалось впечатление, — заметил Стрэнд, — что он тебе не очень-то понравился.
— Не то чтобы так, — ответила Элеонор. Голос ее звучал несколько неуверенно, словно она сама никак не могла разобраться, какое впечатление произвел на нее Хейзен. — Просто между ним и нами пропасть. Да что там пропасть — самая настоящая бездна! Тебе не кажется?
Стрэнд рассмеялся.
— Ну, я не слишком большой специалист по безднам… Ладно, не важно. Лучше скажи, мы тебя увидим в следующий уик-энд?
— Боюсь, что нет, пап. Не сердись. Но я уезжаю в Коннектикут, насладиться природой и все такое прочее. В понедельник позвоню.
— Что ж, желаю приятно провести время. — И Стрэнд повесил трубку. Интересно, где это Элеонор раздобыла «Кто есть кто»? Не похоже, чтобы она успела побывать в библиотеке, а то, что в доме у дочери этой книги нет, Стрэнд знал точно. Возможно, она звонила из квартиры своего молодого человека. И Стрэнд тут же запретил себе думать о том, чем они занимались этой ночью, после того как Элеонор отвезла Хейзена. Удрученно покачав головой, он подумал: в конце концов, это ее жизнь.
Он вернулся в спальню и снова взялся за Прескотта. И, рассеянно листая страницы, размышлял — без малейшего, впрочем, чувства зависти, — почему это Хейзену удалось столь многого добиться в жизни, во всяком случае, по уверениям Элеонор. А вот ему — нет…
Наконец он снова сосредоточился на книге, но тут в дверь постучали. Это была миссис Кертис.
— Пришел тот самый человек, который обедал тут у вас вчера, — сообщила она. — Выглядит кошмарно, на лице все цвета радуги, но он принес букет для миссис Стрэнд. Спрашивает, не могли бы вы выйти к нему на минутку, если, конечно, не слишком заняты. И еще он хотел забрать свой велосипед, но Александра сегодня утром не будет.
— А когда вернется Александр? — спросил Стрэнд, надевая потрепанный твидовый пиджак, свою обычную воскресную одежду, и всовывая ноги в мокасины.
— Не раньше чем через час. Поехал в город, искать какую-то деталь для бойлера.
Стрэнд прошел по темному длинному коридору мимо закрытой двери в спальню Джимми, затем вышел в прихожую. На стенах висели литографии, какие-то старые афиши, а также натюрморт работы Лесли. Не упомянутой в «Кто есть кто», подумал Стрэнд. Хейзен держал в руках огромный букет цветов, завернутый в бумагу. На столике лежал еще какой-то продолговатый предмет, тоже в оберточной бумаге.
— Доброе утро, сэр, — поздоровался Хейзен. — Надеюсь, не слишком вас побеспокоил?
— Доброе утро, — отозвался Стрэнд, и мужчины обменялись рукопожатием. — Утром по воскресеньям меня никто не может побеспокоить. Это у меня время для ничегонеделанья.
Миссис Кертис была права: Хейзен действительно выглядел ужасно. Поверх повязки он натянул шерстяную лыжную шапочку, отчего голова казалась непропорционально большой. Лицо опухшее, бесформенное, кожа на щеке приобрела смешанный желтовато-пурпурно-зеленый оттенок. Но глаза были ясными, блестящими, да и одет он был в отличный темно-серый костюм. А дорогие кожаные туфли сверкали, точно полированное красное дерево.
— Ну, как прошла ночь? — осведомился Стрэнд.
— Прошла. — Хейзен пожал плечами. — А как ваша дочь?
— Уже убежала играть в теннис. И за завтраком была весела, как птичка.
— Молодость! Уникальная способность быстро восстанавливать физические и душевные силы, — заметил Хейзен.
Все время говорит какие-то банальности, подумал Стрэнд.
— Вот, принес цветы вашей жене. — Хейзен пошевелил букетом, отчего бумага тихонько зашелестела. — В знак признательности за ее бесконечную доброту и участие.
— К сожалению, она сейчас занята. У нее урок, — сказал Стрэнд.
— Да, я слышу, — кивнул Хейзен. И ни словом не обмолвился о качестве того, что слышит.
— Но она будет очень рада. Миссис Кертис, не будете ли вы так добры поставить цветы в вазу?
Миссис Кертис приняла букет из рук Хейзена и отправилась с ним в ванную.
— Тут у меня и для Кэролайн кое-что. — Хейзен указал на продолговатый пакет, лежавший на столике. — Новая ракетка. Фирмы «Хед». Я заметил, что та ракетка, которую она повредила, обороняя меня, была именно фирмы «Хед».
— О, а вот это вы совершенно напрасно! — воскликнул Стрэнд. — Однако, уверен, девочка будет просто в восторге.
— Там же, в пакете, и приспособление для натягивания струн, — добавил Хейзен. — Поскольку мне не известно, насколько туго она предпочитает их натягивать. Всего-то и надо, что занести ракетку в магазин теннисных принадлежностей «Сакс», и они сделают все, что необходимо.
— А у вас выдалось хлопотное утро, мистер Хейзен, — заметил Стрэнд. — Еще и одиннадцати нет, а вы уже успели побывать и в «Саксе», и в цветочном магазине.
— Я жаворонок, — ответил Хейзен. — Еще одна черта, унаследованная от отца.
— Мне кое-что известно о вашем отце, — проговорил Стрэнд.
— Вот как? — равнодушным тоном откликнулся Хейзен. — Что ж, это неудивительно.
— Недавно звонила моя старшая дочь, Элеонор. Она нашла ваше имя в справочнике «Кто есть кто».
— О, вот как? А мне показалось, моя особа ее мало заинтересовала.
— Она сказала, что там и словом не упомянуто о том, что вы приверженец велосипедных прогулок.
Хейзен улыбнулся:
— Пусть эта деталь моей биографии останется между нами, договорились? Полагаю, мне не следует гордиться тем, что произошло прошлой ночью.
— Не вижу в том вашей вины, — заметил Стрэнд.
— Я мог бы остаться дома, — сказал Хейзен. — Я допустил глупость, пренебрег тем обстоятельством, что время было уже позднее. Однако… — Тут лицо его просветлело. — Иначе мне не удалось бы познакомиться с вами и вашей чудесной семьей. Я действительно отнял у вас массу времени. Я хотел оставить ракетку и цветы внизу, в вестибюле, забрать свой велосипед и уйти. Звонил, но у домовладельца никто не отвечал, вот я и…
— Да, его сейчас нет, — сказал Стрэнд. — Можете подождать здесь немного? Пойду спрошу у миссис Кертис, где ключ от подвала.
— Благодарю вас, — сказал Хейзен. — Если вам не трудно.
Миссис Кертис была на кухне, ставила букет в вазу с водой.
— Красивые цветы, не правда ли? — заметил Стрэнд. О цветах он имел самое смутное представление. Нет, он мог отличить розы и хризантемы, но всегда терялся при определении остальных представителей цветочного царства.
— На те деньги, что за них заплачены, — проворчала в ответ миссис Кертис, — вы могли бы кормить семью целую неделю.
— Мистер Хейзен хотел бы забрать из подвала свой велосипед, — сказал Стрэнд, игнорируя комментарий миссис Кертис об экономической ситуации, сложившейся в его семье. — Вы знаете, где Александр держит ключи?
— Ступайте в бойлерную, — ответила миссис Кертис, — дверь там не заперта. Справа увидите на стене полочку. И там, на ней, в углу, найдете ключ. Что, этот человек собрался ехать через парк на велосипеде в таком состоянии?
— Наверное.
— Да он всех зверей в зоопарке перепугает до смерти, из клеток разбегутся, бедняжки. — Миссис Кертис снова поправила цветы в вазе. — Не забудьте положить ключ на место.
— Не забуду, — обещал Стрэнд. И пошел обратно в прихожую, где его дожидался Хейзен. На лице адвоката застыла еле заметная гримаска неудовольствия — он прислушивался к гаммам, которые, отчаянно фальшивя, кто-то наигрывал в гостиной. Стрэнд улыбнулся.
— Обычно бывает гораздо лучше, — заметил он. — Просто этот ученик Лесли не принадлежит к разряду музыкальных звезд.
— Что ж, и такой труд уже сам по себе награда, — заметил Хейзен, перестав хмуриться. — Вообще все эти молодые люди… — начал было он и тут же осекся.