— Вы еще здесь?
— А где же мне быть? — сердито буркнул Гошка.
Нина Александровна поджала губы и пошла к мусоропроводу. Возвращаясь, она не очень уверенно сообщила:
— И совершенно напрасно. Ничего вы тут не высидите... Лучше идите домой.
— Спокойной ночи, — равнодушно пожелал Гошка.
Нина Александровна помедлила в дверях и скрылась.
— Как мимолетное виденье, — тихо продекламировал Гошка и закурил.
Он просидел еще около часа и замерз. Несколько раз хотел плюнуть на всю эту затею и податься в общагу, но всякий раз в Гошке восставал злой червячок, точивший его самолюбие. Самолюбие штука великая. Гошка это знал, потому что однажды тащил на себе Ваню Лопаткина по гари двадцать пять километров и вытащил только на самолюбии. Ваня неудачно сошелся с землей, вернее с деревьями. Он угодил в бурелом и получил двойной перелом правой голени, а левую вывихнул в колене, и Гошка, наложив шину из осиновой коры, бросив парашюты и грузовую сумку, волок его по горячей золе, задыхаясь от дыма и жара. Когда в густом и мрачном ельнике Ваня попросил оставить его и сходить за подмогой, Гошка заколебался. В предложении Вани был резон, потому что Гошку начало покачивать, он все чаще спотыкался и слепо пер на деревья. А до поселка еще десять километров. Но что-то в Гошке превозмогло самого Гошку, и он потащил Ивана дальше. А утром, когда их забрал вертолет и летели они с Ванюшей в райцентр, увидел Гошка в круглый иллюминатор, что от густого ельника остались лишь дымящиеся пни да острые пики обугленных листвянок. Он ничего не сказал Ивану, но ельник и свое минутное раздумье запомнил.
Гошка пошевелился, удобнее устраиваясь у стенки и вновь закуривая. В это время сверху опять появился тот, в шляпе, но уже без газетного свертка. Он поравнялся с Гошкой и вперил в него раздраженный взгляд.
— Сидим? — спросил мужчина.
— Сидим, — односложно ответил Гошка.
— Курим? — мужчина прищурил глаза. — Бог знает что, превратили подъезд в конюшню.
— Слушай, дяденька, — нахмурился Гошка, — проходи...
— А ты мне не командуй, — побелел мужчина, — не дорос. И прошу освободить подъезд.
— Да ты что, в самом-то деле, на пробку наступил? — Гошка встал.
— Выматывайся, говорю, пока добром прошу.
— Да ну, — удивился Гошка и нехорошо повеселел, — а ты попробуй не добром.
Мужчина оглянулся и отступил от Гошки.
— Хор-рошо, — многообещающе протянул он, — раз ты человеческих слов не понимаешь, будем говорить в другом месте.
— Слушай, дяденька, у тебя давно шляпа с головы слетала? Сейчас слетит.
— Ну подожди. — Мужчина пошел было обратно по лестнице, но Гошка перехватил его за рукав.
— Дя-день-ка! Не поднимай бучу. Добром и я тебя, прошу. — Гошку потряхивало от злости. — Я тебя не трогал, и ты меня не трожь.
— А ну пусти! — неожиданно громко взвизгнула шляпа и попыталась вырваться. — Шпана несчастная.
— Это ты врешь, — Гошка легко подтянул шляпу к себе, — врешь, дяденька. Я нормальный человек, а вот ты...
— Пусти-и! — теперь уже изо всех сил завопила шляпа, и Гошка понял, что дело дрянь. Но его понесло и остановиться, смирить себя он уже не мог. Включилось все то же самолюбие, о котором размышлял Гошка несколько минут назад.
И в это время боковым зрением Гошка заметил выскочившую из квартиры Нину Александровну. В следующее мгновение он почувствовал, как его тянут за рукав и лишь потом услышал ее голос:
— Сейчас же прекратите! Слышите, Разуваев, отпустите его!
Гошка отпустил, и неожиданно твердая рука Нины Александровны втолкнула его в прихожую. Дверь захлопнулась, и он увидел перед собой напуганную девочку в ночной рубашке. За дверью Нина Александровна что-то объясняла.
— Не спишь? — спросил Гоша.
— Нет. — Девочка смотрела на него.
— Надо спать, — порекомендовал Гошка и глубоко вздохнул, унимая гулкую работу сердца.
— Вы хулиган? — осторожно спросила девочка.
Гошка засмеялся и почувствовал себя легко.
— Что, похож?
— Нет...
— Как тебя зовут?
— Вера. А вы к нам будете ходить? Вы умеете в морской бой?
— Если потренироваться — смогу.
— А Колька из соседнего подъезда мне прохода не дает. Противный.
Верочка нахмурилась очень похоже на мать.
— Вы ему скажите, чтобы он больше не приставал.
— Я его вызову на дуэль, — пообещал Гошка.
— Он маленький, — неожиданно заступилась Верочка.
Вошла Нина Александровна. Усмехаясь, спросила:
— Ну, герой, натворил сегодня дел?
— Он не хулиган, — сообщила Верочка.
— Вот как. Вы уже познакомились. Тогда приглашай дяденьку в комнату, что же ты его у порога держишь.
И Гошка снимает плащ, ботинки, идет в комнату, с ужасом ощущая, как его мокрые носки прилипают к полу.
— Э-э, так не пойдет, — окликает его Нина Александровна, — ступайте в ванну. Вот вам тапочки. Вы же простудитесь. Честное слово, с ума сошли.
Гошка идет в ванну, сдирает носки и сует ноги под горячую струю. Хорошо. Странно, он почти не чувствует неловкости. Вводит Верочка и подает ему полотенце.
— Спасибо, Верусик.
— Разве можно быть таким мокрым, — упрекает Верочка, серьезно рассматривая его красные ноги.
Гошка выходит из ванны, достает из кармана плаща бутылку шампанского, идет в комнату и ставит ее на стол. И Нина Александровна, ни слова не говоря, протирает фужеры, приносит коробку с конфетами, пепельницу и спички.
— Курить в форточку, — говорит она.
— Понятно, — отвечает Гошка.
— Вы мне за день надоели, — улыбается Нина Александровна. — Подойду к окну, сидит в сквере и курит. Еще раз подойду, опять сидит. Домой возвращаюсь — он тут как тут. Наваждение, думаю, какое-то, а не человек.
Они садятся к столу, и Гошка открывает шампанское. Без хлопка, деликатно. Он уже знает, что просить о справке Нину Александровну не будет, и ему свободно и хорошо за столом.
— Ваш плащ хоть выжимай. Я его просушить повесила.
— Спасибо.
— Смотрите, сколько у меня, — Верочка приносит охапку кукол.
— Подари одну, — просит Гошка.
Она долго выбирает и протягивает блондинку в брючном костюме:
— На.
— Насовсем?
— Мне не жалко.
— Вы что же, так и сидели бы до утра?
— А шут его знает. Может быть, ушел.
— Выпили бы шампанское и ушли?
— У вас мотоцикл есть? — Верочка уже унесла свои куклы.
— Нет.
— А мама на мотоцикле умеет.
— На заднем сиденье, — смеется Нина Александровна. — Я еле-еле уговорила Петра Петровича. Он у нас председатель дворовой комиссии. Очень строгий человек...
— Дерь... — Гошка спохватился, — пристал ни за что.
— А вы и руки распускать.
— Пусть не суется куда не надо.
Нина Александровна в домашнем халате, с вольно отпущенными на плечи волосами сидит напротив Гошки. Она спокойно смотрит на него. Волосы у нее каштановые, густые, шалашиком закрывают лоб. И сейчас она совершенно не похожа на ту женщину, которая принимала его в кабинете с табличкой «Окулист».
— Вы давно работаете парашютистом?
— Порядком. — Гошка припоминает тот год, когда он впервые пришел в авиабазу сразу после армии.
— Не страшно?
— Всяко бывает...
— А почему страшно? — спрашивает Верочка, с удивлением глядя на большого дяденьку.
— Дядя Георгий парашютист, прыгает с самолета и тушит пожар, — объясняет Нина Александровна.
— На крышу? — Верочка в восторге.
— Да нет. Он тушит пожары в лесу.
Гошка смотрит на часы — половина десятого. Пора и честь знать, но уходить не хочется. Уютно, хорошо у Нины Александровны, да и никто его пока вроде бы не гонит.
— Хотите вы этого или нет, — вдруг говорит Нина Александровна, — а вам придется поносить очки. Вполне возможно, что через год ваше зрение восстановится. А без очков близорукость будет прогрессировать. Подумайте…
Гошка вспоминает Сергея, для которого уже нет подходящих очков, и задумывается.
— Да как я в них, в очках-то? Ребята засмеют.
— Ничего подобного. Просто надо подобрать хорошую оправу, и никто вас не засмеет.
— Вы наших не знаете. Сразу «очкарика» прилепят.
— Господи, — морщится Нина Александровна, — какую чушь вы иногда несете. Ну какое вам дело, что там будут говорить. У вас ведь теряется зрение, а не у них.
Конечно, это так, но об очках Гошке говорить не хочется. Он все еще надеется как-нибудь вывернуться. Ну, например, переправить прошлогоднюю справку, подчистить одну цифру и дело с концом. Или что-нибудь еще. Говорят же, безвыходных положений нет.
— Дядя Гоша, до свидания. — Верочка дергает его за рукав. — Я пошла спать.
Наверное, пора все-таки и ему. Гошка поднимается, благодарит за гостеприимство, идет в прихожую. Нина Александровна провожает его и подает простиранные и еще чуть-чуть влажные носки.
— Дядя Гоша, до свидания. — Верочка дергает его за рукав. — Я пошла спать.
Наверное, пора все-таки и ему. Гошка поднимается, благодарит за гостеприимство, идет в прихожую. Нина Александровна провожает его и подает простиранные и еще чуть-чуть влажные носки.
— Зачем вы это? — смущается Гошка.
Он натягивает плащ, зашнуровывает ботинки и вроде бы все, можно уходить.
— Там фанерки, — тычет пальцем на дверь Гошка,— надо бы поаккуратней. Если вы не против, я как-нибудь зайду.
— Спасибо. — Нина Александровна серьезно смотрит на него и добавляет: — Приходите.
На улице все та же песенка: моросит дождь, пьяно маячат фонари, в их свете холодно, по-осеннему блестят лужи. Мимо Гошки пробежала девушка с белой болонкой. Спрятавшись под козырек подъезда, и девушка, и болонка отряхиваются от дождя и весело смотрят на закуривающего Гошку.
— Нормально, — машет рукой им Гошка и шагает по глянцевито-черному асфальту, ладонью прикрывая огонь папиросы от дождя.
[1] АПГ — аварийно-пожарная группа.