Примерно в середине пространства между сараем и домом росло дерево, окруженное молодыми побегами, берущими начало от того же корня. От забора всего полтора метра. Но молодые побеги представляли собой, по сути дела, целый куст, и потому этим кустом, не слишком густым для просмотра насквозь, все же можно было воспользоваться как укрытием. И старший лейтенант с ефрейтором именно в середине забора притаились, чтобы выглянуть во двор.
– Страшилка, язык проглотил? – прошептал Скорняков.
– На вас идет. Молодой. Он у дерева разворачивается. Слушай, Евген, мне кажется, он какой-то больной.
– Не слышу, чтобы чихал.
– Психически. Им там, похоже, все командуют, над ним издеваются. Он командам подчиняется, но нервничает. Просто психует. Но не в открытую, а за спиной у старшего. Недавно даже замахивался на него издали.
– У меня в подъезде такой живет. То ничего-ничего~ То идет по улице и замахиваться начинает. Люди в сторону, а он не на кого-то, а в ответ на свои мысли. В остальном вполне адекватен. И что ты предлагаешь?
– Я ничего не предлагаю.
– Кого легче взять? – спросил сверху старший лейтенант Радченков. – Я вас не вижу. Людей во дворе вижу.
Костер, уже разгорающийся, дал возможность Вячеславу рассмотреть двор в бинокль.
– Любого, кого закажешь. Есть только одно «но»~ Если молодой в самом деле псих и над ним другие издеваются, на него легче списать все происшествие. Иначе могут на посторонних подумать.
– Добро, – согласился Радченков. – Берите психа.
– Он уже развернулся и идет от вас, – сообщил старший прапорщик.
– В этот раз присматриваемся к обстановке. Со следующего разворота работаем, – решил Евгений.
Две головы одновременно приподнялись над заборчиком.
Широкоплечий, кряжистый человек сидел у костра и похлопывал себя по мощному бицепсу. Специально, похоже, носил не куртку, а жилет сразу на голое тело, чтобы руки свои показать. Такими руками можно без техники деревья в лесу корчевать. Впрочем, спецназовцев руки не испугали. Оценка ситуации была дана сразу.
– Все, – решил Скорняков. – Я работаю по старшему, Геннадий по психу. Страшилка, действуем по твоей команде.
– Готовьтесь. Он идет в вашу сторону.
Ждать пришлось недолго.
– Разворачивается~ Три шага до второго. Раз. Два. Три. Пошли~
Старший лейтенант и ефрейтор одновременно перепрыгнули невысокий заборчик.
– Назад! Всем назад! – дал вдруг команду старший прапорщик.
Спрашивать причину такой команды никто не стал. Старший лейтенант с ефрейтором моментально прыгнули обратно, и вовремя, потому что и молодой бандит замер на месте, и старший встал у костра.
– Что случилось? – спросил все же Вячеслав.
– В село на большой скорости входит грузовик. Резонно предположить, что он может напрямую к дому Авдорхана подъехать.
ЧАСТЬ II
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Пальцами левой руки я с силой обхватил большой ствол подствольного гранатомета. И несколько раз с силой сжал кисть. Это я так приласкал его. Любое оружие любит мужскую ласку не меньше, чем хорошая женщина. И отвечает на ласку, проявляя силу.
И после этого уже был готов полностью. Но мне все же хотелось, чтобы надежда на спасение пленников, Ризван Дидигов то есть, вышла бы из машины. Мне не нужны ни старик, ни водитель. Мне нужен только Ризван. Но из машины никто не выходил.
Был риск того, что это вообще не та машина и Ризван едет на другой. А мог и в этой ехать. Как действовать в этой ситуации, я не знал. Может быть, стоило эту машину пропустить, может быть, она просто разведочная и люди в ней проверяют дорогу. Но какой смысл проводить разведку здесь, если здесь никого, кроме бандитов, нет. Только ради моей грозной персоны? Но настолько ли она грозная? Мне почему-то кажется, что бандиты чувствуют меня обреченным человеком, который долго прятаться не сможет. Иного, как желание спрятаться, они от меня не ждут.
Они завтра будут ждать, когда хватятся своих, не вернувшихся из «зеленки». Пошлют кого-то на поиски. И очень заинтересуются картиной происшедшего. Уверен, что они не поверят, что все это я один сделал. Мне самому не до конца в это верится. Но только тогда бандиты начнут бояться. И Ризван Дидигов будет бояться вместе со всеми. Но это завтра~ А пока еще ему бояться рано, и он должен ехать в этой машине.
А если он и не боится? А если это и не разведочная машина, а просто водитель такой лихач, что гнал и гнал ночью через горы, как последняя сволочь, а другой водитель, что везет Ризвана, и машину имеет поскромнее, а вообще ездить на таких скоростях днем-то опасается? Может такое случиться? Вполне~ И я своей торопливостью наступлю на хвост собственной песне, дам возможность Ризвану благополучно не попасть в ловушку.
Я сомневался, не зная, как поступить.
Старик выпил из тыквенной фляги. Хлопнула, закрываясь, водительская дверца. Дверца того самого ненавистного джипа «Гранд Чероки», на котором меня и двух моих товарищей привезли в это село. И водитель за рулем наверняка тот же самый. И нас он вез очень быстро.
А я не решил еще, как поступить.
Постовой забрал тыквенную флягу и руку поднял, желая уезжающим счастливого пути. Старик повернулся. И только тут я узнал его. Нет, я не его, конечно, узнал. Я узнал в нем Авдорхана Дидигова. Младший брат точно так же, «наполеончиком» себя держал. И голову так же поворачивал, и на людей так же смотрел. И только тут я сообразил, что передвигается «наполеончик» совсем не так, как должен передвигаться старик с седой бородой. Это маскарад, устроенный для постов на дороге.
Ему осталось сделать два шага, чтобы сесть в машину.
– Ризван! – крикнул я, проверяя свою догадку.
И он попался!
Он обернулся резко и привычно и властно посмотрел.
А я в этот момент выстрелил из «подствольника» в машину, сразу, одной гранатой разворотив двигатель и, хотелось верить, салон. Сдетонировал, похоже, и бензобак, потому что самый сильный и дымный взрыв, последовавший почти сразу за выстрелом, был в задней части внедорожника. То ли взрывная волна, то ли рикошет осколков опрокинул на землю Ризвана. Тут же без задержки, пока они не очухались от растерянности и не залегли, я расстрелял с короткой дистанции двух постовых, разинувших рот от непонимания и удивления. Одной очередью, чуть более длинной, чем положено. Но на одной очереди я в состоянии удержать автомат в руках так, чтобы его не вело в сторону.
~Я опустил оружие. И только после этого почувствовал дикую боль во всем теле. Просто дикую, нестерпимую боль во всем теле. Но каким-то задним умом понимал, что боль пришла раньше, сразу после выстрела из подствольного гранатомета, но подсознание, оценив ситуацию, не позволило мне полностью осознать это. И позволило только после того, как ситуация упростилась. Но теперь уже боль была вдвое, если не втрое более сильной.
Я не стал мучить себя. После таких дел можно над организмом не издеваться. Сразу достал из санитарной сумки шприц-тюбик парамедола, зная, что смогу бороться со сном, к которому меня будет настойчиво призывать препарат, и вколол его себе в бедро. Действие парамедола пришло не сразу, но я уже почувствовал себя лучше и увереннее, только злее стал от боли. И сразу встал, понимая, что кто-то там, рядом со мной, возможно, остался жив, но находится в состоянии или психологического, или болевого шока, и следует работать, пока они не очухались. Я шагнул сначала к двум постовым. У одного двумя пулями была разворочена шея. С такими ранами не живут, и он, кажется, уже не жил. Второй был еще жив. Он получил пулю прямо в центр груди, но сердце, кажется, осталось не задето. Однако из раны так сильно хлестала кровь, что у раненого не было никакой надежды на спасение. А сам он только руки широко раскинул, о дорогу ладонями оперся и сильно, в судорогах, вздрагивал, ничего не видя распахнутыми на всю возможную ширину глазами. Отсюда опасности ждать не следовало.
Ризван лежал лицом вниз. Каким-то образом у него оторвалась с одной стороны приклеенная борода, но клеили ее, должно быть, не в гримерной залетного театра, и вообще не имея под рукой соответствующего случаю клея. И приклеили клеем, случайно попавшимся под руку, в результате чего борода оторвалась с клочками кожи. Он был, несомненно, ранен, но не тяжело, и это меня радовало. Я уже наклонился над ним, чтобы перевернуть лицом к ночному небу, когда уловил в стороне движение. Оказывается, жив остался водитель машины, мой старый знакомый. Жив, но, несомненно, контужен, потому что он шел на меня с опущенным к земле пистолетом в руках, и непонятно было, видел он меня или нет.
Я поднял автомат и дал короткую очередь не от плеча, а прямо от земли, навскидку. Такая очередь не может быть прицельной, хотя есть среди офицеров, как я слышал, большие спецы по скоростной стрельбе из автомата навскидку. Но и моя стрельба оказалась удачной. Я стрелял в руку с пистолетом. И хорошо видел, как пара, наверное, пуль разворотила ему кисть. Пистолет вылетел, а сам водитель в недоумении пошевелил рукой, не понимая, что руки у него практически уже нет и он никогда не сможет больше сесть за руль. И тут только я понял, что водитель, сильно обожженный, идет не на меня, а в сторону от горящей машины, боясь, наверное, сгореть заживо. Идет, ничего не видя и не соображая. Он и дальше пошел, меня не заметив, как не заметил моей очереди. Споткнулся о руку застонавшего Ризвана, еще два шага сделал и только потом упал лицом вниз. Насколько мне мой опыт говорил, когда так падают, лицом вниз, обычно не имеют смертельных ранений. Вот как с ожогами – сказать не могу, с этим я не сталкивался. Но знаю, что ожоги дело серьезное. Как-то в госпиталь попал с легким пулевым ранением, и к нам привезли механика-водителя бронетранспортера, обгоревшего после взрыва машины на мине. Его, кажется, так и не спасли.
Но этот шел самостоятельно. Прошел мимо нас. Это и есть самый настоящий психологический шок. Должно быть, водитель не видел момента выстрела и не понял, что произошло с его машиной. Он никак не ожидал ничего подобного и даже мысленно подготовиться к взрыву не мог. И потому при дополнительном болевом шоке от ожогов и возможных осколочных ранений он не почувствовал новую боль, когда я очередью разнес ему кисть руки. Тем не менее в какой-то момент он все-таки вытащил пистолет, хотя сам, видимо, ни о каком бое, ни о какой возможности сопротивляться не думал. А пистолет в руке оказался, скорее всего, автоматически. Наверное, воевал и умеет быстро выхватывать пистолет.
* * *Но я тоже времени терять не хотел. Я почувствовал в голове легкий туман, и боль уже слегка отступила. Начал действовать парамедол. Пусть действует. Он и мне дает возможность действовать. Я перевернул Ризвана лицом к себе и, чтобы убедиться в своей правоте, рывком отодрал уже частично оторвавшуюся бороду. Это было, наверное, очень больно, потому что от рывка он в себя сразу пришел. И я не стал время терять, быстро вытащил из поясной открытой кобуры пистолет и из ножен нож. Пистолет за пояс сунул, нож забросил в ручей. И мельком самого Ризвана осмотрел. Серьезных ранений нет. Рикошетом осколки слегка оцарапали, но только слегка. Горящая рядом машина освещала его лицо. Ризван смотрел на меня с испугом. Черты фамильного сходства со старшим братом, несомненно, просматривались, но если у того даже какое-то благородство в облике было, хотя и не слишком сильно выраженное, может быть, и не благородство, а просто ум в глазах светился, то этот выглядел более жестким и даже жестоким. А страх и боль делали его лицо вообще отвратительным. Казалось, только что вот он вырвался из застенков и почувствовал свободу. Он уже планы строил, как отомстить. Он уже на вкус, наверное, желал свою месть попробовать. И тут снова попал в плен. Причем попал тогда, когда, казалось, был дома. Или почти дома, когда его окружали люди брата.
– Смирно лежи, – сказал я. – Я слишком хорошо стреляю, чтобы промахнуться по такому уроду. На колени только поднимешься, башку сразу снесу.
Он, соглашаясь, кивнул, готовый подчиниться. А я отошел к двум убитым постовым. Первый сразу признаков жизни не подавал, второй перестал их подавать вот только что. На поясе того, что ходил с тыквенной флягой за водой, я еще раньше видел веревку. И сейчас сразу же снял ее. Попил воды из тыквы и вернулся с веревкой к Ризвану.
– Мордой в дорогу, руки за спину. И быстро.
Он начал переворачиваться и стонал при этом так, словно по нему неделю туда-сюда тяжелый танк катался. Мужики, которые любят демонстративно постонать, обычно бывают подлыми людишками. Значит, с Ризваном следует быть осторожнее. Хотя с ним и без того следует быть осторожнее.
В стороне медленно брел по дороге, пошатываясь, очумелый водитель «Гранд Чероки». При необходимости я всегда успею его догнать. И поговорить. Я найду слова, которые он должен донести до Авдорхана Дидигова. А мне самому следовало поторопиться, пока грузовик не приехал. Я не знаю, куда он уехал и зачем уехал. Но всегда может приехать не вовремя, и неизвестно, кто там будет сидеть в кузове. Я не любитель крупных затяжных боев, мешающих спать. И потому я быстро и крепко связал руки «наполеончику», ноги связал так, чтобы он мог ходить мелкими шажками, но не смог бежать и прыгать, и вообще не смог бы дать пинка даже низкорослому ежику, и дернул за веревку, подавая сигнал.
– Вставай, Ризван. Нам пора.
– Я не могу. Я весь изранен.
– Таким голосом, я думал, только роженицы во время родов разговаривают. Или ты роженица? Будь мужчиной. Вставай, и пойдем.
– Я не могу. – «Наполеончик» небезуспешно продолжал изображать из себя страдающую женщину.
– Так что, просто добить тебя? Или ты все же встанешь? – Я без колебаний приставил ствол автомата к его спине, и Ризван сразу начал подниматься, даже не сообразив, что я не щелкнул предохранителем.
– Вперед!
С дороги мы спустились сразу, напрямую перешли ручей и по другому его берегу двинулись ниже по течению, то есть стали удаляться от села. Там я с опушки увидел приглянувшееся мне дерево в глубине, подтолкнул Ризвана в нужном направлении и увидел его испуг, когда мы остановились под горизонтально вытянутым толстым суком.
– Не переживай, – сказал я. – Повесить я тебя всегда успею. Пока я тебя просто привяжу и схожу поговорить с тем парнем, что привез тебя. Как его зовут, кстати?
– Джабраил.
– Вот и отлично. Можешь сесть и к стволу прислониться.
Ризван оказался послушным пленником и мои указания выполнял теперь даже без стонов. Из чего я сделал вывод, что он более здоров, чем я, и тем более более опасен.
– Перевяжи меня, – потребовал пленник. – Пока ты ходишь, я весь кровью истеку.
– У тебя ни одной серьезной раны. Ничего с тобой не случится.
– Все тело болит.
– Это тебя взрывной волной шарахнуло. Переживешь. Легкая контузия. Средней тяжести нокдаун. От такого не умирают. Подожди меня.
– Слышишь, как тебя зовут?
– Денис.
– Денис, вот здесь, в кармашке~ – он показал подбородком. – В бумажке лекарство. Я умру через час в мучениях, если лекарство не выпью.
– А что с тобой, болезный? – При всем желании я не мог ему посочувствовать.
– Рак у меня. Не операбельный.
Я сунул руку в нагрудный кармашек, нашел там бумажку, развернул и увидел три крупные зеленые таблетки. Но я такие таблетки видел раньше. Мы однажды захватили базу боевиков, только что получивших партию такого «лекарства». Вообще-то «экстази» раньше не считалось наркотиком. Поговаривают, что спецназовцам даже на учениях такие таблетки давали. Сейчас «экстази» приравняли к наркоте. Таблетками торгуют прямо на дискотеках. И для боевиков это хороший приработок. Но «экстази» вовсе не болеутоляющее средство. Напротив – возбуждающее, снимающее усталость и побуждающее к действию. И Ризван хотел, насколько я понял, таким образом свою боеспособность поднять в то время, когда моя боеспособность будет от усталости падать. И это уже можно рассматривать как попытку к бегству. По крайней мере, как начало попытки к бегству, как предварительную подготовку.
– «Экстази», – понимающе сказал я. – Спасибо. Сгодится мне.
Он зло простонал и ничего не сказал.
Напоследок я сделал ему еще и кляп – из его же рукава. Мало ли что может произойти. Мне не хотелось бы, чтобы он кричал и привлекал к себе внимание. Если мне понадобится, чтобы он кричал и привлекал внимание, я вежливо, но настойчиво попрошу его об этом.
* * *Джабраил, как ни странно, уже успел далеко уйти на своих подгибающихся ногах. И мне пришлось даже шаг ускорить, чтобы догнать его. Благо укол парамедола все еще эффективно действовал, и я мог себе позволить дополнительную нагрузку. Я догнал его и остановил, схватил за локоть здоровой руки. Жестко, на всякий случай, схватил, чтобы он не смог ничего против меня этой рукой предпринять.
Джабраил остановился, но покачиваться не переставал. Он был в сознании, но словно бы не в своем уме. Похоже, головой сильно стукнулся. Я бы вообще подумал, грешным делом, что он сам собственный шикарный джип «Гранд Чероки» размолотил этой вот бездумной головой с обожженными волосами. А теперь кается за совершенное.
– Джабраил, – позвал я и тут услышал откуда-то издалека шум двигателя машины. Судя по шуму, это был грузовик. Скорее всего, тот самый. Но откуда звук идет, в узком ущелье разобрать было трудно. Он мог и со стороны села исходить, и в сторону села, а звук по ручью впереди машины раздавался и сливался с журчанием на перекатах. Значит, времени у меня осталось совсем немного и надо события форсировать.
Джабраил словно бы не слышал меня и смотрел перед собой.
– Джабраил! – теперь я уже громко и четко позвал и основательно встряхнул его.
Он поднял на меня глаза.
– Ты помнишь меня?
В глазах мужчины светился разум. В этом ошибки быть не могло. И глаза он отвел сразу. Я понял, что он меня узнал.
– Помнишь?
– Нет.
– Ты помнишь Авдорхана Дидигова?
– Помню, – ответил бесстрастно Джабраил.
– А теперь и меня вспомни. Ты привез ему меня и еще двоих. Вспомни, как ты меня за шиворот из своей машины выбрасывал.
– Крещеный, – словно бы через силу сказал он.
Узнал, хотя и боялся узнать. И полностью он в своем уме. И даже машину свою не сам головой разворотил, а я гранатой. Джабраил ловко разыгрывал полубессознательного человека в надежде, что я такого убивать не буду, пожалею.
Я пожалел.
– Слушай сюда, урод. Сейчас машина подойдет. Доедешь до Авдорхана и передашь ему, что я готов поменять его брата на остальных пленников, на живых и невредимых. На всех пленников~ И не просто поменять, а отпустить, но только после того, как все десять пленников на свободе будут. Я Авдорхану не верю. И потому условие ставлю конкретное. Пленникам дадут грузовик, и они проедут мимо меня. В открытом кузове. Там есть человек, который раньше шоферил, – Владимир Ласточкин. Пусть он будет за рулем. И только один человек из ваших. Тоже в кузове. Который машину назад погонит. Только тогда Ризван будет на свободе. Понял, о чем я говорю?