День был солнечный, хотя и холодный. Но в этих стенах любой свет ощущается как тепло, даже исходящий от обычной лампочки. А уж солнечный и подавно.
Калачев с заведенными за спину руками вошел в комнату и остановился, не поднимая глаз. Контролер отдал честь и вопросительно посмотрел на Гурова. Дождавшись кивка, он вышел в коридор и с грохотом закрыл за собой железную дверь.
– Садись, Калач, не стесняйся, – велел Коюшев, стоявший у стены под окном со сложенными на груди руками. – Это теперь твое естественное состояние, причем весьма надолго. Ты уже сидишь во всех смыслах, эти дни тебе зачтутся после приговора. Таково наше законодательство.
Калачев разлепил руки, по-стариковски шаркая ногами, подошел к стулу, привинченному к полу, и уселся на него. Он наклонился, положил локти на колени и сцепил пальцы в замок. Калачев продолжал смотреть в пол перед собой.
– Почему молчишь на допросах? – спросил Гуров. – Чего ты этим хочешь добиться?
Калачев даже не шевельнулся. Только хмуро сведенные брови напряглись еще больше, как будто человек хотел ими прикрыться от всего света. Сыщики переглянулись. Оба понимали, что Калачев молчит не просто так. Это не бравада матерого уголовника перед служителями закона, не поза. Калачев никогда не сидел, и для него зона далеко не дом родной. Раскаяние? Чувство вины перед кем-то, понимание, что его жизнь теперь перечеркнута напрочь? Надо было выводить его из этого состояния, но прежде понять, в чем же причина.
Следователь пока ничего по этому поводу не сказал, лишь констатировал нежелание подозреваемого разговаривать и все. Его можно понять, у него десятки дел, и нянчиться с каждым ему просто некогда.
У него пока нет доказательств, что гражданин Калачев причастен к каким-то преступлениям. Он пока может предъявить гражданину Калачеву только незаконное хранение боевого оружия.
Можно, конечно, обвинить его еще и в том, что он взял заложника. Но для этого нужны свидетельские показания, а их пока могли дать только сотрудники полиции. Опера пытались выявить очевидцев того, что произошло в подземном переходе, но…
«Но Калачев всех этих проблем не знает, – подумал Лев Иванович. – Он, видимо, пребывает в состоянии подавленности как раз из-за того, что думает, будто полиция все знает. Его задержание является следствием именно ее хорошей осведомленности. Это мнение Калачева надо поддерживать обязательно».
– Слушай, Паша!.. – Гуров хотел было пододвинуть стул поближе к задержанному, но вспомнил, что все стулья и стол в этой комнате намертво привинчены к полу.
Тогда он уселся на край стола и заявил:
– Ты почему молчишь? Кажется, там, в переходе, я тебе все довольно хорошо объяснил. Тогда мне показалось, что ты меня прекрасно понял. Ты ведь отпустил заложницу, бросил оружие, сдался. Это все зафиксировано в полицейских протоколах, но что дальше? Я же тебе объяснял, Паша, самое главное. Чтобы получить шанс когда-нибудь увидеть солнце, ты должен активно сотрудничать со следствием. Только тогда, Паша, ты сможешь получить надежду на снисхождение в будущем. Ведь подыхать в каменном мешке так противно!
– Что ты, полковник, душу из меня тянешь? – хрипло сказал Калачев. – Что ты все поешь мне эти песенки? Думаешь, мне охота подыхать?
– А раз неохота, так помогай нам.
Калачев оскалил рот, по его лицу судорогой прошла страшная гримаса. Он тут же закрыл физиономию руками, стиснул ее пальцами так, как будто хотел содрать кожу. Гуров понял, что парня заживо сжигают жуткие муки. Но какие?
– Что же вы все непонятливые-то такие? – простонал Калачев. – Меня же на куски порежут, если я только раскрою рот. Я и так спать боюсь, страшно, что во сне ножом пырнут. Или гвоздем в ухо!.. Знаете, как они это умеют! Приставят гвоздь, а потом ладонью по нему хлоп, и он по самую шляпку в ухе, в мозгах. Потом человека кладут на шконку этим ухом вверх, чтобы кровь не вытекала, и он лежит всю ночь. За это время кровь свернется, и уже ничего будет не видно. А человека нет, только труп!
– Впечатлительный ты какой стал, Паша. – Гуров не столько съязвил, сколько удивился. – Раньше ты был другим. Но это все рассказы, а вот каким я тебя в подземном переходе увидел, этого не забудешь. Что же с тобой стало? Такой решительный парень, и на тебе!
– Решительный? – Калачев отнял руки от лица, и Гуров увидел бешеные глаза, в глубине которых спрятался даже не страх, а животный ужас. – Решительный!.. А когда смерть тебе в затылок дышит?.. Казните, что хотите делайте, а говорить не буду. Иначе не жить мне! Вы только шаг по моей наводке сделаете, и там сразу поймут, откуда ветер дует. – Он снова опустил лицо в крепкие ладони и замолчал.
Гуров обратил внимание, как такие широкие мужественные плечи вдруг поникли, стали обвисшими, как тряпки.
«Значит, чужую жизнь можно ни в грош не ставить, а свою жалко? – подумал сыщик. – Ладно, посиди пока. Разберемся. Мы еще тебе экспертизу повреждения левой руки устроим. Где это ты ее так странно ушиб, что даже травматолог удивился?»
Сосредоточенный, как соискатель перед защитой диссертации, Олег Коренной раскладывал правой рукой бумаги на столе. Левая, облаченная в гипс, висела на его шее в новенькой косынке. Гурову сразу почему-то представилась девушка, пожертвовавшая эту косынку своему возлюбленному, настоящему герою.
Вскоре курсант управился с этим делом и начал свой доклад:
– Так вот, Лев Иванович, Глеб Андреевич Володин погиб в начале лета во время пикника с коллегами на берегу Москвы-реки. Вот на карте я отметил место. Недалеко от Коломны, почти в устье. Работал Володин в коммерческом холдинге «Айсберг». По должности он заместитель генерального директора. Собственно, и пикник-то был корпоративным выездом на природу в узком кругу начальства. Как я уже и отмечал, Лев Иванович, Володин непьющий. При вскрытии следов алкоголя в его крови обнаружено не было.
– Значит, ты предлагаешь этот несчастный случай ввести в нашу схему по признаку…
– Хорошо подготовленного, тщательно скрытого убийства, – продолжил стажер мысль шефа. – Тот же подход.
– Возражу, Олег. Начальник, зажиревший в удобном кресле, одышка, увеличенное сердце, недостаток питания крови. Что там еще?.. Допустим, солнечный удар или, наоборот, переохлаждение. Что скажешь?
– Отвечу по всем пунктам, Лев Иванович, – с готовностью кинулся в атаку стажер. – Володин бывший спортсмен, даже не особенно и бывший. Он три раза в неделю посещал спортзал и дважды – бассейн. Володин в загородном доме держал кроссовый велосипед и каждые выходные гонял на нем по пересеченной местности. Он не курил и не пил.
– Вот как?.. – Гуров покачал головой. – Допустим. Но зачем убивать заместителя генерального директора? Он отвечает только за определенное направление в деятельности фирмы, не самостоятелен, исполнитель воли первого лица. Вот если бы убили генерального директора, то я принял бы твою теорию, пусть и как ограниченно жизнеспособную. Я допустил бы, к примеру, убийство по инициативе жены, которая захотела завладеть бизнесом. Но он не бизнесмен, а наемный работник, топ-менеджер. Мотив мне давай, стажер!
– Мотив нам нужен для того, чтобы понять, кто его мог убить. Но факт насильственной смерти мы и так можем определить.
– Хорошо, – согласился Гуров. – Почему следствие не возбудило уголовного дела по факту смерти Володина? Она была признана результатом несчастного случая? Чего следствие не увидело в деле такого, что заметил ты?
– Самое главное, Лев Иванович, что Володин просто не мог утонуть. Это говорят даже некоторые участники того пикника. Смотрите, вот показания Воронова – это еще один заместитель директора, секретарши, даже начальника службы безопасности холдинга Крашенинникова…
– Что? Крашенинников? Ну-ка, покажи. Не Дмитрий случаем?
– Да, Крашенинников Дмитрий Владимирович.
– Дай-ка мне протокол допроса. – Гуров протянул руку, взял листы бумаги, пробежал глазами самое начало документа, в котором изложены личные данные допрашиваемого. – А вот это хорошо. Дмитрий нам как нельзя кстати попался.
– Кто это? Вы его знаете?
– Дима Крашенинников был в свое время вполне приличным опером в МУРе, Олег. Начальство уже подготовило приказ о присвоении ему звания майора полиции и назначении на должность старшего опера, но он уперся с рапортом об увольнении. Его долго все уговаривали. Если честно, даже я пытался повлиять на парня, но без толку. Видишь ли, стажер, испытания нам подбрасывает не только служба, но и вся жизнь. Иногда семейная. У него была хорошая жена, но у нее имелась еще и мама.
– Теща!.. – со смаком добавил Коренной.
– Молодец, соображаешь, – заявил Гуров и хмыкнул. – Именно теща и доконала славного опера-муровца. Он ушел из органов на вольные хлеба. Точнее, она его сосватала вот в этот, как теперь мне стало понятно, холдинг. Высокая должность, очень даже приличная зарплата. То-то я чувствую, что название «Айсберг» мне кажется таким знакомым. Телефон его есть?
– Теща!.. – со смаком добавил Коренной.
– Молодец, соображаешь, – заявил Гуров и хмыкнул. – Именно теща и доконала славного опера-муровца. Он ушел из органов на вольные хлеба. Точнее, она его сосватала вот в этот, как теперь мне стало понятно, холдинг. Высокая должность, очень даже приличная зарплата. То-то я чувствую, что название «Айсберг» мне кажется таким знакомым. Телефон его есть?
– В материалах дела нет, только служебный. Вот, многоканальный.
Гуров вытащил свой мобильный телефон и набрал номер холдинга. Ему ответил бойкий девичий голос. Барышня изъявила желание помочь человеку, звонившему ей, решить любую проблему. Лев Иванович попросил лишь соединить его с господином Крашенинниковым. Девушка попросила его представиться. Полковник назвал свою фамилию. Последовала совсем короткая пауза, за время которой барышня, наверное, просмотрела в компьютере необходимую базу данных. Потом она сообщила, что попробует соединить господина Гурова с Дмитрием Владимировичем.
– Большой человек! – выразительно шепнул Лев Иванович курсанту, прикрыв телефон ладонью. – Девица беспокоится, что он может не соизволить!
Они встретились через два часа. По просьбе Гурова Крашенинников приехал на Охотный Ряд. Они встретились у входа на Красную площадь, в Музее войны 1812 года. Плечистый молодой мужчина с дорогой стрижкой в отлично сидящем костюме, заложив руки за спину, прохаживался по залам, останавливался возле портретов героев-генералов.
– Смотри! – сказал Гуров стажеру и усмехнулся. – Оперативная работа у него в крови. Он останавливается только у витрин с оружием и перед портретами.
Мужчина тут же повернул голову в их сторону, как будто услышал эти слова, произнесенные очень тихо. Он улыбнулся одними углами губ и пошел навстречу, стараясь не выделяться торопливостью среди посетителей музея.
– Здравствуйте, Лев Иванович! – Крашенинников с удовольствием пожал руку Гурову. – А это стажер ваш? Привет, парень! Меня Дмитрий зовут. Так что стряслось, сыскари?
– Дима, ты помнишь в начале лета у вас был пикничок за городом, на Москве-реке? Тогда еще утонул один из заместителей вашего генерального директора.
– Володин? Так, интересно!.. И чего я в этом деле не знаю?
– В этом деле, Дима, вообще никто ничего не знает. Вот появились у нас со стажером подозрения, что не просто так ваш Володин утонул. Крепкий мужик, почти спортсмен, отличное здоровье, отсутствие пагубных привычек и вдруг тонет.
– Бывает и не такое, Лев Иванович, – прищурив один глаз, заметил Крашенинников. – Вам ли, товарищ полковник, этого не знать! Бывает, что человек с пятого этажа летит, все ветки пообломает на дереве, а жив остается. А случается, на ровном месте падает, хряснется затылком об асфальт, и все, кранты. Может, ногу свело или обморок. Вскрытие-то ничего не показало. Я имею в виду алкоголь, наркотики.
– А семья?
– А что семья? – Дмитрий пожал плечами. – Дочь в Лондоне учится, жена в Бельгии осела. Они не в разводе, но вместе не живут уже лет пять. Да и богаче она, чем был Володин. У нее свой бизнес там, а он всего лишь наемный работник, хотя и очень высокооплачиваемый. Не знаю, что это вам в голову взбрело считать, что его убили. Не вижу мотивов.
– А какие вопросы решал Володин на своем рабочем месте?
– Кажется, курировал инвестиционные проекты. А что?
– Нам это ничего не говорит. Можно поточнее, Дима?
– Точнее не могу, потому что не очень разбираюсь в должностных обязанностях верхушки холдинга. Мое дело безопасность, но не экономическая, а физическая. Это охрана объектов и руководства, соблюдение определенных мер, но не более. В бизнес меня не пускают.
– Значит, если поставить вопрос так: а кому из сотрудников холдинга было выгодно убрать Володина, то ты ответить не сможешь?
– Подумать надо, – заявил Крашенинников. – В таком ключе я не размышлял. Да и вообще вопрос об убийстве не стоял. А вы серьезно полагаете, что оно имело место? Но как?..
– Дима, ты с нами в этом вопросе? – остановил бывшего коллегу Гуров.
– Конечно. Это мой долг, как служебный, так и гражданский.
– Тогда давай разработаем тактику наших совместных действий. – Гуров взял Крашенинникова за локоть и зашагал к лестнице, ведущей на второй этаж музея.
В лабораторию Гуров с Коренным пришли около восьми вечера. В здании УВД было уже тихо и безлюдно. Молодая женщина с гордо вздернутым носиком и короткой стрижкой встретила их у входа.
– Прошу вас, товарищ полковник, проходите.
– Это курсант полицейского вуза, мой стажер. Его фамилия Коренной, – представил Лев Иванович своего спутника.
О визите они договорились заранее. Гуров прямо по телефону разыграл целый спектакль, чтобы вынудить эксперта остаться вечером с ними. Утечка информации нежелательна даже здесь, в полицейских стенах.
– Вероника Андреевна, а вы как в органы попали? – начал сыщик издалека, пока они шли по коридору в кабинет экспертов.
– После химического факультета. Я ведь мечтала об аспирантуре, научной работе, а там… одним словом, получилась не совсем красивая история. Это важно, да? Надеюсь, данная часть моей биографии никак не связана с вашим делом?
– Что вы! Конечно, не связана. Просто я вижу в вас не выпускницу полицейского вуза, а гражданского человека, пришедшего сюда работать.
– Да, я была аттестована уже потом.
– А почему сюда? Или здесь есть возможность защититься?
– Конечно! В лаборатории очень интересная практическая работа. Здесь можно апробировать множество новых методик. Собственно, у меня летом будущего года назначена предзащита.
– Поздравляю! – Гуров улыбнулся и посторонился, позволяя даме первой войти в кабинет. – Как говорится, помогайте бездарям, а талант сам пробьется.
– Я слышала обратный вариант этой поговорки, – строго отозвалась женщина. – Прошу садиться. Так что вас интересует в том деле?
– Прежде всего нам хотелось бы знать, какие именно экспертизы проводились?
– Если вместе с работой патологоанатомов, то весь комплекс по вскрытию и определению причин смерти, ее сроков, содержания в крови и тканях определенного набора веществ. Все перечислять?
– Нет, я знаю, что обычно делают патологоанатомы. А что помимо этого?
– Ну что там можно сделать? – Женщина пожала плечами, выбирая из стопки бумаг какие-то листы и бланки. – Ага, вот нашла. Он же был в плавках. Мы сравнили частички неорганики, которая попала в плавки, с той, которую взяли на берегу. Даже не помню сейчас, зачем мы это делали. Ага, вот еще частички прибрежного песка из волос погибшего, из-под ногтей…
– Стоп! Что про ногти?
– Мы взяли образцы состава из-под ногтей погибшего, но ничего интересного. Частички местной неорганики, немного вещества, я полагаю, от надувных и плавающих матрасов. Такая ткань, прорезиненная, армированная ниткой. Люди часто, когда купаются, плавают на матрасах, задевают их, и микрочастицы попадают под ногти.
– Вы сравнивали соскоб из-под ногтей с составом ткани конкретных матрасов?
– Зачем? – искренне удивилась женщина. – Какое это имеет отношение к причинам смерти? Из протоколов ясно, что Володин один ушел к берегу и его больше никто не видел. Вообще-то наши исследования имели вполне конкретную цель. Вам, товарищ полковник, полагалось бы знать, что ищут в подобных случаях. Остатки органической ткани! Если подозревается убийство, борьба, то под ногтями можно найти частички кожи, крови противника. Но тут ничего подобного и близко не было.
Гуров положил руку на колено стажера, который сидел рядом и попытался было что-то сказать эксперту.
– Конечно. – Лев Иванович с готовностью улыбнулся женщине и согласно кивнул. – Разумеется, я знаком с таким подходом. Значит, вы не нашли ничего такого, что говорило бы в пользу убийства?
– Господи!.. – Женщина посмотрела на полковника как на идиота. – Конечно же, ничего подобного. Там же все яснее ясного. Сколько людей гибнет в пьяном виде на воде во время пикников!
– Володин не пил, – с той же милой улыбкой подсказал Гуров. – Неужели в его крови нашли следы алкоголя?
Вероника Андреевна замерла на секунду, потом снова стала рыться в бумагах, которые заранее приготовила для беседы с полковником из Москвы.
Наконец она нашла выписку, прочитала ее, как показалось сыщику, дважды, потом сказала:
– Да, он был трезв. Но это ничего не значит. Мог случиться обморок. Да что я вам объясняю, когда версия о насильственной смерти даже не рассматривалась? Вы со следователем поговорите, товарищ полковник.
– Обязательно, – сказал Гуров, поднимаясь на ноги. – Непременно. А вам я желаю удачной защиты в будущем году. Наука – это ваше, тут и спорить нечего. Ваш дар!
Они вышли из кабинета. Коренной тут же догнал шефа и пристроился сбоку. Лев Иванович поднял указательный палец и прижал его к губам, предупреждая, что еще не время разговаривать. Только на улице он остановился и вопросительно посмотрел на стажера.