— Космос — великий выдумщик, — добавила Анга.
Они брали пробы почвы и грузили их на тележку. Экспресс-анализ не показывал ничего интересного, но основательное исследование образцов, каждый знал, предстояло после, на борту «Валентины».
Внезапно Леону показалось, что он погружается в какую-то дрему. В мозгу все четче стучали неведомые ритмичные сигналы. На какой-то миг ему почудилось, что все происходит не с ним, а с кем-то другим.
Погруженный в смутные, расплывчатые образы, выплывающие из подсознания, Леон споткнулся и едва не упал.
— Смотри под ноги. — Анга поддержала за локоть медленно заваливающегося Леона.
Выпрямившись, Леон бросил взгляд на остальных. Иван шагал споро и деловито, приноровившись к почти полной невесомости.
Странный предмет, попавший в световой сноп, привлек внимание Анги. Нагнувшись, она подняла его. Предмет имел острые края и был полупрозачным.
— Словно обломок панциря какого-то существа, — отметила она задумчиво, вертя в руках свою находку.
— Кусок известковой породы, — сказал подошедший Леон. — Ничего интересного, выбрось.
Анга, поколебавшись, подошла к тележке и сунула свою находку в свободный контейнер.
С каждым шагом идти Леону становилось все труднее. Казалось, какая-то вязкая масса сдерживала все движения. И вдруг в его мозгу неведомые, но настойчивые ритмические сигналы преобразовались в слова: «Расширяющейся Вселенной вдаль бегущие маяки…» Леон мог поклясться, что фраза принадлежит именно ему, но что ритм ее навязан кем-то извне. Он сделал, запинаясь, еще несколько шагов, и в мозгу возникла другая фраза: «Может, вынырну снова, прорезавши дали, на каком-то витке бесконечной спирали».
Словно кто-то чужой диктовал ему ритмы, которые затем легко складывались в слова… Диктовал? Леон тряхнул головой, как бы отгоняя видения. Ни в какую мистику он не верил. Но новые ритмы все так же продолжали звучать в его мозгу…
Близилась к концу ночь — короткая астероидная ночь. Прожекторный свет поблек. Солнце внезапно высветило недальнюю изогнутую линию горизонта.
Маленькая группа шла по курсу, набросанному еще во время облета астероида. Главный интерес представлял, конечно, объект, который они назвали «Каменной рощей». Судя по пройденному расстоянию, до него было недалеко.
Внезапно какой-то небольшой предмет впереди них без всякой видимой причины сорвался с места и, описав дугу, скрылся за горизонтом.
— Словно птица, — ахнула Анга.
— Думаю, это шутки местных силовых полей, — сказал Леон.
— Возможно, — согласился штурман. — Они здесь необычайно интенсивны. Нигде не встречал таких полей!
— И во времени они меняются, — развивал свою мысль Леон.
Анга наморщила лоб.
— Ребята, а вы меня, случаем, не разыгрываете? Разве может силовое поле сорвать с места кусок породы и зашвырнуть его за горизонт?
— Силовые поля могут все! — уверенно сказал Леон.
— К тому же улетевший предмет почти ничего не весил, — добавил Иван.
— Как странно, — вздохнула Анга, снова трогаясь в путь. — Вокруг нас бушуют силовые бури, проносятся электромагнитные вихри, а мы их не замечаем. Для нас здесь царит вечная тишина и покой.
— Что делать? Эволюция не подарила нам способности реагировать на электромагнитные поля, — сказал штурман.
— А можно представить себе живое существо, которое ощущало бы такие поля, как мы, люди, ощущаем свет и тепло? — обратился Леон к Анге.
— В принципе ничего невозможного нет, — ответила Анга.
— Тут Вольтер проявил удивительную прозорливость, — вступил в разговор штурман. — Помните, в одном из своих философских романов он описывает гигантские существа с Сириуса, у которых десятки, если не сотни органов чувств?
— Интересно бы повстречать такие существа.
Астероидный день стремительно разворачивался. Вскоре вдали показалось множество стройных пиков, возвышающихся над унылой равниной.
Сердце Леона сжалось. Но это было не радостное, а скорее какое-то болезненное чувство. Ноги его подкашивались. Больше всего на свете он боялся, что товарищи заметят его слабость. Но Анга и Иван были поглощены открывшимся перед ними видом.
Они подошли поближе.
— Чудо природы, — сказал штурман.
Анга, не сдержавшись, восхищенно ахнула. Перед ними возвышались каменные столбы безукоризненно правильной геометрической формы, каждый был увенчан каким-то подобием шляпки. Они располагались в шахматном порядке, на равном расстоянии друг от друга. Высота их была примерно одинакова. Лишь посреди каменной рощи, словно Гулливер среди лилипутов, высился один столб, превосходящий по размерам остальные.
— Не меньше пяти метров… — восхищенно пробасил штурман, задрав голову.
— Прекрасный сюжет для фантастической поэмы, — пробормотал Леон, в висках которого, не переставая, стучали молоточки: «Черные столбы, известковые шляпки на них, взволнованные первопроходцы в скафандрах, — и все это погружено в океан изумрудного огня».
Гроза достал из-за пояса узенькую трубку деструктора, но нажать кнопку не успел — Анга с силой ударила по стволу.
— С ума сошел! — гневно проговорила она.
— Хотел выпилить кубик вещества, — виновато улыбнулся штурман. — На корабле исследовали бы основательнее.
— Мы и на месте сделаем это не хуже! — Анга жестом подозвала автомат-платформу и сформулировала задание,
Штурман покачал головой, но деструктор сунул на место.
— А ты что скажешь, Леон? — спросила Анга.
Ядерщик молчал, только ошалело смотрел перед собой остановившимся взглядом. В мозгу его звучали какие-то ритмичные сигналы, и неодолимая сила влекла к высокому столбу. Леон подошел к нему вплотную и обхватил руками, то ли стремясь обнять его, то ли просто чтобы не упасть.
— Не могу отделаться от одной мысли… — еле слышно прошептал он, тяжело ворочая непослушными губами. — Мне все время чудится, что перед нами искусственные сооружения.
— Тебе худо? — спросил Иван, положив Леону руку на плечо.
— Эти столбы напоминают творение разума, — неожиданно поддержала Анга Леона. — Уж слишком у них безукоризненная форма.
— Кристаллы тоже безукоризненной формы, — возразил Иван. — Но ты же не скажешь, что они — порождение разума.
Автомат сообщил, что экспресс-анализ структур окрестных пород, в том числе и правильных пиков, окончен.
— Можем возвращаться, — сказала Анга.
Первой засеменила к шлюпке шагающая платформа. За ней двинулись Анга и Иван.
Леон не сделал и шагу. Он так и стоял у высокого конуса, полуобняв его руками, и смотрел вверх, на известковую шляпку, словно к чему-то прислушивался. Сквозь пластик маски было видно, как побледнело его лицо.
— Может, на манипулятор сядешь? — предложила Анга.
Леон покачал головой.
Иван подошел к ядерщику и заботливо взял его под руку.
— Пойдем, я помогу.
Рябов действия Анги одобрил.
— На небесных телах ничего не следует разрушать без крайней необходимости. Довольно этим грешили в старину, на заре космонавтики Что же касается столбов… Это, конечно, интересно. Анализы сделаны, пробы взяты… У нас будет время и в полете, и по возвращении на Землю поразмыслить над материалом, который вы собрали.
Анга достала с тележки, прошедшей, как и люди, дезинфекционную камеру, контейнер и вынула из него известковый обломок.
— Что это? — спросил Рябов.
— Думаю, Виктор Петрович, что это кусок панциря животного или насекомого.
— Я не был бы столь категоричным, — улыбнулся Рябов, разглядывая находку.
Анга поспешила в биоотсек, чтобы исследовать образцы, взятые на астероиде.
«Надо бы зайти, проведать Леона, — вспомнила по пути. И решила: — Зайду попозже».
Анга любила свое белоснежное царство, напоминавшее тропический лес. Трубопроводы и гибкие волноводы, похожие на лианы, обвивали мощные стволы генераторов. У покатых стен отсека теснились установки, по своей сложности соперничающие с живым организмом. Цель у каждой установки при всем их различии была одна — не упустить самую мельчайшую частичку живого, обнаруженного в пучинах космоса, раздуть искорку жизни, какой бы слабой она ни была.
Она скользнула в овальный люк, который захлопнулся за ней с еле слышным вздохом: герметичность каждого отсека «Валентины» была одним из основных принципов, которыми руководствовались инженеры, собиравшие пульсолет на лунных стапелях.
Сотрудники разошлись по своим установкам. Предстояло основательно изучить то, что привезла экспедиция с астероида. Все понимали, что экспресс-анализ — это еще полдела.
Держа в руке известковый обломок, Анга подошла к компьютеру. Она задумчиво стояла перед ячеистой панелью, убегающей под потолок, и молча вертела в руках свою находку.
Обломок ей что-то напоминал…
…У них дома много лет обитала черепаха Маруся, семейная любимица. Анга была тогда совсем девчонкой, но хорошо запомнила ее — она помнила всех животных, которых видела даже мельком.
Так вот, не походил ли чем-то панцирь Маруси на ее нынешнюю находку? Хотя в ней нет ни малейших следов органики…
После возвращения на корабль Леон не находил себе места: внимание рассеивалось, простейшие вопросы заставали его врасплох.
В кают-компании было пусто, Леон зашел туда и замер, прислушиваясь к себе. Ритм в висках не утихал, дробно стучащие молоточки наполняли голову невыносимой болью.
Леон опустился в противоперегрузочное кресло и стал вглядываться в картину, висевшую над обзорным экраном. Картина называлась «Пророк». Раньше он как-то не присматривался к ней, а сегодня не мог оторвать глаз. Вдруг Леону почудилось, что он смотрит на картину чужими глазами. Чужими? В голове роились смутные образы, как будто чужое сознание давало его мыслям неведомый ранее ритм. И вдруг эти ритмические фразы сложились воедино: «Согбенный, нищий и седой пророк с волнистой бородой! Ты много на себя берешь, тасуя истину и ложь. Тебе покорствует толпа, которая, увы, слепа. Но ты, однако, тоже слеп! Цедишь вино, ломаешь хлеб, а в промежутках наобум нам демонстрируешь свой ум. Толпу ты бросить рад давно, пророку ж это не дано. Толпа сама тебя влечет, как щепку ярость вешних вод».
Добормотав последнюю фразу, Леон, обессиленный, откинул голову на спинку сиденья. Затем оглянулся, словно сзади мог стоять некто, нашептавший ему эти слова. Но обширный зал был пуст. Стенные панели дышали теплом и вечерним покоем. Леон припомнил, как только что, по пути в кают-компанию, заглянул в штурманский отсек. Иван с несколькими помощниками занимался трехмерной картой. На глазах росла пунктирная линия, соединяющая Изумрудное светило с далеким ласковым Солнцем, согревшим корабль землян. Светящиеся точки, вспыхивавшие в глубине кристалла, — хрупкая лесенка, ведущая к Земле. Леон подошел к земному глобусу, стоявшему на штурманском пульте, и машинально толкнул его. Глобус завертелся.
— Теперь ты сам убедился, что Земля вращается, — пошутил Иван, не отрываясь от работы…
Леон застонал и изнеможенно прикрыл веки.
Полет проходил спокойно. Ускорение составляло менее трети предельного, а это значит, что сразу после включения фотонных двигателей невесомость на корабле сменилась тяжестью, равной земной.
— Пора привыкать к земным условиям, — сказал капитан в кают-компании во время традиционного чаепития.
Жизнь на корабле была теперь наиболее приближена к тому, что ждало их на родной планете.
Основное время экипаж «Валентины» посвящал разборке и систематизации накопленных материалов. Впрочем, значительная часть проб и образцов, взятых из разных точек внегалактических пространств, еще ждала своего часа.
Все внимание Анги с сотрудниками было уделено пробам, взятым на безжизненном астероиде.
— Пустое занятие, — заметил ей как-то Леон.
Он взял Ангу за руку, но девушка тут же отняла ее.
— Твое сердце холодно, как ледышка, — сказал Леон.
Анга пожала плечами:
— Что же делать?
— Растопи ледышку.
— Не могу, — покачала она головой. — Сделай это ты, если сумеешь.
— Мне без твоей помощи ничего не сделать…
— Посмотри рентгенограммы обелисков малого астероида, — сказала Анга, круто меняя тему тягостного для обоих разговора.
Леон поначалу нехотя, а потом все более увлекаясь, принялся рассматривать их.
— Что и требовалось доказать! — заметил он. — Полная неорганика.
— Раньше ты считал, что их могла воздвигнуть чужая цивилизация.
— А теперь отказался от этой мысли.
Анга погладила полупрозрачный обломок известняка. Она с ним не расставалась.
Леон прошелся по комнате.
— Зря упорствуешь, Анга, — сказал он. — Мы исследовали твою находку вдоль и поперек. Обычный известняк, мертвая порода с заурядными вкраплениями элементов, обычно встречающихся в метеоритах и на малых небесных телах.
Анга молча сунула обломок в сумочку, где хранились самые дорогие для нее предметы.
— Как твое здоровье? — спросила она.
— Неплохо, — лаконично ответил Леон.
С каждым днем самочувствие Леона улучшалось. Реже тревожили головные боли, сопровождающие странные видения.
Леон Бременами даже жалел об этом. Чувство вдохновения, посетившее его в тот памятный час в пустынной кают-компании перед картиной «Пророк», больше не повторялось. Все, что он тайком сочинял, выходило бледным, нарочитым, и Леон без сожаления предавал свои опыты огню.
А «Пророка» он прочитал Анге в тот же вечер, когда в мозгу его вспыхнули огненные, строки, и девушка поразилась силе слов.
— Неужели нельзя полюбить за талант? — полушутя, полу- серьезно сказал ей тогда Леон.
— Разве любят за что-то?
— Разумеется.
— Нет, — покачала головой Анга. — Любят просто так.
— Наверно, никто на борту «Валентины» тебя недостоин, — произнес Леон. — Быть может, только на Земле ты встретишь свое счастье.
Девушка молча пожала плечами. Мысли ее были заняты другим.
Однажды в биоотсек ворвался взволнованный Леон. Наскоро поздоровавшись с биологами и биофизиками, он спросил, где Анга.
— В оранжерее, — сказали ему, и Леон помчался в оранжерейный отсек.
Анга возилась с какой-то редкой орхидеей, облучая ее ультрафиолетом.
Леон опустился на колени рядом с девушкой.
— Что случилось? — спросила она.
— Опять!
— Заболел?
— Трудно объяснить… Помнишь, я тебе рассказывал, как сидел один в кают-компании после возвращения с астероиде, смотрел на картину…
— Твоего «Пророка» я помню наизусть, Леон, — перебила его Анга.
— В том-то и дело, что не моего!
— Не твоего?!
— Понимаешь, мне все время чудилось, кто-то диктует слова и фразы.
— Ясно. Муза.
— Не смейся. Мне все время казалось, что кто-то чужой стоит за спиной и управляет моими мыслями, роется в них.
Анга взяла его за руку.
— Пойдем в медотсек.
— Наши медики тут ни при чем, — покачал головой Леон. — Пять минут назад со мной случилось нечто еще более удивительное. Я был у себя в ядерном, проверил приборы, а потом прикорнул прямо в кресле.
— Был там еще кто-нибудь?
— Никого. Как и тогда, в первый раз. Дремлю и вдруг чувствую; кто-то спрашивает меня, а я не знаю, что отвечать. И вдруг мне показалось, что я могу ощущать электромагнитные поля.
— Сон, — сказала Анга. — Тебе приснился наш разговор на астероиде.
— Чет, не сон — Я увидел, ощутил эти поля. Все эти изогнутые плоскости, перекрученные спирали силовых линий, векторную пляску напряженностей…
— Галлюцинации.
— Нет! — крикнул Леон. — Потом, когда наваждение прошло, я тщательно измерил силовые поля отсека во многих точках, и, когда соединил их линиями и плоскостями, получил в точности ту же картину, которую видел наяву.
— М-да…
— Но это не все. Ощутив рельеф силовых полей, я вдруг почувствовал, что уменьшаюсь в размерах, и… полетел. Да, я летал по отсеку, клянусь тебе. Ты веришь?..
— Дальше.
— Я летал как пушинка. Но не по воле воздушных течений: мне удалось управлять своим движением с помощью перепадов силового поля. И я осознал, что неодинок, что у меня тысячи, миллионы сородичей. Я чувствовал себя подвижным и необычайно сильным, хотя меня угнетала тяжесть, и я мечтал, чтобы она исчезла, уступив место невесомости. На все, что было таким привычным, я смотрел как бы чужими глазами. И когда увидел «Валентину» на обзорном экране, она показалась мне чудовищно огромной и неуклюжей.
— Это все?
— Нет, не все! Что-то словно расспрашивало меня о Земле… И тут мне показалось, что в отсек вошел пророк с картины, и я его воспринял как представителя чужой цивилизации. Понимаешь, меня все удивляло в нем, начиная от одежды и кончая бородой, которая почему-то представилась мне мхом, растущим на камнях неведомой планеты… Нет, ты меня не поймешь, не поверишь! — В отчаянье Леон спрятал лицо в ладони.
— Постараюсь понять, — произнесла Анга. — Только рассказывай, пожалуйста, все, не упуская никакой мелочи.
— Спрашивай.
— Вот ты говоришь, что почувствовал себя другим существом, А как ты… то есть как оно выглядело, это существо?
Леон потер лоб.
— Меня самого это интересовало, но я не мог сам на себя посмотреть со стороны. И вообще-то не понимаю, что служило мне органом зрения, но видел я неплохо, хотя совсем по-другому.
— Не можешь себя — опиши других, себе подобных.
— Они мелькали передо мной быстро, и каждый — в сгустке силового поля, в сплетении разноцветных линий напряженности. Да и слишком я был взволнован, чтобы разглядеть детали. Помню только какие-то мохнатые щупальца, которые то втягивались, то вытягивались… Переливающееся световое пятно на поверхности… На поверхности панциря.