Заметив решительный отказ на моем лице, мужчина выудил из-под книжных завалов разграфленный лист, видимо, в качестве последнего и весомого аргумента.
— Взгляните.
У меня в руках оказалась ведомость на выдачу еженедельной суммы в размере пятидесяти висоров. В табличке прописались несколько фамилий, в том числе и моя, третья с конца, а напротив каждой фамилии стояли названия должностей, занимаемых по служебной линейке.
— Обратите внимание на то, сколько работников института занимают положение, аналогичное вашему, — сказал Генрих Генрихович.
И правда, в список попали младшие помощники поваров, младшие помощники тренеров, младшие лаборанты и младший технический персонал, называемый в обиходе младшими помощниками старших дворников и сантехников. Более половины счастливчиков успели расписаться в получении неожиданно свалившихся с неба денег. Это же получится… — я быстро сосчитала, — двести висоров в месяц!
От неожиданного открытия ослабели ноги, и, чтобы не упасть повторно, пришлось уцепиться за книжную полку. Озарение осветило меня точно восход солнца. Я с ясностью поняла, что нужно крепко хватать и быстро бежать, пока не отобрали. Расщедрившееся правительство вскоре сообразит, что деньги ухнули в прорву, и прикроет программу поддержки младших помощников всех мастей. Я же буду кусать локти, потому что из-за глупой мнительности побоялась воспользоваться маленьким кусочком счастья.
— А моя зарплата? — спросила слабым голосом.
— Зарплата идет по отдельной ведомости через кассу института, а я отчитываюсь непосредственно перед вышестоящим руководством, — сказал Стопятнадцатый. — Так что плюсуйте оплату за подработку в архиве.
Меня закачало. В глазах защелкал счетчик, подсчитавший, что получится вдобавок больше тридцати висоров. Впереди замаячили новые горизонты, достижимые с помощью денежных знаков, всовываемых деканом. Я расплачусь с Олегом, начну сносно питаться и смогу побаловать себя разными мелочами.
— Наверное, нужно заполнить кучу бумаг, — сказала заплетающимся языком, вспомнив бюрократическую трясину, поглотившую при принятии на работу.
— Не нужно, — радостно откликнулся мужчина. — Расписываетесь в ведомости, получаете деньги — и вперед.
— А как же… анкета, справки, анализы? — ошеломленно промямлила я. — Не бывает так просто.
— Бывает, милочка, — подтвердил декан. — Сами понимаете, как обычно у нас происходит: не успело начальство сказать, как подчиненные сделали «под козырек» и приняли к исполнению. Так что дело побежало впереди слова.
— Ну, не знаю… — меня продолжало разрывать на противоречивые части.
— Эва Карловна, из-за вашего отказа придется переделывать ведомость и заново переоформлять в Департаменте, — пробасил мужчина. — Предстоит волокита на три дня. Пожалейте, милочка.
— Хорошо, — согласилась я растерянно. Расписалась подсунутым пером в ведомости, сжала хрустящие купюры и в сомнамбулическом состоянии выползла из кабинета.
В воображении полезли жуткие сцены обмана. Вдруг перо оказалось заговоренным, и когда подпись исчезнет, меня обвинят в махинации? Вдруг рядом с пятеркой проявится пара-тройка лишних нулей?
Придет же в голову подобная чушь! Стопятнадцатый не поступит подло.
Взглянула на руку, крепко вцепившуюся в бумажки, я закричала: «Ура-а-а-а!». Хорошо, что молчаливо.
* * *После того, как за студенткой закрылась дверь, Генрих Генрихович Стопятнадцатый, выждав, вернулся в кресло и вытер вспотевшее лицо платком. Положил ведомость на выдачу льготных денег в папку под заголовком «Личное» и засунул в нижний ящик стола. Покачал головой, дивясь тому, что позволил вовлечь себя в сегодняшнюю авантюру. А еще порадовался, что убедил сократить еженедельную помощь в четыре раза, чтобы исключить вопросы и подозрения, ибо холодная рассудительность приносит порой больше пользы, чем горячность влюбленного сердца.
2.4
В попытке охолодить голову и вернуть соображательные процессы, я направилась на чердак, чтобы заодно проверить, получил ли Марат мой подарок, или несчастные ахтулярии замерзли в бесплодном ожидании горниста.
Горка плодов исчезла, зато на столе лежал бумажный свиток. Развернув его, я поднесла к слуховому окну, чтобы разглядеть получше. Помятый тетрадный лист был занят карандашным наброском. Сходство портрета с оригиналом оказалось достоверным, и я мгновенно узнала модель, позировавшую анонимному художнику. На рисунке, подперев голову рукой, растеклась по столу моя персона, грызя перо с мечтательным взглядом, устремленным вдаль. Летящие карандашные линии изобразили растрепанные волосы и хвостик, сбившийся в сторону. В уголке стояли инициалы автора: то ли буква М, то ли А, то ли Г.
Я задумалась, вспоминая, когда очутилась в неряшливой позе, и каким образом художнику удалось запечатлеть мою внешность. В любом случае набросок получился великолепным. Куплю рамочку и повешу портрет на стену.
Кстати, о покупках. Сегодня же верну долг Олегу, а то совесть вот-вот задушит.
Оставалось еще одно неоконченное дело, пусть и растратное.
В столовой я прошла царственной походкой к раздаче, набрала на пять висоров уйму тарелок, едва уместившихся на поднос, и направилась к столику для избранных. Сегодня Мэл разнообразил скучное обеденное время, заняв мое привычное место. Напротив Мелёшина уминал пищу его бритый товарищ. Протолкавшись между стульями, я бухнула поднос на стол и села между парнями.
— Здрасте.
Бритый кивнул, жуя, а Мэл, не отозвавшись на приветствие, уставился на продуктовое изобилие передо мной, и, показалось, облегченно вздохнул. Наверное, от радости нового витка развлечений.
— А я-то думаю, почему сегодня ночью луна шаталась, — сказал Мелёшин. — А это она раздумывала, упасть ей с неба или еще повисеть. Надо же, к Папене вернулся аппетит. Надолго ли?
— Терпи, пока буду чавкать над ухом, — огрызнулась и отважно обратилась к бритому бугаю: — Я Эва.
Надеюсь, не размажет меня за наглость легким взмахом руки. В конце концов, неприлично встречаться за одним столом, не познакомившись с человеком.
— Дэн, — ответил, растерявшись, товарищ Мэла и посмотрел на него.
Мелёшин почему-то весело ухмыльнулся ему, а потом поделился хорошим настроением со мной. В уголках его глаз собрались мелкие лучики, и лицо сделалось теплым и домашним. Я поймала себя на том, что любуюсь Мэлом, поэтому строго свела брови и перевела взгляд на тарелки.
— Ты, Мелёшин, обещал унести мой поднос. Не забыл?
Мэл опустил глаза, продолжая улыбаться.
— Пока помню.
— За то, что сегодня утром без предупреждения не явился в столовую, требую расторжения долгового договора.
Улыбку на лице Мелёшина точно ветром сдуло.
— Нет, Папена, у тебя недостаточно баллов, — поджал губы.
Он в своем уме? Какие баллы? Не слышала такого, чтобы на ходу менять правила. Не успела я и рта раскрыть, чтобы возмутиться наглой выдумкой, как Мэл хмуро сказал, поглядывая на товарища:
— Компенсирую несознательное поведение тем, что впредь буду уносить твои подносы на мойку.
— Правда, что ли? — не поверила я своим ушам. Воистину сегодня день чудес: Мелёшин добровольно согласился надсаживать холеные ручки. — А как быть с твоей короткой памятью?
— Напоминай каждый день.
— Обязательно. Не поленюсь ради такого дела.
— Заведи блокнотик и отмечай, — продолжал раздражать Мэл.
— И заведу! И буду обводить кружочками в календаре! — вспылила я.
— Хочу, чтобы по утрам кружочки были красные, а на обеде — черные, — закапризничал будущий уборщик подносов.
— Лучше у тебя на лбу крестики ставить, — разозлилась и схватила ложку.
На лице Мелёшина снова возникла непонятная ухмылка, и он поспешно уткнулся в свою тарелку. Бритоголовый Дэн покачал головой, словно умудренный жизнью старец, а я, не дождавшись ответа, чтобы применить ложку по назначению, принялась баловать вкусовые рецепторы картофельной запеканкой с мясоовощной прослойкой.
Перед походом в квартал невидящих я решила привести себя в пристойный вид. Умылась, намазалась воздушными духами и собралась обновить хвостик на голове. Чуть зубцы у расчески не сломала, пока расчесывала, и бесполезно — сзади образовался спутанный клок волос.
Я побежала к зеркалу у раковины. Вертела головой по сторонам и косила глазами в попытке разглядеть воронье гнездо, но без толку. В коридоре мелькнуло Аффино пальто.
— Аффа! Иди сюда! Посмотри, а то ничего не вижу.
— Привет, — отозвалась она, появившись в проеме.
— Глянь, у меня в волосах какое-то пугало появилось, — попросила я девушку.
Некоторое время она перебирала прядки.
— Эвка, — протянула медленно, — у тебя завелся колтун.
Некоторое время она перебирала прядки.
— Эвка, — протянула медленно, — у тебя завелся колтун.
— Что-что? — перепугалась я. — Это заразно?
— Как сказать, — соседка явно недоговаривала, и от невразумительной фразы мне стало нехорошо. — Когда началось?
— Что началось, Афочка? — спросила я дрожащим голосом.
— Когда волосы начали запутываться?
— Не помню. Вроде бы вчера, — ответила, пугаясь еще сильнее от устроенного допроса.
— Значит, нужно поторопиться, — заключила девушка. — Пара суток, и у тебя на голове будет вертикальное стойбище, которое придется сбривать наголо.
— Мамочки! — ужаснулась я. — Как так? Откуда? Я же часто мою голову! И расчесываю.
— Какая ты, Эвка, наивная, — вздохнула соседка. — Чем чаще чешешь, тем сильнее запутывается. Сразу видно, что раньше никому дорогу поперек не переходила.
— То есть?
— Делается просто, — пояснила Аффа. — Берется сrucis[6] и бросается как бумеранг в волосы. Выход один — состричь колтун, и чем скорее, тем лучше, иначе останешься с голой черепушкой.
Я знала о сrucis, его применяли для перемешивания различных сред. Создать заклинание вслепую у меня бы ни за что не получилось, потому что для него задействовались две волны, связывавшиеся крестом. Забрасываемая «крестовина» на лету наматывала на себя все, что попадалось по пути. Стремясь вернуться в исходное состояние, вертушка из волн раскручивалась и устраивала еще большую путаницу.
— Афочка, что же делать? — заныла панически. — Я боюсь. Неужели наголо? Выстриги, пожалуйста! У меня ножнички есть.
— Обычные ножницы не помогут. Собирайся, — сказала решительно девушка.
Я метнулась за курткой.
— Здесь недалеко, — добавила Аффа, увидев надеваемый на шею шарф. — В общаге. Главное, висоры прихвати.
Дрожащими руками я сгребла наличность. И за какие грехи нежданное наказание? Точно, это возмездие за корысть и жадность! Не успели деньги упасть в руки, как тут же уплывут от меня, как по заказу. Эх, не стоило соглашаться на уговоры декана, и, глядишь, закон подлости обошел бы стороной.
— Аффа, получается, в меня специально бросили сrucis? — спросила я, когда мы поднимались по лестнице.
— Получается.
— Но зачем?
— Об этом хочу поинтересоваться у тебя, — сказала девушка, и я примолкла, задумавшись над тем, кто надумал лишить меня чубчика.
Тем временем мы забрались на третий этаж и остановились перед глухой дверью, перегораживающей коридор. Рядом располагалась панель с тремя рядами пронумерованных кнопок. Соседка нажала на одну из них — раз, другой, третий. Я переминалась, нервничая в ожидании. Что делать, если хозяина не окажется дома? Не представляю, куда бежать. Неужели исход один — гладкая блестящая голова под париком?
— Ну? — раздался недовольный женский голос в динамике. — Мне некогда.
— Вива, дело срочное, — начала Аффа, но говорившая уже отключилась.
Соседка нахмурилась и снова надавила на кнопку. Динамик опять ожил:
— Я же внятным языком объяснила. Не могу.
— Это срочно, иначе бы не пришли, — ответила Аффа.
В динамике помолчали.
— Посмотрю, но не обещаю, — произнес голос. Замок щелкнул, и дверь приоткрылась.
Теперь я поняла, почему Аффа удивлялась моему обитанию в захудалой швабровке при наличии высокопоставленного родителя. Коридор третьего этажа, в отличие от нашего, загаженного вечным ремонтом, был устлан широкой ковровой дорожкой. На стенах висели пейзажные картины и фотографии в рамках, аккуратные плафоны радовали глаза успокаивающим светом. Пахло чистотой и сытой обеспеченностью.
— Вот это да! — восхитилась я, позабыв о беде. — Красотища!
Аффа зло фыркнула:
— Пусть подавятся своей красотой, а нам и внизу неплохо живется. — И предупредила: — Я буду говорить, а ты молчи.
За дверью в ярких потеках, словно по ней долго плескали разноцветными красками, обнаружилась хозяйка — девица мелкого роста с вульгарно накрашенным лицом. Собственные брови у нее отсутствовали, зато имелись щедро нарисованные крутые дуги. Веки кричали насыщенными синими тенями, рот был накрашен гротескным бантиком, а над верхней губой занимала место жирная родинка. Волосы на голове девицы собрались в невообразимую кашу с примесями искусственных прядей.
— Я в образе, — сказала хозяйка. — А вы мешаете.
— У нее колтун, — объяснила Аффа и подтолкнула меня. — Второй день.
— Мне-то что? — пожала плечами невообразимая красотка.
— Постриги, — попросила Аффа. — Не брить же.
— Пожалуйста! — умоляюще влезла я, и соседка мрачно зыркнула. Не могу молчать, когда на кону стоят остатки тощей шевелюры.
Вива вперила руки в бока и обошла кругом, изучая меня. Смотрины показались смешными: она была почти на голову ниже и глядела снизу вверх.
— Могу заплатить, — попробовала я увлечь девицу. Аффа скептически покачала головой, досадуя на чей-то гибкий язык, ввязавшийся в разговор.
— Наличность интересует меня не в первую очередь, — махнула рукой хозяйка и пощупала мой растянутый свитер. — Садись, погляжу.
По просветлевшему лицу Аффы я поняла, что преодолен важный рубеж — нас приняли и не отказали.
У стены стояло антикварное трюмо, густо обклеенное картинками из женских журналов с разнообразными прическами моделей. На тумбочке перед зеркалом теснилась батарея разномастных флаконов, бутылочек и коробочек. С краю была навалена гора расчесок разных форм и размеров, позади — кучка папильоток. Я уселась на предложенный деревянный табурет. Перед носом вспорхнула простыня, в которую раскрашенная девица закутала меня по шею.
Не припомню, когда в последний раз посещала парикмахерскую. Во взрослой жизни я стригла челку самостоятельно и изредка подравнивала секущиеся концы, так как волосы не желали расти длиннее плеч. Поэтому сейчас с настороженным интересом рассматривала себя в новом ракурсе и косилась по сторонам.
А посмотреть было на что. Девица жила припеваючи, занимая не одну комнату: рядом с трюмо располагалась еще одна закрытая дверь. Подоконник, широкая кровать и стол утонули под завалами тряпья, отрезов и лоскутов, на полу валялись обрезки бумаги, похожие на части выкроек. Над окном свешивались во множестве колокольчики на веревочках различной длины. За спиной отражалось большое круглое зеркало в массивной раме, завешанное черной тканью.
Оглядеться подробнее мне не дали, развернув зрение в сторону трюмо. Девица зарылась в мои волосы, перебирая их, и пару раз больно дернула. В отражении мелькали коротко стриженые аквамариновые ноготки.
— М-да, — сказала она, изучив проблему. — Накрутилось порядочно косм. Завтра было бы поздно.
Я хотела зажать рот, чтобы удержать испуганный вопль, но руки оказались спрятанными под простыней. Пришлось ограничиться широко распахнутыми глазами.
— А без стрижки не обойтись? — спросила со страхом.
— Чем дальше, тем хлеще, — пояснила Вива. — Колтун неизбежно распространяется на всю голову. Состригу как получится, а там поглядим. Не боись, выживешь, — успокоила мое дрожащее отражение.
Парикмахерша пощелкала большими черными ножницами.
— Заговоренные. Снимают натяжение, созданное «крестовиной». Вырежу твой клок без последствий. Вся работа встанет в десять висоров.
Я с отчаянной решимостью кивнула и закрыла глаза, отдавшись во власть кромсания. Девица принялась за обезображивание моей внешности, копаясь в волосах. Ощущение перебираемых прядей было приятным, если не считать того, что меня массово лишали растительности на голове.
— Готово, — сказала Вива спустя продолжительное время. — Задирай ресницы.
Из зеркала на меня смотрела я и в то же время не я. Девица сняла простынь, и я, мысленно поблагодарив доморощенную парикмахершу, не оболванившую меня коротко, принялась жадно ощупывать изменившуюся внешность. И без того тонкие волосы стали реже и жиже.
— Отрастут заново? — поинтересовалась у Вивы.
— Отрастут, — уверила она. — Главное, чтобы ком не скрутился заново. Я, конечно, даю гарантию на выстриг, но если не хочешь прибежать через два дня, покупай шампунь с разглаживающим эффектом. Ни одна дрянь не прицепится.
— Меня устраивают обычные одноразовые пакетики, — пробормотала я неуверенно. — К тому же, с разглаживанием стоит дороже.
— Пять висоров, — девица сунула в руки флакон. — Не намного больше. Тебе дорога твоя волосня или нет?
— Д-дорога, — согласилась с запинкой и еще раз оглядела себя в отражении. — Спасибо за стрижку, а то я шибко испугалась.
— Поражаюсь твоей простоте, — сказала мне Аффа. — Не могу поверить, что ты мыла голову обычным шампунем. Любая девушка пользуется разглаживающими добавками из элементарного инстинкта самосохранения.