– Он не прав уже потому, что сидит и разглагольствует там, в то время как ты сидишь здесь, со мной. Но в таком случае я рад, что он неправ, – сказал Денис и жестом собственника притянул меня к себе. И, глядя в его красивые влюбленные глаза, я поняла, что у меня нет ни шанса. Он хочет меня, это да. Но и я хочу его до дрожи. Так, словно передо мной сидит мой последний шанс. Хочу именно потому, что с первым же его поцелуем разорвется весь этот замкнутый круг, по которому я, как белка в колесе, бегу уже много лет.
– Я тоже…тоже рада, – прошептала я. Денис улыбнулся и приблизил свои губы к моим. Я не возражала. Возбуждение, такое, какого я не испытывала уж е целую вечность, охватило меня, и мы поцеловались. У него были теплые мягкие губы, приятный запах изо рта, я была удивлена тем, как странно ощущать на своих губах чьи-то еще губы. Оказывается, я вообще забыла, что такое поцелуй. Что это такое, когда мужчина смотрит на тебя, на твои губы, как на вожделенный приз. Мы с Костей не целовались уже много месяцев, лет. Зачем? Мы же и так спали вместе и были друг для друга абсолютно доступны. Брачные удовольствия напоминали деревенскую еду. Очень сытно. Никаких изысков. А ведь в поцелуях кроется столько чувств, что очень быстро я забыла обо всем и погрузилась в страсть, как пловец в темную гладь быстрой горной реки. Вода приняла меня в себя и понесла туда, где я не была и о чем не имела ни малейшего представления. И после этого я вдруг почувствовала, что снова живу.
– Как же хорошо, что я тебя встретил, – ласково поправляя выбившуюся прядку, смотрел на меня Денис. Да, именно ради таких взглядов женщина и живет.
– Что же дальше? – спросила я.
– Дальше? А что бы ты хотела? – оторвался от меня на секунду Денис.
– Не знаю. Мне кажется, это прекрасно, сидеть на лавочке и целоваться, словно мы студенты. Давай вообще отсюда не уйдем? – улыбнулась я.
– Давай, – легко согласился он. – Правда, к августу по ночам похолодает и это станет не так приятно, но если ты хочешь…
– Да ну тебя, – я махнула на него рукой и встала. Денис поднял сумку, которая упала на землю, и встал рядом со мной. Впереди был весь день, суббота. Угораздило же меня полезть к Косте с разговорами именно в субботу. Хотя, с другой стороны, а когда еще. В будни расписана каждая минута драгоценного времени моего умного и занятого супруга. Зато теперь мне не надо ждать понедельника, чтобы услышать голос Дениса.
– Может, пойдем в кино? – предложил Денис. На его лице также было написано раздумье. Куда нам деваться теперь, когда все признания сделаны и уже нет смысла ходить по улицам, целомудренно держась за руки. Мне внезапно стало интересно, как Денис объяснил нашу субботнюю прогулку супруге. Я не была ребенком и понимала, что мужчина, который столь яростно любит меня в этот солнечный день, женат. И что обстоятельства, который свели нас вместе, вовсе не означают долгого безоблачного счастья на всю жизнь, которую мы пройдем рука об руку, не отрывая друг от друга глаз. И меня, как ни странно, это очень даже устраивало.
– Пойдем. Скажи, а что думает обо всем этом твоя жена?
– Она ничего не думает, – буркнул Денис.
– Лопотомия? – ехидничала я.
– Она уехала с подругами на пикник. У нее бурная жизнь, в которой она не считает нужным задействовать меня.
– Почему? – удивилась я. – Если бы у меня был такой красивый синеглазый муж, я бы повсюду таскала его с собой.
– Она так не считает, – угрюмо ответил Денис. У меня возникло ощущение, что ему не хочется продолжать разговор о жене. Я не стала настаивать. Интересное чувство охватило меня. Наверное, такое бывает только в зрелом возрасте, потому что когда влюбляешься в двадцать, ты любишь всей своей натурой, всей душой и кажется, что будущее имеет только один сияющий всеми красками счастья вариант. Но в тридцать лет где-то в глубине сохраняется кто-то равнодушный, трезвый. Этот кто-то наблюдает за твоими безумствами и ведет им счет, зная, что все когда-нибудь кончится и не имеет, по большому, такого уж значения.
– Знаешь, я все-таки не хочу в кино, – уверенно сказала я.
– Да? А чего ты хочешь?
– Тебя, – исчерпывающе продекламировала одними губами, без звука я. Денис замер, потом медленно обвел меня обжигающим мужским взглядом «сверху вниз и обратно», уверенно взял за талию и мы молча, как заговорщики, произнесшие пароль «славянский шкаф», пошли вниз по бульвару.
Глава 5. Про маскарад
С тех пор, как всемогущий Советский Союз приказал долго жить и почил в бозе, все жители нашей поменявшей курс родины (после чего она стала больше напоминать корабль-призрак, потерявший управление) так или иначе стали думать, прикидывать, высчитывать…одним словом, искать выгоды. А как же еще, ведь мы теперь капиталисты. Есть богачи-олигархи, которых никто в глаза не видел (кроме, конечно, Ходорковского, но его пример скорее печален). Есть гордые бедняки, которые составляют абсолютное большинство населения, но об этом никто не говорит вслух. Потому что вслух аналитики любят говорить о формирующемся среднем классе. Это хорошо для рейтинга. Аналитика никогда не пересекает границ Подмосковья. Так она и сидит в стольном граде Москве и удивляется, что это народ все недоволен и недоволен? И парки у них, и магазины, и зарплаты. И казино, чтобы было где зарплаты оставить. Чего же им еще нужно? Но Москва, как ни крути, это государство в государстве. Как китайский Гонконг. Там у нормального китайца, привыкшего сидеть голым под бамбуковым навесом, есть с ладони рис и молиться Будде, сразу и безвозвратно срывает крышу. И уносит вдаль порывами техногенного ветра. Примерно также житель, скажем, моего родного города Петушки, реагирует на МКАД. Клянусь вам, один друг моего детства рассказывал мне, что каждый месяц он преодолевает языковой барьер в сто двадцать километров, чтобы попасть к нам, в ночную в Москву. Когда-то мы с ним вместе воровали клубнику у наивных как детская слеза дачников, а теперь мой дружок крадучись въезжает на наш МКАД, и под покровом темноты выжимает из своей видавшей виды девятки все, на что она способна.
– Ты не представляешь, какой это кайф! – взахлеб рассказывает он. – Пустая широкая трасса, освещенная, как елка на новый год. И на ней я – Шумахер на формуле один. Мотор ревет. Я молниеносно планирую с полосы на полосу. Обхожу одного, второго, третьего. Вот уже все остались далеко позади – я лечу один…. Да я, можно сказать, ради этого и живу!
– А как на все это смотрит ГИБДД, – интересуюсь я. Потому что если вспомнить, с какой лихостью мой дружок в свое время перемахивал деревенские заборы, то не приходится сомневаться, что на дорогах Москвы он производит несомненных фурор.
– ГИБДД? – грустно переспрашивает он и рефлекторно хватается за кошелек. А в кошельке у него плачут мыши, потому что, как я уже и сказала, за пределами этого самого МКАД начинается совсем другая Россия. А уж если заехать в какую-нибудь другую область типа нашей, Владимирской или, к примеру, Брянской, то понимаешь, что натуральный обмен, общинный строй и дома с земляным полом – отнюдь не только программа из учебников по истории древней Руси. Во многих деревнях, например, вообще отсутствует такое понятие как зарплата. А когда пенсионеры там получают пенсию, то долго всей деревней прикидывают, на что потратить неожиданно обрушившееся на них богатство. Так что с классом гордых бедняков у нас в стране строящегося капитализма все в порядке. Впрочем, нищих, потерявших гордость, у нас тоже хватает. Стоят, как почетный караул, на всех вокзалах, во всех переходах. Печальные обломки лучшей жизни, не сумевшие вычислить этой своей выгоды. Каждый из них несет за плечами Трагедию, которая столь банальна, что если спросить, он уже и не вспомнит, что это была за Трагедия и с чего, собственно, все началось. Зато теперь для них все закончилось, так что сидят они с безмятежными лицами ангелов, а людской поток проходит сквозь них, их не замечая. Но самые лучшие, самые удачливые у нас представлены в так называемом среднем классе. Говорят, что средний класс – опора общества, киты, на которых держится экономика.
– Это так и есть, потому что я, например, ежедневно делаю огромные вливания в экономику хотя бы путем покупки этих дорогущих колготок, которые все равно, все равно рвутся, – досадливо замазывала в очередной раз «поехавшую» ступню лаком Дудикова, когда я разглагольствовала о том, что мы – средний класс – несем на своих плечах все.
– Тебе надо надевать на ногти чехлы! – рассмеялась я.
– Может, мне и на морду нацепить железную маску?
– Зачем? – удивилась я.
– Буду человек в железной маске! Ему уж точно колготки не нужны. А вообще, средний класс – это еще и постоянный объект для кидалова, – продолжила мои теории она. – Олигархов уже не кинешь, а всех этих гордых бедняков еще не кинешь. Что с них взять? Мешок картошки?
– А мы – средний класс – все время ищем, где бы погреть руки, – кивнула я, дохлебывая свой обеденный кофе. Официанты давно привыкли к нашим расслабленным разговорам, при которых мы могли закрашивать лаком колготки, ногти, губы, делать прическу на скорую руку перед свиданием или просто громко гоготать, вызывая возмущенные взгляды мирных кофеманов. Это было наше кафе, мы творили чего хотели. Самое главное, на мой взгляд, достижение капитализма как раз и заключено вот в этом праве каждого попить ароматный кофе за бешеные деньги, болтая с подругой, по телефону или просто читая какую-нибудь модную книжку типа Робски, поражаясь, что оказывается, и на Рублевке живут тоже люди. И тоже с проблемами. Только проблемы их куда круче наших простых мещанских «где бы перехватить денег» и «как бы выбить отпуск». Читаешь – а на душе легче, легче, легче…. Впрочем, даже если я знаю, что деньги – зло и от них все проблемы, мне все равно хочется каким-нибудь образом их к себе приманить.
– А многим, между прочим, удается! – воскликнула Динка. – Мне тут рассказали, что сейчас такой у нас рост экономики, что можно просто правильно вложит деньги и стричь купоны! По пятьдесят процентов в год, каково?
– Мне кажется, что все это уже было, – сомнением отреагировала я, потому что знала, как легко Динку заносит на поворотах. В моей памяти все еще хранились файлы про МММ, Властелину и ГКО, поэтому при слове пятьдесят процентов годовых, меня как отрубало.
– Ты не понимаешь. Сейчас идеальный момент! Нефть растет, недвижимость растет, промышленность на подъеме! Почти никакого риска для инвестиционного портфеля.
– Для чего? – поперхнулась кофе я. Все-таки не так часто я слышала слова «инвестиционный портфель» из уст моей подруги. Хотя что странного, она все-таки бухгалтер.
– Для того, – щелкнула меня по носу она. – Ты как всегда, все проспишь, и пока другие будут квартиры покупать, так и останешься сидеть на своей съемной.
– Я бы попросила ниже пояса не бить! Мне и так тяжело, – обиделась я. – А между прочим, жадность наказуема.
– Ага. Для тех, кто не умеет все рассчитать.
– Вот и мой НН думал, что умеет все рассчитать, – закинула удочку я. Единственный способ отвлечь Динку – это чем-то ее увлечь. Динка встрепенулась.
– А что такое?
– А то, что недавно он рассчитал, что доставлять путевки на дом отдыхающих через крупную курьерскую службу – это дорого и невыгодно.
– И? – заинтересовалась Динка, потому что истории про НН уже много раз развлекали всех, кто имел счастье их услышать.
– И вот, однажды в целях строжайшей экономии НН решил нанять курьера на оклад.
– Да что ты! – причмокнула Динка. – И на большой оклад?
– Смотря в чем. Если в рублях, то не очень. Но если взять в юанях, то неплохо. Там у людей в месяц долларов тридцать считается зарплатой топ-менеджера.
– В общем, не поскупился, как всегда, – подытожила подруга.
– Ага. Сначала он, правда, честно пытался заставить менеджеров самих развозить проданные путевки, но мы пригрозили, что организуем профсоюз. Тогда он привел откуда-то патлатого студента, страстно мечтающего повторить металлический путь Кипелова, только лучше.
– Красивого? – облизнулась Динка.
– Чистый Тарзан, – усмехнулась я. – Только волосики жидкие и серого цвета. Он их моет, наверное, раз в месяц, случайно. Сам тонкий, в нелепых армейских ботинках. И кожаная куртка с кучей молний. В общем, самое для тебя оно.
– Фу, – сморщилась Динка. – И как только вам не противно.
– А нам и не противно, потому что он уже уволен.
– Да?
– Да. Он с неделю поездил с турами счастья, развозил Египет и Турцию. Сама понимаешь, что, мотаясь с Университета, например, на Пражскую, с Пражской в Строгино, а оттуда опять к нам, парень несколько притомился.
– Еще бы! Я бы посмотрела на тебя, – кивнула Динка.
– На меня можешь не смотреть, я бы на своих каблуках не доехала даже до Пражской.
– И нечего там делать, – согласилась она.
– А потом как-то мы продали групповой тур в Доминиканскую Республику. Там группа состояла из семи человек. Стоимость, как ты понимаешь, немаленькая. Даже с учетом сделанной ранее предоплаты, студенту предстояло получить тысячи три баксов.
– Украл? – ахнула Динка.
– Что ты, если бы, – вздохнула я. – Все же надо было отдать должное студенту, он оказался умным малым и приехал в офис с радостной новостью, что это его обокрали.
– Его?
– Ага. И даже продемонстрировал какую-то косую ссадину на кулаке и порванную сумку. В-общем, бил себя пяткой в грудь и требовал вызова милиции.
– Вызвали? – поинтересовалась Динка. – Не думаю, чтобы этот пресловутый твой НН любил милицию.
– Вызвали, как же. НН орал целый час, грозил всеми карами небесными вплоть до страшного суда, а также бандитами и прочей лесной нечистью. Парень стоял, как перед последней битвой. Он, видать, прикинул, сколько времени у него уйдет, чтобы заработать эти три штуки, потея в качестве курьера.
– Выходило примерно к пенсии? – хохотнула Дина.
– Примерно, – согласилась я. – Так что теперь НН снова сотрудничает с крупной курьерской службой и грозится, что все равно выведет поганца на чистую воду.
– И к чему ты расстаралась и все это мне вывалила? – нахмурилась Динка.
– К тому, – выразительно вытаращила глаза я. – Все эти твои инвестиционные портфели – та же попытка нанять в курьеры студента. Кто бы это захотел дать тебе просто так, за красивые глаза кучу денег?
– Не просто так, – обиделась Динка. – А это называется инвестиции.
– И что? Ты лично купишь хоть одну акцию? – пристрастно спрашивала я.
– Я лично не куплю, но это за меня сделают более опытные профессионалы, – отбивалась от меня подруга.
– Ага. Ты прямо говоришь, как рекламный ролик! – поймала ее на слове я.
– Так! Отстань. Лучше расскажи, что у тебя происходит с Денисом, – спросила она, зная, что этот вопрос вышибет меня из седла и тут же переключит с неприятного ей вопросца на другой канал вещания. Действительно, сказать, что у меня происходит с Денисом, было довольно непросто. То есть вроде бы ничего сложного не было.
– Я тебя люблю, – сказал он мне, а я ему ответила взаимностью. Эка невидаль. Дальше был, собственно адюльтер, который должен был меня сильно осчастливить и скрасить мое томительное внутрибрачное существование. Синие глаза, мужественные руки, разговоры при луне. С момента памятной прогулки по Тверскому бульвару прошло около полугода, в течение которых сначала я сама пыталась себя уговорить, что действительно люблю Дениса, а Константина больше не люблю, а потом ко мне присоединилась Динка. Ей очень нравился Денис как сам по себе, так и то, как он относится ко мне. Однако со мной происходило что-то странное. Я никак не могла принять стандартную схему, в которой один участник (видимо, Константин) – стопроцентный негодяй, корень всех зол и причина всех моих негодяйских поступков. Второй номер (Денис) – должен был оказаться порядочным человеком, который спасает меня из лап негодяя (Константина). А я, соответственно, принцесса, которую жизнь несправедливо обидела и которая теперь норовит свалиться в гостеприимные объятия второго номера. Но что-то не заклеилось с самого начала, хотя с виду все было именно так, как описано в предложенной выше схеме. После прогулки по бульвару Денис повел меня в приятно меблированный гостиничный номер, в который мы вошли пунцовыми от красноречивых взглядов администраторши. Там мы долго и красиво играли в прелюдию, не забыв ни одного положенного элемента. Были и цветы, и красное вино, и свечи, и страстные поцелуи, и слова любви и нежности. Денис был словно картинка из глянцевого журнала. Мужчина с внешностью Алека Болдуина, психологией женщины и языком писателя.
– Тебе хорошо? – все волновался он. Надо отдать должное, в той ситуации мне действительно было хорошо. И даже очень. Все эти волнующие моменты, первые прикосновения, узнать, что будет дальше. И гормоны, которые, как это не прискорбно, полностью отбили у меня то, что именуется «здравым рассудком». Да, с Денисом мне было хорошо. Но самое интересное началось вечером, когда мы с ним, словно два заговорщика, расстались за несколько кварталов до моего дома. Странно, раньше, когда наши тела еще не были столь близко знакомы друг с другом, мы спокойно прощались около подъезда. И сколько бы я не уговаривала себя, что Костя сам во всем виноват, простой факт, что мы попытались скрыться от Костиных потенциальных глаз, исчерпывающе говорил сам за себя.
– Это ты? – крикнул из комнаты мирным голосом Костя, когда я осторожно повернула ключ в замке. Можно подумать, нашу дверь мог открывать кто-то другой.
– Да, – таким же мирным голосом крикнула я в ответ, а у самой крутилась юлой мысль, изводившая меня всю дорогу. Поймет он или не поймет? Догадается? А если догадается, что сделает?