Сурсамен представлял собой пестрый пустотел. Большая часть его поверхности была ровной, темно-серой и пыльной из-за многомиллионолетней бомбардировки галактическими телами различного состава и размера, которые, падая на планету с различной скоростью, покрыли ее этой незабываемой твердой коркой. Около пятнадцати процентов ее наружной оболочки было усеяно закрытыми и открытыми чашами — кратерами, как говорили местные. Именно зеленовато-синий отраженный свет от кратера Газан-г’йа, проникая через иллюминатор транзитной станции, лился на великого замерина и генерального директора.
— Вы всегда рады посетить Сурсамен или иной пустотел, верно? — спросил Утли у Шоум.
— Конечно, — ответила она, слегка поворачиваясь к нему.
— Что касается меня лично, — сказал тот, отворачиваясь от иллюминатора, — то я здесь лишь из чувства долга и всегда с облегчением вижу, как планета удаляется от корабля. — Послышалась тоненькая трель; один из глазных стебельков чуть качнулся, чтобы бросить взгляд на нечто бриллиантоподобное, вделанное в его грудную клетку. — Что, как нам сообщают, должно случиться очень скоро — наш корабль готов.
Коммуникационные ожерелья Шоум пробудились, сообщая ей то же самое, потом вернулись в прежнее положение — для приватной беседы.
— Облегчение? Правда? — спросила генеральный директор, когда они направлялись назад по сети жизнеобеспечения к своим соответствующим свитам и тамбурам, через которые открывался проход на корабли.
— Мы никогда не поймем, почему вы не чувствуете того же, Шоум. Эти места все еще опасны.
— Пустотелы давно уже не причиняли вреда своим обитателям, Утли.
— И все же не забывайте про интервалы, ГД.
Великий замерин имел в виду распределение во времени массовых смертей, вызываемых пустотелом. Судя по графикам, такие явления ожидались все реже, но исключать их полностью было пока нельзя. Кривая стремилась к нулю, но при этом ее конфигурация не исключала еще одного или двух потрясений — возможно, в течение ближайших нескольких тысяч лет. Если, конечно, тут не было другой зависимости. Будущие катаклизмы, вполне вероятно, определялись лишь случайностями и совпадениями — и ничем больше.
— Ну что ж, — сказала Шоум, — откровенно говоря, остается надеяться, что этого не случится во время нашего здесь пребывания. А если и случится, то, по крайней мере, не на Сурсамене.
— Вопрос времени, — мрачно проговорил великий замерин. — Эти штуки становятся убийцами или исчезают. И никто не знает почему.
— И все же, Утли, — генеральный директор подала сигнал «озорной юмор», — неужели вам это не кажется отчасти романтичным, в обнадеживающем смысле... я имею в виду, что в наши цивилизованные, упорядоченные времена еще существуют тайны и загадки.
— Нет! — эмоционально воскликнул великий замерин, исторгая облачко под названием «сомнение в здравомыслии собеседника», почти без всякого юмора.
— Даже в абстрактном плане?
— Даже в абстрактном плане.
— На вашем месте я бы все же не беспокоилась, — сказала Шоум Уталтифулу, когда они приблизились к своим сопровождающим. — Надеюсь, когда вы вернетесь, Сурсамен будет все там же.
— Вы считаете его исчезновение маловероятным? — спросил Утли с серьезностью, но теперь уже напускной.
— Со стремящейся к нулю убежденностью, — сказала Шоум. Но эта шутка не поддавалась переводу.
— Вот уж в самом деле. Да, конечно. Однако вот что нас поразило: наша жизнь так замечательна и великолепна, что соразмерная этому катастрофа — событие с противоположным знаком — всегда должна видеться вероятной. Чем выше возводишь свою башню, тем более притягательной мишенью становится она для судьбы.
— Ну, вы-то свою башню на следующий год освобождаете. Уверена, что путешествие домой будет приятным, а я с нетерпением буду ждать вас обратно, великий замерин.
— А я — вас, генеральный директор, — сказал ей Уталтифул и самым уважительным и официальным образом примандибулился к ее протянутой ручной колючке.
Шоум, согласно правилам приличия, вспыхнула.
Они присоединились к своим свитам у гигантского окна, выходившего на другую сторону транзитной станции, где был причален небольшой флот. Уталтифул посмотрел на космолеты и с сомнением произнес:
— Гм, межзвездные путешествия тоже не лишены опасностей.
5. ПЛАТФОРМА
Джан Серий Анаплиан была от рождения принцессой из рода Хаусков, династии пангуманоидного вида широкого спектра, обитавшего на одном из срединных уровней пустотела Сурсамен. Ее второе имя означало «годящаяся в жены принцу». Она стояла в одиночестве на высоком утесе, глядя на ржавую пустыню в глубине континента Лаланс планеты Прасадаль. Сильный ветер трепал длинный плащ женщины, пытался порвать на ней одежды. На Анаплиан все еще была зеленая широкополая шляпа, сделанная из жесткого материала. Шляпе, надежно завязанной под подбородком, ничто не угрожало, но от ветра голова Анаплиан кивала и дергалась, словно у паралитика. Небольшие сухие порывы ветра приносили пыль и песок пустыни, лежащей внизу, вихрем поднимали их над ступенчатым краем утеса, обжигали незащищенный участок лица между очками и шарфом, закрывавшим рот и ноздри.
Одетой в перчатку рукой женщина взялась за очки и чуть оттянула их, чтобы выпустить немного влаги из-под оправы. Жидкость потекла по щекам, но скоро высохла под пыльным напором воздуха. Женщина глубоко вздохнула через шарф, когда клубы пыли осели сухим туманом и вдалеке показался город вместе с осаждающей его армией.
Город горел. Осадные машины, выше городских башен, подпирали стены, словно гигантские циркули. Пустыня, еще недавно кишевшая темными воинами осаждавшего город войска, теперь посветлела — солдаты входили в захваченный город, обнажая песок цвета засохшей крови. С обломков рухнувших зданий пытались подниматься громадные темные клубы дыма, но порывы ветра прибивали их к земле, сминали, уносили прочь от пожарищ, гнали вдоль поверхности пустыни, а встречаясь с утесом, на котором стояла Анаплиан, дым взвивался вверх и окутывал ее голову рваными, быстродвижущимися клочьями.
Ветер набрал силу. Между женщиной и городом поднималась стена пыли, словно половина песка пустыни взмыла в воздух, постепенно перекрывая видимость; еще несколько мгновений виднелись какие-то каменистые очертания, но потом и они исчезли в песчаной буре. Анаплиан развернулась и прошла чуть назад, туда, где на обнаженной породе стояло на четвереньках непонятное приспособление — среднее между скелетом и скульптурой. Она подобрала под себя полы плаща и, шагнув назад, встала на ноги странной машины. Креслолет мгновенно ожил, резво развернулся и изменил свою форму под нее; вокруг щиколоток, бедер, талии, шеи и плеч захлопнулись обручи, обняв женщину, как обнимает любовник. Она взяла пришедший ей в руку пульт управления и нажала кнопку — машина взмыла вверх; потом другую — и машина понеслась через песчаную бурю и дым в осажденный город.
Набирая скорость, Анаплиан поднялась выше, и ее окружил более чистый воздух. Генераторы поля она для начала поставила на минимум, чтобы почувствовать на себе воздушные струи. Ветер рвал полы ее плаща, загибал поля шляпы. Наконец она включила поле обтекаемости и поплыла к городу в дельтавидном пузыре спокойного воздуха.
Оказавшись над городом, Анаплиан опустилась, снизила скорость и выключила поле обтекаемости. Она летела между закручиваемых ветром столбов дыма, наблюдая за атакующими, которые заполняли улицы и площади, видела отступающих защитников, убегающих горожан, следила за тем, как летят стрелы, как в верхней части города падают последние камни и огненные бочки. Она ощущала запах дыма, слышала звон мечей, треск и вой огня, грохот обваливающихся зданий и боевые выкрики сражающихся, звуки труб побеждающих и вой и плач побежденных. Она увидела, как несколько крохотных человечков показывают на нее; две-три стрелы полетели в ее сторону, а потом — вниз. Креслолет завалился вправо, и женщина даже решила, что ранена, — настолько резким был нырок машины, уворачивающейся от огненной бочки. Та с ревом пролетела мимо, оставив после себя запах горячего масла, и рухнула на крышу храма в верхнем городе, расплескав вокруг себя пламя.
Анаплиан снова включила все поля, спрятавшие машину и окутавшие ее пузырем защищенного воздуха. До этого она направлялась к центру, туда, где, вероятно, располагались цитадель и дворец, но теперь передумала и полетела вдоль стены цитадели, на некотором отдалении от нее, наблюдая за натиском победителей и отходом защитников города вместе с жителями. Одновременно она старалась следить за схватками мелких групп и отдельных солдат.
Наконец креслолет опустился на плоскую с низким ограждением крышу скромного здания: внутри совершалось изнасилование, а в углу прятался ребенок. Четверо солдат, ждавших своей очереди, недовольно посмотрели на Анаплиан, когда она появилась словно ниоткуда. На их лицах, поначалу хмурых, стали появляться многозначительные, чтобы не сказать — неприятные, улыбки. Тогда она, скупо улыбаясь им, вытащила из наплечной кобуры блестящий пистолет и стала проделывать в их туловищах отверстия размером с голову. Первые трое свалились спиной вперед с крыши на улицу — мешки с костями в кровавой луже. У четвертого было время среагировать — он пригнулся и стал сматываться. Небольшая часть боевого снаряжения Анаплиан вступила в действие, нацеливая пистолет быстрее, чем сделала бы она сама, и одновременно обмениваясь данными с самим оружием, чтобы настроить площадь поражения и рассеивания. Четвертого солдата размазало по крыше — месиво из плоти и крови. С его умирающих губ сорвался пузырящийся вздох.
Наконец креслолет опустился на плоскую с низким ограждением крышу скромного здания: внутри совершалось изнасилование, а в углу прятался ребенок. Четверо солдат, ждавших своей очереди, недовольно посмотрели на Анаплиан, когда она появилась словно ниоткуда. На их лицах, поначалу хмурых, стали появляться многозначительные, чтобы не сказать — неприятные, улыбки. Тогда она, скупо улыбаясь им, вытащила из наплечной кобуры блестящий пистолет и стала проделывать в их туловищах отверстия размером с голову. Первые трое свалились спиной вперед с крыши на улицу — мешки с костями в кровавой луже. У четвертого было время среагировать — он пригнулся и стал сматываться. Небольшая часть боевого снаряжения Анаплиан вступила в действие, нацеливая пистолет быстрее, чем сделала бы она сама, и одновременно обмениваясь данными с самим оружием, чтобы настроить площадь поражения и рассеивания. Четвертого солдата размазало по крыше — месиво из плоти и крови. С его умирающих губ сорвался пузырящийся вздох.
Мужчина, насиловавший женщину, смотрел на Анаплиан с открытым ртом. Она сделала несколько шагов вперед, чтобы стрелять наверняка, не опасаясь ранить женщину, а потом нажала на спусковой крючок и снесла насильнику голову. Ребенок уставился на мертвого солдата и на несчастную жертву под его дергающимся телом, из которого хлестала кровь. Анаплиан сделала успокаивающее, как думала, движение рукой. «Подожди», — сказала она на языке, который должен был быть родным для ребенка, и пинком сбросила солдата с женщины, но та оказалась мертвой. Солдаты засунули ей в рот тряпку, видимо чтобы не слышать криков, и женщина задохнулась.
Джан Серий Анаплиан на секунду опустила голову и чертыхнулась на нескольких языках — как минимум один происходил из местности в тысяче световых лет от города, — потом снова повернулась к ребенку. Это был мальчик. Глаза его было широко открыты, на грязном лице — подтеки слез. Он был голеньким, не считая куска материи на бедрах, и Анаплиан подумала, что после женщины должен был наступить его черед. Или его просто собирались сбросить с крыши. Или оставили бы в живых. Может, солдаты не хотели убивать и женщину.
Она чувствовала, что ее должно трясти. Без боевого снаряжения так и случилось бы. Она секретировала спокойнин, чтобы снять шок.
Джан Серий Анаплиан убрала пистолет — мальчик, похоже, не распознал в нем оружия — и, подойдя к ребенку, присела на корточки. Она хотела утешить, успокоить мальчика, но не знала, что ему сказать. Из открытого лестничного пролета в другом углу крыши донесся топот.
Анаплиан подняла мальчика, взяв его под мышки. Тот не сопротивлялся, только лишь попытался подтянуть ноги к груди и обхватить их руками — в такой позе она и увидела его впервые. Мальчик был легонький, от него пахло потом и мочой. Анаплиан повернула его и прижала к груди, садясь в креслолет. Машина снова обхватила ее, проверяя надежность креплений.
На крышу выскочил, грохоча сапогами, солдат с арбалетом. Анаплиан вытащила пистолет и прицелилась в него, а тот — в нее. Но тут она покачала головой, выдохнула: «Да пошел ты!» — и нажала на кнопки. Аппарат взмыл в воздух. Ребенка она прижимала к себе. Стрела глухо ударилась о нижнее поле машины и отскочила прочь.
* * *
— И что же вы собираетесь с ним делать? — спросил автономник Турында Ксасс.
Они находились на высокой скале, расположенной с подветренной стороны от прежнего удобного наблюдательного пункта на вершине утеса и удаленной от него настолько же, насколько тот был удален от города. Ребенку — звали его Тоарк — было велено не подходить к краю скалы, но все же за ним наблюдала ракета-разведчик. Кроме того, Турында Ксасс дал мальчику свою самую старую и небоеспособную ножевую ракету, потому что она состояла из множества видимых частей — ее короткие секции щелкали и поворачивались в руках мальчика, который удовлетворенно ворковал, разбираясь с новой игрушкой. Пока что ракета спокойно переносила такое обращение с собой.
— Понятия не имею, — призналась Анаплиан.
— Выпустить его на свободу? — предложил автономник. — Отправить назад в город?
— Нет, — вздохнув, ответила женщина. — Он все время спрашивает, когда проснется мамочка, — добавила она тихо, почти шепотом.
— Вы по собственному почину ввели программу обучения для Особых Обстоятельств, — напомнил автономник.
Анаплиан оставила это без внимания.
— Мы поищем безопасное место и оставим его там, найдем семью, которая сможет его воспитать, — сказала она, сидя на корточках; полы плаща раскинулись по земле.
— Не надо было забирать его, — сказал автономник, перекрывая все еще сильный ветер; он понизил эмоциональную составляющую и говорил теперь медленно, чтобы речь его звучала скорее аргументированно, а не саркастично.
— Я знаю. Но в тот момент, похоже, выбора не было.
— Ваш креслолет говорит, что вы — как бы поточнее выразиться? — явились нападавшим и защитникам города, как безумный, если не сказать бессильный, ангел, а потом устремились вниз и унесли маленького Тоарка.
Анаплиан бросила гневный взгляд на креслолет, хотя послушная, но лишенная интеллекта машина не имела выбора: она была обязана отвечать на вопросы автономника.
— А кстати, что вы тут вообще делаете? — спросила женщина Ксасса.
Она просила оставить ее на этот день в одиночестве, чтобы пронаблюдать за падением города. Это была вина Анаплиан — все закончилось именно так из-за ее действий, да и общий план разрабатывался при ее участии. И хотя она совсем не желала такого развития событий, опасность разграбления города существовала изначально; однако Анаплиан вместе с другими решила пойти на этот риск. Все могло пойти еще хуже, но и случившееся было зверством, жестокостью, за которую Анаплиан несла свою долю ответственности. Достаточно, чтобы испытать угрызения совести и не остаться в стороне, — она решила, что должна своими глазами видеть этот ужас. В следующий раз — если он будет, если ее не уволят за необдуманные, эмоциональные действия. — Анаплиан прежде всего учтет опасность резни.
— Нас вызывают, — сказал автономник. — Надо лететь на «Квонбер». Джерл Батра ждет. — Поля его просияли холодно-синим цветом. — Я вызвал модуль.
Анаплиан смущенно посмотрела на него:
— Слишком уж скоро.
— Чтобы вас потом не порицали за развязывание войны или спасение прелестных сироток. Этот вызов предупреждает ваши выходки.
— Батра хочет лично видеть меня? — спросила Анаплиан, нахмурившись.
— Я знаю. На него это не похоже. — Он покачал корпусом слева направо — эквивалент пожатия плечами. — На нее. Или как там правильнее?
Анаплиан поднялась, потерла рука об руку.
— Тогда не будем задерживаться.
Она подозвала мальчика, который все еще пытался разобрать на части безмолвную ножевую ракету. На краю скалы, словно из ниоткуда, возник модуль.
— Вам известно, что означает его имя? — спросил автономник, когда ребенок робко подошел к ним.
— Нет, — сказала женщина и чуть приподняла голову — ей показалось, что издалека донесся запах гари.
— Тоарк, — сказал автономник. Мальчик вежливо возвратил ракету. — На так называемом старом языке...
— Госпожа, когда проснется моя мама? — спросил мальчик.
Анаплиан улыбнулась далеко не самой убедительной — она понимала — своей улыбкой.
— Не знаю, — ответила она и, взяв мальчика за руку, повела его в уютную, спокойную кабину модуля.
— «Везунчик», — сказал автономник ей вслед.
* * *
Модуль вышел из зоны теплых ветров пустыни и сквозь разреженную атмосферу устремился в космос, а потом, облетев полпланеты, вернулся в атмосферу — прежде, чем Тоарк перестал удивляться тому, каким чистым он стал и как быстро это случилось. Анаплиан попросила мальчика постоять немного на месте, закрыть глаза и не обращать внимания, если будет немного щекотно, а потом шлепнула ему на голову немного моющего геля. Гель потек вниз, и Тоарк принялся корчиться, когда вокруг его пальцев образовались маленькие колечки, которые покатились к подмышкам, а потом назад. Анаплиан очистила его маленькую набедренную повязку, добавив геля; но мальчик больше не хотел ее носить и выбрал мешковатую рубаху из голографического каталога. Больше всего его удивило, когда рубаха тут же выпрыгнула из шкафа.
Женщина и автономник тем временем спорили о степени отстраненности, которую следовало проявлять во время полета над городом, нарушавшего все мыслимые правила. Анаплиан еще не достигла уровня, на котором Разумы, наблюдающие за подобными миссиями, предоставляли полную свободу рук. Пока она заканчивала подготовительный курс, а потому ее поведение контролировалось жестче, стратегия и тактика ограничивались больше, а инициативам реже давался ход, по сравнению с опытными знатоками этого темного искусства, — всегда благонамеренного, иногда рискованного, а порой катастрофического вмешательства в дела других цивилизаций.