— Оно тоже все находится в этом месте.
— В том же самом?
— Да.
— Расплющенное в лепешку? — Ридкулли начал выказывать определенные признаки — если бы он был вулканом, живущие на его склонах аборигены уже приглядывали бы подходящую девственницу.
— Хаха, в сущности, вы можете сказать, что оно было раздуто до невозможности, — сказал Прудер, который постоянно нарывался. — И вот почему: пока не возникла вселенная, пространство отсутствовало, поэтому все, что угодно существовало повсюду.
— То же самое «повсюду», что и прямо сейчас?
— Да.
— Отлично. Продолжайте.
— Риктор говорит, что в начале был звук. Один великий сложный аккорд. Величайший, сложнейший аккорд из когда-либо звучавших. Звук столь полный, что вы не сможете сыграть его в этой вселенной, все равно как не сможете взломать ящик ломом, который в нем заперт. Величайший аккорд, который… как бы…сыграл все, что существует. Начал всю эту музыку, если угодно.
— Что-то вроде та-даххх? — спросил Ридкулли.
— Полагаю, да.
— Я всегда думал, что вселенная возникла вот так: какой-то бог оторвал другому богу свадебные причиндалы и сотворил ее из них, — сказал Ридкулли. — Это было для меня совершенно очевидно. Я хочу сказать, что такое можно хотя бы представить.
— Нуу…
— А теперь вы мне говорите, что кто-то дунул в здоровенный гудок — и вот они мы!
— Не уверен насчет кого-то, — заметил Прудер.
— Зато я уверен, что шум не может произвести себя сам, — сказал Ридкулли.
Он немного смягчился и хлопнул Прудера по спине.
— Все это нуждается в доработках, парень, — сказал он. — Старый Риктор был слегка… больной, вы понимаете. Думал, что все на свете можно перевести в цифры.
— Представьте себе, — сказал Прудер. — Все во вселенной имеет свой собственный ритм. Ночь и день, свет и тьма, жизнь и смерть…
— Куриный бульон и гренки, — подхватил Ридкулли. — Не всякая метафора точно отражает проблему.
Раздался стук в дверь. Вошел Ужасный Тец с корзиной, следом за ним — миссис Панариция, домоуправительница. У Ридкулли отвалилась челюсть.
Миссис Панариция присела в реверансе:
— Доброе утро, вауша милость, — сказала она. Хвостик у нее на затылке подпрыгнул. Зашуршали накрахмаленные нижние юбки.
Ридкулли опять открыл рот, но все, что он смог выдавить, было:
— Что вы сделали со своими…
— Извините, миссис Панариция, — быстро сказал Прудер. — Но накрывали ли вы сегодня к завтраку для кого-нибудь из преподавателей?
— Это верно, мистер Стиббонс, — ответила она. Ее необъятный бюст вздымался под свитером. — Ни один из джентльменов не спустился вниз. Я отпраувила им корзинки.
Взгляд Ридкулли продолжал ползти вниз. До этого момента он и не подозревал, что у миссис Панариции есть ноги. Конечно, теоретически женщине нужно что-то, чтобы двигаться, но… ну… Но сейчас он видел две толстые коленки, выглядывающие из нагромождения юбок. Чуть ниже начинались белые носки.
— Ваши волосы… — хрипло проговорил Ридкулли.
— Чтоу-тоу не так? — спросила миссис Панариция.
— Все в порядке, все в порядке, — сказал Прудер. — Большое вам спасибо.
Дверь за ней закрылась.
— Она прищелкивала пальцами, когда уходила, — заметил Прудер. — Точно, как вы рассказывали.
— Это не единственная вещь, которая прищелкивала, — ответил Ридкулли, все еще содрогаясь. — Ты видел ее обувь?
— Наверное, мои глаза от испуга закрылись. Если это живое, — сказал Прудер. — То оно очень, очень заразное.
Следующая сцена имела место в каретном сарая Грохтова отца, но она была частью спектакля, разыгрывающегося повсюду в городе.
Грохт не был от рождения Грохтом. Он был сыном богатого поставщика фуража и презирал отца за то, что тот был трупом от шеи и выше, зацикленным на материальном, лишенным воображения и еще за то, что отец выдавал ему на расходы три несчастных доллара в неделю.
Отец оставил лошадей в сарае. Сейчас они обе предпринимали небезуспешные попытки втиснутся в один угол и наделать в стене дырок.
— Сдается мне, в этот раз почти получилось, — говорил Грохт, в то время как сенная пыль сыпалась с кровли, а древоточцы улепетывали во все стороны в поисках нового жилища.
— Не, я тебе скажу — не тот звук, который мы слышали в «Барабане», — критически возразил Джимбо. — Этот немного похожий на тот, но не тот.
Джимбо был лучшим другом Грохта и желал быть одним из людей.
— Для начала это неплохо, — сказал Грохт. — Так что ты и Простак, вы оба берете гитары. А ты, Подонок, ты… можешь играть на барабанах.
— Не знаю как, — сказал Подонок. Его действительно так и звали.
— Никто не знает, как играть на барабанах, — терпеливо объяснил Грохт. — Тут нечего знать. Просто берешь и колотишь по ним палочками.
— Ага. А если я типа промахнусь?
— Сядешь поближе. Ну, так, — сказал Грохт, снова садясь. — Теперь… Важная вещь, на самом деле важная — как мы будем называться?
Клиф огляделся по сторонам.
— Ну что же, мы осмотрели каждый дом и будь я проклят, если я увидел где-нибудь имя «Достабль», — пророкотал он.
Бадди кивнул. Большую часть площади Сатор занимал фасад Университета, но оставалось немного места для других зданий. Таких, у которых на дверях обязательно найдется дюжина медных табличек. Они наводили на мысль, что даже простое вытирание ног о коврик может дорого вам обойтись.
— Привет, парни.
Достабль сиял улыбкой над лотком, наполненным предположительно сосисками и булочками. Помимо лотка у него была и пара пакетов.
— Мы извиняемся за опоздание, — сказал Глод. — Но мы все равно не могли найти твой офис.
Достабль широко развел руки.
— Вот он, мой офис! — воскликнул он с жаром. — Площадь Сатор! Тысячи квадратных футов пространства! Великолепные коммуникации! Торговые потоки! Посмотрите-ка на это, — добавил он, поднимая один из пакетов и открывая его. — Хочу убедиться в размерах.
Они были черными и сшитыми из дешевого хлопка. Одна из них была размера XXXX.
— Одежки со словами? — спросил Бадди.
— "Банда Рока", — медленно прочитал Клиф. — Эй, так это же мы!
— И зачем они нам нужны? — спросил Глод. — Мы и так знаем, кто мы есть.
— Раскрутка, — объяснил Достабль. — Верь мне. — Он вставил в рот коричневый цилиндр и поджег кончик.
— Оденете их сегодня ночью. Нашел ли я вам ангажемент!
— Нашел? — спросил Бадди.
— Я же и говорю!
— Нет, ты спрашиваешь, — сказал Глод. — Откуда же нам знать?
— А есть у них ливрейное сбоку? — спросил Клиф.
Достабль начал сначала.
— Это большое место, у вас будет великолепная публика! И вы получите… — он взглянул на их доверчивые, открытые лица. — Вы получите десятку сверх ставки Гильдии, что скажете?
Лицо Глода расплылось в широкой улыбке.
— Что, каждый? — спросил он.
Достабль бросил на него еще один оценивающий взгляд.
— О, нет, — сказал он. — Все по честному. Десятка на всех. Будьте реалистами. Вам надо засветиться.
— Опять это слово, — заметил Клиф. — Музыкантская Гильдия возьмет нас за горло.
— Там — нет, — сказал Достабль. — Гарантирую.
— Так где же это, наконец? — спросил Глод.
— Что, готовы услышать?
Они захлопали на него глазами. Он затянулся и выпустил клуб вонючего дыма.
— "Каверна"!
Бит продолжался…
Конечно, обязаны были возникнуть кое-какие мутации.
Гортлик и Хаммерджаг были сочинителями песен и полноправными членами Гильдии. Они писали гномьи песни на все случаи жизни. Кое-кто может сказать, что не так уж и трудно сочинять песни для гномов, если вы знаете, как пишется слово «золото», но это немного циничное мнение. Многие гномьи песни [24], действительно, строятся на «золоте, золоте, золоте», но тут все дело в интонировании; у гномов есть тысячи слов для обозначения золота, но они пользуются ими только в крайних случаях — например, когда им случается видеть золото, которое им не принадлежит.
У них была маленькая контора на Аллее Жестяной Крышки; они сидели по обе стороны от наковальни и сочиняли популярные песни.
— Горт?
— А?
— Что ты скажешь насчет этого?
Хаммерджаг прочистил горло.
Скупой и торф,
Скупой и торф,
Скупой и торф и
Скупой и торф и
Мы с дружком
Придем к тебе, а
Наши шляпы
На затылках
Сидят так у
грожающе!
Йо!
Гортлик задумчиво пожевал кончик своего композиторского молота.
— Хороший ритм, — сказал он. — Но слова требуют доработки.
— Ты хочешь сказать — маловато «золота, золота, золота»?
— Да. Как ты думаешь назвать это?
— Ээ…кхм…к…крот-музыка.
— Почему крот-музыка?
Хаммерджаг выглядел озадаченным.
— Трудно сказать, — признался он. — Просто эта идея была у меня в мозгу, и все.
Гортлик потряс головой. Гномы дотошная раса и всегда до всего докапываются. Они знают, что им нравится.
— В хорошей музыке должны быть отнорки, — заметил он. — Ты ничего не добьешься, если не будет отнорков.
— В хорошей музыке должны быть отнорки, — заметил он. — Ты ничего не добьешься, если не будет отнорков.
— Успокойтесь, успокойтесь, — повторял Достабль. — Это самая большая улица в Анк-Морпорке — вот почему. И я не вижу, в чем проблема…
— "Каверна"? — завопил Глод. — Тролль Хризопраз держит ее, вот в чем!
— Говорят, он крестный отец в Брекчии, — сказал Клиф.
— Ну-ну. Этого никто не смог доказать.
— Только потому, что трудно что-то доказать, если в голове у тебя продолбят дырку и засунут в нее твои же ноги.
— Кроме того, что он тролль, нет никаких оснований для предубеждений, — сказал Достабль.
— Я сам тролль! Могу я быть предубежден против троллей? Он паршивый пласт в материнской жиле! Говорят, когда они нашли шайку Де Бриса, ни у кого из них не осталось ни одного зуба.
— Что такое Каверна? — спросил Бадди.
— Клуб троллей, — объяснил Клиф. — Говорят…
— Все будет хорошо. Чего вы разволновались? — спросил Достабль.
— А вдобавок это еще и игорный дом! [25]
— Зато Гильдия туда и не сунется, — сказал Достабль. — Если им жизнь дорога.
— Мне тоже дорога жизнь! — заорал Глод. — Я и жив-то до сих пор только поэтому! И поэтому же не шляюсь по тролльим притонам!
— В «Барабане» в вас швыряли топоры, — резонно возразил Достабль.
— Но только для смеху. Не прицельно.
— В любом случае. Там собираются только тролли и чертовски глупые молодые люди, которые думают, что у них хватит ловкости выпить в тролльем баре, — сказал Клиф. — Публики там нет.
Достабль постучал себя по носу.
— Вы, главное, играйте, — сказал он. — А публика у вас будет. Это моя работа.
— У них там недостаточно большие двери, чтобы я мог войти, — отрезал Глод.
— Да там огромные двери, — сказал Достабль.
— Они будут недостаточно большими для меня, потому что если ты попытаешься втащить меня внутрь, тебе придется заодно втащить и всю мостовую, в которую я вцеплюсь.
— Ну же, будь разумнее…
— Нет! — крикнул Глод. — И я кричу это за всех троих!
Гитара заскулила.
Бадди вытянул ее из-за спины и взял пару аккордов. Казалось, это ее успокоило.
— Я думаю… эээ… похоже, ей эта идея нравится, — сказал он.
— О, ей нравится идея, — сказал Глод, слегка остывая. — Отлично. А ты знаешь, что делают с гномами, которые ходят в Каверну?
— Это вряд ли хуже того, что сделает с нами Гильдия, если мы будем играть где-то еще, а нам нужны деньги, — сказал Бадди. — Так что мы должны играть.
Они стояли, молча глядя друг на друга.
— Что вам сейчас необходимо, ребята, — сказал Достабль, выпуская кольцо дыма. — Так это найти какое-нибудь тихое, спокойное местечко. Немного отдыха.
— Чертовски верно, — согласился Клиф. — Никогда не думал, что придется таскать на себе эти камни целый день.
Достабль поднял палец.
— Ага! — сказал он. — Об этом я тоже подумал. Я всегда себе говорю: ты не должен растрачивать свои дарования, таская всякое барахло! Я нанял тебе помощника. Очень дешево, всего-то доллар в день. Я изымаю его прямо из твоего заработка, так что не беспокойся об этом. Познакомься: Асфальт.
— Кто?
— Т' я, — сказал один из достаблевых пакетов. Он слегка развернулся и оказался не совсем пакетом, а чем-то раздробленным…чем-то вроде подвижной кучки… У Бадди заслезились глаза. Он выглядел как тролль, за исключением того, что был ниже гнома. Но не меньше гнома: то, чего ему не хватало в высоте, он с лихвой компенсировал шириной и — раз уж зашла речь — запахом.
— Как вышло, — спросил Клиф, — что он такой коротышка?
— На меня сел слон, — мрачно объяснил Асфальт.
Глод потянул носом:
— Только сел?
Асфальт уже был одет в майку «Банда Рока». Она обтягивала его грудную клетку и свисала до земли.
— Асфальт присмотрит за вами, — сказал Достабль. — Нет ничего такого, чего он не знает о шоу-бизнесе.
Асфальт одарил их широкой улыбкой.
— Будете в порядке со мной, — сказал он. — Да уж, поработал я с ними со всеми. Везде побывал, всего навидался.
— Мы могли бы отправится на Переда, — сказал Клиф. — Там обычно никого не бывает, когда в Университете праздник.
— Отлично. Кое-что нуждается в организации, — сказал Достабль. — Увидимся вечером. Каверна. Семь часов.
Он зашагал прочь.
— Заметили одну забавную штуку? — спросил он.
— Какую?
— То, как он курил эту сосиску? Как вы думаете, он сам заметил?
Асфальт подхватил сумку Клифа и с легкостью водрузил ее на плечо.
— Пошли, начальник, — сказал он.
— На тебя уселся слон? — спросил Бадди, когда они двинулись через площадь.
— Угу. В цирке, — объяснил Асфальт. — Я там работал, прочищал им задницы.
— И после этого ты стал вот таким?
— Неа. Не зараз. Пока слоны не сели на меня три, четыре раза, — сказал маленький плоский тролль. — Не знаю, с чего. Стою, чищу себе спокойно у них там сзади, а в следующий момент кругом темнота.
— Мне бы хватило одного раза, чтоб уйти с этой работы, — заметил Глод.
— Ну да, — сказал Асфальт, улыбаясь долгой улыбкой. — Я не мог уйти. Шоу-бизнес у меня в крови.
Прудер посмотрел на результат их совместного творчества.
— Я не понимаю, что она из себя представляет, — сказал он. — Но похоже на то, что мы можем заманить ее на струну и тогда струна сможет играть сама по себе. Что-то вроде иконографа для звуков.
Они поместили струну в хорошо резонирующий ящик и теперь она снова и снова играла двенадцатитактовую мелодию.
— Музыкальный ящик! — воскликнул Ридкулли. — Потрясающе!
— Что я хотел бы попробовать, — проговорил Прудер. — Так это собрать музыкантов перед целой кучей таких струн и заставить их играть. Возможно, мы смогли бы поймать всю музыку.
— Ради чего? — спросил Ридкулли. — Ради чего на Диске?
— Ну… Если вам удастся посадить музыку в ящики, вам больше не понадобятся музыканты.
Ридкулли пришел в замешательство.
Многое говорило в пользу этой идеи. Мир без музыкантов — мысль безусловно привлекательная. По его мнению они представляли из себя просто толпу неопрятных субъектов. Совершенно антигигиеническую. Он покачал головой, неохотно расставаясь с этой мыслью.
— Только не этот сорт музыки, — сказал он. — Мы собирались положить ей конец, а не распространять ее.
— А что с ней не так, собственно? — спросил Прудер.
— Что… Ты разве сам не видишь? — сказал Ридкулли. — Она заставляет людей вести себя по-идиотски. Носить идиотскую одежду. Грубить. Говорить одно, а делать другое. Я не могу иметь с такими дело. Это неправильно. Ну и кроме того…вспомни мистера Хонга.
— Она действительно крайне необычна, — согласился Прудер. — Можем мы раздобыть еще? В научных целях.
Ридкулли пожал плечами.
— Мы следуем за Деканом, — сказал он.
— Вот так да! — выдохнул Бадди в гулкой пустоте. — Не удивляюсь, что они назвали это Пещерой. Она огромна.
— Я чувствую себя гномиком, — согласился Глод.
Асфальт выскочил на край сцены.
— Раз два, раз два, — сказал он. — Раз. Раз. Раз два, раз дв…
— Три, — подсказал Бадди.
Асфальт запнулся и смешался.
— Просто пробую, понимаешь, пробую, просто проверяю… — забормотал он. — Просто решил проверить…. ну это…
— Нам никогда не собрать такой зал, — сказал Бадди.
Глод заглянул в стоящий у сцены ящик.
— Ошибаешься, — сказал он. — Посмотри-ка сюда.
Он развернул афишу, остальные столпились вокруг.
— Это ж картинки с нами, — сказал Клиф. — Кто-то нарисовал картинки с нами.
— Получилось так себе, — сказал Глод.
— Нехреновый вот этот Бадди, — заметил Асфальт. — Вот так размахивает гитарой своей.
— А откуда тут все эти молнии и все прочее? — спросил Клиф.
— Никогда не выглядел так плохо, — заметил Глод.
— Новый Звук Каторый Звучид Вакруг, — прочитал Клиф, напряженно наморщив лоб.
— Банда Роков, — добавил Глод. — О, нет, — простонал он. — Тут сказано, что мы собираемся быть тут и все такое. Мы покойники.
— Буть Здеся Иле Буть Примаугольнай Штукой, — прочитал Клиф. — Не понял.
— Тут десятки таких свитков! — закричал Глод. — Этих плакатов! Вы понимаете, что это значит? Он расклеивает их повсюду, а потом появляется Гильдия и берет нас за…
— Музыка свободна, — заявил Бадди. — Должна быть свободной.
— Чего? — спросил Глод. — Только не в этом гномьем городе!
— Она должна быть такой, — настаивал Бадди. — Люди не должны платить за то, что они играют.
— Точно! Парень прав! Я всегда это говорю! Разве не так я говорю? Именно так я и сказал прямо сейчас!
Достабль возник из сумрачного прохода. С ним пришел тролль, который, как предположил Бадди, и был Хризопраз. Он не был ни рослым, ни слишком скалистым. Наоборот, он выглядел гладким и блестящим, как обкатанная волнами галька. На нем не было ни следа лишайника. И он носил одежду. Одежда, помимо униформы и рабочих спецовок, была нехарактерна для троллей. Обыкновенно они ограничивались набедренными повязками, в которых держали кое-какое добро. На Хризопразе был пиджак, который казался весьма скверно пошитым. На самом деле он был пошит неплохо, но любой тролль, даже безо всякой одежды, кажется плохо сшитым.