– Товарищи! В тринадцатом веке монголы, покорив Россию, вышли к Европе. Экономически она была несравнимо более лакомым куском, чем полупустынная крестьянская Россия. Рыцарство Европы собрало свою рать, и под Будапештом произошло эпохальное сражение между европейцами и кочевниками. Кочевники разбили европейцев наголову. Европа лежала перед ними. Но они не вошли даже в Будапешт. Постояв некоторое время под его стенами, они развернулись и двинулись назад, в русские степи. По какой же причине армия хана Батыя не пошла в Европу, не покорила ее? Монголы объяснили это так: нашим коням будет тесно в европейских городах. Рожденные в бескрайних степях, они неуверенно чувствовали себя на городских улицах. Городские пространства были им непонятны. Следовательно, нельзя покорять то и пытаться владеть тем, чего ты не понимаешь. Попытки завоевания русских степей европейцами демонстрируют синдром, прямо противоположный клаустрофобии – агорафобию. Именно ее испытывали армии Наполеона и Гитлера, продвигаясь на восток. Бескрайние пространства пугали европейцев. Они не понимали, как можно овладеть этими степями, как можно их цивилизовать и окультурить. Поэтому и потерпели поражение.
Тимур замолчал, трогая свои бедра длинными сильными пальцами и слегка покачиваясь. И продолжил:
– Я только что в девятнадцатый раз пробировал теллур. И я преодолел темную завесу.
Собрание зашевелилось.
Тимур же, резко руки подняв, вцепился в свои волосы. Парик соскользнул с головы обритой. Над левым ухом подсыхает ранка.
Он прикрыл глаза и запел негромким, чистым голосом:
Тимур замолчал и открыл глаза. Собравшиеся слушали его, дыхание затаив. Даже пламя свечей и канделябров горело так, словно стало рукотворным.
Тимур смотрел перед собой, пронизывая взглядом мир окружающий и видя то, о чем пел. Он показывал это своим товарищам по великому делу. Губы его зашевелились, несильный, но чистый голос снова ожил:
Все продолжали сидели неподвижно. Вдруг женский голос прорезал тишину гостиной:
– Он был там!
Это воскликнула сестра Надежда.
И словно по команде все очнулись, зашевелились, к высящемуся Тимуру сдвигаясь.
Ночью Маша и Ната, лежа в постели после ласк невинно-сестринских, разговаривали негромко, полушепотом. По потолку плыло звездное небо.
– Тимур проник сквозь завесу, – повторяла Маша, на звезды глядя.
– Проник в сбывшееся. – Ната играла волосами Маши.
– В великое!
– В реальное.
– Это дает нам.
– Многое. Это больше, чем просто надежда.
– Тимур раздвинул завесу, увидел дворец. Дворец! Ната, дворец хрустальный!
– Дворец совершенных!
– Дворец вечных!
– Непорочных!
Маша глаза зажмурила. Ната обняла, прижалась:
– Futurum.
– Воплощенное!
– Нетленное.
Они надолго застыли, обнявшись.
– Ната, – прошептала Маша так, словно тайну великую сообщая. – Я хочу Тимура братом. Но боюсь.
– Он один, – вздохнула Ната. – Ему не нужны ни братья, ни сестры. Ему нужно только одно.
– Futurum? – произнесла Маша с восторгом и обидой.
– Futurum, – выдохнула Ната с восторгом и надеждой.
И сестры улыбнулись в темноте.
XV
Ариэль положил руку на белый квадрат двери.
– Слушаю тебя, Ариэль Аранда, – раздался голос.
– Я имею, – произнес Ариэль.
– Если имеешь – входи, – ответил голос.
Дверь поползла в сторону. Ариэль шагнул в темную прихожую. Едва за ним закрылась дверь, как вспыхнул свет и две овчарки с рычанием подбежали к нему.
– jSuelo![22] – произнес голос, и собаки легли, перестав рычать.
– Иди вперед и не бойся, – приказал голос.
Ариэль двинулся по коридору в сопровождении овчарок. Коридор перетек в арку, распахнулся холл с темно-красным полом, уставленным низкой японской мебелью. В холле было прохладно и пахло сандалом. Ариэль прошел холл, и старые, но до блеска надраенные армейские ботинки его ступили на широкий и мягкий ковер бордово-фиолетово-черных тонов. Ковер вел дальше, в относительно небольшую комнату с шелковыми обоями пастельно-зеленоватых тонов. Показался низкий стол, за которым сидел невзрачного вида лысоватый плотник с неприветливым лицом. Овчарки вбежали в кабинет и легли возле стола.
– Цифра твоего возраста, 14, меня настолько впечатлила, что я сказал тебе “входи”, – проговорил плотник уже своим тихим, естественным голосом. – Я забил 245 гвоздей, но впервые вижу клиента такого возраста.
– Господин плотник, я умоляю вас об исключении, – произнес Ариэль заранее заготовленную фразу.
– Умоляй. Что тебе еще остается? – усмехнулся плотник, прихлебывая отвар жженого риса из плоской чашки.
– Я приехал из Альмерии.
– У вас еще бомбят?
– Редко.
– Как с продуктами?
– Не очень.
– Ты приехал в Барселону поесть?
– Я приехал, чтобы умолять вас об исключении, господин плотник.
– Ты попугай?
– Нет, господин плотник.
– Да, ты не похож на попугая. Скорее на вороненка. Которого засосало в турбину бомбардировщика, а потом выплюнуло.
– Я очень прошу вас. Вот мой гвоздь, вот мои деньги. – Ариэль показал то и другое в обеих руках.
– Ты фокусник?
– Я воин.
– Я вижу твой шрам на нижней скуле. Это пуля? Где тебе так досталось?
– Шрапнель. Под Кадисом.
– Сколько провоевал?
– Полтора года.
– Герой. Но вообще-то война уже окончена.
– Я не воюю больше.
– Слава богу.
Возникла пауза. Ариэль стоял, зажав в правой руке теллуровый гвоздь, а в левой – бумажку в сто тысяч песет.
– Воин, тебе известен плотничий кодекс? – спросил плотник, отхлебнув отвара.
– Я знаю о правиле семнадцати лет.
– Воин, тебе известен плотничий кодекс? – спросил плотник, отхлебнув отвара.
– Я знаю о правиле семнадцати лет.
– Почему же ты пришел?
– Потому что мне больше.
– Ты приложил свою руку. Вот. – Плотник вызвал голограмму руки Ариэля и вместе с ней всю его историю, включая биографию, две детские болезни, два ранения и одну награду. – Тебе четырнадцать.
– Господин плотник, мне больше.
– Тебе четырнадцать.
– Мне двадцать один.
– С чего ты взял?
– Я взрослый.
– Потому что тебя дважды ранило?
– Нет. Потому что я убил девятерых ваххабитов, тяжело ранил четырех и легко – восемнадцать.
– И ты уверен, что от этого твой мозг повзрослел на семь лет?
– Мне двадцать один год, господин плотник.
– Тебе четырнадцать лет, воин.
– Господин плотник, я прошу вас.
– Забить?
– Да.
– Детям до семнадцати лет это кино запрещено.
– Я очень прошу вас.
– Смертность в твоем случае – 52 %. Знаешь это?
– Да.
– Это не для детей.
– Я взрослый, господин плотник, мой мозг выдержит. Поверьте, поверьте мне! Он выдержит, выдержит многое. Он взрослый. Взрослее меня.
– Это ты хорошо сказал.
Снова возникла пауза. Плотник отхлебнул настоя.
– Но кодекс есть кодекс, дружище.
– Господин плотник…
– Нет, дружище. Дело не в тебе и не в твоем трупе, с которым я знаю как поступить. Как и вы, воины, мы, плотники, трупов не боимся. Дело в нашем кодексе.
– Но, господин плотник…
– Приходи, дружище, через три года. И я тебе забью. Со скидкой, как старому клиенту.
– Мне очень нужно сейчас.
– Через три года.
– Господин плотник…
– Воин, я тебя больше не задерживаю.
Услышав эту фразу, овчарки вскочили и, слегка зарычав, уставились на посетителя.
Ариэль вышел на улицу и побрел бесцельно. Вспомнив все испанские, английские и китайские ругательства, он забормотал их. Но это не очень помогло, и вскоре скупые слезы побежали по его смуглым скулам. Он слизывал их языком, дотягиваясь его кончиком до шрама на нижней челюсти, брел и бормотал. Дойдя до перекрестка, остановился и заметил, что до сих пор сжимает в левой руке гвоздь, а в правой – деньги. Он спрятал то и другое в разные карманы, достал умного, развернул:
– Ты все слышал?
– Все слышал, командор, – Умный смотрел на Ариэля тигриными глазами.
– Что делать?
– Два варианта, командор:
1. Подождать три года.
2. Воспользоваться услугами клепальщиков.
Советую вариант № 1, командор.
– Засунь свой совет в свою умную жопу.
– Слушаюсь, командор, – моргнули тигриные глаза.
Ариэль убрал умного в карман и решительно двинулся по улице.
Клепальщик намылил Ариэлю голову при помощи старого помазка с треснутой костяной ручкой. Пена была теплой, хотя горячей воды на чердаке, где уже третий месяц обитал клепальщик, не было. И вообще здесь было сумрачно, грязно, промозгло и пахло голубиным пометом. Клепальщик нагрел кружку с водой на пламени масляной лампы.
– У плотника риск в твоем случае – 52 %, у меня – 68 %, – заговорил клепальщик тихим, бесстрастным голосом, намыливая Ариэля.
– Я знаю, – ответил Ариэль.
– У меня было всего четверо малолеток.
– И как?
– Всего один врезал дуба. Это очень хороший результат.
Ариэль ничего не ответил. Клепальщик поставил помазок на стопку кирпичей, взял опасную бритву и принялся брить голову Ариэлю. Закончив, вытер голову влажной салфеткой, протер спиртом, развернул навигатор, налепил его на голову, определил точку, пометил его. Снял с головы навигатор, прыснул из антисептического спрея себе на руки и стал потирать их.
– Знаешь, что у молодых после забоя ноги сильно бегут?
– Знаю.
– Я запру дверь, ты походишь тут первые часа два. Только дверь не ломай. А потом – куда угодно.
– Хорошо.
– Как вынимать, знаешь?
– Обработать спреем, вынуть медленно, обработать спреем, заклеить, приложить лед.
– Молодец, все знаешь.
– Это знают все.
Когда антисептик на руках испарился, клепальщик снова протер голову Ариэля спиртом, прыснул спреем на точку.
– Мне лечь? – спросил Ариэль.
– Сидя.
Клепальщик открыл продолговатую металлическую коробку, где в дезинфицирующем растворе лежал теллуровый гвоздь, принесенный Ариэлем, вынул гвоздь, приставил к точке, взял давно приготовленный молоток и с одного удара забил гвоздь в голову.
И оказался Ариэль в городе битвы. И убивали люди друг друга в городе том. И многие полегли мертвыми, но многие и остались живы. И ярость наполняла сердца живых. И убивали они противников веры своей. И взял Ариэль свое оружие, и пошел с ним по улицам города, сея смерть. И стал убивать врагов. И хотели убить его, но он был проворнее врагов своих, потому что не боялся их. И многие пали от руки Ариэля. И дошел он до улицы, где стоял горящий дом. И направилсяон к горящему дому. И были враги по пути к дому сему. И старались они убить Ариэля. Но он оказался проворнее врагов своих и убил их. И подошел к горящему дому. И вошел в горящий дом. И были двое врагов в доме том. И затаились они, чтобы убить Ариэля. Но он оказался хитрее врагов своих и убил их. И было животное в том доме, и кричало оно, ибо боялось огня, но не могло выйти из дома. И взял Ариэль животное и вынес на руках своих из горящего дома. И выпустил животное на свободу. И животное ушло в свои пределы.
Проститутка кончила быстро, сидя на Ариэле и вцепившись маленькими желтыми пальцами ему в плечи.
– jOlé, mi niño, me has dejao planchá![23] – почти выкрикнула она на своем смешном андалузском и тут же ловко слезла с лежащего навзничь подростка, подтерлась полотенцем, забралась с ногами в плетеное кресло, вытянула из пачки тонкую сигарету и закурила. Она была вьетнамкой, родившейся в Андалузии.
Ариэль лежал, улыбаясь потолку с вращающимся старомодным вентилятором.
– С мужиком так не устанешь, как с тобой! – засмеялась она, часто дыша и успевая еще затянуться.
Ариэль молчал.
– Хочешь пива? – спросила проститутка.
– Да.
Она открыла вторую бутылку, наполнила стаканы, встала, села на кровать, поставила стакан на грудь Ариэлю. Он взял стакан, приподнял голову, выпил все сразу, опустил голову, поставил стакан на грудь.
Проститутка сидела, курила, пила пиво и разглядывала Ариэля.
– Мы с тобой похожи, – произнесла она с усмешкой. – Как два парня. У тебя были парни?
– Нет.
– А у меня были, – делано серьезно ответила она и рассмеялась.
Ариэль молчал и улыбался.
– Ты кончать сегодня собираешься? – спросила она, беря в руку его напряженный член.
– Собираюсь, – ответил он.
– А то мне вообще-то вечером работать.
Ариэль молчал.
Она докурила, сунула окурок в пепельницу, тронула пальцем шляпку теллурового гвоздя:
– Это от этого у тебя так стоит?
– Не знаю.
– Чего – не знаю? Теллур вообще-то не афродизиак.
– Я не знаю.
– А я знаю. Хоть и не попробовала пока. Столько бабок эти гвозди стоят, ужас… Вообще под теллуром редко трахаются. Знаешь почему?
– Не знаю.
– Заладил! Потому что и без траха хорошо. Ты где сейчас?
– Я там.
– Хорошо там?
– Горячо… – Он усмехнулся и закрыл глаза.
– Океан? Песок? Дворец? Слуги?
– Нет. Дома горят.
– Пожар, что ли?
– Пожар.
– Ты пироман?
– Это что?
– Любишь поджигать дома?
– Не особенно.
– Понятно. Ладно, чаваль[24], погрейся на пожаре, а потом давай ты кончишь, и я уйду.
– Подожди. – Он вдруг резко сжал ее руку. – Подожди, подожди…
– Что-то стряслось?
– Сейчас, сейчас…
Не открывая глаз, Ариэль напрягся всем телом, подтягивая ноги.
– Ты такой красивый. – Проститутка наклонилась, целуя его в живот. – Явно кого-то трахаешь на пожаре. Случаем, не дочку президента? А может – жену? Она еще вполне! Грудастая!
Он выдохнул облегченно, открыл глаза и расслабился, задышал, ерзая на простыне:
– Все. Я выпустил его.
– Кого?
– Голубого котенка.
Проститутка молча смотрела на Ариэля.
– Дом горел слева. А там внутри сидел котенок. Под кроватью. Забился со страху. И плакал. Я хотел это тогда сделать, но там в доме было еще двое ваххабитов. И я не пошел в тот дом. А котенок плакал. Было слышно. Сильно. Но я тогда ушел.
– А теперь? – спросила проститутка.
– А теперь я туда пошел, убил их и выпустил котенка.
Ариэль улыбнулся радостно:
– Но я не знал, что он голубой!
– Это что-то меняет?
– Да нет…
– Однако интересный трип у тебя, чаваль! – Проститутка хмыкнула, почесалась.
– Голубой… – повторил Ариэль.
Вдохнул радостно, закрыл глаза, снял с груди стакан, поставил на пол. Выдохнул, открыл глаза, встал и пошел в душевую. Проститутка пошла за ним своей мальчишеской походкой, широко ставя худые кривоватые ноги. В туалете Ариэль тщетно пытался помочиться в раковину умывальника. Его член стоял. Проститутка обняла его сзади:
– Будем кончать?