В сумке ножа не оказалось – кажется, я переложил его в саквояж. Саквояж лежал на кушетке, прикрытый кожаной курткой. Когда я потянулся, чтобы перевесить ее на другое место, мои пальцы вдруг нащупали что-то во внутреннем кармане, и я сразу же вспомнил об изящном позолоченном кинжальчике, который подарил мне в Бургасе Визель. Грани у него были достаточно острыми, чтобы перерезать шнурок, и я положил его на стол перед Энгардом.
– Красивая штука, – заметил он, – и не нашей работы. Откуда это?
– Где он сделан, я не знаю, – ответил я, – а подарил мне его один ученый рашер. Ну давай уже! Что там?
Энни осторожно вытащил шнур и поддел лезвием заклеенный конверт. На стол выпали несколько сложенных листов. Я склонился над плечом своего друга, с нетерпением ожидая, когда он раскроет их.
– Хм, – выдавил Энгард, рассматривая два документа сразу:
– Что-то я ничего не понимаю. Так… а это? Н-да… и на кой Фолаару сдались прошения о восстановлении монастыря?
– Объясни мне, что это, – потребовал я. – Обращение… вот, тут – к «его святости канцлеру-предстоятелю»… что это вообще такое?
– Это значит, что некий отец Уннас просит канцлера столичного форума, в ведении которого находится большая часть храмового имущества страны, разрешить ему вновь освятить давно заброшенный монастырь в провинции Йош. Проклятие, да что ж он там забыл? А вот и ответ, то есть разрешение с благословением. Погоди-ка, а это у нас что?
Он развернул плотный желтый лист с красной печатью королевского нотариуса и удивленно присвистнул. Это было гарантийное письмо – некая биржа уведомляла отца Уннаса о том, что все представленные им средства «в виде драгоценностей, металлов и изделий, а также наличной суммы в размере сорока тысяч червонцев золотом» вложены в различные ценные бумаги под соответствующие проценты.
– Опять золотишко! – присвистнул от восторга Энгард. – Да еще какое!
– И опять из Ханонго… но все же, зачем это понадобилось Фолаару?
– Значит, в этих бумажках есть что-то такое, ради чего он готов был расстаться со своей замечательной коллекцией. Что-то очень и очень важное. Ну-ка, идем в библиотеку!
Оказавшись в «кабинете», граф нагнулся и принялся рыться на одной из нижних полок.
– Вот! – сказал он, бросая на стол пыльный том в рыжем кожаном переплете. – Здесь и поищем…
«По святым местам Восточной Пеллии. Описание, реликвии, история», – прочитал я на обложке. Энгард стремительно перелистал полкниги и наконец нашел нужную главу. Я увидел крупномасштабную карту восточного побережья, изрядную часть которой занимал гористый Йош, загнутым рогом торчащий в океан из острова Девлет, отделенного от материка лишь узкой полоской пролива.
– Та-ак… обитель у нас называется Меллас, и святили ее именем Урии. Покинута почти сорок лет назад. Да, ну это понятно, как раз тогда Йош и обезлюдел. Все потянулись в крупные города, да и вообще, религиозные причины тоже… н-да. Но зачем же ему эти развалины, а?
– Ты сказал – Урии? – встрепенулся я.
– Урии, вот же написано. Меллас, обитель Святой Урии. Что тебя встревожило?
– Мордир сказал, что бумаги ему передал молодой монашек с символами Урии на шее…
– Монашек?!
Энгард потер лоб.
– Какой-то монах… – начал он, – украл у собственного настоятеля очень важные бумаги и передал их для Монерона, который, в свою очередь, должен был обменять их у Фолаара на другие бумаги, ценность которых никаких сомнений не вызывает… монах… монах… ничего не понимаю. Что можно сделать с отцом Уннасом? Ничего. Ни один суд не станет доказывать незаконное происхождение его вклада. А раз он получил благословение канцлера форума, то, конечно же, получил и печать с правом самостоятельно распоряжаться любыми пожертвованиями, причем если монастырь новоосвященный, то первые пять лет он ничего не отчисляет на форум. Так, это все понятно. Это у них очередной способ легализации «пожертвований» из Ханонго. Ничего нового. Но зачем все это Фолаару?! Тьфу ты, будь оно все проклято!
Дериц вскочил на ноги и дернул за шнур колокольчика.
– Позови хозяйку, – приказал он появившейся девушке, – быстро! Поедем в Морскую биржу, – это уже мне, – там есть один славный парень, близко знакомый с нашей прелестной Дайниз. Может быть, он скажет нам пару нужных слов.
– А завтрак? – возмутился я.
– Захватим в дорогу. Ну же, иди одевайся!
Мрачно ругаясь, я отправился к себе в комнату. Поспешность Энгарда иногда действовала мне на нервы. Куда, спрашивается, так спешить? На пожар? Впрочем, он, наверное, знал лучше меня…
Через пять минут наша карета выехала за ворота, и я тотчас же принялся за холодного гуся, уложенного поваром в корзинку вместе с чашечками приправ и караваем хлеба. Энгард к еде не прикасался, он щурился и кусал губы, напряженно размышляя о чем-то.
– Этот тип, Халили, – заговорил он, обращаясь, очевидно, ко мне, – хорошо осведомлен обо всех храмовых делах. Так просто на биржу не попадешь, место хлебное – шутка ли, биржа! Там что ни день по мешку золота жертвуют.
Дайниз насмешливо улыбнулась и опустила глаза.
– Он маклер? – спросил я.
– Он жрец при биржевом святилище. Увидишь, увидишь…
Я молча пожал плечами, совершенно не понимая, какое на бирже может быть святилище. Впрочем, гусь меня сейчас занимал гораздо больше. Я отрезал от него небольшие кусочки, макал их в соусы и отправлял в рот: во время путешествия на пакетботе мне ни разу не удалось поесть по-человечески. Убил бы того кока!..
Особенно учитывая то, что пеллийская кухня порядком разбаловала мой неприхотливый когда-то желудок, выросший на лепешках да обжаренной свинине.
Молчаливый кучер Боно осадил лошадей у самого входа в Морскую биржу – из золоченых дверей в три человеческих роста то и дело выпархивали невероятно озабоченные господа в шляпах с перьями, прижимающие к себе пухлые портфели; они запрыгивали в свои экипажи, торопливо кричали что-то возницам и исчезали в грохоте копыт по королевской брусчатке. Гулко взревел рог на недалеком храме.
Энгард выхватил свой хронометр, бросил взгляд на стрелки и нахмурился.
– Успели, кажется… до обеда вроде успели…
Мы поднялись по ступеням широченной лестницы и, пройдя через солидные двери, оказались в огромном зале, вдоль стен которого, в небольших стеклянных кабинках, сидели десятки страшно занятых людей в черных налокотниках. Время от времени кто-то из них взмахивал рукой, к окошечку подлетал мальчишка-посыльный – получив в руки пакет, он мчался вверх по одной из устланных ковром лестниц, а на его место прибегал другой. По углам зала, морща лбы, беседовали о чем-то господа в шляпах. Деловая суета Энгарда не интересовала. Он протащил меня через зал, толкнул небольшую дверь, и мы оказались в коротком полутемном коридоре, освещаемом лишь несколькими узкими оконцами под потолком. Пройдя несколько шагов, Дериц свернул направо, и мы неожиданно вышли в большой огороженный двор.
Здесь цвели диковинные цветы, а в нишах отделанных белым мрамором стен курились бронзовые жаровни. Перед одной такой нишей я заметил пухлого господина, стоящего на коленях с поднятыми над головой руками. Мы прошли по выложенной камнем дорожке и остановились возле открытой двери. Словно из-под земли, перед нами вырос молодой человек в длинном белом одеянии.
– Господам угодно воскурить? – пропел он. – Кто же из вседержителей покровительствует моим господам?
– Нам нужен отец Халили, – немного нервно выдавил Энгард, косясь на улыбающуюся Дайниз.
Служка коротко поклонился и сделал приглашающий жест.
– Его святость в кабинете. Подождите в приделе…
Мы вошли в небольшое помещение, наполненное тяжелым ароматом множества курильниц, и Энгард, сдирая с себя шляпу, опустился на жесткую лакированную скамью.
– А зачем бирже храм? – спросил я, озираясь. – И кому тут молятся? Богам торговли?
– А кому хочешь, – хмыкнул Энгард. – Если ты отправил корабли за море, можешь помолиться повелителю вод. Если у тебя пшеница – воскури во славу богинь земли… А купил свиней – пожалуйста, можешь привадить гениев плотской любви…
– Ничего не понимаю! Здесь что же, молятся всем подряд?
– Это же биржа, – вздохнул Энгард. – Здесь не столько молятся, сколько жертвуют. Очень удобно. Н-да…
За моей спиной зашуршали тяжелые занавеси, и я невольно отшатнулся. Передо мной стоял невысокий, хрупкого вида жрец, одетый в короткий плащ с множеством кистей. На его ногах красовались нелепые туфли с пушистыми шариками на носках.
Одарив меня коротким благосклонным взглядом, он повернулся к Дайниз и расплылся в медовой улыбке.
– Моя прелесть… что привело тебя на этот раз?
Склонившись, Дайниз поцеловала золотой браслет на его правом запястье и указала на нас с Энгардом:
– Я привела к тебе моих друзей. Им нужна твоя помощь. Ты ответишь на их вопросы, старый распутник?
– Я привела к тебе моих друзей. Им нужна твоя помощь. Ты ответишь на их вопросы, старый распутник?
Халил и подошел к застывшему, как столб, Энгарду и знаком приказал ему садиться.
– Молодые господа желают побеседовать на богословские темы?
Энгард неловко рухнул на скамью и замотал головой.
– Нет, ваша святость… у нас… другие вопросы. Нам нужно узнать об одном человеке. Вы, вероятно, знакомы с ним.
– О человеке? – жрец лукаво воздел брови и примостился рядом. – Что ж, может быть, может быть. Раз меня просит Дайниз, я, пожалуй, попробую помочь вам. Чья же персона вызвала интерес молодого господина?
– Его зовут Уннас… он, вероятно, настоятель…
Халили сделал протестующий жест, и Энгард умолк на полуслове. Некоторое время жрец сидел молча, сложив на животе свои тонкие, словно у девушки, руки, и неторопливо жевал губами. Потом он резко повернулся к Энгарду и заговорил – так же степенно, почти нараспев, словно во время службы:
– Речь, как я полагаю, идет о сыне Уннаса-ам-Диир, настоятеля множества монастырей, прославившегося своими неортодоксальными взглядами, которые вызвали гнев многих святых наставников по всей Пеллии… Если мне не изменяет память, его папаша очень увлекался демонологией и даже опубликовал несколько работ на эту скользкую, я бы сказал, тему. Что ж, персону мы установили. Что же угодно будет знать моему господину?
– Он… чем он занимается сейчас?
Кажется, этот простой вопрос поставил отца Халили в тупик. Он поморщился и несколько раз прищелкнул пальцами.
– Несколько лет назад брат Уннас насторожил святой форум тем, что открыто заявил о правоте своего безбожного отца. В какой-то момент речь едва не дошла до сложения сана, но потом все утряслось. Уннас, видите ли, умудрился войти в доверие к некоторым весьма почтенным лицам – пожертвования потекли рекой, – при этих словах лицо Халили исказила короткая гримаса ненависти, – и сей мёд, направленный в уста сильных форума, одарил его немалой благосклонностью… благосклонностью тех, кто способен вершить судьбы. Х-м…
– О каких лицах может идти речь? – быстро спросил Энгард, подаваясь вперед.
– Ну что же, – негромко рассмеялся Халили, – молодой господин рассчитывает на то, что здесь, в храме, будут названы имена?
– И все же, – речь Энгарда обрела твердость, – я хотел бы знать… я говорю не только от своего имени.
– Вот как? – искренне изумился жрец. – Что ж, этого тоже можно было ожидать. И все же – никаких имен! Могу сказать лишь, что это были представители крупнейших торговых фамилий, тесно связанных с Градом… Если молодому господину будет угодно, он узнает имена сам.
– Я уже понял, – сумрачно ответил Энгард. – Что ж… Нам, вероятно, следует воскурить?
– Следуя велениям совести, сын мой, – пропел Халили, вставая.
На выходе Энгард задержался рядом с уже знакомым нам служкой и плавным движением вложил в его руки небольшой кожаный мешочек. Я готов был поклясться, что в нем позвякивают червонцы.
– Без толку, – фыркнул Дериц, когда мы оказались на ступенях биржи. – Только подтверждение того, что мы и так знали.
Я покачал головой. В словах Халили содержался какой-то крючок, чрезвычайно для меня важный, я ощущал его едва ли не позвоночником, но никак не мог разобраться, где же он. Что же это, что? Я тряхнул головой и потащил из кармана трубку. Энгард сделал то же самое.
– Я поеду к моему храмовому дядюшке, – вздохнул он. – Не очень хотелось, но ничего другого, похоже, не остается. Этот проклятый Уннас слишком важен! Если Фолаар готов был отдать за дурацкие, ничего не значащие бумажки… а-а!
Он махнул рукой и шагнул к карете. Я остановил его.
– Я, пожалуй, отправлюсь к Накасусу, – сказал я.
– А я, – подала голос Дайниз, – пройдусь по шляпникам…
– Великолепно! – воздел над головой ладони Энгард. – Все разбегаются, как тараканы! Хорошо… Дайни, бери экипаж и езжай куда хочешь. Тут, хвала предержателям, хватает извозчиков. Встретимся вечером.
И, не оглядываясь, двинулся вниз. Я обменялся с Дайниз короткими улыбками и свернул направо, к фонтану, где можно было найти экипаж. Мой друг почему-то резво вышагивал в противоположную сторону.
Мастера я нашел в школе. По-моему, он вообще проводил в ней большую часть своего времени, наведываясь домой только по необходимости. Сейчас он сидел в большом учебном зале, окруженный несколькими осанистыми господами, на одежде которых я разглядел какой-то цеховой герб. Увидев меня, Накасус извинился и, вскочив со стула – на пол шмякнулись с десяток листов картона с какими-то не то эскизами, не то чертежами, – бросился навстречу.
– Две минуты, мой господин! – взмолился он. – Мне нужно закончить с мастерами – завтра начинаем готовить декорации к новому сезону, и они…
– Помилуйте, – смутился я. – Я готов ждать хоть час.
Он замотал головой и вернулся к своим чертежам. Я тем временем двинулся вдоль стен, с любопытством разглядывая висящие там маски, довольно фантастические предметы одежды и разнообразное полубутафорское оружие. Да-да, реквизитом оно было лишь наполовину. При желании все эти ножи, мечи и древнего вида сабли можно было наточить – и такой, пусть и легкий, клинок выдержал бы пару ударов. Пеллийская театральная школа «фитц», в которой преуспел уважаемый мастер, не признавала «приблизительности» на сцене. Декорации выполнялись с потрясающей тщательностью и искусством, заставляя зрителя не только видеть, но и буквально осязать реальность замков, храмов и даже водопадов. Я осторожно снял с лакированных крючков тяжеленный пистолет с шестигранным стволом и осмотрел его хитроумный замок. Кажется, воспламенение здесь происходило от фитиля – я видел такие древности, попадавшие к нам через Гайтанию, но дома у меня подобных конструкций не было, кажется, никогда. Мы не изобретали огнестрельное оружие, оно пришло к нам с юга и уже с кремнево-колесцовым механизмом. Вспомнив о родине, я грустно вздохнул. Какие же мы, однако, медведи!.. И какой контраст с моей – да, теперь уже моей – Пеллией.
– Он, между прочим, настоящий, – услышал я за спиной знакомый голос и резко обернулся.
В шаге от меня стояла улыбающаяся Телла, наряженная в уморительные короткие штанишки и заляпанную красками мужскую сорочку.
Я поклонился и водрузил пистолет на место.
– Вы тоже готовитесь к сезону? – спросил я, в который раз забыв, что мы давно уже перешли на «ты».
– А, – она смущенно потерла испачканные ладони о штаны и моргнула, – рисую кое-что… а вы опять по делу?
– Увы, развлекаться мне некогда. Я пришел к вашему отцу, есть важный разговор.
Накасус отпустил мастеров и подошел к нам.
– Телла, времени тебе осталось совсем мало. Смотри, опоздаешь!
Девушка скорчила рожицу и удалилась, гордо повиливая задом. Накасус добродушно усмехнулся и положил руку мне на плечо:
– У меня есть небольшое предложение. Если вы располагаете временем, неплохо было бы проехать в один милый ресторанчик. Его хозяин, мой друг, праздновал вчера совершеннолетие сына, а я не смог явиться… К тому же туда должна подъехать и Телла с бумагами, и я был бы признателен вам, если вы…
– Вы старый мошенник, мастер, – рассмеялся я, – признайтесь, вы ведь заранее знали, что я не стану отказываться? Время у меня и вправду есть. По крайней мере, пока.
Накасус привез меня в восточную часть необъятного Старого города, на один из холмов, с которых можно было разглядеть сияющие шпили далекого Града.
Привязав лошадку в специальном закутке, обнесенном – я не удержался от улыбки! – плетеным забором, каждый прутик которого был любовно покрыт темным лаком, он подтолкнул меня к массивной дубовой двери. Место было удачным, хотя и выглядело не совсем по-пеллийски: на склоне холма, за крохотной, похожей на дворик площадью с неторопливо шипящим фонтаном, за типичными двухбашенными воротами, посвященными, кажется, одному из богов торговли, стоял круглый домик с железной крышей и сводчатыми окошками. Вывеска гласила о том, что мы находимся «Под золотым медальоном», а сам медальон, хоть и бронзовый, но начищенный до ослепительного блеска, свисал на затейливо выкованной руке, прикрепленной над дверью. Ветерок доносил аромат жарящегося на углях мяса, смешанный с запахами цветущего сада. Я завертел головой – казалось, за воротами Пеллия кончилась, уступив место какой-то незнакомой мне стране!
– Нравится? – понимающе усмехнулся мастер. – Да, все правильно, мой мальчик. Хозяин лавеллер, и таверна у него соответствующая. Очень, кстати, популярное местечко.
Хозяин, кряжистый мужчина с длинными висячими усами, набросился на Накасуса тотчас же, едва мы переступили порог заведения. После обмена любезностями он проводил нас во внутренний дворик, усадил за стол под низкой раскидистой яблоней и принялся орать на двух парней, которые колдовали над жаровней с решеткой, на которой шкворчало нечто, напоминающее длинные тонкие колбаски. Я втянул носом воздух и подумал, что с кухней острова Лавелле я еще не знаком.