Я не вызвал у них особого интереса – мне вежливо кивали и чинно, с достоинством садились за стол, где их уже ждало вино и какая-нибудь простецкая закусь. Поужинав, я немного побродил с трубкой вдоль дороги и отправился спать.
Пока мои страхи – разбойники, воры и, главное, недружелюбные селяне – мало походили на реальность. У себя на родине я вряд ли смог бы путешествовать в одиночку, не подвергаясь какой-либо из перечисленных опасностей, но вокруг меня была Пеллия, совсем другая, свободная и оттого чинно-достойная до полнейшей скучности страна. Все встреченные мною селяне выглядели здесь практически одинаково: немного флегматично, почти равнодушно и уж совершенно незлобиво. У них, в сущности, хватало своих забот, чтобы обращать внимание на каждого встречного-поперечного. Их защищали королевские законы, и, в отличие от большинства виденных мною стран, все они с детства имели право выбора, все они были хозяевами своей земли и своей судьбы. Для человека, выросшего на противоположном берегу океана, это было более чем странно.
…Ранним утром, наскоро позавтракав, я распрощался с хозяевами и двинулся дальше. Барон Ливэн не обманул меня: Лина послушно трусила по дороге, не проявляя ни малейшего желания сбросить меня на землю и никак не реагируя на мою дурацкую посадку. Еще вечером я сориентировался по карте – выходило, что до Йоша оставалось не более тридцати миль. При такой неспешной езде я вполне мог преодолеть это расстояние к вечеру – точнее, вечером я должен был въехать в городок, за которым начинались предгорья. Вскоре после полудня я остановился на заброшенной ферме справа от дороги, напоил из колодца свою кобылу и отправил ее пастись на густо заросшей лужайке. Прихваченных из Альнена запасов должно было хватить надолго, по крайней мере сейчас у меня оставались еще две копченые курицы, солидный кусок окорока и паштет, который я и решил съесть, дабы он не протух. На постоялом дворе меня снабдили краюхой белого хлеба, нож у меня, разумеется, был, и я, удобно примостившись на небольшом холмике, принялся за дело. Настроение у меня было отличное – вокруг щебетали птицы, ветер ласково шуршал травами, далеко впереди синела хвойная роща.
Поглядев на Лину, меланхолично пожирающую траву, я вдруг вспомнил, что впервые после своего бегства из дома путешествую совершенно один по незнакомым мне землям. Впрочем, сейчас ситуация была несколько иной, хотя и не менее опасной. Собственно, я толком и не знал, что именно собираюсь искать в монастыре – меня вело подсознательное ощущение того, что именно там, в Йоше, кроется разгадка этой странной тайны, так упорно державшей меня в столице. Я хмыкнул, забросил в траву остатки паштета и поднялся на ноги.
Когда солнце коснулось верхушек далеких сосен, я увидел впереди башенки небольшого города. Впереди был Йош. Копыта Лины устало застучали по старой брусчатке дороги, которая вскоре вывела нас к мраморным воротам с парой прокопченных курильниц – дальше начинались сады и узкие улочки. На меня никто не обратил особого внимания. Где-то справа взревели трубы, призывая верующих на молитву. Я неторопливо проехал пару кварталов и оказался на площади, где находились городская управа и почта. Страшно зевающий служащий открыл мне единственный кабинетик, принес вина и удалился, предупредив, что ночью его сменит мальчишка-стажер. Сидеть здесь до ночи я не собирался: мне требовалось лишь сообщить Иллари свой новый адрес до востребования, что я и сделал.
Рассчитываясь с почтмейстером, я поинтересовался, где можно остановиться на ночлег. Как выяснилось, лучший постоялый двор находился за восточными воротами, что было мне на руку.
Следующим утром, заплатив тучному и донельзя ленивому хозяину, я снова взгромоздился на Лину и двинулся в сторону гор.
Никаких поселков и постоялых дворов дальше на карте не было, как не было и обители Меллас, но я хорошо запомнил ее расположение в книге, которую листал Энгард. Проселочная дорога, успевшая кое-где зарасти травой, вела меня именно туда, куда мне было надо. Еще в Альнене, расставшись с молодым бароном, я запасся всем необходимым для жизни на природе: у меня была крохотная палатка на одного, жаровня и теплое одеяло. На постоялом дворе я пополнил свои запасы провизии и рассчитывал, что их хватит на первое время. Вообще я совершенно не представлял себе, сколько мне придется тут проторчать.
Незадолго до заката впереди показалась развилка – точнее, от старой дороги, ведущей в горы, отходила едва заметная стежка. Наверное, решил я, там заброшенная ферма. Отправляться на поиски монастыря на ночь глядя я не собирался, а ночевать все же лучше под крышей, пусть даже и дырявой. Мы с Линой перевалили через холм, и я увидел возделанное поле – здесь еще кто-то жил.
Дальше, за не слишком ухоженным садом, виднелись замшелые крыши построек.
Через несколько минут я остановился подле перекошенных от старости ворот, за которыми стоял большой каменный дом и несколько амбаров. Из высокой трубы шел жидковатый дымок. Я достал из кобуры пистолет и что есть мочи шарахнул рукоятью в серые дубовые доски, затрещавшие от такого невежливого обращения. В ответ мне донеслось лошадиное ржание и сдавленный собачий рык. В воротах приоткрылась калитка.
Разумеется, я ожидал, что мне откроет хозяин – возможно, тучный от ежедневного пива и не очень-то довольный появлением нежданного гостя, но вместо него я увидел худощавую молодую женщину, с настороженностью глядящую на меня через образовавшуюся щель. Осмотрев меня с головы до ног, женщина немного успокоилась и спросила, смешно наклоняя к плечу свою узкую голову:
– Вы заблудились, сударь? Дорога там, за садом.
– Нет, – улыбнулся я, – просто я ищу место для ночлега… Вы не пустили бы меня на ночь? Человек я смирный, да и расплачусь, как скажете.
Услышав о деньгах, она неуверенно заулыбалась и открыла калитку во всю ширь.
– У нас не очень-то удобно для такого господина. И с ужином не очень… К тому же дети… полон дом детей. Но если вы согласитесь спать на чердаке, то мы, наверное, можем вас принять.
– Согласен, – кивнул я, спрыгивая с покорно стоящей Лины, – а что до еды, то если у вас найдется пара яиц, так больше мне ничего и не нужно.
По двору носились взъерошенные, какие-то потные куры, в углу угрюмо щерился седой старый пес, а из конюшни выглядывала любопытная морда такой же древней, подслеповатой коняги. Расстегивая подпругу, я заметил в окне второго этажа три детские рожицы, прилипшие к мутному стеклу. Пока я возился с лошадью, женщина молча стояла подле меня, разглядывая мой наряд и оружие, притороченное к седлу. В конце концов я снял с Лины седло и сбрую, завел животное в конюшню, где обнаружился немалый запас сена, и, нагруженный своим скарбом, двинулся к дому.
– Как прикажете величать вас, сударь?
– Просто господин Матти, – отозвался я, поднимаясь вслед за хозяйкой по скрипучей лестнице на самый верх.
– Меня зовут Эдна. Можете оставить здесь свои вещи, а я пока поставлю греться воду для умывания и займусь вашим ужином. Хорошего вина у нас, конечно, нет, но чем промочить горло – найдется.
Я согласно кивнул и осмотрелся. Чердак был сухим, в отгороженной комнатке, куда привела меня Эдна, приятно пахло сеном и разными травами. Здесь стоял черный от старости комод, высоченная, почти мне по пояс, кровать, прикрытая каким-то пледом, и медный таз для мытья. Похоже, этими апартаментами пользовались нечасто. Я нашел на притолоке пару гвоздей, развесил на них ружья и подошел к островерхому окну. Передо мной открывался чудесный вид, так не похожий на то, к чему я привык, – невдалеке блестела закатным солнцем быстрая речушка, упираясь противоположным берегом в густой ельник, а дальше начинались величественные горы. Где-то там, за ближайшим перевалом, находилась конечная цель моего путешествия – обитель Меллас.
Эдна принесла мне кувшин с водой и, немного смущаясь, сообщила, что яичница будет готова с минуты на минуту. Я вежливо кивнул и принялся смывать с себя пыль. Здесь было удивительно спокойно, этакая тишайшая идиллия заброшенной в горы фермы, оторванной от всего окружающего мира и живущей своей размеренной, сонной жизнью, – поле, сад, коровы с козами. Я фыркнул, вытер лицо полотенцем и не отказал себе в удовольствии посмотреть в окно еще разик. Пожалуй, при хорошей удаче я не отказался бы провести здесь пару месяцев… Но о таком не стоило даже мечтать.
В кухне пахло разогретыми соусами.
Усевшись за добела выскобленный стол, я ощутил приступ поистине волчьего голода. Эдна повернулась от плиты и, тихонько улыбаясь, выложила на глиняную тарелку здоровенную, исходящую паром яичницу. Я едва сдержал довольное ворчание.
– А что же ваши дети? – спросил я, когда у меня перестали течь слюни.
– Потом, – вздохнула хозяйка. – Да тут не только мои… Сестра моя, Тарра, наверху лежит. Два месяца как родила, мертвенького, так с тех пор и не встает почти. Муж у нее на шахте погиб…
– А что же ваши дети? – спросил я, когда у меня перестали течь слюни.
– Потом, – вздохнула хозяйка. – Да тут не только мои… Сестра моя, Тарра, наверху лежит. Два месяца как родила, мертвенького, так с тех пор и не встает почти. Муж у нее на шахте погиб…
– А что лекари?
– Да какие уж тут лекари, сударь! Так, название одно. И кровь пускали, и прижигания – а все без толку, все лежит да в потолок смотрит. По нужде только и встает, бедная.
Я понимающе вздохнул и принялся за вино. Действительно… хотя, если дело обстоит так, как мне в данном случае кажется, вылечить несчастную совсем несложно. Это я уже видел: можно травами, а можно, было бы время, так и руками.
И уж конечно, никаких прижиганий. Я покончил с ужином, поблагодарил хозяйку и, задумчиво поглядев в закатное небо, отправился на прогулку.
В одной руке я держал трубку, в другой – флягу. Едва слышно шелестел травами ветер. Двигаясь в сторону быстро темнеющих гор, я дошел до речушки и остановился, чтобы присесть на склоненный к самой воде ствол ивы. Недалеко от берега шумно плеснула какая-то рыбина. Я смотрел на бегущую воду, и мне казалось, что я слышу какие-то далекие, нежные струны: верно, то играл лютнист богини Рек, восхищенный прелестью сегодняшнего вечера. К сожалению, мое блаженное оцепенение продолжалось совсем недолго.
Слева от меня донесся нарастающий скрип, к которому примешивалось недовольное лошадиное фырканье. Я встал и раздвинул ветви – в просветах прибрежного кустарника мелькнул борт тяжеленного фургона, запряженного четверкой огромных злых лошадей. Видимо, ниже по течению находился брод.
Удивленный, я скользнул вдоль берега и действительно увидел фуру, перебирающуюся через ручей. В густом и уже черном ельнике виднелась узкая просека – дорога. Но куда она вела? Я мог поклясться, что это не та грунтовка, по которой я ехал до развилки. Фура тем временем выползла на берег, чмокнул кнут, и лошади, отфыркиваясь и зло косясь на возниц, потянули ее в лесной сумрак. По скрипу, издаваемому фурой, я понял, что она нагружена чем-то очень тяжелым.
Я преодолел кусты и зашагал, обходя поле, к давешней развилке.
Перебравшись через холм, я срезал путь оврагом и вскоре увидел еще один поворот – от той самой раскатанной дороги к реке ответвлялась новая тропа. На песке были видны свежие следы широких колес. Я остановился и хмыкнул – да-а, эти парни везут нечто солидное! Четыре зверюги изо всех сил упирались в землю своими копытами, а каждое из них было, пожалуй, с мою задницу размером.
И куда они, интересно, спешат на ночь глядя?
Я дошел по следу до самого брода, постоял, выкурил трубочку и решил возвращаться в дом. С гор тянуло туманом, ночь обещала быть нежаркой. Недалеко от оврага, через который я уже проходил, мне попалось именно то, что надо. Я сорвал пару неприметных цветочков, понюхал их и улыбнулся. У меня есть еще чуть-чуть порошка, сейчас я смешаю его со свежими лепестками и велю заварить. А завтра сорву еще, они тут должны быть обязательно, только искать уже темно…
Из кухни раздавались веселые детские голоса. Я тихонько поднялся к себе, быстро приготовил смесь, ссыпал ее в небольшой каменный стаканчик и двинулся вниз. За столом сидели аж пять разновозрастных ртов. При виде меня они враз прекратили гам и принялись пожирать неожиданного гостя глазами, да так весело, что позабыли про кукурузную кашу, которой только что заправлялись.
– Заварите-ка это для вашей сестрицы, – предложил я Эдне, протягивая ей стаканчик, – и крепко заварите, чтоб постояло. Хуже, по крайней мере, не будет.
– Вы разве лекарь, сударь? – почти испугалась женщина.
– Чуть-чуть, – усмехнулся я. – Так, просто плавал много. А мне, если нетрудно, добавьте в белое меду, да прогрейте его с лимонником. Если у вас есть кери-бери, бросьте в кувшин пару горошин, но не больше, слышите? А я буду наверху.
Глава 8
Ранним утром я застал Эдну в крайне возбужденном состоянии. Похоже, она ждала моего появления.
– Она попросила есть, сударь! – восторженным шепотом заговорила женщина. – Представляете, сама попросила! Впервые за столько времени-то, а!.. И ела, как человек, а не как птенчик, ах сударь!.. Неужто это отвар ваш подействовал?
– Наверное, – улыбнулся я. – Если вы позволите мне остаться у вас на некоторое время, вечером я принесу еще.
– Да что вы, сударь, – зачастила Эдна, громыхая сковородками, – что вы, по мне так хоть навсегда у нас оставайтесь! Я вот и курочку вам на завтрак…
– А скажите-ка, – начал я, усаживаясь, – куда ведет та тропа, что через брод идет?.. Леса у вас красивые…
– Тропа? – хозяйка нахмурилась и на мгновение застыла с тарелкой в руке. – Так то в обитель дорога, сударь. Монастырь-то старый опять освятили. Все в округе уж и думать про него забыли, а тут вдруг опять ожила обитель. Строят они там что-то, сударь. И монахов-то сколько наехало, со всего королевства, поди.
Богатая обитель, по всему видно, благоволит к ней Урия. А меня и на свете, кажется, не было, когда ушли оттуда все. А тут – опять, вот… поди ж ты.
– И далеко до монастыря? – равнодушно спросил я.
– Да к полудню, глядишь, и доберетесь. А может, даже и нет… я-то ведь, к грехам моим, так там ни разу и не была, только со слов людских слыхала. Там ведь, дальше, как на восход-то, к морю, то есть места, говорят, гиблые. – Эдна вздохнула и налила себе стаканчик вина. – Духи недобрые из болот вылазят… так наши и рады, что обитель-то… того и гляди, снова народ сюда потянется.
– Красивый, наверное, монастырь, – поддакнул я. – Посмотреть, что ли?
– Вот уж не знаю, сударь, насчет красоты. Старый что – так это точно. Не знаю только, пустят ли. Говорят, строгая обитель. Пока служить не наладятся, мирянам вроде как и ходу нет туда.
– Угу-м…
Эта строгость не понравилась мне с ходу. Что за монастырь, который не любит богомольцев с пожертвованиями? Тем более монастырь, который отстраивается заново?.. Да уж. Да на них тут вся округа пахать должна!
– После океана, знаете ли, очень уж хотел горами подышать, – признался я простодушной Эдне. – Скоро ведь опять в море!
– Ну, воздух у нас тут целебный, – подхватила она, – от всех хворей хорош. Дальше только, к болотам, там худо – ну так туда и ехать вам не надо! Еще и перевалы!
– Да-да, – закивал я. – Меня, знаете, в лес все тянет. Хоть и человек я морской, но стоишь, бывает, вахту и думаешь: пристроиться бы как-нибудь на опушке с фляжкой терпкого да траву послушать.
Полчаса спустя провожаемый розовой от восхищения хозяйкой я выехал за ворота и неторопливо двинулся к знакомому мне броду. Лина охотно перенесла меня через речушку и углубилась в темный ельник. Двигаясь по узкой тропе, я смотрел вниз: судя по обилию однотипных следов, тяжело груженные телеги проезжали здесь много раз. Что они тащили в монастырь – кирпич, что ли? Лес закончился вместе с песком, теперь мы неспешно трусили по красноватой земле, постепенно поднимаясь все выше. Судя по следам копыт, ломовикам приходилось здесь особенно тяжело. Я лениво разглядывал кусты по краям дороги и не заметил, как вокруг меня появились рыжеватые скалы, густо поросшие темно-зелеными пятнами местного лишайника. Дорога стала чуть шире, теперь мы с Линой двигались через неглубокие овражки, иногда пересекая узенькие веселые ручейки, пенно шумящие по светлой гальке. Я оглянулся назад – лес казался отсюда далеким темным пятном, за которым мои глаза, привычные к расстояниям океана, разглядели едва видимые коробочки фермы.
За час до полудня я сделал привал, усевшись на гладкий, разогретый солнцем валун. На моей столичной карте не было ни этой дороги, ни каких-либо населенных пунктов поблизости – вот тебе и точность. Раз Эдна говорила об «округе», значит, какие-то деревеньки здесь быть должны. Впрочем, картографы могли не нанести их по причине мелкости и незначительности: кому, в самом деле, интересны поселения горцев-охотников, до которых даже податной комиссар добирается от силы раз в году.
Умяв кусок холодной свинины, я запихнул карту в дальний карман седельной сумки и забрался на Лину. Если Эдна не ошиблась, обитель Меллас должна была появиться в ближайшие часы.
Я увидел ее даже раньше, чем думал.
Взобравшись по некрутому глинистому склону, я резко осадил свою кобылу и привстал в стременах – передо мной лежала довольно обширная долина, густо поросшая лесом. Над темным частоколом деревьев, не более чем в миле от меня, виднелась граненая башня с острой крышей, увенчанной каким-то затейливым символом. Я провел рукой по лбу и спешился. Несомненно, это был монастырь. Но приближаться к нему по дороге мне почему-то совершенно не хотелось. Местность полого опускалась вниз, справа и слева от меня безразличной ко всему ратью стояли горы; забравшись на дерево, я наверняка смог бы разглядеть монастырь целиком, но эту экспедицию я решил оставить на потом. Глядя, как завороженный, на темную, древнюю башню, я принял вправо и углубился в чащу.