— Значит, по-твоему, сукин сын, мы должны обманывать родное командование?! — вспылил контр-адмирал.
— Ну, во-первых, я не «сукин сын», сэр, — ничуть не изменившись в лице, произнес Марджори, — а во-вторых, мы его что — никогда не обманывали? Мы никогда не заминали некоторые ЧП?
— Да, разрази меня гром, кэптен! Но если даже мы маскировали какие-то казусы официально, мы все равно доводили о происшествиях вышестоящим. И даже если так, почему вы — старший офицер — сейчас не ощущаете своей личной вины? При чем здесь доказано — не доказано? Вы хотите прикрыться тем, что по официальной линии дело замнут, а следовательно, вам не за что будет повесить служебное несоответствие?
— Вы абсолютно правы, сэр, — оскалился Марджори. — И ведь так оно и будет, правда? Не дай бог сейчас, во время продолжения лоббирования программы создания еще нескольких «линеек», всплывет история с сегодняшним столкновением.
— Вас и меня, разумеется, съедят с потрохами, так? Или вообще растерзают весь проект «больших линеек».
— Был бы рад, контр-адмирал, ибо мне хочется управлять боевым кораблем, а не заякоренной стоянкой. Да и к тому же не всей, а только ее частицей.
— Вы так красиво поете, кэптен, — поддел его Лигатт, — что мне становится вас жалко. А вы по-серьезному способны сейчас руководить отдельным авианосцем?
— Раз назначен, то могу, — надменно процедил Марджори. — Разумеется, если большую часть года мы будем по-прежнему стоять склеенными в большое корыто, то тут любые навыки атрофируются.
«А ведь он, по сути, прав, — констатировал Арчи Лигатт. — Но, правда, не в отношении себя лично. Он-то как раз моряк нулевой».
— Знаете, за что мне обидно? — прокомментировал он вслух. — Мне обидно за ваше поколение, которое идет на смену нам — старым перечницам. Вы совершенно не переживаете за дело. Хорошо бы вас немножечко полупцевать.
— Ну, тут у вас руки коротковаты, контр-адмирал Лигатт, — почти хохотнул в лицо прямому начальнику Марджори.
Арчи Лигатту очень захотелось броситься на него прямо через служебный стол. Он подавил в себе зверя. Во-первых, было абсолютно неясно, кто победит в поединке, а во-вторых, он совсем не хотел иметь потом дело с какой-нибудь комиссией, направленной сюда по жалобе кэптена Марджори. С него станется сделать такую подлянку.
— Ладно, стерпим, — сказал он вслух. — Минуем и пойдем дальше. Как вы считаете, кэптен, повреждения не помешают проведению взлетов и посадок? — Он знал ответ не хуже того, кто сидел напротив, но ведь надо было каким-то образом продолжать сотрудничество.
— Никаких проблем, сэр. Ремонтные работы будут проводиться параллельно. Не стоит разворачивать уже вылетевшие из Каролины транспорты.
— Держите ремонт под контролем, кэптен.
— Само собой, сэр.
— И не забывайте о противоракетной обороне, мы с вами на войне.
Прозвучало это несколько банально.
57. Морские песни
— Может быть, стоило дать им шанс? — не слишком уверенно спросил Сергей Прилипко, представляя, как лодочный форштевень опрокидывает снаружи утлые спасательные шлюпочки. Они шли не на слишком высокой скорости, но, учитывая габариты «Индиры Ганди», волну она поднимала приличную.
— Вы считаете, мой милый коллега по ремеслу, что наши методы слишком пиратские? — спросил Бортник без всякого намека на улыбку. И поскольку «коллега» замялся, продолжил мысль: — Знаете, пока вы подставляли свою голову под пули вместо моей — «бесценной», — я прочел до конца ту недослушанную вами запись. При случае рекомендую. Так вот, мне, как пирату, особо приятно топить работорговцев. Возможно, это чересчур, поскольку мы наказываем всех — правых и виноватых, и наверняка в мире до сей поры радуются жизни те, чья голова в «пэршу чэргу», то есть в первую очередь, дослужилась до гильотины, но… — Командир корабля глянул на помощника в упор. — Я обладаю теми возможностями, которые имею. Не требуйте с меня большего, того, что не в моей власти, но и меньше того, что могу, я делать не собираюсь. Эти люди обидели наших соотечественников, точнее, соотечественниц. Следовательно, теперь судьба свела меня с ними не просто так. Стечение обстоятельств дало мне право совершить возмездие. Я просто обязан им воспользоваться, иначе тот, кто наблюдает за мной с орбит гораздо более высоких, чем геостационарные, или, может быть, прямо изнутри, обидится и более никогда не предоставит мне подобную возможность. А шанс? Я ведь его оставляю. Мы ведь могли полить их из пулемета или дать нашему десанту право потренироваться в стрельбе по плавающим арбузам. Головы над водой примерно такого размера, да?
— Скажите, Тимур Дмитриевич, вы специально натягиваете на себя маску циника?
— Смелый вопрос, Сергей Феоктистович, — Бортник состроил на лице улыбку-модель. — Передряга на транспорте пошла вам на пользу, без шуток. Так вот, о цинизме попозже. Сейчас о другом. Кроме всего вышеназванного по поводу мести и предназначения, я еще наказал этих людей за нападение на нас. Если их выловят — это урок для других. А если даже не выловят, то все равно, для других, тех, кто знал, куда и зачем они плыли. Касательно предназначения и прочего. Здесь, на командном мостике, слишком много чрезмерно молодых ушей. Им еще рано знать некоторые философские истины. Они их не так поймут. Продолжим этот разговор как-нибудь после, в каюте, когда нас не будут отвлекать проявления внешнего мира. А сейчас передайте по отсекам, что мы погружаемся.
И они занялись своими служебными обязанностями: игрой в прятки и запутыванием следов.
58. Пластик, железо и прочее
Контр-адмирал Лигатт злился совершенно не просто так. Нервной нагрузки в его работе хватало и без всяких ЧП. А тут пятый модуль — авианосец «Нимитц» — умудрился при «стыковке» с модулем «четыре» — авианосцем «Эйзенхауэр» — допустить превышение скорости. Следствием, разумеется, оказалось столкновение. Ранее, на учениях и даже при недавней сборке «большой линейки» в Гренландском море, все проходило на «ура». Более того, проходило на «ура» в гораздо худших погодных условиях. Гренландское море, граница пакового льда, рубеж, с которого когда-нибудь в нездоровом будущем далеке планету примется окольцовывать ледник, — это вам не сегодняшняя яркость жаркой южнополушарной зимы. Нет, разумеется, «Честер Нимитц» не врезался в «Дуайта Эйзенхауэра» со всей своей тридцатитрехузловой дури. Это б была воистину катастрофа с сотней — другой трупов, с битыми и свернутыми в узлы самолетами, со вскрытыми консервными крышками палуб, с разборкой в Конгрессе, со снятыми адмиральскими регалиями и, вполне вероятно, долгой скукой одиночной камеры. Здесь случилась гораздо более милая вещь. Превышение скорости при ударе оказывалось совсем крохотным. Но все же при статысячетонном водоизмещении вовсе не мелочь. Свернутые крепежные балки, выдавленные буферы, сцепившиеся клочья десятисантиметровых плит. Теперь все это надо слизывать, жечь автогеном, стыковать по новой лазерной сваркой. Не требуется чрезмерно развитого воображения, дабы угадать, в каких именно терминах, пристегнутые страховочными линями, бортовые механики костерят сейчас засевшее в островной настройке начальство. И они правы — есть за что. Надо быть кретинами, чтобы в сегодняшние компьютеризированные времена допустить столь глупую оплошность, причем при идеально спокойном море. Что, кстати, в этих местах, на меже океанов, достаточная редкость.
Адмирал Лигатт съездил на место аварии — полюбовался лично. Толку от этого не имелось никакого, он прекрасно пронаблюдал все в мониторах. В разных ракурсах и в мультипликационном исполнении, видел даже схемные разрезы распределения напряжений и растяжек металла брони. Что нового получилось бы обнаружить собственными глазами? Тем не менее это была демонстрация активности перед подчиненными и вымученный пример озабоченности перед старшими офицерами. Толку не было и потому, что не удалось даже вволю вдохнуть свежего ветра: езда туда и обратно мало того что осуществлялась на электромобиле, так еще не по верхней палубе, а, следуя предписаниям, по внутренней — Галерейной. Приятно было бы вообще прогуляться пешком. Туда-обратно — два с половиной км. Красота! Но что говорить о том, на что нет ни времени, ни возможности? Главная обязанность командира «большой боевой линейки» — постоянно бдить. Чем мы и занимаемся.
59. Морские песни
Однако, несмотря на любые игры в прятки, не глядя на полукилометровые слои воды наверху, то, что предназначено конкретно для ваших ушей, найдет вас всегда. Даже находись вы хоть где, как, например, в данном случае, на одну шестую земной окружности в стороне. Где-то там, в далеких сибирских просторах, по сию пору не отданных княжествам и ханствам, а главное, «Стандарт Ойл», напряглись проводные сечения, ибо по ним побежал, без удержу, переменный электрический ток. Он запитал мощную подстанцию, а в параллель ей рявкнули, прокашливаясь, несколько застоявшихся дизелей, ибо линии электропередач длинны, мало ли что может стрястись на их стокилометровых отрезках. И ожила… Да, официально несуществующая. Правда, постоянно демонстрируемая на каких-то совещаниях Атлантического блока в Стокгольме на спутниковых фото. Но мало ли, что там на этих странных фото, в каких-то там лучах, в каких-то там резонансных потоках… Может, вы, господа, имеете в виду тот, когда-то строящийся и недоделанный радиотелескоп? Да, тот самый, построенный по программе «SETI-3», когда наши доблестные ученые, бесстрашные наследники Циолковского, доказали, что инопланетные сигналы нужно и должно ловить в сверхдлинных волнах? Ну понятно, не совсем, так сказать, доказали… В том плане, что ясных сигналов от сверхцивилизаций Андромеды получено не было… Да, понятно, не только с этой туманности, а вообще… Главное, тот сверхдлинноволновик мог ведь работать только на прием. Да и то… Ведь его же не достроили!
Ладно, это все возня на визуальном уровне, отображаемом в прессе.
Раскинутую в просторах — точнее, под просторами — сибирской тайги антенну запитали. Это было великанское, хоть и невидимое под вновь поднявшимся лесом, сооружение. Его диаметр составлял 98 километров, так что антенна только совсем чуть-чуть уступала американской, распластавшей свою дугу в пустынной области Калифорнии. Общая длина такого сооружения определяется просто — «два-пи-эр». Но в данном случае нас не интересует не только это, а также общий вес растраченных на ее создание алюминия, меди, бетона или количество угробленных во время землеройных работ экскаваторов и кранов «Като». Так, распылив интересы, мы доберемся до судеб конкретных дизелистов и жизненных перипетий лесорубов, корчующих пни в этих все еще диких местах. Но нас интересует функция. Функция, произведенная этим исполинским сооружением.
Напитавшись электрической энергией, оно излучило в окружающее пространство некоторую последовательность импульсов. Поскольку длина излучаемой волны в среднем превосходила параметры самой антенны, то эти сигналы огибали любые препятствия и преграды. Они уподоблялись всепроникающим частицам нейтрино, только не несли в себе материальной составляющей, за исключением поля. Ни одно живое существо планеты на них не среагировало, и они не сказались на здоровье ни в худшую, ни в лучшую сторону. Зато сигнал, мгновенно опоясавший Землю, вызвал оживление в одном из отделов американской технической разведки АНБ.
Так же запросто он прошел через водную толщу и возбудил длинноволновый приемник гарцующего на трехсотметровой глубине подводного крейсера «Индира Ганди».
«Итак, что мы имеем?» — спросил сам себя командир корабля Бортник, когда перед ним материализовалась дешифрованная компьютером телефонограмма.
— Понятное дело, — сказал он, прочитав совсем короткое послание, ибо из-за использования сверхдлинных волн даже передача маленьких сообщений требует длительности. — Значит, подвсплываем.
Затем он коснулся нескольких сенсорных клавиш. В былые времена он бы просто поднес ко рту микрофон и рявкнул: «Выбросить на поверхность радиобуй!»
Но то были другие годы, и отработанный командный голос требовался не слишком часто.
60. Паровоз воспоминаний
Так вот, тысячи девичьих глаз сражены навылет, но ведь ты же не султан? Только одну ты сможешь забрать с собой в полярные страны-города. Только одну ты сможешь заворожить окончательно и бесповоротно. Ибо хоть сам ты тоже гипнотизируешься этими тысячами, жизнь одна и к тому же уже отдана на плаху большущим атомным монстрам. Может быть, эти чудовищные стометровые сигары — выпрыгнувший из бездны веков отголосок поклонения фаллосу? Все возможно. Ибо очень часто даже сквозь их многоэтажные схемы прорываются девичьи контуры и ожидающие чего-то глаза.
А вообще-то ты живешь в мире, где заокеанские стерео получается наблюдать только случайно, в домашнем просмотре где-нибудь в гостях. Но ведь жалко тратить на эту плоскость, пусть даже развернутую в объем, вырубленные топором предписания увольнительной записки. Что потом расскажешь тоскующим в наряде? Смотрел кино? Ну даже и не расскажешь, что вспомнишь? Вот подержался за настоящую девичью плоть, пусть даже и через юбку, платье или что там еще под ним, — вот это «о-го-го». Ведь прямо через это платье и угадываемо-представимое кружево под ним бьет тебя наповал электрическая молния. Она замыкает цепи, производит что-то там на химическом уровне, и ты уже зомбирован, и глаза твои отслеживают в толпе только знакомый силуэт. Возможно, и она тоже поражена, генетическая программа введена в фокус. Как узнать? Ведь ты же еще и ослеплен.
И сумасшедшее мельтешение дней. Сдвинутые из восприятия учебные программы, голографические ракетные модели с тестированием слушателя, виртуальные торпедные атаки. Все это так мелко, даже ЗОМП (защита и оружие массового поражения). Ты поражен всюду — в сердце, в центральную нервную систему, в каждую клеточку кожи. Разве способен затмить этот огонь блеск навигационных звезд в училищном планетарии? Словно прихода ударной волны, открыв рот, ты ждешь объявления списка отпущенных в увольнение. Если фамилия не расслышана — сухость во рту и мерцающие соринки в глазах, как при поражении световым импульсом.
И фиксация единичных секунд, попытки поймать каждую падающую в песочных часах времени песчинку там, в увольнении или в самоволке — не столь важно. И если в прощальных «обнимашечках» платьице случайно (может, и нет, кто знает?) задралось повыше, то… Там, в груди, пожарная тревога высшей степени — просто пылающий реактор с возможностью детонации и заражения акватории. На «физо» (физической подготовке) руки без причины потеют так, что турниковая гладкость соскальзывает под пальцами — сплошные незачеты с повтором пересдач.
И какие-то мерзопакостные, прикидывающиеся дружескими советы: «Да не убивайся ты так. Посмотри, сколько их еще вокруг. Представь, что будет, когда нацепят золотой погон». Но разве тебе есть дело до того, что будет после? У тебя внутри настоящий атомный двигатель, и он нацелен на достижение.
Годы спустя это будет выглядеть полубезумием, или даже без приставки. Но тогда…
Ну что ж, ты почти наверняка будешь не одинок там, в северных городах-государствах. Ты притащишь с собой живое воплощение мечты. И главное, это воплощение будет уже окольцовано. Разумеется, если тебе сейчас снова повезет угодить в списки отпущенных в увольнение.
Придирчивый дежурный по училищу осматривает внешний вид. Он встречается с тобой своими уставшими глазами. Наверное, ему все ясно, ибо твой лазерный огонь бьет навылет. Нет смысла цепляться за невыровненную брючную стрелку: разве отсутствие подписанной бумажки остановит твой бросок? На хмуром лице капитана-лейтенанта расплывается ребяческая улыбка. Господи, эти милые дядьки с многозвездными погонами, оказывается, видят тебя насквозь.
Распахиваются ворота. И теплая метель курсантской юности берет тебя в оборот…
61. Морские песни
— Итак, что мы имеем? — сказал командир атомохода Бортник, вглядываясь в монитор. Там высветилась картинка, созданная симбиозом компьютеров и техников.
— Солидно, — прокомментировал он наблюдаемое. — Крейсер «Современный», эсминец «Гроза», три индийских фрегата. Ходят в восьмидесяти километрах, как будто не имеют отношения к делу.
— Совместные учения, — подсказал Прилипко.
— Да знаю я, Сергей Феоктистович. Готов биться об заклад, не далее чем в двухстах км авианосец «Вирата». Держит под контролем небо. Да еще где-то затаились наши подводные коллеги-соотечественники.
— Все может быть, Тимур Дмитриевич. Думаете, такой эскорт неспроста?
— Есть два варианта, Сергей Феоктистович. Первый, наиболее вероятный, нам передают нечто весьма серьезное. А второй… — Командир корабля замолк на полуслове.
— А второй? — все-таки не удержался от вопроса помощник.
— Нас продали с потрохами. — Это была шутка, но Бортник не улыбался.
— Судя по участникам, не слишком дешево, — подыграл Прилипко.
— Это обнадеживает, — наконец выдавил улыбочку командир лодки. — Наши соотечественники учатся торговать. Ладно, нет времени любоваться, всплываем поближе к транспорту.
Бортник не ошибся. Не в том плане, что их продали, а в том, что эскорт из боевой мощи отирался поблизости неспроста. С частного индийского транспорта на «Индиру Ганди» перегрузили весьма интересные предметы.
Это были четыре атомные ракето-торпеды. Плюс — один инженер сопровождения.
Но, судя по переданной тем же транспортом инструкции (закодированной и автоматически уничтожаемой при несовпадении отпечатков), даже этот груз был не самым главным.
62. Пластик, железо и прочее
Его совершенно не прикрывали эсминцы. С таким лихим сопровождением вся затея потеряла бы смысл. Нет, не только с этим походом. Вообще вся задумка с проектом корабля. Эсминцы — дети далекой эпохи мачт и труб — оказались в новую эру слишком выпуклыми и угластыми деталями моря. Слишком просто и издалека их могли засечь локаторы. И даже ставшие легендарными гиганты суши — загоризонтные РЛС — и те ловили их лапти за многие тысячи километров.
А потому он двигался по океану в гордом одиночестве. Смелый левиафан, не любящий компании. И к тому же очень скромный. Он совсем не старался выпячивать свои габаритные пропорции. Правда, малосведущий наблюдатель вообще бы не заметил этих габаритов — утопленная в море часть солидно превышала надводную. Кроме того, оттенки раскраски подбирались так, чтобы линейные размеры плавно вписались в шелестящее волнами окружение. Да и саму форму выбрали не только из соображений обтекаемости. Она обманывала, маскировала, превращала огромный плавающий предмет в нечто призрачное и легкое, почти нереальное.