Diskobol: А «культ предков»?
Valery1985: «Культ предков» нужен для благополучия. Здесь «предки» стали «потомками» – детьми, которые уехали в город и помогают деревенским родителям. Для них – лучший кусок в доме.
Кирилл этого не наблюдал воочию, но согласился, что так и есть. Богатство Мурыгина держалось на потомке – сыне Мишке. Наверняка в доме Мурыгина Мишка был объектом культа. Валерий сообразил это без знакомства с Мурыгиным.
Деревня Калитино, по мнению Валерия, деградировала до уровня культуры тех племён, которые изучал Леви-Стросс. Но псоглавцев на этом уровне попросту не могло быть. Они могли быть на уровне культуры тех общин, которые изучал Пропп, но деревня Калитино давно скатилась с той ступени. Псоглавцам не было места. Об этом и говорил Валерий: нет культурного героя там, где нет культуры.
Кирилл почувствовал себя римлянином. Он, Валерий, Гугер – это римляне в стране варваров. Гугер сказал, что боги варваров не могут играть в богов Олимпа, а Валерий сказал, что у варваров вообще не может быть богов, потому что все боги – на Олимпе, а Олимп не здесь. Гугер и Валерий были правы. Но кого же тогда увидел Кирилл?
А это не важно. Всё равно римляне уезжают в Рим.
Кирилл сидел в своём классе с ноутбуком на парте. В разбитом окне школы клубилась темнота и затекала в помещение. Её отгонял только синий свет экрана. В дверь постучали, и потом деликатно всунулся Валерий. Кирилл быстро переключил файлы, словно читать ЖЖ Валерия было так же неприлично, как читать его письма.
– Кирилл, – позвал Валерий. – Мы собираем вещи.
– За меня не беспокойтесь.
– Я не об этом. Надо удлинители забрать. Сходить к соседям, мы ведь к ним подключены. И расплатиться тоже надо.
28
Наматывая провод на длинную планку пилота, Кирилл шагал через огородные грядки к дому Токаревых. Окна там не светились, разве что с другой стороны. Дом стоял в сумраке будто нежилой. Кирилл неудержимо приближался к крыльцу. Провод виток за витком укладывался на пилот. Кончику всё равно быть, думал Кирилл. Всё равно придётся сказать Лизе, что он уезжает, и вряд ли он сможет уклониться от надрывных разговоров. Лиза заплачет? Заистерит?
Кирилл просто не знал, что ему делать. Он в любом случае покинет деревню, не завтра, так послезавтра. Но вопрос в другом. В том, что у его отношений с Лизой нет перспективы. Остаться насовсем – без комментариев. А приезжать сюда изредка – значит, внушать Лизе напрасную надежду. В Москве тяга к Лизе развеется, это точно.
Можно, конечно, взять Лизу к себе… Кирилл не хотел такого сравнения, но оно само напрашивалось: будто завести в Москве корову. Здесь, в деревне Калитино, Лиза нужна ему, да. А вообще?..
Кирилл подошёл к крыльцу. Провод нырял под запертую дверь веранды. Стучать бесполезно: через две двери его стук в доме не услышат. Вот откуда эта странная деревенская традиция – барабанить в окно… Кирилл положил пилот на крыльцо и обошёл дом. В окошках, за которыми вроде как была комната Лизы, сквозь занавески неярко горела настольная лампа.
Он тихонько побренчал пальцами в стекло. Через миг занавеска сдвинулась, кто-то посмотрел на Кирилла, а потом окошко открылось. Против света Кирилл узнал Лизу по ореолу растрёпанных волос.
– Лиза, выйди, – прошептал Кирилл. – Поговорить надо.
Он направился обратно к крыльцу.
Лиза стояла в проёме босая, одетая в цветастый халатик.
– Я провод хочу забрать, – пояснил Кирилл, поднимаясь по ступенькам. Он показал пилот. – Надо вилку из розетки выдернуть.
Лиза молча ушла в дом. Кирилл прислонился плечом к косяку. Лиза вернулась и протянула Кириллу вилку с хвостом провода.
– У… у… – попробовала сказать она.
Кирилл понял, что она хочет спросить: «Уезжаете?» Из темноты веранды Лиза прямо и смело смотрела в лицо Кирилла. А Кирилл не мог смотреть так же прямо, хотя почти не различал лица Лизы.
– Мы уезжаем рано утром, – сказал он, глядя в сторону, и протянул приготовленные деньги. – Это Раисе Петровне за электричество.
Лиза деньги не брала. С отказа от денег должна начаться сцена оскорблённой гордости, подумал Кирилл. Но ведь он ничего не обещал Лизе. Он и не трахался с нею, чтобы оказаться обязанным.
– С-совсем? – спросила Лиза.
– Совсем.
Лиза взяла деньги и сунула в карман халата. Она стояла и молчала. Какими были её глаза, Кирилл не знал. Он тоже стоял и молчал. А чего стоять? Лиза деньги взяла. Значит, в расчёте.
Не бери у нас ничего. Он заплатил за то, что взял.
– Я пойду, – сказал Кирилл, отлепляясь от косяка.
Ну, и всё. Нет больше в его жизни Лизы, псоглавцев, тайны торфяных карьеров. Надо было сразу признаться себе, что влюбился в Лизу, подумал Кирилл. Тогда бы сейчас Лиза простилась с ним хотя бы с грустью. Но он ничего не сделал, чтобы чего-то ожидать в ответ.
– П-погоди… – прошептала Лиза.
Она скрылась в доме. Иконой, что ли, меня благословит? – подумал Кирилл, стараясь настроиться на язвительный лад. Но Лиза вернулась на веранду без иконы и молча начала всовывать босые ноги в резиновые сапоги.
Они вышли на крыльцо. Лиза прикрыла дверь и показала Кириллу какой-то ключ, слабо блеснувший в мутной темноте.
– Там… весь дом… пустой, – тихо сказала Лиза. – П-пойдём… туда?
Кирилл не понял: что, Лиза решила переспать с ним напоследок?
Дымная тёмная улица была без людей, окна школы – без света. Лиза вела Кирилла мимо школы к соседнему дому, который был обшит сайдингом и стоял без хозяев.
– Хозяева… городские, – прошептала Лиза. – Я им… клубнику… поливаю. Они ключ… мне… оставляют.
Лиза на Кирилла не смотрела, а Кирилл то и дело оглядывался на Лизу. Она казалась обычной, спокойной, заторможенной, но Кирилл понимал, что всё не так. В душе у Лизы всё горит. Но чего Лиза хочет? Попрощаться насовсем? Или привязать его к себе? Только в деревне, наверное, ещё верят, что постелью можно привязать.
Кирилл знал, что постель стоит недорого. Он видел, как Веронике было хорошо с ним в постели. Но это не помешало ей уйти, когда всё остальное у Кирилла для неё стало второсортным. Кстати, и Вероника легла с ним сама, он не звал. Она просто забралась в его койку, когда он остался ночевать у друзей в общежитии. За ту близость Кирилл переселил Веронику к себе, в квартиру тётки. И что это ему дало?..
Если Лиза рассчитывает, что после секса Кирилл увезёт её в Москву, то она ошибается. Была у него мысль позвать Лизу с собой, да, но мысль – не твёрдое решение. Зря Лиза надеется, что сексом превратит свою надежду в его гарантию. Москву надо заслужить. Если Лиза хочет к нему, то должна дать больше, чем у него уже есть. А у него есть Москва. Что может быть больше этого?
Лиза открыла калитку, пропустила Кирилла вперёд и закрыла калитку. Потом обогнала Кирилла, поднялась на крыльцо, отперла дверь и опять пропустила Кирилла вперёд. Кирилл почувствовал себя каким-то начальником, перед которым заискивают.
Лиза не включала свет, но и так было видно всё. Кирилл стоял посреди тёмной комнаты и оглядывался, а Лиза по-хозяйски застилала широкую кровать чистым и чужим бельём, которое доставала из шкафа-стенки. Комната была обставлена по-городскому: кресла, ЖК-телевизор, уютные бра, журнальный столик на колёсиках, евроокна с врезанным кондишном. Хозяева жили со сдержанным комфортом. Наверное, приезжали на неделю в месяц, загорали в шезлонгах, ели малину с настоящими сливками, купались, катались на велосипедах. Это была достойная, добропорядочная, немножко дворянская жизнь на даче, а не купеческие загулы Шестакова, когда в бассейне плавают проститутки, а хозяин с перепоя блюёт вискарём в рокарии.
Кирилл рассматривал Лизу, точно она была его расторопной служанкой – босоногой, от усердия растрепавшейся, в лёгком халате, надетом словно бы только для приличия. И Лиза сняла халат. Загнув руки, расстегнула и сняла лифчик, наклонившись, спустила трусики. Потом откинула одеяло и застыла, ожидая Кирилла. Кирилл сел на кровать спиной к Лизе, разделся и сразу сунулся под одеяло. Лиза осторожно легла рядом.
Не надо туда. Ладно, забыли про это.
Она вся была из тугих и живых округлостей и пахла горько и тонко, словно из торфяной гари вымыло почвенную духоту чада, и остался благородный жар пламени. Кирилл не думал, что у Лизы такие мягкие губы и такие тяжёлые волосы. Оказывается, он раньше и не испытывал тёмной звериной сладости повелевать женщиной по-настоящему, но только после этого можно было говорить о женщине «моя». То, что делала Лиза, по-старинному называлось «отдаваться». Вероника же всегда только «дозволяла». Чего хотела Вероника, всегда было приятно для неё и немножко стыдно для Кирилла, а сейчас ему было приятно делать, что хотел он, и это было немножко стыдно для Лизы. Ведь Лиза, понял Кирилл, ничего не знала. Да и кто мог рассказать ей о самой себе через нежность и ласку – Год овалов, что ли, который зажимал рот и заламывал руку в болевом приёме? И Лиза впервые закричала не от боли и обиды. Закричала чисто и ясно и в то же время как-то тихо, для одного только Кирилла, чтобы из этих стен её голос не вырвался во тьму деревни Калитино.
Кирилл повалился на спину и долго лежал без движения, тяжело дыша. Лиза тихонько пристроилась рядом на боку, Кирилл чувствовал касание её груди. Он поглядел на Лизу. Лиза подпёрла голову рукой и глядела на Кирилла. У неё припухли и губы, и глаза.
– Щекотишься, – тихо сказал Кирилл, и Лиза послушно убрала с его скулы прядку своих волос.
Кирилл ни о чём не думал. Его засасывало в сладкую дрёму. Он бы заснул, поддавшись, но Лиза почему-то полезла через него, встала с кровати и пошла к выходу.
– Я сейчас, – оборачиваясь, виновато сказала она.
Держась за косяк, она по очереди засовывала ноги в сапоги.
Негромко хлопнула входная дверь.
Кирилл приподнялся на локте и выглянул в окно.
Лиза, голая, только в резиновых сапогах, прошла к воротам. В дымной тьме она казалась призраком – обнажённая и потому ещё более нереальная. Она открыла калитку, оглянулась и сделала рукой движение, словно приглашала кого-то выйти со двора на улицу. Кого? Кирилл недоумевал. А потом увидел, что по двору друг за другом бегут две собаки, большая и поменьше. Это им Лиза открыла калитку.
Кирилл подскочил на кровати и проснулся. Он всё-таки задремал. Лиза лежала рядом, подперев голову, и легко, почти невесомо, гладила его по лицу.
– Спи-спи! – обеспокоенно зашептала она ему как ребёнку.
– Кошмар приснился… – пробормотал Кирилл, расслабляясь и закрывая глаза.
Псоглавцы не отпускали его. Они уже были в памяти, в душе.
– Тебе здесь страшно… – печально прошептала Лиза. – Но это скоро закончится. Дома станет всё хорошо.
Это точно, подумал Кирилл. Дома станет всё хорошо. Псоглавцы, карьеры – они будут жуткими и прекрасными воспоминаниями. Он будет рассказывать о псоглавцах девчонкам, и девчонки станут просить свозить их в эту мрачную деревню, чтобы визжать здесь от ужаса и прижиматься грудями к его предплечью. Но подставлять груди можно и без деревни Калитино. И он никогда сюда не вернётся. Не потому, что здесь страшные псоглавцы, а потому, что здесь Лиза.
Ну как он возьмёт её в Москву? Кем она там будет? Москву надо заслужить. Интернатовского ЕГЭ Лизе не хватит, чтобы поступить на учёбу. Лиза стеснительная, неразговорчивая, и останется такой, даже если вылечит заикание. А вылечить – это ходить по больницам, полис, то-сё, прописка, деньги… Лиза, конечно, красивая. Такие сиськи, такая попка. Естественная блондинка. Похожие девочки устраиваются официанточками в рестораны «Ёлки-палки» и выскакивают замуж. Но Лизу не возьмут в «Ёлки-палки»: она не сможет улыбаться чужим людям с оценивающими взглядами, она не запомнит блюда меню, она перепутает все заказы. Да и глупо брать её с собой, чтобы она искала женихов в ресторане. В Москве Лизе место лишь лифтёршей, дворничихой, посудомойкой. Такую даже в подъезд на ресепшн не устроить. А сидеть дома и молча смотреть всю жизнь на Кутузовский… Нет, забирать Лизу в Москву – это жестоко по отношению к ней самой. Кирюша, это несерьёзно…
– Лиза, а ты хочешь в Москву? – спросил Кирилл.
Её лицо не дрогнуло, словно она давно уже всё решила.
– Я была в Москве, – тихо ответила Лиза, будто поездка исчерпала все отношения с Москвой. – Меня папка возил. Там у вас так красиво, столько огней… Я не могла понять, как можно спать в Москве? Надо смотреть, смотреть, смотреть… Ведь Кремль, Третьяковская галерея, Большой театр, всё настоящее… Я говорю папке: давай не будем спать, будем до утра кататься в метро. А он говорит, метро тоже на ночь закрывают. А мы устали уже. Целый день ходили. Видели собор Василия Блаженного, Останкинскую телевышку, часы такие забавные с куклами, Новодевичий монастырь, Музей Андрея Рублёва… Папка меня на корабле катал. Я МГУ увидала, думала, как здорово там учиться, сидишь на уроке, а урок в огромной башне. Но я в тот раз заснула, дурочка, и пол-Москвы своей проспала.
Лиза так и не ответила на его вопрос.
– А кем ты хотела быть?
– Ну, кем-нибудь, потихоньку…
Лиза потянулась за одеялом, но Кирилл остановил её. Голая – она откровенная.
– Учительницей, – сказала Лиза. – В младших классах. Чтобы уроки были как игры, но все научались читать и писать. Это самое важное – читать и писать.
Чтобы стать учителем начальной школы, подумал Кирилл, хватит педучилища где-нибудь в райцентре.
– Лиза… и всё-таки… – настаивал он.
Ему надо было услышать либо твёрдое «да», либо твёрдое «нет». Своего решения он не изменит. Но будет знать, что сделал, приняв это решение. Я правда помогу… Не получилось.
– Кирюша… – жалобно прошептала Лиза, словно просила пощады.
«Кирюшей» его называла Вероника. В этом её обращении Кирилл всегда прочитывал ласковое снисхождение. А пухлые, зацелованные губы Лизы произнесли «Кирюша» как ответный поцелуй.
Хочет Лиза в Москву или нет? Четыре года назад Кирилла поразил фильм «Дьявол носит Prada». Как там в финале фильма беспощадно отчеканила Миранда Пристли, гламурная акула, мудрая и циничная редакторша глянцевого журнала? «Этого хотят все».
– И всё-таки? – повторил Кирилл.
Лиза нежно погладила Кирилла по щеке.
– Кирюша, это не важно – где. Важно – с кем. Ты хороший. Самый хороший. Ты добрый, храбрый, сильный. У меня папка был такой. Я же не умерла, когда его не стало. Нигде – значит, ни с кем. Я всё понимаю. Ты не думай об этом, Кирюша. Ты не виноват. Ты засыпай, я разбужу тебя, когда будет надо.
Кирилл тоже всё понял. Ещё он понял, что Лиза хочет проститься с ним, пока он будет спать. Проститься с ним, но как бы без него.
29
Кажется, над деревней Калитино появилось небо. Кирилл пил кофе и в окошке видел за крышей школы какие-то синие размывы. Лиза собирала постель: простыня, пододеяльник и наволочки – в кучу на пол, одеяло и подушки – аккуратно в шкаф. Бельё всё-таки чужое, его надо выстирать и выгладить, только потом можно положить в хозяйскую стопку.
Лиза разбудила Кирилла в 5:45. Чайник уже кипел, банка кофе и сахарница ждали на столе. Спала Лиза в эту ночь или нет? Кирилл не смог определить, а спрашивать не стал. Лиза хлопотала по дому, ликвидируя следы их ночлега. Ей легче было сделать это при Кирилле. Кирилл знал: когда он уйдёт, Лиза будет реветь над чашкой, над ложкой, над банкой кофе. И Лиза тоже это знала, а потому старалась переделать все необходимые дела и этим сократить количество будущих напоминаний о разлуке.
В халатике, растрёпанная, румяная, она была очень домашней, тёплой, своей. Но Кирилл гнал нежность прочь. Всё. Не судьба.
– Я пойду, – сказал Кирилл, отодвигая чашку. – Спасибо.
Он встал.
– Конечно, – кивнула Лиза, не глядя ему в глаза.
Кирилл поцеловал её в горячую щёку.
– Пока, – сказала Лиза.
– Пока.
Кирилл вышел на улицу. И вправду поддувал беглый ветерок. Может, дым торфяных пожаров отнесёт в сторону от деревни, и хоть напоследок он вздохнёт свободно? Хотя и сейчас дышалось уже легко. Но это не из-за ветра, это из-за Лизы. Ведь обошлось без драмы.
Кирилл шагал к школе. В проулке он увидел двух коров.
Гугер сидел на крыльце школы и курил.
– Нормально ты, Кир, – хмыкнул он. – Успел всё-таки?
– Успел, – кивнул Кирилл.
– Везёт. У тебя тут сразу и триллер, и эротика. А у меня что?
– Рекламная пауза.
Гугер сплюнул, и вдруг лицо его остановилось.
– Так, – сказал он, слезая с крыльца. – Только ничего не говори.
Кирилл не понял, о чём это он. Гугер пристально смотрел куда-то за плечо Кирилла. Кирилл оглянулся. Всё тот же двор школы. Бурьян. Вкопанные автопокрышки. Забор Токаревых. Угол школы. Угол сарая. В воротах сарая, в скобах, цепь висела с отомкнутым замком.
– Я его не открывал, – сказал Гугер. – Но я его закрывал.
– Может, Валерий открыл? – тревожно предположил Кирилл.
– Ключа я ему не давал.
Гугер бросил окурок, принялся рыться в карманах и вытащил ключ от замка, который Мурыгин дал Кириллу. Гугер долго глядел на ключ, а потом вдруг опять полез по карманам. Кирилл наблюдал.
– Брелока от «мерса» нет… – мёртвым голосом произнёс Гугер.
– Пойдём посмотрим, – предложил Кирилл.
Вдвоём они молча подошли к воротам сарая. Гугер взялся за скобу и потянул створку ворот на себя. Сарай был пуст. Автобус исчез.
– Блядь, – тихо сказал Гугер и заорал, топая ногами: – Блядь! Блядь! Блядь!
– Гугер, ты чего? – раздалось с крыльца. – Это уже чересчур…
Валерий вытаскивал из школы большую хозяйственную сумку.
– А ты посмотри, – мрачно предложил Кирилл.
Валерий поставил сумку на крыльцо и подошёл.
Он долго смотрел в пустой сарай и жевал губами.
– Я правильно понимаю, что автобус угнали? – наконец спросил он и посмотрел на Гугера и Кирилла так, словно они были виноваты.
– Правильно, блядь.
– А кто?
– Дед Пихто.
– Нелепый вопрос, конечно, – задумчиво согласился Валерий.
– Я догадываюсь, – сказал Кирилл. – Лёха Годовалов или Саня Омский. Больше некому. И незачем.