Распрощавшись с ней, я пошла к воротам, на ходу снимая шарфик – слабо он мне пригодился. Дом под номером шестнадцать я нашла без труда, но, потоптавшись возле калитки, решила не беспокоить священника и его жену – им и так сейчас не сладко. Ладно, подождем, подумала я и поехала домой. Поев, я сварила кофе и, устроившись в своем любимом кресле, принялась обдумывать все, что успела узнать за день. И чем больше я думала, тем отчетливее видела, что получается полная ерунда.
Итак, предположим, что клад на фабрике действительно существует. Когда фабрика разорилась? Да уж не год и не два тому назад. Пусть даже год прошел, но за это время никто на нее не позарился. И вот появился Андреев со своей «карманной» фирмой… Нет, сначала появился представитель какой-то питерской фирмы, а Андреев – уже потом. Тут некто – но не Андреев – дал этому представителю по башке, предупредил, чтобы он уматывал, и питерец быстренько, отозвав заявку на аукцион, сделал ноги. Поступили бы питерцы так, если бы знали о кладе? Нет! Они бы просто так не сдались! Они бы еще побарахтались! Написал бы потерпевший заявление в милицию, и так далее. А он взял – и умотал обратно, и явно не по собственному желанию, а по распоряжению вышестоящего руководства. Видимо, фирма в Питере – небольшая и небогатая, вот и решили они в провинции развернуться, но, поскольку все обломилось, поджали хвост и сдались. Вопрос: для чего их представителя запугивали? Ответ: чтобы фабрика досталась Андрееву. Предположим, питерцы нашли и вывезли клад, потому что появились они здесь до Андреева, когда на фабрике охраны еще не было. А невозможно это, потому что они тут же самостоятельно отозвали бы заявку и не пришлось бы неведомому мне пока супостату на этого питерского представителя нападать. Иначе говоря, питерцы тут ни при чем.
Пошли дальше. На данный момент все готово для того, чтобы фабрика досталась Андрееву, так? Так! Ну и какого же черта на самого Семена Ивановича сейчас охоту открыли? Допустим, чтобы и ему фабрика не досталась, но почему? Чтобы он клад не нашел? Это полная ерунда, потому что фабрика довольно долго стояла, никем не охраняемая, и, знай кто-то о кладе, он и забрал бы его без помех – возможностей у него было хоть отбавляй, никто не помешал бы. У меня мелькнула мысль, что кто-то точно знает о золоте, а вот о местонахождении тайника – нет, и боится, что при неизбежном ремонте здания его обнаружат. Но ведь за годы советской власти фабрику наверняка не раз ремонтировали и перестраивали, но ничего не нашли. Откуда же у неведомого мне противника такая уверенность в том, что уж при новом ремонте клад наверняка найдут? Так, может, вовсе и не в кладе дело? Тогда в чем?
Не вытанцовывался у меня мотив этих покушений, хоть ты плачь! Как я ни крутила эту проблему, но так и не поняла, кому же до такой степени мешает живой Андреев. Кто сливает из его дома информацию? Кто сделал первую мину? Кто подложил ее в почту? Кто стрелял по машине Андреева? Кто нанял Кефира, чтобы тот изготовил, – а ему, как хорошему инженеру, это было раз плюнуть, – вторую мину и подложил ее, а потом убрал самого Кефира? Последнего факта я, конечно, точно не знала, но была на сто процентов уверена, что в живых его уже нет. И, наконец, кто сегодня установил растяжку, узнав от своего информатора, что Андреев собирается выехать из дома?
Думала я, думала, но так ни до чего и не додумалась.
ТРЕТИЙ ДЕНЬ Среда, или Факты, предположения, домыслы, но никакого мотива! Хоть плачь!
Утро началось со звонка Венчика.
– Ну, матушка! – сказал он таким тоном, что я чуть не подавилась кофе. – Ох, это, я тебе скажу… Это такое!..
– Скажешь! – твердо заверила его я. – Причем очень быстро! Считай, что я уже у тебя!
Из дома я вылетела, даже не допив кофе – мне так хотелось поскорее узнать, что он выяснил, потому что никакие разумные мысли мне самой в голову уже не приходили, как я ни билась, и срочно требовалась свежая информация.
Венчик выглядел триумфатором и из-за вполне законного чувства гордости сиял собственным светом. «Ох, придется мне сегодня его притчи выслушивать, – обреченно подумала я. – И ведь никуда не денешься – заслужил! Так что терпи, Татьяна!»
– Ну, не томи! – попросила я, усаживаясь напротив него.
– Эх, матушка, – сокрушенно покачал головой Венчик. – Я тебе скажу, что Андреев – это такая сволочь, прости за грубость, что пробу ставить некуда!
– Да, хам он первостатейный, – согласилась я.
– Да если б только это! – всплеснул он руками. – Ты знаешь, как его за глаза на рынке зовут?
– Откуда? – удивилась я. – У меня там знакомых нет.
– А я тебе скажу. КОП его зовут! А переводится это – «козел похотливый»! – сказал он.
– Брр! – скривилась я. – И основания для этого имеются?
– Более чем! Только избыток желаний у него присутствует, а вот возможности реализовать их начисто отсутствуют, – продолжил Венчик.
– Ну, это мне расшифровывать не надо, – фыркнула я. – И на каком же поле пасется этот козел?
– Большое поле, – солидно покивал мой информатор. – Центральный рынок называется.
– Сексуальные домогательства по отношению к подчиненным в администрации? – уточнила я.
– Э-э-э, нет! – покачал головой он. – Туда он не совался, в основном специализировался по молодым торговкам-частницам. Причем в принудительном режиме.
– Использование служебного положения… – покивала я. – Или дашь, или пошла вон. Значит, именно это подонок Андреев когда-то назвал «подержаться за молодое мясо»?
– Вот именно, – подтвердил Венчик. – А они потом все дружно плевались и говорили, что он – извращенец, потому что как мужчина ни на что не способен. Но терпели, от великой нужды, потому что деваться-то им некуда!
– Ну, он и мразь! – не выдержала я. – Носит же земля такую нечисть! Бедные женщины!
– Не все! – тут же вставил Венчик.
– Неужели любительница нашлась?! – обалдела я.
– Нашлась! Еще какая! – выразительно сказал он.
– Ну, повествуй наконец! – не выдержала я.
– Я, матушка, сначала вкратце, а уж потом, если у тебя вопросы возникнут, так я и подробнее могу, – начал он. – Значит, так. Была там на рынке девка одна, Ларисой ее зовут. Года три она до этого рыбой от хозяина торговала. Говорят, симпатичная девка, но уж очень на язык несдержанная, да и на расправу скорая. Пытались к ней мужики подкатиться, что наши, что приезжие, так она не только словесно от них отбивалась, но и с применением грубой физической силы, причем дралась не как баба, а как мужик. Андреев тоже к ней, как и к другим, клинья подбивал, так она послала его далеко-далеко. А что? Она же не хозяйка, а просто торговка, ей это ничем не грозит. А недавно она, представляешь, вдруг сама Андрееву начала глазки строить, стоило ему по рядам пройтись. Он там частенько гулял, очередную жертву высматривая, а потом приглашал ее зайти к нему в кабинет после работы, чтобы формальности утрясти.
– Слушай, меня сейчас вырвет! – не стерпела я. – Давай по существу!
– Ну, ладно! – сжалился надо мной Венчик. – Одним словом, после того, как вышеозначенная девица посетила его кабинет, он больше по рядам не гулял…
– И все прочие женщины вздохнули с облегчением, – догадалась я.
– Да, а девица эта очень быстро перебралась в администрацию рынка на не пойми какую должность и больше ничем не торговала, – продолжал он.
– Ага! Только собой! – не удержалась я.
– И случилось это весной, точного числа уже никто не помнит, но где-то в конце мая, – сообщил мне Венчик. – А когда секретарша его погибла, он на это место Ларису назначил.
– Да ты что? – удивилась я. – А мне-то он впаривал, что только дураки любовниц в секретарши берут! Такую философию по этому поводу развел!
– А кто тебе сказал, что он умный? – в свою очередь удивился Венчик. – Слава о нем по рынку идет, что по сравнению с ним Марианская впадина в океане – это гора с мудреным названием Джомолунгма. Глупость его поистине безгранична и бездонна!
– Странно, – задумалась я. – Он же говорил, что у него два высших образования и кандидатская степень.
– Купил, наверное, потому что точно ни в чем не разбирается, – уверенно заявил он.
– Ладно, зато я сама в этом разберусь, – пообещала я. – Давай дальше!
– Снимал он для любовных утех гнездышко по адресу: улица Покровская, дом 186, квартира 44.
– Это-то ты как сумел так быстро узнать? – удивилась я.
– Так, матушка, – тихонько рассмеялся Венчик. – Это нас, бомжей, все стараются не замечать, а вот мы-то все видим, все слышим и поэтому все знаем, – не без гордости заявил он, но тут же – ради соблюдения справедливости – добавил: – Ребята рассказали.
– Денег на угощение тебе хватило? – спросила я.
– Хватило, матушка, и еще осталось немного, – успокоил он меня.
Я достала из сумки деньги и протянула ему – было за что, без него я так быстро и так много никогда бы не узнала, а тем более у бомжей, которые излишней откровенностью с посторонними отнюдь не отличаются.
– Так на чем я остановился? А-а-а, на адресе! – вспомнил Венчик, аккуратно убирая деньги в карман. – А находится эта квартира…
– Знаю, рядом с рынком, прямо через дорогу, – перебила его я.
– Так вот, встречались они там, да и ночевали порой, а вот потом… После того, как он за границу съездил и вернулся… Так вот, она…
– Венчик! – почти нежно сказала я. – Ты нарочно мое терпение испытываешь?
– Я тебя, матушка, морально готовлю, – объяснил он. – В общем, с тех пор они там больше не появлялись, а на работу стали приезжать вместе на машине Андреева, причем она – вся в бриллиантах!
– Ничего себе! – воскликнула я, с трудом удержавшись, чтобы не выразиться покрепче. – Так вот почему он свою законную супругу по самому ерундовому поводу в деревню хотел законопатить, и, наверное, навсегда, – он для своей любовницы дом освобождал! Да и драгоценности он у жены отобрал, чтобы этой шалаве все отдать! Ну и гнида! Назвать его просто сволочью – значит крупно ему польстить! – Я побушевала еще несколько минут и, с трудом успокоившись, принялась рассуждать вслух: – Так! Что мы имеем? По словам Сазонова, Клавдия Петровна в деревню ехать отказалась, вдрызг разругалась с супругом и с самим Сазоновым и убыла на неизвестной машине в неизвестном направлении – это раз. Сазонов говорил, что она им не звонила, он до Клавдии тоже не дозвонился и где она, он не знает, но ее судьбой всерьез не интересуется – это два. Заметим, что ее телефон не отвечает – это три. Андреев приводит в дом любовницу, дарит или дает поносить ей бриллианты жены, приезжает вместе с ней на работу, иначе говоря, не просто не скрывает, а даже афиширует свои отношения с Лариской – это четыре. Почему он ничего не боится? Ведь Клавдия Петровна – не девочка наивная, несмышленая, а, по словам ее собственного брата, редкостная стерва. Она вполне могла бы, узнав о таком демарше мужа, подать на развод и раздел имущества, но она этого не делает – это пять. Итого: что мы имеем в сухом остатке?
– Что ее давно в живых нет, – ответил Венчик. – Ты, матушка, сказала, что уехала она незнамо куда на неизвестной машине. А если ее похитили, зная, чья она жена? А потом выкуп потребовали! Андреев платить не стал, вот ее и… – и он выразительно чиркнул себя по горлу ладонью.
– Если так, то Сазонов обязательно должен быть в курсе, ведь он ее родной брат! Не заметила я между ним и Клавдией Петровной нежной любви, да и разругались они, но ведь сестра же родная, не чужой человек, – возразила я, но без особой убежденности в голосе.
– Э-э-э, матушка, – вздохнул Венчик. – Когда речь о больших деньгах идет, то некоторые люди о любых родственных чувствах очень быстро забывают. А если Андреев заявил, чтобы Сазонов из своих денег выкуп за сестру заплатил? А? Вот он и решил, что деньги ему дороже сестры. Я на рынке о Клавдии Петровне с людьми поговорил, так вот, хорошо о ней отзываются, говорят, добрая она. А про брата ее, Сазонова, никто доброго слова не сказал. Правда, плохого тоже, – честно добавил он. – Личность он серая и никчемная, ни в чем себя не проявил, ничего не решает и вообще на побегушках у Андреева, а тот его, бывает, и матом посылает прилюдно. К тому же если вариант с выкупом рассматривать, то он точно платить не стал бы, потому что нечем ему, а то, что он смухлевать на рынке может по мелочи, он на любовницу тратит.
– У Сазонова есть любовница?! – воскликнула я.
– Имеется! Только тихарятся они изо всех сил! А почему Сазонов с женой не разводится, никто не знает.
– Как он мне сам сказал, у Андреевых разводиться не принято, – объяснила я.
– Может, и так. Но говорят, подкаблучник он, это точно! – сказал Венчик.
– Интересная картина вырисовывается! – медленно сказала я. – Только выводы какие-либо рано еще делать, потому что информации – кот наплакал! Все на слухах основано, а доказательств никаких, – вздохнула я. – Но зато мне теперь ясно, почему Иван так люто отца возненавидел. Понимаешь, ты сказал, что Андреев Лариску к себе в дом забрал сразу после того, как из-за границы вернулся, а это было двадцать девятого июля. Ну, пусть тридцатого июля он ее к себе перевез, а Иван, сын Андреева, в Германию тридцать первого улетел. Вот они, видимо, в доме и столкнулись! Ладно, потом все обдумаю! – решила я и хмыкнула: – Да, Венчик! Не зря ты хотел меня морально подготовить!
– Только теперь Лариска – хоть и в бриллиантах по-прежнему – одна на работу приезжает, на общественном транспорте, – продолжал он.
– И давно? – уточнила я.
– А с тех пор, как секретарша Андреева погибла, – сказал Венчик.
– Ну, с этим все понятно, – отмахнулась я. – Узнав о гибели сестры, его братья с детьми на следующий же день сюда приехали, вот Андреев и отправил любовницу до ридной хаты, чтобы они ее не видели. Да вот только родственники задержались, а попросить их на выход он не может или не хочет, потому что действительно нового покушения боится. Они, конечно, алкаши, но присутствие в его доме посторонней бабы вместо жены, судя по его осторожному поведению, вряд ли одобрили бы. Наверное, они неплохо относятся к Клавдии Петровне – они же все из одной деревни, и разводиться у Андреевых не принято… Черт! – невольно воскликнула я. – Так вот почему всю прислугу и охрану из дома убрали и на рынок вернули! Вовсе не потому, что родные люди надежнее наемных! Чтобы они не проболтались! Ну и где же мне теперь искать Клавдию Петровну?
– Ее труп, – тихонько, но очень уверенным тоном поправил меня Венчик и сочувственно сказал, покачав головой: – Устала ты, матушка, раз таких очевидных вещей не понимаешь. Отдохнуть бы тебе не мешало.
– Сама знаю и сто раз пожалела, что взялась за это дело, но отступать уже поздно, да и не привыкла я сдаваться, – вздохнула я и обратилась к Венчику: – Что еще?
– По Андрееву – все! – сказал он.
– А по Кефиру? – спросила я.
– Больно мне тебе об этом говорить, матушка, но, видать, ошиблась ты, – сокрушенно сказал он. – А все потому, что перетрудилась и не бережешь себя совсем!
– Не хорони меня раньше времени, – огрызнулась я. – Лучше скажи, в чем я ошиблась?
– Так жив Кефир! – радостно сообщил он мне.
– Быть не может! – не поверила я. – Как – жив?! Откуда ты это знаешь?
– А вот послушай! – сказал Венчик и, устроившись поудобнее, начал рассказывать: – Одним словом, ушел он с рынка!
– Куда он мог уйти? – воскликнула я. – У него же документов нет! Или есть? – Я во все глаза уставилась на него.
– Есть, матушка, – уверенно заявил Венчик. – Только, видно, он никогда никому их не показывал. Да он даже имя свое настоящее никому не называл. Кефиром в свое время нам представился, сказал, что его так в школе звали, – сообщил он.
– Что за тайны мадридского двора? – удивилась я.
– Трудно тебе это будет понять, потому что детей своих у тебя нет. А вот будь они, ты бы тоже позаботилась о том, чтобы твоя судьба распечальная на них никак не отразилась, чтобы их детьми бомжа не дразнили, – объяснил он.
– Вообще-то правильно, – вынуждена была согласиться я и перешла к делу: – Ладно, давай по существу!
– Излагаю, матушка! Кефир говорил, что он не тарасовский, приезжий, сюда после института по распределению попал. Тут и женился, и двух детишек завел, а уж любил он их просто без памяти. А когда завод их приказал долго жить, он за что только не брался – руки-то у него золотые. В последнее время ремонтом всякой бытовой техники занимался и все заработанное в дом тащил, а жена его… Словом, узнал он, аккурат под Новый год, что она на сторону ходит, причем давно. Уйти ему было некуда, да и детей он любил, потому и квартиру делить не стал, хотя именно он ее когда-то от завода получил. С тех пор начал он алкоголем злоупотреблять от тоски-кручины. С работы его выгнали, жена с ним развелась и из дома вон попросила. Вот и оказался Кефир на улице. Деньги, которые у него еще были, он все с горя пропил. А поскольку мужик он умный, то к рынку и прибился. А на рынке-то всегда прожить можно. Погрузить, разгрузить, ящики торговкам таскать… Словом, без куска хлеба не останешься.
– Венчик! Давай по делу! – потребовала я.
– А я что рассказываю? – недоуменно спросил он. – Разве же это не дело – узнать, как порядочный человек до жизни такой дошел?
– Ну, тогда сократись хотя бы до необходимого минимума, – попросила я.
– Хорошо! – буркнул Венчик, обиженный тем, что ему не дали развернуться во всю ширь. – В общем, пришел Кефир на Центральный рынок, покрутился, повертелся среди людей, поговорил с ними, осмотрелся… Мои-то сотоварищи работой себя давно не обременяют, а он не мог так. А там, на рынке, на дворе служебном дворник был, но усугублял!.. – Венчик аж головой повертел осуждающе. – Вот Кефир и взялся за небольшую мзду ему помогать, а со временем и сменил его, когда того пьяницу выгнали. Работал он на совесть, ни с кем не конфликтовал, хотя доставалось ему изрядно, хотя бы от того же Андреева. Дня не проходило, чтобы этот козел похотливый его не обидел публично. А Кефир все молча сносил, потому и прижился там. Ему и место на складе старом определили для проживания.