– А я тебя там ждала, на нашем месте во дворике, – сказала удивленная Анфиса.
– Я приехала раньше, хотела понаблюдать, как они являются на работу. Но тех, ради которых я приехала рано, я не увидела.
– Ради кого ты приехала рано? – спросила Анфиса. – Ради охранника и его сынка?
Катя кивнула. Да, Тригорских – отца и сына, она не увидела. Значит, они сегодня оба выходные.
Анфиса толкнула ее локтем и кивнула: в вестибюле у поворота к служебному коридору Николай Тригорский в своем черном костюме начальника службы безопасности, при галстуке, с рацией, разговаривал с генералом Елистратовым.
– Я даже не заметила, как он вошел в музей, – сказала Катя. – Наверное, с главного входа.
– Тут же целый комплекс зданий, – Анфиса неопределенно повела рукой. – Весь квартал их, музейный. Он мог войти через здание личных коллекций. Здания сообщаются переходами. Нижнее царство – это лабиринт.
Закончив беседовать с Тригорским, Елистратов кивнул Кате и Анфисе – есть разговор и для вас, «фотографы».
– Неплохо поработали вчера, хвалю, – сказал он, поздоровавшись. – Собственно из-за ваших сведений мы снова тут.
– Из-за сведений какого рода? – спросила Катя.
– Сейчас узнаете, идемте вместе со мной к куратору Вавич, она уже у себя в кабинете.
Катя отметила – то, как в музей на работу приехала Виктория Феофилактовна, она тоже не уследила.
Истинно, истинно, в Нижнем царстве много ходов-переходов.
Они снова очутились в лабиринте коридоров, поднялись по служебной лестнице (какой по счету?).
– Я вчера навел справки, – понижая голос, сказал Елистратов. – Так вот, небывалое дело. Не просто редкое, а небывалое форменным образом. С чем раньше мы сталкивались? С кражами из музеев. Но тут нет никакой кражи. Тут все наоборот – музей получает в дар крупные материальные ценности, произведения древнего искусства, коллекцию эту самую…
– Проклятую, – подсказала генералу Анфиса.
– Совершенно верно. И есть люди там… – Елизаров указал пальцем наверх, – немало людей весьма влиятельных, которые ни в коей мере не желают этого допустить – вот этого самого щедрого подарка музею. Огласки, публичности этого подарка.
– Я так поняла, что все дело в этом человеке по прозвищу Узбек, – сказала Катя. – Пишут, что он крестный отец восточной мафии. То есть, был. Ведь его убили. Его нет, он в могиле. Почему его подарок не может стать частью собрания музея?
– Да потому что там, наверху, все хорошо понимают, в отличие от вас, капитан, – Елистратов снисходительно глянул на удивленную Катю, – что такие люди, как Ибрагимбек Узбек, не могут рассчитывать даже после смерти на официальное признание. Власть никогда этого не допустит. Такие люди не должны получать официальный статус. В том числе и статус благотворителя, благодетеля. В девяностых годах криминал активно лез во власть, старался пробиться как можно выше. После стольких лет борьбы с этим злом, после стольких чисток разве можно допустить, чтобы они снова подняли голову, получили некий знак – мол, один путь официального признания, несмотря на все ваши преступления и кровь, для вас открыт – благотворительность и все, что с ней связано. Ведь когда эта коллекция войдет в состав экспозиции, на ее открытие министр культуры должен приехать в музей, а может, кто и повыше. Разве это не станет знаком им? Вот такого развития событий там, наверху, умные люди и не хотят допустить. Даже намека на такую ситуацию, даже тени намека. Никаких поощрений быть не должно.
– Между прочим, дело об убийстве Узбека в вашей юрисдикции, и оно так до сих пор и не раскрыто, – невинным тоном заметила Катя.
Елистратов метнул взгляд в ее сторону.
– Мы работаем над раскрытием.
– Конечно, я в этом не сомневаюсь, – Катя доверчиво… слишком даже доверчиво, закивала. – Но я так поняла, что музей уже получил «Проклятую коллекцию» в дар, оформил все документы и хочет коллекцию выставлять. И вовсе не собирается сдавать свои позиции.
– А вот насчет прояснения позиций мы сейчас с куратором и побеседуем, – Елистратов постучал в дубовую дверь уже знакомого Кати кабинета окнами на Знаменку.
– Входите, доброе утро, – раздался голос Виктории Феофилактовны.
В своем неизменном костюме «шанель», с идеальной укладкой, нарумяненная и бесстрастная, как бронзовый Будда, она восседала за своим рабочим столом.
– Виктория Феофилактовна, я пришел прояснить позицию музея по интересующему меня вопросу, – объявил Елистратов.
– С утра и такая делегация ко мне, – Виктория Феофилактовна повела рукой. – Что ж, присаживайтесь. Все, все присаживайтесь, прошу вас.
Катя, Анфиса, Елистратов и… вездесущий старший лейтенант Тимофей Дитмар, взявшийся неизвестно откуда и буквально ввинтившийся в дверь кабинета, сели на павловский диван и кресла карельской березы.
– Разговор при свидетелях. Девушки, как вам у нас работается? – спросила Виктория Феофилактовна.
– Хорошо, спасибо, – ответила Анфиса. – Мы фотографируем.
– Я навел справки, – снова повторил Елистартов. – Вы были совершенно правы, Виктория Феофилактовна. Больше вам скажу, я понял, что в этот раз интересы музея столкнулись с интересами тех, кто ни в коем случае не хочет допустить, чтобы коллекция Саддыкова вошла в собрание, была выставлена и фамилия отца преступного мира зазвучала в прессе и осталась в истории наряду с именами крупнейших отечественных меценатов.
– Я не теряла надежды, что вы поймете, – Виктория Феофилактовна усмехнулась.
– Юдину с проверкой Счетной палаты прислали к вам для того, чтобы она нашла любые нарушения, какие только возможно использовать в качестве рычага давления на музей, если бы столкновение интересов заходило все глубже. И если бы вы настаивали на своей позиции. Так вот, я хочу спросить, Юдина что-то нашла, да?
– Я не знаю.
– А если хорошо подумать, Виктория Феофилактовна?
– Я не знаю. Вы что, хотите сказать, будто мы тут в музее объединили свои усилия и отправили государственного аудитора на тот свет?
– Я хочу вас спросить, зачем в тот самый день вы вызвали сюда в музей человека Узбека Юсуфа Ниязова?
Виктория Феофилактовна дотронулась до жемчужной броши на своем жакете.
– Он душеприказчик Саддыкова, он занимался оформлением всех документов по дарственной. У него документы на передачу коллекции в дар. Все эти бумаги необходимо было предъявить в ходе проверки.
– Вы сказали ему, что Юдина ищет компромат, с целью не допустить того, чтобы коллекция вошла в фонды?
– Он умный молодой человек, этот Юсуф. Знаете, на Востоке люди много не говорят.
– Он встречался с Юдиной?
– Я не знаю. Я сказала, что в музее – аудитор Счетной палаты, который хочет видеть всю документацию на коллекцию. Я сказала, что мы выделили проверяющим помещения для работы.
– Юдина хотела видеть всю документацию, в том числе и ту часть документов, которая на руках у душеприказчика, у Ниязова. Она ждала его в музее? Поэтому она задержалась допоздна?
– Я понятия не имею, почему она задержалась в музее допоздна.
– Когда нашли тело Юдиной, Юсуф Ниязов был в музее. Он прятался в здании. Почему вы не сказали мне сразу, что человек Узбека находится в музее?
– Я думала, он уехал. Давно уехал. И потом, вы меня о Юсуфе не спрашивали.
– Ладно. Будьте добры, позвоните ему сейчас.
– Зачем?
– У вас ведь есть его сотовый номер, позвоните ему и попросите как можно скорее приехать в музей.
Виктория Феофлиактовна протянула руку к ящику стола и достала пухлый блокнот.
– Мне с пульта сейчас перед вашим приходом звонила охрана. В музее снова много полиции, – сказала она. – Не забывайте, где вы находитесь. Прикажите своим сотрудникам быть предельно аккуратными.
Она не открыла блокнот, достала мобильный и набрала номер в одно касание.
– Юсуф, здравствуйте, это я. Прошу вас, приезжайте немедленно. Да, спасибо. И, пожалуйста, снова захватите все наши бумаги.
– Вчера мы проверили несколько адресов, где Юсуф Ниязов мог появиться, – везде его и след простыл, – сказал Елистратов. – Уедет к себе в Узбекистан, оттуда махнет куда угодно – в Турцию, в Эмираты, в Египет, Ливан.
– Он сказал, что будет у меня через полчаса, – ответила Виктория Феофилактовна. – Юсуф – человек слова.
– Что ж, мы все вместе его подождем.
Катя сидела на павловском диване. Диван – жесткий и неудобный. Ситуация начинала действовать ей на нервы. Елистратов расположился в кресле, скрестив на груди руки. Виктория Феофилактовна за своим столом что-то сосредоточенно писала. Старший лейтенант Дитмар с головой ушел в свой мобильный, что-то там выискивал.
И только пылкая Анфиса…
Она встала. По ее лицу можно понять, – как она несчастна в роли соглядатая и негласного агента МУРа.
– Я пойду, мне надо работать, фотографировать. И вообще, сил нет все это выносить. Какого черта мы ломаем тут комедию…
– Я пойду, мне надо работать, фотографировать. И вообще, сил нет все это выносить. Какого черта мы ломаем тут комедию…
В этот момент за дверью раздался шум, топот, мужские голоса.
И в двери буквально ввалились двое оперативников и зажатый между ними невысокий изящный брюнет в отличном дорогом черном костюме и черной рубашке.
– Боже мой, Юсуф, что происходит? – воскликнула Виктория Феофилактовна.
– Виктория-ханум…
Один из оперативников заломил ему руку в болевом приеме, потому что ему померещилось, что Юсуф пытается достать пистолет.
Но никакого пистолета не было и в помине. Оперативники обыскали его быстро и профессионально.
Ключи от машины, очки от солнца, бумажник, мобильный телефон и маленький прозрачный пакетик – вот все, что обнаружилось в карманах пиджака и брюк Юсуфа Ниязова.
Пакетик взял Елистратов, внимательно рассмотрел. Катя подумала, что там наркотики. Но в пакетике – никакого порошка – что-то блестящее, свернутое в спираль.
– Что это? – спросила она.
– Струна для виолончели.
Глава 28 Сирена
– Струна для виолончели, – повторил Елистратов, извлекая серебристую спираль струны из пакета, – а по сути классическая удавка. В умелых, опытных руках… А, гражданин Ниязов?
Юсуф молча оглядел собравшихся в кабинете. Взгляд его скользнул по Кате.
– Во многих местах, где вы побывали, люди умирали не своей смертью, – продолжал Елистратов. – И тут тоже, надо же какое совпадение – вы только появились в музее, и вдруг убийство.
– Но Юдина не была задушена, ей разбили голову чем-то, – сказала Виктория Феофилактовна. – При чем тут какая-то струна для виолончели. Юсуф, бога ради, не молчите, говорите хоть что-нибудь.
– Я так понимаю, Виктория-ханум, что меня в чем-то обвиняют, – Юсуф вежливо обратился именно к ней. – Но в такой ситуации без адвоката я разговаривать не стану. Позвольте мне позвонить моему адвокату.
– Это ваше право. И это право у нас выучили, – хмыкнул Елистратов. Он все еще разглядывал струну для виолончели. Да и внимание всех остальных – Анфисы, Дитмара, оперативников, было занято именно струной. – Адвокат часом не из Ташкента должен прилететь?
– Нет, позвольте мне позвонить адвокату, – Юсуф протянул руку к своему айфону, который забрали у него при обыске вместе со струной и ключами от машины.
– Звоните, – Елистратов растянул струну и попробовал ее на крепость. – Классическая удавка. Оружие, и еще какое… А с точки зрения закона не придерешься, потому что…
В этот момент где-то в глубине здания музея завыла тревожная сирена.
Она сработала в тот момент, когда пальцы Юсуфа коснулись дисплея мобильного телефона. Он быстро сделал сброс и набрал какой-то код.
К вою сирены присоединились еще какие-то глухие звуки. Лишь потом уже Катя поняла, что это с лязгом опустились стальные автоматические ролл-ставни на окнах в комнатах запасников музея, где хранились ценные экспонаты.
Оглушительно завыла еще одна сирена. В кабинете Виктории Феофилактовны разразились звонками сразу несколько телефонов – в том числе и ее мобильный.
– Алло, что случилось?!
– В системе охраны сбой, двери спецхрана заблокированы, мы не можем их закрыть! Входная дверь автоматически закрылась, потому что двери спецхрана заблокированы. Мы не можем отсюда выйти, а охранник, который снаружи, не может их открыть, код доступа тоже блокирован!
– Сработала сигнализация во всех залах экспозиции!
– Масштабный сбой во всей системе безопасности, мы срочно начали эвакуацию посетителей!
Катя видела, как пальцы Юсуфа замерли на дисплее мобильного телефона.
В кабинет вбежала менеджер Кристина:
– Виктория Феофилактовна, красный по уровню тревоги, это ограбление?! А может, террористы?!
Генерал Елистратов повернулся к Юсуфу. Тот снова коснулся дисплея, и тревожная сирена в здании смолкла.
Наступила тишина.
– Двери спецхрана разблокируюся через десять секунд, команда ушла на ваш пульт, – сказал Юсуф.
– Это что еще за финты? – грозно спросил генерал Елистратов. – Хочешь сказать, что это ты все устроил? Вот сейчас?!
На столе снова зазвонил телефон, Виктория Феофилактовна включила громкую связь.
– Ситуация в норме, мы контролируем спецхран, – послышался растерянный голос охранника. – Какой-то глюк… сбой, мы не можем понять, в чем причина масштабного отключения. Все снова работает.
Юсуф положил телефон на стол.
– Вот что было бы сделано, – сказал он тихо, – если бы я явился в музей с целью ограбить и убить. Но я пришел сюда исполнить посмертную волю человека, которому служил. Уважаемый Ибрагимбек желал, чтобы коллекция принадлежала этому музею вечно и чтобы этот музей процветал и помнил его. И я исполняю его волю. Я защищаю музей, потому что дар моего хозяина теперь в этих стенах, и он останется тут навсегда.
– Заберите телефон, – скомандовал Елистратов лейтенанту Дитмару. – Струну тоже… все на экспертизу… потом. Слушайте, Юсуф, я вам не верю.
– Мне повторить? – спросил Юсуф.
– Нет, дорогой мой, пожалуйста, не надо, – воскликнула Виктория Феофилактовна. – Этот сбой в компьютерах на пульте, там что-нибудь сломается, мы потом год не наладим, там очень дорогое оборудование. А вы его в один момент взломали… Юсуф, мальчик мой, я вам верю… Ради вашего уважаемого хозяина, царствие ему небесное, ради коллекции… пожалуйста, не надо.
Юсуф поклонился Виктории Феофилактовне.
Катя наблюдала за ним с величайшим интересом.
– Я не убивал ее, – сказал Юсуф. – Она была такая красавица… Она не стала бы мешать тому, что коллекцию выставили бы тут у вас. Она мне сама об этом сказала. Потом…
– Ага, значит, вы с Дарьей Юдиной в музее виделись? Разговаривали? – спросил лейтенант Дитмар.
– Мы разговаривали… И я найду и убью того, кто убил ее.
– Когда нашли труп Юдиной, вы прятались в музее, – сказал Елистратов. – Если вы невиновны, почему прятались?
– Не от вас я прятался. Хотя да, можно сказать и так. Потом уже от вас. Чтобы не было лишних вопросов.
– На записи камер вас видно, и вы недалеко от места, где убили Юдину, – сказал Елистратов. – Как вы это объясните? Вы шли к ней?
– Нет. То есть, сначала да, я принес ей документы, и мы с ней поговорили. Она сказала, что не станет препятствовать.
– Но Юдина явилась в музей с проверкой именно с целью воспрепятствовать тому, чтобы коллекция стала нашей, – воскликнула Виктория Феофилактовна. – Юсуф, дорогой мой, она хотела, чтобы мы лишились коллекции.
– Она уже этого не хотела. Я ее убедил. У красивых женщин доброе, нежное сердце, Виктория-ханум.
Катя слушала Юсуфа с напряженным вниманием. Что-то тут есть во всем этом… он многое недоговаривает… хотя голос его выдает, когда он говорит о Юдиной. Голос и взгляд… во взгляде его восточных глаз – темный огонь, нежность, боль…
Катя ничего не понимала – Юдина и этот киллер… этот мафиози… правая рука Узбека… Способный в один момент взломать сложнейшую систему охраны крупнейшего музея, способный удавить человека струной для виолончели так же легко, как…
Темный огонь полыхает в его глазах… нежность, боль… ярость.
Нежность…
Боль потери…
Ярость…
– Извините, вы сказали, что вы не от полиции в музее прятались, – сказала Катя. – А от кого же?
– От вора.
– От какого еще вора? – Елистратов повысил голос.
– От вора, и теперь я понимаю – от возможного убийцы этой прекрасной, драгоценной, как алмаз, женщины.
– Объясните, пожалуйста, – Катя обернулась к Вавич: – Виктория Феофилактовна попросите его объяснить.
– Юсуф, я прошу вас, объясните нам все. О каком воре идет речь?
– Вор в стенах музея, Виктория-ханум. Вор, запустивший руку в то, что ему не принадлежит. Я сразу понял, когда увидел ящики там, в хранилище.
– Но ящики постепенно распаковывают, мы работаем с предметами коллекции.
– Я отлично помню каждый ящик, как он был сформирован, запакован. Я делал это сам вместе с теми, кто мне помогал, у меня есть знаки, приметы. И эти приметы, знаки в нераспакованных ящиках сдвинуты, нарушены. Кто-то рылся в них.
– С коллекцией работает профессор Гайкин.
– Он куратор, он честный человек, он отвечает за коллекцию. Он – хранитель, – Юсуф покачал головой. – Мне одного взгляда на ящики хватило, чтобы понять, что там рылись в спешке. Если бы он хотел что-то украсть, он бы сделал это незаметно. А там все бросается в глаза – мне, который знает каждый ящик, каждый элемент упаковки. Там побывал вор, и я хотел его выследить и поймать.
– Где выследить? В хранилище? – спросила Катя.
– Да.
– И вы находились там в тот вечер, то есть, в ночь репетиции?
– Да.
– Мы приходили туда, но вас не видели. Там работал профессор. Один.
– Я вас видел там. Вас и вас тоже, – Юсуф указал на Кристину и Анфису. – В хранилище много мест, где можно спрятаться.