— Про Дикий Запад давай!
— А за это родственника Ильи нашего свет Васильича, благодарить надо! — Федя оскалил зубы в подобии «обворожительной улыбки». — Короче — подхватили местные молодчики от наших «кинопередвижников»[15] моду на дуэли в американском стиле… Ну, это когда кто быстрее из набедренной кобуры ствол вытащит и в пузо противнику пулю всадит.
совершенно неожиданно процитировал хорошо известного мне автора капитан Верстаков. Вот уж от кого поэзии не ожидал, так от него.
— Ага, и ты Андрей «Скоростную стрельбу» вспомнил? — улыбнулся Удовиченко.
— О! И у вас эту песенку поют! — Тушканчик отходил на несколько минут, «воздухом подышать» скорее всего, и вернулся, как раз когда капитан занялся декламацией.
— Да мы толком и не знаем, чья это песня. Давным-давно кассету, еще с прежних времен оставшуюся, кто-то из стариков приволок, ну и подхватили.
— Кассету? — удивился Тушканчик. — Это ж сколько ей лет?
— До фига! — Полковник наморщил лоб, пытаясь, очевидно, вспомнить числовое значение этого определения. — Они и до Тьмы-то уже редкостью стали даже в нашей глуши, не то что в столицах… — Он мотнул головой, словно отгоняя неприятные воспоминания, и полог, на мгновение приоткрывший тайны его прошлого, снова опустился. — А что, у вас эта песня тоже известна?
— А то! — улыбкой Мура можно было подвалы освещать, настолько она получилась ослепительной. — Говорят, — он перешел на трагический шепот, — Илюхин отец лично автора знавал, — и он посмотрел на меня.
— Ух ты! — искренне восхитился Седов. — А…
— Про фольклор давайте позже поговорим, — перебил его полковник. — Что с дуэлями этими? — И он посмотрел на Говоруна.
— А чего с ними? Все — как всегда. Смертность в этом районе выросла раза в три, если не больше. Местные — народ, и так-то не слишком выдержанный, а тут по любому поводу давай стреляться. В иных бандах едва треть народу на ногах осталась.
— Ну это-то понятно… Так, а это что за чучела? — и полковник посмотрел мне за спину, туда, где располагался вход в заведение.
Обычно я спиной к двери никогда не сажусь, тем более в таких веселых местах, но шесть человек с нашей фактурой, все как один разместившиеся в кабаке за одним столом лицом ко входу, это, согласитесь, весьма подозрительно. Так что пришлось мне развернуться.
«Да уж, „феерия варварского искусства“, как батя говаривал». Почти всегда бредуны, особенно напавшие на «жилу», цепляли на себя добычу без всякого смысла и меры. Вскроют, бывало, магазин спортивных товаров, так вся банда в тренировочных костюмах и хоккейных доспехах щеголяет. Или в дорогущих кашемировых пальто все ходят, пока не истреплют или покупателя не найдут. Здесь — похожая ситуация. Вошедшая четверка была как раз из поклонников стиля «Дикий, Дикий Запад», о чем говорили широкополые шляпы на головах двоих из них и набедренные кобуры у всех. Вожак вдобавок щеголял еще и двумя богато украшенными кобурами на животе, из которых торчали рукоятки «наганов».
— Сержио Леоне[17] и Клинт Иствуд[18] в одном кармане, — буркнул сидящий рядом Иван. — Есть мнение, что мальчики по нашу душу пришли.
Последнее, впрочем, было ясно без комментариев Мура, поскольку бравая четверка совершенно недвусмысленно направилась к нашему столу.
— Сергеич, похоже, ребята пострелять в приезжих собрались, как ты считаешь? — быстро спросил я Удовиченко.
— Есть такая буква…
Для стороннего наблюдателя ничего практически не изменилось, так — мелочи. Тушканчик опустил правую руку под стол — никому не видно, но я-то знаю, достал он свою трещотку.
Верстаков откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди — зуб даю, расстегнул ремешки на обеих подмышечных кобурах и готов шмалять с обеих рук.
Федя-Говорун чуть развернулся и, кажется, сильно заинтересован тем, что ему рассказывает Удовиченко, — но можно быть уверенным, что ствол его «сайги» смотрит в сторону недругов, а патрон дослан в патронник.
«Как там раньше было принято говорить? „Хорошо сидим!“ — кажется? Вот так и мы…»
— Эй, вы там! — «Ох, какое тривиальное начало! Фантазии у этого „ковбоя“ — ноль целых ноль десятых! А ведь если судить по голосу, мужику лет тридцать, не меньше. Должна была жизнь научить».
— На «эй» зовут блядей! — сурово отбрил его полковник, причем интонационно сыграл так, что я поневоле поверил древней байке, что до наступления Тьмы в военных учебных учреждениях был курс «второго командного».
«Жаль, что не могу посмотреть на лицо этого „ковбоя“. Начну елозить и дергаться — может нехорошо выйти… Так что сиди, Следопыт, не петюкай и жди, когда лепший дружок Ваня знак подаст».
Пауза затягивалась. У Удовиченко на лице замерло брезгливо-презрительное выражение, Федор уставился на незваных гостей с плохо скрываемым раздражением, капитан Верстаков играл бицепсами (не выпуская, впрочем, пистолетов), а Тушканчик просто сделал вид, что назойливые посетители значат для него не больше, чем парочка мух, залетевших в помещение.
— Самоед, — «О, это уже другой заговорил, поддерживает вожака!» — да чего с этими пришлыми цацкаться? Давай вызовем, а если сольются, так заберем добро-то?
«Да уж, этот совсем головкой скорбный. Они что же, даже во дворе не посмотрели, на чем мы приехали?». Тут я заметил, что Иван приподнял указательный и мизинец так, что его правая кисть стала похожа на улитку с ее смешными «рожками».
— А этот заморыш что тут расселся? — И тяжелая рука легла на мое правое плечо.
«Опрометчивый поступок, бредун! — Я вильнул плечом, и рука „ковбоя“ провалилась вниз, застряв между моими корпусом и локтем. — Ну, теперь им стрелять мне в спину совершенно без мазы!»
Опершись на руку придурка, я встал со стула, прикрываясь «ковбоем».
«Так, теперь немного подтолкнуть… Здесь потянуть…» — и диспозиция кардинально поменялась! Теперь я стою лицом к нашим недоброжелателям, их приятель — передо мной… А в кадык ему упирается небольшой такой ножик — дай бог, сто миллиметров клинок. Ножик этот всегда со мной. Память об отце, подаренная им в том самом рейде, когда мы книжный магазин на Сухаревке вывезли. Нож, естественно, не в канцтоварах найден, а совсем даже наоборот, в магазине, куда мы первоначально ехали — что рыболовно-туристическими товарами торговал. Помню, отец, когда мне его отдал, сказал: «Их один хороший мастер из Нижнего делал. Хорошо, если полсотни штук в год, а тут целых два нашли!» И прицепил свой в боковой карман камуфляжной куртки. У ножа этого клипса очень удобная на ножнах — как хочешь можно повесить, хоть вверх ногами. И хоть мал ножик, но ладен. Сколько раз меня с тех пор «Четыреста двенадцатый» (так он называется) выручал!
Вожак «ковбоев» вцепился в рукояти своих «наганов», но достать их не спешил. Скосив на мгновение глаза, я увидел, что Верстаков держит его на прицеле обоих своих «фортов».
«Ага, а с другой стороны наверняка маячит дуло „сайги“ Говоруна и Тушканчиковой „поливалки“, и ребятишки внезапно осознали, что дергаться не стоит — все одно не успеют».
— У тебя еще неотвеченные вопросы остались, — с явной угрозой поинтересовался полковник, — стрелок недорезанный? Заноза, вскрой парню кадык!
— Э… не надо его убивать… — голос главы «грозных мучачос» теперь был не похож сам на себя, теперь он больше напоминал жалкое блеяние.
— Погоди, Заноза. — И, хоть я все равно не собирался столь радикально завершать мое с пленным общение, но в ответ на просьбу полковника демонстративно отодвинул лезвие от шеи пленника.
— Ты, который в шляпе, грабки от пукалок-то убери! — продолжал между тем командовать Удовиченко.
Местный отпустил рукояти револьверов и поднял руки пусть не над головой, но на уровень плеч — точно! Остальные его сподвижники, видимо, тоже решили, что агрессивность лучше припрятать, и резких движений не делали.
— Вот и молодец! Хороший мальчик! — Сергей Сергеевич откровенно веселился. — А теперь осторожно, двумя пальчиками, доставай стволы и кидай их сюда. — Голос его был мягок и вкрадчив. — Вас это тоже касается! — внезапно рявкнул он на остальных, да так, что «ковбои» отшатнулись.
«Психологически мы их уже задавили, но удастся ли на одном „базаре“ сломать этих тертых „воинов дороги“? — Насколько я знал, многие бредуны весьма любили эстетику древних фильмов про Безумного Макса и довольно часто называли себя именно так. — Я бы, при таком раскладе, скорее всего, начал в ответ стрелять, и, несмотря на то что диспозиция явно не в их пользу, бдительность терять не следует!»
«Психологически мы их уже задавили, но удастся ли на одном „базаре“ сломать этих тертых „воинов дороги“? — Насколько я знал, многие бредуны весьма любили эстетику древних фильмов про Безумного Макса и довольно часто называли себя именно так. — Я бы, при таком раскладе, скорее всего, начал в ответ стрелять, и, несмотря на то что диспозиция явно не в их пользу, бдительность терять не следует!»
Однако нам повезло — стойкость наших оппонентов оставляла желать лучшего. Наткнувшись на жесткий, я бы даже сказал жестокий, отпор, бредуны «сдулись». Вначале их вожак аккуратно, как и просили, достал из кобуры первый револьвер и бросил его на пол перед собой, потом стоявший от него справа бандит, демонстративно изогнувшись, вытащил двумя пальцами из кобуры на боку потертый ТТ… А потом… Потом перед нами образовалась небольшая кучка оружия. Причем все разоружение заняло едва ли больше пары минут. Все это время мы молчали.
— Все? — спросил Удовиченко спустя десяток секунд после того, как последний ствол брякнулся на пол.
— Да, — сдавленно ответил Самоед, — только у Гучки осталось, но ему сейчас не двинуться, — и он мотнул головой в мою сторону, точнее — в сторону моего персонального пленника.
— С ним мы сами разберемся, — тон полковника не предвещал упомянутому Гучке ничего хорошего. — А вы ступайте себе… Или вон чайку, что ли, попейте, нервы полечите…
— А? — и грозный «ганфайтер» жалобно посмотрел на бывшее свое оружие.
— Там видно будет… Хотя ты, похоже, умный… — ирония в словах Сергеевича была заметна, как прожектор в безлунную ночь. — Слово «контрибуция» знаешь?
— Чего?
— Должен ты мне! Вот чего! — не вдаваясь в долгие объяснения заявил полковник. — Завтра придешь — решим тогда, за сколько я железяки ваши верну. Все — свободен, как негр в Африке!
На прощание я освободил Гучку от обреза охотничьей двустволки, потертого ПМа и двух ножей и присовокупил все это к нашей остальной добыче.
* * *Когда переполох, вызванный нашей небольшой размолвкой с местными жителями, улегся, Верстаков негромко спросил:
— А не очень круто мы забрали?
— Федор в местных раскладах дока, — перевел я стрелки на Говоруна. — И если пока молчит, значит, ничего страшного.
Дейнов как раз возился с лежащими перед ним трофейным пистолетом, выщелкивая патроны из магазина, а потому ответил не сразу, а только закончив работу:
— Все путем, мужики! Я про этого Самоеда слышал. Ничего особенного — мелкая шайка на подхвате.
— Мелкая, это сколько? — не унимался Верстаков.
— Тебя, кэп, как звать-то? А то все время по званию неудобно, а по фамилии — долго.
— Андрей, — ответил капитан, протянув руку. — Или Зуб — это как кому удобнее, — добавил он, отвечая на рукопожатие Говоруна.
— А меня Федор или Говорун, но это ты и так понял, я думаю. Так вот, Андрей, их всего, дай бог, пара десятков наберется, так что нам ни с какого боку не помеха. Да и наехали они сам видел как криво. Без разведки, без прикидки. У нас деревенские, бывает, жестче прихватывают.
— У нас тоже.
— Вот я о том и говорю. Им, скорее всего, кто-то из местной челяди стуканул, что совсем не местные приехали, они и решили на шару патрончиков срубить.
— То есть продолжения не будет?
— А кто ж его знает? — развел руками Федя. — Но думаю, серьезных проблем не будет. С утра к городовому местному сходим, «наган» подарим. Так, Илья?
— Отчего же не сходить? Сходим, раз надо.
— Все поели? — спросил после минутной задумчивости полковник. — Тогда пошли к машинам, там и разговоры разговаривать не в пример удобнее, и вторую смену пора кормить.
Глава 4
К девяти вечера весь личный состав был «сыт, пьян и нос в табаке», график ночного дежурства составлен, и наступила пора привести себя в порядок. Тем более что, по словам банного распорядителя Воронка, парная готова была уже полчаса как.
— Только вас ждут, уважаемый! — очевидно, что байки о наших «подвигах» в «Хризантеме» уже пошли гулять по городку, поскольку тон бредуна сильно отличался от того, каким он разговаривал до нашего ужина.
— А сколько в вашу баню народу зараз влезает?
— Восемь — с полным нашим удовольствием, а десять — уже тесновато будет, уважаемый!
«Да что он заладил „уважаемый“ да „уважаемый“? Мы даже никого не убили! А восемь человек — это даже неплохо, в три смены уложимся, хотя если уплотниться, то можно и в две».
— Сколько с нас?
— Десятку серебром за час.
Я быстро прикинул в уме соотношение цен и сделал контрпредложение:
— Три «макарки» дам, магазины, естественно, полные, — отдавать серебро, которое всяко компактнее и легче, не хотелось, да и от нежданных трофеев избавиться не мешало, хоть и получалось, что я даже слегка переплачиваю.
— Самоеда стволы?
— Нет, но могу и его отдать.
— Его не надо, давайте другие.
«Учитывая наглость вышеупомянутого Самоеда, понятно, что лишние проблемы тебе ни к чему», — сообразил я.
— Тогда считай, что мы на три часа баню твою арендовали. Если что, продлить можно?
— Девочек звать? — снова поднял скользкую тему Воронок.
— Нет.
Договорившись с банщиком-распорядителем, я «вернулся в расположение», то есть сделал пяток шагов и поднырнул под растянутую масксеть.
«Вот что значит опытный народ! Даже уют кое-какой организовали!» — отметил я, копаясь в багажнике «уазика».
Наши гости, привычные к бивачно-походной жизни, устроили на пространстве, ограниченном машинами, подобие полевого штаба. Рядом со своими «Донами» южане установили три складных туристических стола из алюминия и несколько складных стульев. На одном из них уже скучал дежурный. «Вот это да! — мысленно восхитился я, заметив красную нарукавную повязку с соответствующей надписью. — Вот это дисциплина и порядок!»
На крюке, торчащем из трехметрового шеста, поддерживающего тент, висел светодиодный светильник, запитанный от автомобильного аккумулятора, освещая стоящую на столе рацию-«базовку» и лежащую рядом большую тетрадь в клеенчатом переплете.
Следопыты мои были значительно менее официозными — Чпок, как самый молодой, пошел в наряд первым и сейчас с комфортом расположился на коврике-скатке у колеса моего «тигра».
— Андрюх, — обратился я к нему, — давай, мухой достань мне из «уазика» три «макарки», что мы в Люберцах добыли!
— Угу, — Чпок отложил в сторону книгу, которую, держал в руках, и, быстро вскочив, отправился к своей машине.
Еще на подъезде к Коломне мы с Саламандрой решили, что трофейный «козлик» будет неплохим подарком нашему коллеге. Естественно, не бесплатно — треть стоимости он должен будет выплатить всем остальным, включая семью погибшего в тех же Люберцах Мистера Шляпы. Не совсем халява, но и получить такую классную машину не за пару тысяч золотых, а за несколько сотен — это всегда приятно. К тому же до подачи отчета в нашу финчасть мы всегда сможем между собой договориться.
«Рвачество» и жадность в нашей среде не приветствовались, но против разумной бережливости и финансовой сметки никто не возражал.
Да, добыча, сдаваемая в Экономуправление, в зачет шла не по рыночным ценам, но и за топливо со снаряжением мы тоже не из своего кармана платили. И аккумуляторы с батарейками тоже не на базаре покупали. Одно дело три, а то и четыре «рубчика» за «двойную А»[19] отдать и совсем другое — получить пять таких батареек за потертый ПМ, которому красная цена — десятка в базарный день.
После недолгой возни Андрей высунулся из окна задней двери:
— Илья, допмагазины доставать?
— Не, давай как есть. И патронов пачку.
— Так в пачках у нас трофейных нет! — удивился Чпок. — Только россыпью.
— А мне какая разница, давай две дюжины россыпью.
— На, держи! — буквально несколько секунд спустя Андрей снова появился над бортом машины, но на этот раз с ярким пластиковым пакетом в руках.
— Спасибо, дорогой! В благодарность командование в лице меня разрешает снизить интенсивность несения службы на семь десятых процента!
Андрюха слегка призадумался, очевидно вычисляя, что же значит моя тирада, потом хохотнул и вскинул руку в воинском приветствии:
— Да, мой генерал!
Я притворно скривился:
— Запомни, к непокрытой голове руку прикладывают только в том случае, если она пустая, Следопыт! — с важным видом отчитал я «молодого», но потом не выдержал и засмеялся.
Дежуривший у рации южанин тоже рассмеялся:
— А вы, Илья Васильевич, служили? И в каких войсках? — в последнем вопросе проскользнула явная ирония.
«Ну как же „военная косточка“ над шпаками, в солдатики играющими глумится, что ж тут непонятного…»
— В Отдельном добровольческом разведывательно-диверсионном батальоне семьдесят шестой гвардейской Черниговской Краснознаменной десантно-штурмовой дивизии! — четко и внятно, как четырнадцать лет назад на прощальном параде в славном городе Юрьеве, отрапортовал я. — Еще вопросы будут, лейтенант?