– В таком случае мы с тобой просто погуляем.
Они долго и бесцельно бродили по пустынным дорожкам Булонского леса. Элен все время оглядывалась по сторонам, не в силах отделаться от чувства, что душа Жанны витает среди густой листвы, танцует среди цветов, порхает вместе с птицами, парящими низко над землей в преддверии дождя. Походив с час, они сели на скамейку в Жарден д'Аклимасьон и стали наблюдать за играющими детьми. Элен было всего пять лет, но она как бы внезапно превратилась в тихую ренуаровскую девочку, которой было не до смеха и веселых игр. После долгого молчания она вдруг повернулась к Элен.
– Тетя Элен… – начала она очень серьезно. Элен молча посмотрела на нее.
– Мама ушла, тетя Элен, а мы должны продолжать жить, ведь так? – Она рассеянно посмотрела на шумную детскую площадку, где визжали дети, и продолжала: – Тем, что мы сидим здесь и печалимся, маму ведь не вернешь.
Слезы брызнули из глаз Элен. Она привлекла девочку к себе и крепко сжала в своих объятиях. Девочка права: Жанна ушла от них, и ее душа вовсе не в Булонском лесу. Она в этой самой девочке, которую она сейчас держит в своих объятиях, так как душа матери переходит к дочери, а отца – к сыну. Только ее собственной душе негде будет поселиться, потому что у нее никогда не будет детей.
Элен отпустила девочку и решительно вытерла слезы.
– Чем тебе помочь, тетя Элен? – немного смущаясь оттого, что стала свидетельницей чужой слабости, спросила племянница.
– Ну что ты, – ответила Элен охрипшим голосом. – Я… я уже успокоилась. – Внезапно она замерла, затем открыла сумочку и вынула оттуда несколько двадцатифранковых купюр. – Вот что, малышка Элен, сходи к киоску и купи мне газеты и журналы. На свое усмотрение.
Спустя несколько минут племянница вернулась с кипой газет и журналов. Сверху лежала «Иси Пари». Элен уже как-то поклялась никогда больше не покупать ее, но купила-то не она. Элен без всякого интереса посмотрела на обложку и от неожиданности вздрогнула. С большого красочного фото Черно-белого бала в Венеции на нее взирала Бланш Бенуа, висевшая на руке Найджела Сомерсета. Тот самый бал, на который ее приглашал Зено Скаури! Только сейчас она осознала, что за суматохой всех этих дней Найджел Сомерсет отошел на второй план.
Элен устало закрыла глаза и, не читая, опустила газету на колени. Она почувствовала себя очень, очень одинокой.
Тяжело вздохнув, Элен вылезла из такси перед кафе «У Фуке». После смерти Жанны она только-только стала приходить в себя. Последние дни уходящего лета в Париже стояла прекрасная погода. Владельцы кафе торжествовали: все столики снаружи были заняты.
Элен покрепче прижала к себе сумочку и, не оглядываясь больше по сторонам, поднялась на террасу кафе. Жак уже поджидал ее за одним из дальних столиков.
– Привет, принцесса, – как ни в чем не бывало, хмыкнул он.
Элен коротко кивнула и тихо, но четко произнесла:
– Итак, почему «У Фуке», а не офис?
– Потому что так удобнее, – отозвался Жак. – И, кроме того, помнится, ты хотела, чтобы ноги моей больше не было в твоей конторе. – Откинувшись на стуле, Жак изучающе посмотрел на нее и словно бы вмиг погрустнел. – Что-то ты не слишком хорошо выглядишь. Бледная какая-то, поблекшая. Черное совсем тебе не идет. Уж кто-кто, а ты-то должна это знать.
Элен равнодушно пожала плечами. Она вовсе не собиралась докладывать ему о своем горе.
– Круиз явно не пошел тебе на пользу, – развязным тоном продолжал Жак. – Кстати, ты еще не видела последний номер «Иси Пари»? – Он хитро прищурился и протянул Элен газету. С ее страницы на Элен насмешливо смотрел Найджел. – Их светлость, кажется, без памяти влюбился в Бланш Бенуа, – заметил Жак, самодовольно улыбаясь.
– Переходи к делу, – резко оборвала его Элен.
Она прекрасно знала, почему он организовал эту встречу именно в кафе. В Монте-Карло он упомянул что-то о выходном пособии. Это могло означать только одно: у него с собой негативы документов фон Айдерфельда, и он намерен шантажировать ее. Сумочка с негативами была похищена именно здесь – на перекрестке в четырех метрах от кафе. Она тогда сразу заподозрила Жака, но время шло, а он не предпринимал никаких попыток давить на нее, и подозрение исчезло само по себе.
К столику подошел официант.
– Белого вина, пожалуйста, – сказала Элен. Когда официант удалился, она снова посмотрела на Жака и, решив, что лучшая защита – это нападение, резко спросила: – Фотографии с тобой?
Он, сраженный догадливостью босса, ошарашенно посмотрел на нее. Последовала долгая, неловкая пауза.
– Умная, – выдохнул он, наконец, с уважением. – Я был уверен, что ты меня не заподозришь.
К столику подошел официант. Элен молча подождала, когда он уйдет.
– Сколько ты за них хочешь? – резко спросила она.
– Как всегда, сразу к делу, – хмыкнул он. – Боюсь, тебя мои условия не устроят.
– Ну же, смелей.
– У «Ле Эдисьен Элен Жано» два акционера. Само собой, первый из них – Юбер де Леже. Для меня всегда оставалось загадкой, почему именно он, но потом все прояснилось. Он рассказал мне, что ты заставила его.
– Каким образом?
На лице Жака появилась многозначительная улыбка.
– Ты заставила его убить Станислава, чтобы получить наследство…
Элен не могла удержаться от смеха.
– Подумать только, как я могла тебе так доверять!
– Теперь перейдем ко второму акционеру, некоему немецкому промышленнику Карлу фон Айдерфельду.
– У тебя есть негативы, и на одном из документов значится мое имя, так что тебе должно быть все понятно.
– Эти негативы дорогого стоят, принцесса, – с расстановкой проговорил Жак. – По нему виселица плачет, а он все еще гуляет на свободе. Любой, обладающий подобной информацией, давно бы обратился к властям. А ты почему-то этого не сделала. Вот я себя и спрашиваю – почему? И знаешь, к какому выводу я пришел? Элен промолчала.
– Ты шантажируешь его! – Глаза Жака торжествующе заблестели. – Только одного я не могу понять: зачем? У тебя и так полно денег, его тебе явно не нужны…
Элен даже глазом не моргнула. Ему-то что за дело? Его это совершенно не касается.
– Не хочешь – не рассказывай, – вздохнул Жак. – Мы оба прекрасно знаем, что «Ле Мод» пользуется большой популярностью во Франции. И ты знаешь, что французы думают о немцах. Как нация мы все еще их сильно ненавидим. И нет ни единого француза, который не захотел бы привлечь нацистов к суду за военные преступления. Раны еще слишком свежи. – Жак помолчал и продолжил, тщательно подбирая слова: – А что, если я передам документы фон Айдерфельда… ну, скажем, в «Ле Монд интернасьональ»? И передам вместе с копией прошлогоднего отчета о выплате ему дивидендов, который я вытащил из твоего файла? Представляешь, что может случиться?
Лицо Элен осталось бесстрастным.
– После войны французы брили головы женщинам, сотрудничавшим с немцами. Сейчас они этого не сделают, но с «Ле Мод» будет покончено – и с тобой тоже. Ты шагу не ступишь по Елисейским полям без того, чтобы кто-нибудь не плюнул тебе вслед.
– Сколько? – спросила Элен. – Десять тысяч франков?
– Десять тысяч франков! – истерично рассмеялся Жак. – Да это же курам на смех! Каждая акция «Ле Эдисьен Элен Жано» стоит двести тысяч. – Жак снизил голос до шепота: – Я хочу получать дивиденды, принцесса. – Он доверительно посмотрел на Элен. – Ну, скажем, процентов двадцать.
Глава 13
В последующие месяцы Элен с головой окунулась в работу. Она работала, не зная усталости: ей просто нужно было заглушить боль утраты своей лучшей подруги и единственного человека, кому она доверялась. Элен ужасно по ней скучала.
Сердце ныло и от тоски по Найджелу. До того как они встретились во второй раз, она даже не слышала о нем. Конечно, в силу того, что Зено Скаури окружал себя только людьми знаменитыми и преуспевающими, она могла бы догадаться, что Найджел – человек незаурядный, но чтобы до такой степени… Оказалось, все газеты и журналы пишут о нем. Любой его шаг становился сенсацией. Пресса, охочая до скандалов, связывала с ним десятки сомнительных романов, как с кинозвездами, так и с другими дамами, в частности с некоей английской аристократкой Амелией Айрс. И все же в центре внимания прессы была его карьера.
Ноябрьский номер журнала «Тайме» – Элеонора, как обычно, принесла ей подборку журналов – сразил ее наповал.
С обложки на нее смотрело лицо Найджела, а заголовок вверху гласил: «Новое поколение британских лидеров».
Элен долго вглядывалась в фотографию. Волевой подбородок, аристократический лоб, живые глаза – о, как ей все это дорого! Особенно глаза, мерцающие золотистыми искорками в тот самый миг, когда он сделал ей предложение. Элен откинулась в кресле и судорожно вздохнула. Сделал предложение… и ни слуху, ни духу.
Элен продолжала вглядываться в фотографию, не в силах отвести от нее глаз.
Сколько же времени прошло с тех пор, как она ранним утром в спешке покинула «Евангелию», оставив ему записку в двери? Почти три месяца.
Душевная мука снова захлестнула ее. Ясно, что Найджел навсегда остался в прошлом, пора выбросить его из головы… Но она ничего не могла с собой поделать. Он все еще жил в ее душе и, возможно, будет жить вечно. Она любила его.
Элен, полистав журнал, наткнулась на фотографию Найджела, сидящего за столом. Вынув из ящика стола увеличительное стекло в черепаховой оправе, она принялась с пристрастием изучать ее. Вот старинный письменный стол красного дерева, на стене написанный маслом портрет хмурого импозантного джентльмена с седыми волосами. Наверное, отец Найджела, герцог? Или, может, его дедушка?
На следующей фотографии Найджела запечатлели выходящим из «бентли» на судостроительном заводе в Ирландии. Еще на одной он был снят со спины. Найджел смотрел в окно: прямо под ним несла свои воды широкая Темза, а вдали виднелось здание парламента.
Элен пробежала статью глазами. Оказалось, Найджел принадлежал к тому политическому крылу, за которым в Англии было будущее.
Элен отложила журнал и задумчиво распрямилась в кресле. Похоже, она недооценила Найджела Сомерсета. Он был больше чем просто очаровательный мужчина, который пил с ней чай в казино и карабкался по скалам на Корсике.
Внезапная злость охватила ее: она разозлилась на себя и непроизвольно потянулась к селектору. Скорее всего, ей самой надо сделать первый шаг. Ведь это она сбежала с «Евангелии», это она подняла всех на ноги. А если бы такое же случилось и с ним? Может, он не получил ее записку, может…
Послышался голос секретарши.
– Элеонора, немедленно позвони в Англию. Свяжись с «Сомерсет холдинга лимитед». Полагаю, их офис находится в Лондоне. Мне надо поговорить с Найджелом Сомерсетом.
– Да, мадемуазель.
Казалось, ожидание будет длиться вечно.
Уже горя от нетерпения, Элен вскочила из-за стола и принялась раздраженно ходить по кабинету. Подойдя к окну, она взглянула на свою любимую Вандомскую площадь, но это ее ничуть не успокоило.
– Почему ты даже не попытался связаться со мной? – прошептала она, поморщившись от душевной муки. – Ты же знаешь, где меня найти. А я все жду и жду.
Только один человек дал о себе знать – Зено Скаури. Она послала ему благодарственное письмо и попросила извинения за свое поспешное бегство. Верный данному слову, он на целую неделю предоставил свою яхту в распоряжение журнала «Ле Мод».
Элен решительно вернулась к столу и нажала кнопку селектора.
– Элеонора?
– Да, мадемуазель.
– Аннулируй звонок в «Сомерсет холдинга».
Она устало опустилась в кресло. У него было достаточно времени, чтобы связаться с ней. Он просто не захотел.
Еще никогда в жизни она не испытывала такого чувства. Никогда.
НАСТОЯЩЕЕ Воскресенье, 14 января
Глава 1
Хамелеон медленно проехал на своем черном «херце» мимо загородного двухэтажного дома в штате Коннектикут. На заднем сиденье машины сидел огромный датский дог по кличке Руфус. Он сидел тихо, уши торчком, блестящие черные глаза добродушно смотрели в окно.
Хамелеон внимательно изучил окрестности. Дом стоял вдали от дороги, во дворе, где росли старые, голые в это время года клены. Построен он, по всей видимости, в первой половине девятнадцатого века, обит клинообразными досками. Фасад в виде буквы L фронтоном выходит на дорогу, ставни открыты, одна из печных труб дымится. На почтовом ящике у подъездной аллеи серебрилась надпись «Э. Жано».
Задерживаться здесь дольше не имело смысла. Проехав с четверть мили в обратном направлении, Хамелеон свернул на грязную проселочную дорогу и остановился у вечнозеленого кустарника. На кварцевом хронометре было без пятнадцати четыре. У него еще есть время исследовать до темноты частные владения Жано. Голос по телефону информировал его, что Элен Жано, возможно, проведет уик-энд у своего брата. Надо было выяснить, так ли это.
Оставив Руфуса в машине, Хамелеон направился к дому, стараясь двигаться как можно незаметнее. Ботинки на резиновой подошве делали его шаги почти бесшумными. Здесь, в провинциальной глуши, стояла тишина, и любой звук был отчетливо слышен. Это тебе не город, где все звуки сливаются в общей какофонии.
Когда он подошел к дому, из трубы по-прежнему вился дым, а в окнах уже зажегся свет. Какое-то время он стоял неподвижно и напряженно вслушивался. Тихо. Они, должно быть, в доме. Плохо, что сейчас зима: деревья стоят голые, вокруг все прекрасно просматривается. Ладно, ночью будет гораздо легче. А пока надо быть предельно осторожным.
За домом располагался большой гараж, тоже обитый клинообразной доской, с окнами по сторонам. Хамелеон подкрался к одному из них и заглянул внутрь. Так, двухместный «БМВ», черный «линкольн-континенталь». Белого «роллс-ройса» нет, но это еще ничего не значит: она могла приехать на «роллсе» и отпустить шофера. Вполне возможно также, что ее привез сюда брат или она приехала поездом или автобусом. Даже самые богатые в поездках между Нью-Йорком и Коннектикутом пользуются общественным транспортом.
Слева от гаража располагался прямоугольный плавательный бассейн, закрытый туго натянутым брезентом, а чуть поодаль стоял амбар, крытый почерневшей от непогоды кедровой дранкой. Большие узорчатые окна строения лучились мягким светом.
Хамелеон крадучись подошел к амбару, заглянул в одно из окон и чуть не присвистнул от удивления. Оказывается, это роскошный гостевой домик! Еще бы – тиковые панели, балочный потолок, дорогие ковры на полу, богатейшая обстановка. Во всем чувствовалась рука дизайнера-профессионала. Он заметил лежавшую на кофейном столике дамскую сумочку. Значит, его не обманули: Элен Жано, видимо, действительно здесь. Похоже, она предпочитает пользоваться гостевым домиком. Хотя вполне может оказаться, что это вовсе не ее сумочка. Ну что же, он подождет и все выяснит. Хамелеон вернулся к машине, выпустил Руфуса и, закурив сигарету, улыбнулся. Теперь уже скоро! На этот раз он вернется к дому с Руфусом.
Элен, улыбаясь, наблюдала за Эдмондом, который, надев фартук, крутился у большой кухонной плиты. Перевернув на гриле стейки, брат отложил вилку и каминными щипцами вынул из духовки огромные печеные картофелины.
– Пахнет вкусно, – радостно сказала Элен.
– Подожди хвалить, ты еще не попробовала десерт.
– И что же это? Бульденеж или профитроли?
– Придется потерпеть, – загадочно ответил Эдмонд. – Где будем обедать: в столовой, в кабинете или здесь, на кухне?
– Давай прямо здесь. Помнишь, когда мы были детьми, мне кажется, мы все время жили на кухне. И мне всегда это нравилось. Там так вкусно пахло.
– В тебе все еще живет крестьянка, маленькая француженка.
– Пожалуйста, держи это в секрете, – рассмеялась Элен. – Ты же не хочешь, чтобы весь мир узнал, что королева высокой моды – всего-навсего простая кухонная девчонка.
– Клянусь держать это в тайне. – Взяв вилку, Эдмонд снова перевернул стейки. – Что будешь пить? Шампанское или красное вино?
Хамелеон посмотрел на часы – прошло полчаса.
– Выходи, Руфус, – тихо приказал он.
Уши собаки моментально встали торчком. Она бесшумно спрыгнула на землю и застыла, вопросительно глядя на хозяина. Открытая розовая пасть придавала ей довольно добродушный вид.
– Пошли, собака, – криво усмехнулся Хамелеон. – Пора тебе отрабатывать ужин.
– Было вкусно. – Сделав последний глоток вина, Элен промокнула губы льняной салфеткой и встала из-за стола. Потом собрала тарелки и положила их в посудомоечную машину.
– По-моему, я начинаю американизироваться, – сказал Эдмонд, отодвигая стул. – Стейки и картошка – теперь моя любимая пища. А вот ты свою картошку не доела.
– Я не хочу поправляться, – рассмеялась Элен и. погладила свой плоский живот. – В противном случае тебе придется называть меня «большая француженка».
– И к яблочному пирогу даже не притронулась, – упрекнул ее брат.
– Еще бы! Уж лучше бы не говорил, что все утро провозился с десертом! Да ты просто поехал в Роксбери, купил пирог в кондитерской Сары Ли и разогрел его в духовке! – Элен уперла руки в бока, изображая притворный гнев. – Неужели поездка в город заняла у тебя все утро?
– Почти. – Эдмонд встал и потянулся. – Может, займемся финансовыми отчетами?
– Сейчас, только сначала я схожу в амбар. Там у меня остались все бумаги.
– Ладно. Я подожду тебя в библиотеке наверху.
Элен кивнула, включила посудомоечную машину, накинула на себя стеганое пальто и, прежде чем выйти на улицу, нажала на выключатель. Дорожка между домом и амбаром ярко осветилась спрятанными в деревьях фонарями.
Свежий, бодрящий воздух коннектикутской ночи ударил ей в лицо. Сунув руки в карманы пальто, Элен постояла на крыльце, полюбовалась звездами в безбрежном пространстве черного бархатного неба. Было тихо. Даже очень тихо. Эту тишину она любила больше всего, проводя свои уик-энды за городом. В Манхэттене такое совершенно невозможно.