Гениальный хирург и демон. Кумир всех женщин и ужас вселенной. Роман, действие которого сосредоточено вокруг небывалой любви. Караван мулов неторопливо шагает своей дорогой через альпийский массив Гросглокнер прочь из Европы в Бразилию. Путешественники беззаботны и веселы мировые бродяги космополиты красивые женщины экипаж привычно выполняет свою работу. И все-таки происходит нечто чудовищное. Человек в мундире рядом с Дуней не попадается на этот обман нет. Он просто падает и проламывает паркетный пол потому что паркет сделан из толстого разрисованного картона. Ревя от ужаса полицейский обрушивается на шесть этажей вниз. Пролетев до подвала он ударяется о каменный пол и тут же умирает. Сейчас 15 часов 3 минуты. Другой провокатор звенит на столе. Только одна мысль удерживает графиню-эмигрантку Дуню от справедливой мести. Каждый кто видит ее в этом состоянии никогда не заподозрит в ней пустую безжизненную куклу каковой она и является ведь не надо забывать что гениальный врач ученый и гонщик Мануэль Кортес-Мария-и-Мендоса поместил ее в качестве мумии в свой мавзолей оборудованный кондиционером законсервировав ее для себя лично. А тем временем он завладевает волшебной пилюлей способной уничтожить человечество и пересаживает лицо Дуни юной немецкой медсестре Марии. Всем своим обликом демонстрируя невозмутимость по отношению к этим ужасам потенциальный преступник скачет на своем драгоценном белом жеребце по кличке Маэстозо Аустриа по направлению к городским воротам Бургтор. Шесть часов утра. На зубцах башен еще висит ночь. Черно-серыми пятнами лежит туман на лугах и лесах горного края. Чингисхан зябнет кутаясь в плащ сотканный из лобковых волос самой красивой девушки его гарема. Перед литыми чугунными воротами висят вниз головой два любимых раба удерживая в трясущихся ртах горящие факелы. Как только один из них обессилев срывается в зияющую пропасть тут же сменщик уже наготове. Они то и дело с тоской поглядывают в небо. Но: ни вертолета ни самолета. Лишь высокие деревья & над ними стервятники. Апатия охватывает людей все больше и больше. И вот настает одиннадцатый день после падения. Внезапно слышится рев. Из окон со сверхзвуковой скоростью вылетают клочья трупов законсервированные каиниты калеки сельджуки. Гордо и плавно перешагивает через все эти горести белый венский конь-липиццан.
Разве судьба и без того недостаточно испытала этих невинных людей? Нет. Из громкоговорителя доносится голос Чингисхана музыка прекращается как только Дуню призывают попросту в качестве кровавой дани за страшную опустошительную войну между американцами и желтокожими недочеловеками. В ту же секунду в качестве подтверждения изо всех окон раздается стрельба вылетают огненные колеса и несутся над дорогой. Это старый нерушимый закон. Мария внезапно вскрикивает почти как смертельно раненный зверь только много громче. Она пробудилась от своей смертельной летаргии отец! И действительно свершается чудо Чингисхан это украденный еще ребенком долгожданный отец Марии. Отец осени же нас своим благословением только тогда мы сможем быть по-настоящему счастливы и растрогавшись великий и страшный хан ужас всего Востока заключает деток в свои объятия распростертые на весь мир. Породистый австрийский жеребец тоже получает заслуженную награду. На этот раз преступное расчленение свободного города пока не состоялось. Адольф наигрывает печальную мелодию на губной гармошке. Местность противится переворачиванию вверх тормашками мундироносцы разглядывают ее сквозь очки для чтения. И пока наверху в замке все это наблюдают давно уже не столь радостные лица а вновь обретенный отец показывает свою дочь сыну человек в черном перебирается через стену падает вниз вскакивает и подобно юркой ласке бежит в полицию. Может ли такое быть? Может ли счастье этих молодых людей уже прошедших столь жестокие испытания снова оказаться в опасности? Судьба еще даст на это ответ она предъявит свой счет.
6. НЕУЖЕЛИ ЭТО И ВПРАВДУ ЛЮБОВЬ
Неужели это и вправду любовь ставшая их проклятием. Аллен Гинсберг и Давид Медалла великие магистры ордена шарманщиков стоят вплотную друг к другу в телефонной будке возле лондонского Гайд-парка причем настолько близко что их длинные расшитые кафтаны как будто сливаются воедино. Их прекрасные серьезные лица искажены гримасой внутреннего волнения. Они пьют вольный солнечный свет из сточного желоба и чувствуют как мухи прокусывают у них яйца чтобы помочь личинкам выбраться наружу (помочь). По их спинам гуляют комары как сомнамбулы почти не касаясь поверхности. Аллен на мгновение задерживает свой взгляд на мертвых и видит кишение муравьев на полуголых телах на желтокожих предметах которые когда-то были людьми. Потом встряхивается и поспешно ковыляет за своим спутником. Земля здесь липкая от крови. Какой-то священник преклоняет колена перед мертвыми молится вместе с ранеными. Только теперь люди на ярмарочной площади наконец узнают что случилось нечто страшное: шарманки смолкают хриплый голос из громкоговорителя призывает добровольцев. Требуются доноры.
Многие поддаются своему желанию уничтожать вырубать убивать почти со священным рвением.
Затем Давид слышит такие страшные крики, каких ему никогда в своей долгой жизни слышать не доводилось. Они начинаются с громоподобных раскатов доходят до рева и завершаются хрипением словно от ужасных ран околевает чудовище доисторических времен. Давид опять пускается бежать. Добравшись до пульта управления он успевает еще увидеть как Аллен извивается на полу в ужасающих судорогах. Он осторожно подходит на шаг ближе и прикасается к нему. Тело у него твердое как stone.
На лице и в глазах у него стоит отблеск плывущих по небу облаков края которых солнце окрасило в кровавый цвет а его худое гибкое тело бессознательно подстраивается к топтательным и хватательным движениям партнера. Хельмут не более чем белокурая тень на горизонте но она становится все больше и больше и всплывает на всеобщее обозрение. Его небесно-голубая фигура в эластичном лыжном костюме энергично взлетает на холм на долю секунды показывается на фоне заснеженных елей и вновь с гиканьем исчезает за гребнем пулей слетая вниз под откос. Снежный шлейф вздымается следом а потом опять не слышно ничего кроме скрипа подрезов на фирне.
Боеприпасы? Вы заблуждаетесь Хельмут. Не забывайте Аллен еще совсем недавно я сам был солдатом. Загружаешь одну торпеду одну ракету в зарядную камеру и ба-бах! Я всегда мечтал узнать как выглядят облака сверху.
Аллен и Давид крепко стискивают друг друга в объятиях поплотнее закутываются в плащ на волчьем меху и смотрят на свой апельсиновый сок. Тут между ними встает начищенный до блеска черный офицерский сапог из небольшой ранки на снег капает кровь. Господин вы не заметили что после вашей рематериализации на вас было испытано оружие нового поколения?
Оба приятеля встретившиеся у дверей казармы казалось не замечали палящего солнца. Они сами сияли как солнце в предвкушении радости от предстоящей убийственной муштры. Они не замечали что небо подернулось едва заметной белесой дымкой. Дождь исключен! Ни у кого с собой не было зонтика ведь такая вещь абсолютно не гармонирует с дорогой светлой тканью мундира! Давид Медалла и Аллен Гинсберг тихо удаляются шагая по крышам зябко подняв воротники и надвинув фуражки на глаза. Их единственные спутники разнообразные звери. Словно проворные белки пробегают они по дворам чтобы с разбегу взлететь на очередную стену и удержаться на ней. Иначе бы им никуда не удалось попасть. Здесь наверху они цепляются за поверхность зубами, повиснув мешком в своих трико. Без страховочной сетки полагаясь только на собственные силы. Они разевают рты упиваясь мягким светом луны.
7. НАСТАЛО ВРЕМЯ
Настало время рассказать благосклонному читателю о путешествии по зеленой Штирии со всеми ее ужасами опасностями препятствиями и препонами. Но это будет у нас настоящий отчет о путешествии а не какая-нибудь необременительная воскресная прогулка. Луси Наггет выходит из большой палатки где она размещается вместе со своими 60 собаками и автоматом для мороженого и сладко потягивается так что соски отчетливо проступают под тонкой как паутинка розовой шелковой блузкой. Она задумчиво но безотказно слушает цветистые рассказы Отто. На ней кожаные штаны в облипку на ногах сапоги в руках жокейская плетка. Удар с оттяжкой замирает не успев прозвучать. Из спасительного укрытия она делает бросок вперед. Ребро ладони тяжелым тесаком обрушивается на шею собаки. Та мешковато падает как воздушный шарик из которого выпустили воздух. Лапы вздрагивают. С этого момента Отто уже не принимает участия в разговоре.
Он тратит много времени на свою внешность и с удовольствием играет роль любезного светского развлекалы очаровательного болтуна элегантного дамского угодника утонченного бизнесмена любителя и знатока вин.
Но была одна вещь которая заводила Отто еще больше: там где у Луси Наггет между ног соединялись губы любви выпирал на фоне ровного железобетона небольшой бугорок своего рода крохотная ступенечка. Так ерунда. Но если за нее ухватиться.
Отто оценивал расстояние которое отделяло его вытянутую руку от этой маленькой влажной неровности. Полметра не меньше. Надо попытаться одним прыжком добраться до этого места. И в ту же секунду он рванулся вверх. Пальцы уже нащупали край потайной шахты Луси. Но ему не удалось сразу найти клитор. Он снова шлепнулся на пол. Только когда он вновь добрался туда наверх он смог втянуться внутрь опереться руками и протиснуться по шахте дальше ввысь. Как альпинист в скальном камине. Что-то у Луси начало бурно вздрагивать. Это очень затрудняло маневрирование.
Штирия вовсе не зеленая Штирия скорее желтая это неплодородная пустынная местность о чем я хочу предупредить вас заранее. Старая леди бурая как козлиная шкура которая родилась и выросла в Леобене / Кении как раз рассказывает веселую историю о знаменитом мау-мау. Луси охватывает ужас пронзительно вскрикивая она скачет под душем. Гончие и борзые подобно огромной светлой тени мчатся сквозь охваченный низовым пожаром кустарник к спасительному океану. Белое тело Луси по-прежнему извивается от смеха под теплой струей кока-колы фонтанирующей из специальных надутых пузырей которые пристегнуты к груди старой леди. Ее красные губы пылают как открытая рана на нежном овале загорелого лица плутовато сияет и поблескивает пара голубых глаз. Вожаки своры вязнут в глубокой пыли. Убийственно палит солнце загонщики орут и щелкают кнутами.
Одуревший Отто уже дважды почти уцепился за клитор Луси. И оба раза соскользнул. Но он продолжает добиваться своего как прыгун в высоту который вот уже два раза сбил планку а теперь идет на последнюю решающую попытку за которой либо победа либо поражение. Вот очередной рывок. Пальцы крепко цепляются. Теперь он повис на вздрагивающем выступе. Внушительный шмат ванильного мороженого только что сбитого автоматом Луси падает прямо ему на лицо проникает во все отверстия но он и не подумает разжать пальцы!
Рука у него дрожит. Весь низ живота у Луси тоже дрожит зубы стучат как в лихорадке ее насмешки перескакивают с одного на другое неслыханными прыжками сотрясая Отто. Но он не отцепляется.
Все наливаются жиром & жиреют под этим прекрасным голубым небом и в конце концов отваливаются и падают в суп. Плюх!
Отто пьет пиво. Мы по-прежнему надеемся что это будут путевые заметки без всяких лишних глупостей. Соблюдая осторожность он старается держаться как можно крепче не обращая внимания на жидкость которая окатывает его при каждом телодвижении. И подтягиваясь ползком продвигается вверх. Его плечи достигли нижнего края шахты. Теперь их придется как-то скрючить и протолкнуть внутрь.
Корабль качало на волнах & покачивалась влево-вправо белоснежная обшивка верхней палубы она скользила под босоножками Луси синевой отливало Средиземное море под немилосердным убийственным зноем. Ты прекрасна Штирия родина моя ты прекрасна пел эрцгерцог Иоганн. В любом случае слово прекрасный должно встречаться в каждой главе этого романа воспитания. Стюард с напитками на подносе сновал между рядов неподвижно раскисших на жаре пассажиров всех национальностей рас цветов и профессий. Снизу из бара доносился гомон пьяных мужчин и был слышен безрадостный смех девочек с верхней палубы. Гермес-3 — Гермесу-2 просьба выйти на связь. Инспектор портовой полиции П. ждал ответа от Эсперансы которая выбившись из расписания затерялась где-то в Атлантике. Сообщить о прибытии в порт выгрузить пассажиров как и было намечено. Конец связи. Теперь Отто прочно удерживается у входа в отверстие. Верхняя часть тела уже вошла туда целиком. Он неимоверными усилиями продвигается вверх сантиметр за сантиметром. Он чувствует что у него все получится. Луси сладким айсбергом качается на голубых волнах. Она заслоняет Аллену солнце. Гора разрастающаяся между ее загорелых ног не дает ей сделать ни шагу. Розовый язык то и дело высовывается из юношеского рта Хельмута и лижет льдистое мороженое по имени Луси. Тысяча мельтешащих собачьих лап превращает воду в кипящий котел. Молодой метис увешанный орденами и вымпелами говорил на почти совсем непонятном сленге далеких побережий на нем бермуды цвета хаки расстегнутая из-за жары рубашка голые ноги опущены в чан с растаявшей Луси sipping martini on the rocks. На хорошем турецком с едва заметным иностранным акцентом он повторил свое требование недвусмысленно указывая при этом на свой миротворящий револьвер. Да верно это ведь должны быть путевые заметки. Полконтинента вся Штирия все затоплено Луси города & деревни эвакуируются стражи порядка в элегантных лодках плывут мимо. Как они разговаривают с сэром Бенджамином Франклином cow arse шипел по-английски Отто сквозь золотые зубы чахлые сосны отбрасывали чахлые тени высоко над ними коршун чертил в альпийском воздухе свои однообразные круги. Именно в этот момент папа римский вместе с ветреной работницей-иностранкой по имени Бранка исчез в зарослях крапивы. И все же как прекрасно (прекрасно) было вновь оказаться дома. Туарег на своем белом беговом верблюде мчался напролом через фата-моргану так что членам ангельской семьи разинувшим свои жадные пасти досталось по кусочку Луси.
Хитрецы Джон & Пол оспаривали у Джорджа & Ринго свое место под солнцем. Меня зовут Хельмут сказал Отто с несвойственной ему вежливостью я и есть те самые путевые заметки которых вы так долго ждали вместо того чтобы давно уже поджечь всю книгу слышите вы идиот. Толстая хозяйка наливает тройной энциан в качестве привязного аэростата она парит над глыбой льда которая раньше и была Штирией. Она передвигается с легкостью феи в этой непривычной для себя стихии. Напудренный до снежной белизны наемный танцор тащит глазированную американку по гладкому паркету. Луси пронзительно закричала когда ее ледник внезапно ожил. Теперь я наконец-то и вправду дома я всё узнаю. Отто это мужчина который пока еще находится в стадии развития и тем не менее он обязан отвечать за свои поступки. Луси тоже с ледяным спокойствием перерастает все спасательные круги. Ее запах опрокидывает всех кто приближается к ней. Отто занял позицию ровно под ней и светит фонарем во влагалище Люси. Просматривается длинный ход наверх. Возможно он дойдет аж до самой макушки.
Луси триумфально миновала ледяную гору. Ее собаки в одиночестве несут караульную службу а с елей осыпается сухой легкий снег. Хельмут посмеиваясь стряхивает белую алмазную пыль с куртки с брюк и рукавиц. Невыносимая розовость вечернего неба отбрасывает отсвет и на Луси она отличается полновесным фруктовым изысканным освежающим вкусом.
Ибо свет поступающий снизу Отто заслоняет своим собственным телом. Ковбой что за штуку такую ты мне впрыснул меня от нее не прет! Я вообще ничего не чувствую.
КОВБОЙ ЧТО ЗА ШТУКУ ТАКУЮ ТЫ МНЕ ВПРЫСНУЛ МЕНЯ ОТ НЕЕ НЕ ПРЕТ! Я ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ!
8. УПИВАЯСЬ ПОЦЕЛУЯМИ ОПУСТИТЬСЯ
Упиваясь поцелуями опуститься под купол цирка или вращаясь упасть на скальный выступ библейская Дженни в арсенале черные волосы до плеч мелкие локоны завивка налобная повязка смоченная в рыбьем жире глаза исполненные ответственности кончики ресниц намазанные тушью cherry mouth подвижная удавка сияющего творога белая гладь она мягкая войлочная фигура предлагая ему свою пламенную пухлость в полете по настоящей аэродинамической трубе снизу вверх проглатывание сияющего творога в стойке на брусьях Фрэнк Заппа пустился в пляс танго в свежем виде бушующий поток шумное дыхание комедианта во время сальто легкомыслие налицо десерт из вишен на экзотической соломинке сзади проникновение гигиенических тампонов из пробки катящейся кувырком & губная помада отдыхающая трикотажная обманщица трибадка из древнего порт-саидского меда мейсенские шафрановые копи тяжелобогемский кобылий цвет лепнина из сала и ревеневого сока на желтоватом фарфоровом умывальнике. (Умывальник.) Истинно венский труп. Прекрасно.
Отто с одного взгляда оценивает циркового акробата. Он сразу видит что этот человек для него проблемы не представляет.
Лифт опускается вниз и разлетается на кусочки.
9. ВОСЬМОЙ ЭТАЖ (ВОСЬМОЙ ЭТАЖ)
Хозяин гостиницы считал что восьмой этаж может быть отчасти использован под жилье поэтому флигель был отделен и там была повешена табличка privat (privat). Там наверху свет не горел. Человека в черном особенно и не беспокоило включит ли там кто-нибудь свет потому что в данный момент у него не было никакого сомнения в том что он попал по меньшей мере в местное управление шпионской организации. Даже если его внимательность по несчастливой случайности бросится в глаза кому-нибудь из постоянных обитателей они наверняка попытаются незаметно устранить непрошеного гостя и свет им для этого не понадобится. Человек в маске как раз только что одолел деревянную лестницу когда в коридоре вспыхнул свет карманного фонарика он поспешно нащупал ручку двери у себя за спиной и она с тихим почти неслышным скрипом подалась. Все смеялись только Элизабет оставалась серьезной. Кованые сапоги грохотали по деревянной лестнице где-то открылась дверь раздался вопль который тут же перешел в безутешные рыдания. Охотничий сапог Хельмута с математической точностью попадает в детскую головку он тихо цедит сквозь зубы: я надеюсь вам не пришло в голову вообразить всерьез что в нашей отчаянной борьбе с желтой заразой мы впряжемся в одну упряжку с какими-то там революционерами (революционерами). Которые благодаря нашей системе защиты трансмиттеров сейчас находятся в безопасности в соседней галактике. Фарфоровая ваза с нарисованным на ней букетом фиалок разбилась вдребезги и лежит перед мраморным камином огонь в котором вот-вот погаснет. Шварцвальдские ходики тихо и самозабвенно тикают. Это дело рук злого Хельмута он устроил чистку во всем заведении. Его член вновь и вновь проходится по увитой виноградом и плющом стене поливая мочой огненно-красные пеларгонии и глаза у них уже не такие безнадежные. Его охватывает страх. Боже мой! На радостях он об этом и не подумал. Опять в воздухе повисла какая-то угроза.