Еще кое-что о Турганове
Между прочим, когда положение Турганова стало совсем уже шатким, на одном из правлений он заявил, что его нельзя отстранять от должности без санкции партийных инстанций. Еще месяц назад этот аргумент мог быть признан убедительным. Теперь же он был воспринят только как демагогический трюк. В ответ на это заявление Турганову было сказано, что его выбрали председателем без таких санкций, а потому и снимут без них же. «И вообще, – сказал кто-то, – с какой стати мы должны запрашивать партийные органы, если вы беспартийный?»
Известие о том, что Турганов беспартийный, меня, откровенно говоря, удивило. Чтобы такой человек и не присосался к правящей партии, это казалось мне совершенно невероятным. Если он этого не сделал, значит, были серьезные причины. То ли он был в партии и исключен, то ли у него не было возможности вступить в нее. Почему? Моральных преград для вступления в партию у него, разумеется, нет и быть не могло. Значит, в его биографии были какие-то темные пятна, которые и партия считает темными. Зная, что он киевлянин, я, признаюсь, грешным делом подумал, уж не был ли он при немцах полицаем. Впечатление, произведенное на меня этим человеком, позволяло мне думать, что он готов выражать преданность любому режиму, который покажется Турганову достаточно прочным. А в Киеве при немцах их режим многим казался прочным. И, уж конечно, я бы не удивился, узнав, что Турганов выдавал немцам жидов и коммунистов, не принадлежа ни к тем, ни к другим.
Но сведущие люди сказали мне, что Турганов при немцах в Киеве не был. Он был там до войны, активно сотрудничал с НКВД и посадил восемнадцать человек, своих коллег-переводчиков. Потом совершил еще нечто такое, за что чуть не сел сам, спешно переехал в Москву, а тут началась война, и киевским органам стало не до Турганова. Стало быть, насчет тургановского полицайства я ошибся, но не очень. Человек, уничтожающий себе подобных ради собственного благополучия, мерзавец. И совершенно неважно, делает ли он это с помощью гестапо или прибегает к услугам отечественных органов.
Интересное предложение
Как уже говорилось выше, я, конечно, хотел остаться в квартире, но любой иной исход дела меня тоже устраивал. Я был не прочь экспериментально установить, как далеко простирается могущество моего соперника. Можно будет и обобщить некоторые итоги, дошли ли мы до полного беззакония или какие-то границы еще существуют.
Моего соперника, естественно, устраивал только один исход – победа. Теперь она нужна была ему не только для удовлетворения территориальных желаний, но и из престижных соображений. «Если он своего не добьется, его могут выгнать с работы, – предположил один мой приятель. – У них такая этика: не можешь дело довести до конца, не берись».
И вот автору этих строк поступают новые предложения. Турганов через третье лицо передает:
«Ну, скажите Войновичу, зачем же он так? Ведь нам еще жить и жить в одном доме. У него скоро будет ребенок, ему двух комнат не хватит. Кстати, у нас скоро такая возможность появится, и я обещаю, что первая же трехкомнатная квартира будет его, я готов выдать любой вексель…»
Вот до чего дошло, даже вексель готовы выдать. Фальшивый, разумеется, вексель.
Но это еще не все. Некоторое время спустя, а именно 3 мая, на новую квартиру пишущего эти строки является один известный писатель, сатирик и юморист. Пришел поинтересоваться, как мы устроились на новом месте. Осмотрел стены, потолки, кухню. Одобрил:
– Неплохая квартира. За такую квартиру стоило и побороться. А я, между прочим, к вам с очень интересной новостью. Был я тут в одной газетенке по своим подлым делишкам и вдруг слышу такое известие: говорят, в Союзе писателей есть три бесплатные двухкомнатные квартиры, и одна из них зарезервирована для… Для кого вы думаете? Для вас. Отличная квартира. Сорок квадратных метров… У вас здесь сколько? Тридцать пять? Значит, пять метров лишних, плюс масса каких-то подсобных помещений, чулан, коридор, и все это, что ни говорите, бесплатно. Вам, я думаю, те пять-шесть тысяч, которые вы при этом получите с кооператива, не помешают.
– Да уж конечно, пять-шесть тысяч для меня деньги.
– Мне жаль расставаться с таким соседом, как вы, но я считаю, что вам надо соглашаться. Тут, кстати, Симонов вернулся из Ялты, очень вами интересовался. Я к нему заходил, он сразу спрашивает, как там дела у Войновича? Ну, я рассказал, что знаю. «Ты понимаешь, – говорит он, – приходил ко мне этот Иванько, просил поговорить с Войновичем. А как я буду говорить с Войновичем, если я с ним едва знаком? Он пошлет меня, и правильно сделает». – «Нет, – говорю я ему, – он тебя, конечно, не пошлет, но что ты ему скажешь? Чтобы он остался жить в одной комнате ради того, чтобы Иванько жил в четырех?» – «Это, конечно, так, – говорит. – Но ты знаешь, Иванько для нас очень много делает. Вот сейчас через него мы пробили Булгакова. Другие ни в какую не соглашались, а он дал «добро». Вот такой разговор. А насчет квартиры я вам вот что скажу: соглашайтесь. Нет, не кидайтесь так сразу. Скажите, что вам надо подумать, посмотреть, что за квартира, набейте себе немножко цену, а потом соглашайтесь. А, как вы считаете? Правильно я говорю?
– Да как вам сказать, – отвечаю. – Видите ли, я ведь именно за эту квартиру дрался не только потому, что она мне очень нужна. Я ведь утверждал, что принципиально борюсь именно за нее. А теперь получится так, что Иванько меня на испуг не взял, так за деньги купил.
– Ну, милый мой, – удивляется мой гость, – это уже детский разговор. Плюньте вы на все эти соображения, берите деньги и переезжайте.
– Ну, конечно, я бы переехал, о чем речь. Но только в том случае, если бы мне дали гарантию, что Иванько эту комнату не получит.
Потом только я сообразил, что мой гость приходил с поручением. Ну как же я сразу не догадался? Надо было бы сделать вид, что колеблюсь, и дождаться официального предложения. Право, оно украсило бы наш и без того, впрочем, затейливый сюжет.
Несколько дней спустя я узнал, что квартиру, о которой шла речь, получил писатель Пиляр.
Вот уж кому, можно сказать, повезло!
Прогрессивный Сергей Сергеевич
Вы заметили некоторое изменение в тактике нашего уважаемого? Если он раньше действовал только с позиции силы, бряцал оружием и связями, то теперь через посредников передает своему сопернику положительные сведения о себе. Он, видите ли, прогрессивный, через него пробили Булгакова. Да как же ему после этого не уступить комнату? Ведь мне, право, было бы очень неприятно быть причиной неиздания Булгакова.
Некоторое время после окончания этой истории том Булгакова действительно вышел. Отличное издание в красивом переплете. «Мастер и Маргарита» полностью, без купюр, даже сцену в торгсине оставили. И все-таки за это издание мы, неблагодарные, уважаемому спасибо не скажем. Нам, читателям и почитателям Булгакова, это издание не досталось. Разумеется, я имею в виду не себя лично. Уступив уважаемому квартиру, на один экземпляр я мог бы, вероятно, рассчитывать. Не для нас была издана книга, для заграницы, где и без того есть совсем неплохие издания проклинаемого постоянно «Посева». Туда ушло двадцать шесть тысяч из тридцати общего тиража. А в Союзе писателей распределили, говорят, пятнадцать экземпляров среди членов секретариата (почему-то они охотятся не за книгами друг друга, а за Булгаковым, которого в свое время сжили со свету). И у нашего уважаемого, не сомневаюсь, Булгаков на полке стоит. Не как любимый писатель, а как престижная вещь, которая доступна не каждому.
А вот еще упрек с прогрессивных позиций. Работник Гослитиздата Борис Грибанов, встретив Владимира Корнилова, стал сетовать, что он всегда уважал Войновича как писателя и порядочного человека, а теперь он очень огорчен и разочарован, узнав, что Войнович, оказывается, пишет доносы.
– Доносы? – удивился Корнилов. – Кому и на кого?
– Ну как же, вот написал Стукалину на Иванько.
– А что же ему оставалось делать?
На это Грибанов ничего не ответил, но сказал, что квартиру Войнович все равно не получит.
– Получит, – сказал Корнилов.
Заключив пари на бутылку коньяку, собеседники разошлись.
В интересах сюжета объяснение мотивов, руководивших Грибановым, надо бы отнести в конец нашего рассказа. Но скажу сразу: Грибанов морализировал тоже отнюдь не бескорыстно. Год спустя при содействии Иванько он отправился в Соединенные Штаты директором советской книжной выставки. И еще до меня дошел слух о том, что Иванько в КГБ считается либералом и чуть ли не борется со сторонниками жесткого курса.
Из эпистолярного наследия председателя
Заглянем же опять на очередное заседание правления, посмотрим, как разворачиваются события. Вот за столом, держа перед собой двумя руками портфель, стоит Председатель и кивает яйцеобразной своей головой. Но почему у него такой неуверенный вид? О, неужели он в чем-то оправдывается? Оказывается, ему был задан вопрос, почему он самолично написал письмо в прокуратуру, не поставив об этом в известность остальных членов правления. Вопрос, конечно, задан правильно, может быть, в данном случае и допущена небольшая ошибка, но он, как Председатель, обязан был принять самые срочные меры для предотвращения самовольных действий. А сообщил ли Председатель прокуратуре, что квартира, в которую въехал Войнович, была предоставлена ему общим собранием? Нет, он этого не сообщил. Почему? Видите ли, товарищи, дело в том, что собрание, о котором здесь упоминали, оказывается, было неправомочно. В нашем доме членов кооператива 132 человека, кворум – 88, а на собрании было всего лишь 79. Ara, a вот на том же собрании была предоставлена квартира дочери писателя Ласкина, которая уже месяц назад получила ордер. Выходит, для нее был кворум, а для Войновича не было? Вот что, дорогой, говорят ему, вам придется забрать ваше письмо из прокуратуры. Нет, отвечает с достоинством Председатель, он не может этого сделать. Хорошо, говорят ему, мы пощадим ваше самолюбие, но в таком случае вы напишете к вашему письму дополнение, что квартира была предоставлена Войновичу общим собранием. Председатель сопит, но соглашается. Записали в протокол: «Обязать тов. Турганова…»
Некоторое время после окончания этой истории том Булгакова действительно вышел. Отличное издание в красивом переплете. «Мастер и Маргарита» полностью, без купюр, даже сцену в торгсине оставили. И все-таки за это издание мы, неблагодарные, уважаемому спасибо не скажем. Нам, читателям и почитателям Булгакова, это издание не досталось. Разумеется, я имею в виду не себя лично. Уступив уважаемому квартиру, на один экземпляр я мог бы, вероятно, рассчитывать. Не для нас была издана книга, для заграницы, где и без того есть совсем неплохие издания проклинаемого постоянно «Посева». Туда ушло двадцать шесть тысяч из тридцати общего тиража. А в Союзе писателей распределили, говорят, пятнадцать экземпляров среди членов секретариата (почему-то они охотятся не за книгами друг друга, а за Булгаковым, которого в свое время сжили со свету). И у нашего уважаемого, не сомневаюсь, Булгаков на полке стоит. Не как любимый писатель, а как престижная вещь, которая доступна не каждому.
А вот еще упрек с прогрессивных позиций. Работник Гослитиздата Борис Грибанов, встретив Владимира Корнилова, стал сетовать, что он всегда уважал Войновича как писателя и порядочного человека, а теперь он очень огорчен и разочарован, узнав, что Войнович, оказывается, пишет доносы.
– Доносы? – удивился Корнилов. – Кому и на кого?
– Ну как же, вот написал Стукалину на Иванько.
– А что же ему оставалось делать?
На это Грибанов ничего не ответил, но сказал, что квартиру Войнович все равно не получит.
– Получит, – сказал Корнилов.
Заключив пари на бутылку коньяку, собеседники разошлись.
В интересах сюжета объяснение мотивов, руководивших Грибановым, надо бы отнести в конец нашего рассказа. Но скажу сразу: Грибанов морализировал тоже отнюдь не бескорыстно. Год спустя при содействии Иванько он отправился в Соединенные Штаты директором советской книжной выставки. И еще до меня дошел слух о том, что Иванько в КГБ считается либералом и чуть ли не борется со сторонниками жесткого курса.
Из эпистолярного наследия председателя
Заглянем же опять на очередное заседание правления, посмотрим, как разворачиваются события. Вот за столом, держа перед собой двумя руками портфель, стоит Председатель и кивает яйцеобразной своей головой. Но почему у него такой неуверенный вид? О, неужели он в чем-то оправдывается? Оказывается, ему был задан вопрос, почему он самолично написал письмо в прокуратуру, не поставив об этом в известность остальных членов правления. Вопрос, конечно, задан правильно, может быть, в данном случае и допущена небольшая ошибка, но он, как Председатель, обязан был принять самые срочные меры для предотвращения самовольных действий. А сообщил ли Председатель прокуратуре, что квартира, в которую въехал Войнович, была предоставлена ему общим собранием? Нет, он этого не сообщил. Почему? Видите ли, товарищи, дело в том, что собрание, о котором здесь упоминали, оказывается, было неправомочно. В нашем доме членов кооператива 132 человека, кворум – 88, а на собрании было всего лишь 79. Ara, a вот на том же собрании была предоставлена квартира дочери писателя Ласкина, которая уже месяц назад получила ордер. Выходит, для нее был кворум, а для Войновича не было? Вот что, дорогой, говорят ему, вам придется забрать ваше письмо из прокуратуры. Нет, отвечает с достоинством Председатель, он не может этого сделать. Хорошо, говорят ему, мы пощадим ваше самолюбие, но в таком случае вы напишете к вашему письму дополнение, что квартира была предоставлена Войновичу общим собранием. Председатель сопит, но соглашается. Записали в протокол: «Обязать тов. Турганова…»
Тов. Турганов идет домой и исполняет то, к чему его обязали, таким образом: «В дополнение к письму такому-то сообщаю, что квартира № 66 была предоставлена Войновичу общим собранием. Но, – пишет он дальше, – как видно из протокола № 13, собрание это было неправомочно ввиду отсутствия на нем кворума. Тем не менее Войнович продолжает незаконно занимать квартиру № 66 и одновременно квартиру № 138. Как лицо, ответственное перед райисполкомом за соблюдение законности, я требую немедленного выселения Войновича и прошу дать соответствующую санкцию…»
Проходит два дня, и снова собирается правление. А потом оно опять собирается, и еще раз соберется, и еще много раз соберется. Принимают решение направить письмо в райисполком с просьбой завершить это дело как можно быстрее выдачей ордера Войновичу. Согласен ли с текстом письма Председатель? Да, он согласен и готов поставить свою подпись. Письмо перепечатывают, несут на подпись, Председатель все экземпляры оставляет у себя дома. Что он с ним сделает? Порвет? Что вы, говорят, не посмеет. Написать в прокуратуру посмел. Каждый высказывает свое предположение. Говорят, письмо написано на одном листе бумаги, а подписи – не уместились – на другом. Так вот, не приложит ли он эти подписи к новому тексту? Как можно, говорят, это уже будет чистая уголовщина. Но ведь он и до сих пор, как мы убедились, не отличался излишней щепетильностью в выборе средств. И все-таки напрасно мы подозревали Председателя. 16 мая стало известно, что в райисполком пришло два письма. Одно, уже известное, за подписью всех членов правления, кроме Турганова, другое – прямо противоположного содержания за подписью Председателя.
Грамматика с арифметикой
17 мая председатель райисполкома Богомолов сообщил, что в следующую среду он непременно займется этим вопросом и решит его окончательно. Он лгал. Он решил его накануне. Но не окончательно, потому что это не от него зависело. 16 мая он подписал документ следующего содержания:
«Отказать гр. Войнович Владимиру Николаевичу в предоставлении кв. 66 размером 34,9 кв. м, поскольку жилой площадью обеспечен. Его семья 2 чел. (он, жена) занимают однокомнатную квартиру размером 24,41 кв. м.
Отменить решение общего собрания ЖСК «Московский писатель» от 11 марта с.г., так как оно неправомочно, поскольку было принято недостаточным количеством голосов членов ЖСК».
«Дмитрий Дмитриевич!
Ознакомившись с вашим письмом, я был крайне озадачен. Во-первых, что значит «гр.»? Когда-то так сокращенно обозначали дворянские титулы. «Гр.» – граф, «кн.» – князь. Некоторые мои предки были действительно графами. В честь одного из них, первого командующего Черноморским флотом адмирала Марко Ивановича Войновича, известная пристань в Севастополе до сих пор носит название Графской. Значит ли ваше «гр.», что мне возвращен мой графский титул? В таком случае я прошу вас решить вопрос о восстановлении моего фамильного герба, который я прибью к дверям квартиры № 66 немедленно, как только получу на нее ордер.
Во-вторых, мне кажется, вы немножко не в ладах с русской грамматикой. В противном случае вы бы знали, что фамилия Войнович склоняется по всем шести падежам, не хуже любой другой. Если вы и дальше не будете склонять подобные фамилии, вас могут принять за иностранца.
В-третьих, меня удручают и ваши познания в области арифметики. Давайте посчитаем. Каждый из двух, упомянутых вами, чел. имеет право на 9 кв. метров площади. 9x2 = 18. Но вам хорошо известно, что один из двух чел. (я) имеет право на 20 кв. метров дополнительной площади как член Союза писателей. 18 + 20 = 38. Так? А если учесть, что второй чел. (моя жена) находится в состоянии беременности третьим чел. (что вам также известно), то нам придется произвести еще одно арифметическое действие: 38+9=47 кв. метров. Если мы прибавим сюда еще 3 кв. метра, которые полагаются на семью, то получим круглое число 50. Вот видите? А вы мне отказываете в 35 метрах, причем не государственной площади, а кооперативной, то есть приобретаемой мною за собственный счет. Прочтя ваше письмо, Дмитрий Дмитриевич, я подумал, что вы а) для своего поста недостаточно образованы и б) либо вы не знаете наших законов, либо, что еще хуже, сознательно их нарушаете.
В любом случае вы дискредитируете Советскую власть, которую на вашей должности вы собой представляете.
Засим остаюсь готовый ко услугам
гр. В. Войнович».
Честно говоря, это письмо я написал, но не отправил. Дело так или иначе шло к завершению, и отказ Богомолова был последней попыткой угодить ТАКИМ ЛЮДЯМ, которым я, со своей стороны, не хотел давать никаких шансов. Письмо я отложил и теперь включаю его в свой труд для оживления сюжета.
Продолжение процесса импичмента
18 мая. Заседание правления, на этот раз без Турганова. Турганов заболел. «Пусть тот, кто ездил в прокуратуру, – передал он в правление, – справится в поликлинике, действительно ли я болен».
«Слушали: «О неправильном поведении председателя правления Б.А. Турганова».
Постановили: «Предложить тов. Турганову письменно до 22 мая объяснить свои действия. До представления письменных объяснений и их рассмотрения отстранить Б.А. Турганова от обязанностей председателя правления.