Полководцы коалиции со своими войсками обходили укрепленные пункты, прикрывая их заслонами, и устремлялись прямо к сердцу Франции, как планировал некогда Суворов. Жестокая война катилась по французским землям. Занятые союзниками провинции подвергались разорению.
Однажды к Засядько пропустили малорослого тщедушного человечка в цивильной одежде. Выглядел он необычно среди военных мундиров и обнаженных сабель, но держался неплохо, хотя и заметно побледнел от страха.
– Я Генрих Маркс, – сказал он тихо, – адвокат. Меня прислали жители с просьбой остановить бесчинства ваших войск. В Монландоре и Роланпоне казаки замучили даже священников.
– Вы уверены, – спросил Засядько недовольно, – что подобные зверства совершаются именно казаками?
Адвокат растерянно развел руками:
– В ваших войсках царит величайшее разнообразие… Такая пестрота мундиров, что и военным, наверное, нелегко разобраться…
– Разберусь, – пообещал Засядько. – Если произвол – дело казаков, накажу виновных. Если же в бесчинствах замешаны солдаты союзных армий, то я бессилен. Скорее всего, это пруссаки, они больше всех ненавидят французов.
Адвокат низко поклонился и ушел, поблагодарив русского офицера. Мюфлинг, наблюдавший за этой сценой, сказал враждебно:
– Выкрест! Сын еврейского раввина. Принял протестантскую веру, чтобы пролезть в юристы. Недавно добился избрания старшиной трирской корпорации адвокатов. Сюда, видно, его занесли обстоятельства. И чего вдруг заступается за французов? Хочет нажить неприятности? Или уже сорвал хороший куш за заступничество?
– Ты и в самом деле присмотри за своими, – посоветовал Засядько, – а то в Класи и Корбени твои люди сожгли все дома. Даже сараев не оставили.
– А в карманах одного убитого казака, – огрызнулся Мюфлинг, – обнаружили восемнадцать пар часов! Это ж сколько человек пришлось зарезать? Часы есть даже не у всякого немца! А уж у французишек… Война портит нравы, Александр, очень портит…
Союзники считали французский поход почти оконченным, но, по мнению Наполеона, он только начинался. При Шампобере император нанес сокрушительное поражение генералу Блюхеру. Русский корпус Олсуфьева был почти полностью истреблен. Полторы тысячи русских осталось на поле битвы, более двух тысяч попало в плен, в том числе сам Олсуфьев и два генерала. Французам досталось пятнадцать орудий, огромный обоз и знамена.
У Монмирайля Наполеон разгромил Сакена и Йорка, русские и пруссаки потеряли свыше четырех тысяч человек. Французы пустились за ними в погоню и на следующий день нанесли новое поражение, причинив урон в три тысячи человек и отбросив войска противника в беспорядке за реку Урк.
Еще через день Наполеон снова обрушился на войска Блюхера. Его конница врезалась в двадцатитысячную массу пруссаков, прорвала их ряды и привела в полное замешательство. Французы рубили, почти не встречая сопротивления, пролагая в прусских каре кровавые борозды. Блюхер, принц Август Прусский, генералы Клейст и Капцевич много раз рисковали быть взятыми в плен, убитыми или растоптанными лошадиными копытами. Преследование продолжалось до поздней ночи. Блюхер потерял шесть тысяч человек.
Оставалось разбить армию Шварценберга. Но австрийский главнокомандующий не решился вступить в бой с Наполеоном, хотя его австро-русская армия насчитывала сто пятьдесят тысяч. Шварценберг поспешно отступил, отведя войска за реку Об.
Был момент, когда Засядько едва не скрестил шпагу с самим французским императором. Наполеон с кавалерией Себастиани и двумя небольшими дивизиями Нея прибыл в Арси, где его внезапно атаковал авангард австрийской армии. Слабые эскадроны Себастиани были опрокинуты и в беспорядке поскакали к Арсийскому мосту. Это сражение ничего не решало, можно было спокойно отступить, но не таков был Наполеон. Со шпагой в руке он стрелой промчался среди отступающих, опередил их у самого моста и там, обернувшись, крикнул громовым голосом: «Кто из вас перейдет мост раньше меня?» Беглецы остановились, и Наполеон повел их в контратаку.
Засядько врубился в ряды противника. Император был совсем близко, в него стреляли и австрийцы, и русские, но он невозмутимо шел вперед, и рядом с ним, прикрывая его, бежали воодушевленные солдаты. Засядько рвался вперед, но был отброшен щетиной штыков. Он успел перехватить спокойный и чуть насмешливый взгляд Наполеона. Император прекрасно понимал состояние русского офицера и, казалось, даже посочувствовал ему…
Русские и австрийские войска были отброшены французами, которых вел в атаку император. Шварценберг принялся подтягивать основные силы, но в это время и к Наполеону подошли подкрепления.
Положение союзных войск было почти катастрофическое, когда Александр I после бессонной ночи решился на чрезвычайно смелое решение: идти на Париж, игнорируя армию Наполеона. Прийти в Париж раньше его! Заставить сенат объявить о низложении императора. Заключить мир с правительством Франции и тем самым поставить Наполеона вне закона.
Засядько отозвали во Франкфурт-на-Майне и поручили снабжение армии снарядами. Задание было ответственное, но Александр стремился в действующую армию.
«Больно, без сомнения, быть удалену от возможности продолжать кампанию в такое время, когда, по всем видам, блестящие успехи нашего оружия должны быть увенчаны счастливым миром, – писал он генералу Киселеву, – больно в такое время оставлять путь, на котором находился почти с младенчества и который сделался, так сказать, моей необходимостью; привычка – вторая натура, – позвольте поместить здесь эту пословицу: она изъяснит в полной мере сию истину и мои чувства. Ваше превосходительство, узнав меня, вместе с тем узнаете, что я во всякое время мыслю и употребляю слабые способности мои единственно к пользе службы, забывая себя и свои виды, сколько человек забывать может».
Для всех, кто считал Засядько лишь опытным артиллеристом и отважным воином, была полнейшей неожиданностью личная благодарность Александра I, которую царь всея Руси повторил и в приказе по армии: Засядько блестяще справился с возложенным на него заданием, чего не могли сделать умудренные мужи из военного министерства и Генштаба.
Война закончилась. По возвращении воинам оказывали восторженные встречи. Всюду, где они проходили, гремели оркестры. Их забрасывали цветами. Засядько запомнился один трогательный эпизод. Совсем юный лицеист в застегнутом на все блестящие пуговицы мундире громко читал стихи, видимо, собственного сочинения, так много в них было патетики и восклицаний, призывов громить врага и показать ему «русский дух».
Засядько с любопытством смотрел на мальчика. У того было очень смуглое лицо, словно бы он происходил из арабов, и курчавые каштановые волосы.
– Неплохие стихи, – сказал Засядько благосклонно. – По крайней мере, искренние. Как тебя звать?
– Саша Пушкин, – ответил лицеист, зардевшись от смущения.
Сзади грянул военный оркестр. Кони заплясали под всадниками. Когда Засядько оглянулся на мальчика, тот остался уже далеко позади. Показать «русский дух»… Засядько усмехнулся. Нет, он больше не воюет.
Мысли бежали быстро, обгоняя одна другую. Пятнадцать лет он не покидал поле брани, исходил Северную и Южную Италию, Германию, Францию, воевал в южных морях и среди обледенелых швейцарских скал… Завоевал славу неустрашимого офицера русской армии, получил золотую шпагу, чин полковника, шесть боевых орденов, близко познакомился с императором и его братом Константином, а также с некоторыми зарубежными учеными. Но достаточен ли этот багаж, чтобы взяться наконец за ракетное дело со всей серьезностью?
«Ракеты нужны, – сказал он себе. – Эпоха географических открытий миновала. Земной шар обследован почти полностью…»
«Ну и что? – возразил внутренний голос. – Будут сидеть дома. Тем более что для большинства Земля плоская и заканчивается за пределами собственного огорода…»
«Нет, – сказал он. – Людям свойственно расширять территорию своего обитания. Сначала они перебрались на другие острова и материки, скоро их потянет на Луну и другие планеты».
«Но там же иные условия!» – не сдавался внутренний голос.
«Ну и что? Человек умеет приспосабливаться. Возможно, он сможет приспособиться к условиям других планет… Так что мои ракеты могут стать фургонами, в которых люди Земли отправятся исследовать новые миры. Значит, моя работа необходима для человечества…»
Конь с галопа перешел на шаг, но Засядько этого не заметил. Он чувствовал, что переступает какую-то внутреннюю черту. Отныне он весь свой разум и все силы должен отдать любимому делу, только тогда можно рассчитывать на успех.
Часть III
ГЛАВА 29
Губернатор был еще не стар, однако выпирающий живот и нездоровое отечное лицо обезображивали его внешность. Несмотря на свою тучность, он поспешно поднялся навстречу Александру, но сразу же сморщился, с натугой распрямляя спину. Засядько с сочувствием смотрел на его усилия.
Часть III
ГЛАВА 29
Губернатор был еще не стар, однако выпирающий живот и нездоровое отечное лицо обезображивали его внешность. Несмотря на свою тучность, он поспешно поднялся навстречу Александру, но сразу же сморщился, с натугой распрямляя спину. Засядько с сочувствием смотрел на его усилия.
– Здравствуйте, здравствуйте, – заговорил губернатор радостно, – вся губерния наслышана о ваших подвигах во славу Отечества. Шесть боевых орденов и золотая шпага! А это правда, что вы третий полковник в русской армии, награжденный…
– Правда, – ответил Засядько, не дав губернатору договорить. Он уже знал, о чем тот спрашивает.
– Это замечательно! – воскликнул губернатор. – Наша губерния гордится таким земляком. Предводитель дворянства уже занес ваше имя в список наиболее именитых граждан. Садитесь, пожалуйста. Нет-нет, лучше в это кресло. Оно мягче.
– Спасибо, – поблагодарил Засядько, усаживаясь.
– Очень рад, что вы навестили меня сразу же по приезде. Кстати, завтра сиятельная графиня Колядовская дает бал в честь совершеннолетия дочери. Она просила передать вам приглашение… Видите, как быстро по городу распространяются новости! Уже все знают, что вы прибыли из армии и что вы холосты… У графини собираются лучшие люди города. О, Любовь Романовна очень богата! У нее громадные поместья в Польше и Финляндии…
Губернатор расхаживал перед Александром, довольно потирая руки с толстыми розовыми пальцами. Лицо его раскраснелось, глаза блестели.
Засядько слушал, сдержанно улыбаясь. Сразу отказываться от приглашения неудобно, все равно придется заводить знакомства и общаться с «лучшими людьми» города Полтавы. Репутация чудаковатого отшельника его не устраивает.
– Сердечно благодарен вам за заботу, – сказал он как можно любезнее, – я непременно воспользуюсь вашим советом, но как-нибудь в другой раз. Нужно обвыкнуться, осмотреться. К тому же парадные костюмы прибудут позже. Я намного обогнал карету, ибо поскакал верхом. Согласитесь, что в старом мундире являться на бал будет неуважительно по отношению к графине.
– Гм, если так… – сказал озадаченный губернатор.
– И кроме того, – продолжал Засядько, не давая губернатору обдумать ситуацию и заставить его все-таки прийти на бал, – мне хотелось бы начать здесь жизнь с работы. Есть идея, как еще больше прославить нашу губернию.
– Слушаю вас! – воскликнул губернатор.
– Моя цель – усовершенствовать артиллерию.
– Но она и так сильнейшая в мире! Так полагают и западные специалисты…
– Предела совершенствованию нет и быть не может. К тому же я собираюсь не улучшать пушки, а дополнить артиллерию совершенно новым оружием.
– Что же это такое? – насторожился губернатор.
– Ракеты! – ответил Засядько торжественно.
Он нарочито произнес это слово в высокопарном тоне. Хорошо было бы, если бы губернатор хоть немного проникся значимостью момента. Ведь и от умнейших людей, и от самых преданных друзей не раз приходилось слышать смех и нелепые остроты на этот счет. Забрасывать ракетами противника? Так лучше уж шапками!
– Ракеты… – повторил губернатор ошеломленно. – Шутихи, фейерверки… Дорогой мой, надеюсь, вы шутите?
– Для шуток момент неподходящий, – ответил Засядько. – Дитя уже родилось, я покажу чертежи. Нужен крестный отец, ваше высокопревосходительство. Хоть младенец еще в колыбели, но это могучий младенец. Это дитя Марса, которое превзойдет родителя!
– И что же вы… хотите? – спросил губернатор, приходя в себя.
– Средств на опыты. Пятнадцать лет я не покидал бранное поле, но ничего не стяжал, кроме чести и славы во имя Отечества. А сейчас мне необходимо хоть немного денег, дабы закупить порох, селитру и прочие материалы на постройку первых образцов.
Губернатор пытливо окинул взглядом фигуру полковника. Мундир на герое был из дешевого сукна и весьма потертый, штиблеты изрядно поношенные… Ровесник, а вот поди ж ты… Он богат и влиятелен, но уже развалина, а этот бравый вояка беден как церковная мышь, однако свеж как огурчик. Словно бы и не ел солдатскую кашу из общего котла, не голодал в Италии и Швейцарии, не замерзал в Альпах… А тут ел до отвала самые изысканные блюда, пил французские вина, веселился на балах, а здоровье не сохранил.
– …Ракеты – грозное оружие, – вернул его к действительности голос полковника. – Мы привыкли к иллюминационным огням, забывая, что свойства реактивной отдачи можно использовать и для несения зажигательного или боевого заряда. В 1799 году английский генерал Конгрев испытал на себе действие ракет, когда под Серангапатамом у него произошло сражение с индийцами. Да зачем далеко ходить: на нашей украинской земле казаки гетмана Ружинского за сто восемьдесят три года до этой битвы применили намного более совершенные ракеты. Лишь благодаря им была уничтожена орда крымского хана. Жаль, что с гибелью изобретателей секрет изготовления ракет утерян. Однако я надеюсь создать еще более мощное оружие, благодаря которому наша армия станет непобедимой. Взгляните на этот чертеж…
Засядько вынул из кармана лист бумаги, расстелил на столе:
– Я обдумывал это еще в походах Суворова, разрабатывал в перерывах между боями с Бонапартом и твердо уверился, что боевые ракеты создать можно! Я в состоянии это сделать. Мне нужна лишь небольшая материальная поддержка.
Губернатор стряхнул невеселые думы. Все это время он прислушивался к ощущениям в желудке: начиналась мучительная изжога – расплата за вчерашний кутеж у предводителя дворянства. Если вовремя не принять меры, то остаток дня придется провести в постели, глотая пилюли и выслушивая нравоучения домашнего врача о вреде чревоугодия.
– Завидую вашему энтузиазму, полковник. С подобной энергией можно и в самом деле творить невозможное. Однако сия затея совсем уж безнадежна. Скажу честно: ко мне иногда захаживают прожектеры, но никто еще не приносил более несбыточного проекта. Подумать только – ракеты! – Он быстро взглянул на посеревшее лицо Александра и по-дружески добавил: – Дорогой мой, доверьтесь моему опыту. Здравый смысл подсказывает, что лучше оставить химеры. Это ничего не даст, только время потеряете. А вам его терять не стоит… Имею в виду молодую графиню Колядовскую!
Стараясь смягчить отказ, губернатор сам сложил чертеж, аккуратно прогладил сгибы бумаги.
– Не обижайтесь за откровенность… Думаю, что будущий муж юной графини будет располагать немалыми средствами, чтобы устроить приличную лабораторию и проводить там свободное время. Однако вряд ли ему этого захочется. Молодая Колядовская – первая красавица в городе, и любой мужчина будет счастлив постоянно находиться у ее ног, позабыв о науках и делах. Бог его знает, может быть, это и есть истинное счастье? – Губернатор проводил Александра до дверей кабинета, всячески выказывая ему свое расположение. Только на краешек чертежа, выглядывающий из кармана, косился опасливо, словно тот мог взорваться. – До свидания! Всегда рад вас видеть. Если что понадобится – заходите.
Это был удар, ибо Засядько в глубине души надеялся на помощь со стороны местных властей. Что стоило губернатору выделить на постройку лаборатории средства, которые он собирался истратить на очередной бал?
Александр вспомнил слова Кенига: «Вы один в чужом мире. У вас нет ни богатых, ни знатных покровителей… В таких условиях нужно быть гением труда и упорства, чтобы не дать затушить в себе искру таланта…»
– Буду искать! – сказал он вслух.
Итак, война не кончилась. Наоборот, началась. Жестокая, изнурительная война в одиночку за возможность творить. И в этой борьбе не будет никого, кто шел бы с ним плечом к плечу. Ведь даже самые близкие из друзей не понимают его стремлений, зато поняли и одобрили бы намерение поскорее и повыгоднее жениться, приобрести имение, охотничьих собак.
Дома он сел за рабочий стол, но к чертежам не притронулся. Ракеты? Межпланетные сообщения? Да ведь не только неграмотное забитое крестьянство, но и люди так называемого высшего круга уверены, что Земля стоит на трех китах, а Луна, Солнце и звезды прибиты к небу хрустальными гвоздиками!
Александр оперся подбородком о кулак и застыл в мучительном раздумье. История знает немало примеров, когда замечательные открытия появлялись преждевременно. Еще древние греки знали, что Солнце – обычная звезда, что Земля – обычная планета, что и Солнце, и Земля имеют форму шара… Они же вычислили расстояние до Луны и Солнца, определили их массу. Но и сейчас эти знания – удел одиночек. Древние египтяне создали календарь намного совершеннее нынешнего…
Он окинул взглядом полки с книгами, где были собраны сведения об исканиях его предшественников. За две тысячи триста лет до рождения Христа король Этана попытался добраться до Луны на спине могучего орла. Однако у короля закружилась голова, и он упал на землю. Легенда, разумеется… Иранский шах Кай Каус полетел на Луну уже на целой упряжке орлов, но тоже упал на землю. Александра Македонского постигла та же участь, когда он попытался добраться до Луны на упряжке голодных грифов. Легенды, легенды… Пытались достичь Луны и китайцы, и древние греки. Лукиан Самосатский написал даже книгу «Икароменипп, или Заоблачный полет». В 1638 году вышел в свет роман Френсиса Годвина «Человек на Луне». Еще через сто лет на Луне побывал бравый барон Мюнхгаузен. А чего стоит великолепное «Путешествие на Луну» Сирано де Бержерака? Но бог с ними, с иностранцами! Ведь и в России мечтали о полетах к нашему вечному спутнику! Взять «Новейшее сочинение в городе Белове» Василия Левшина, опубликованное в 1784 году. Герой летит на Луну в аппарате с крыльями. Правда, во сне.