– Лампочку и свечи! – развернувшись к крыльцу, бросил Ренат уже на ходу. Наверное, таким тоном мой Дмитрий Николаевич требует во время операции скальпель и зажимы.
– Думаешь… она там спит? В темноте? – сама не веря в положительный ответ, спросила Машуня, семеня рядом с мужем. И вдруг ее прорвало: – Это ты во всем виноват! Ты! Со своей этой… Если с Алькой что-нибудь случится, я собственными руками тебя… Слышишь, ты?!
Ренат съежился. Так и не успев шагнуть на ступеньку, повернулся к жене, намереваясь, очевидно, ее успокоить…
Я уверена, что Бармалею, доведись ему отбиваться от злой собаки, было бы далеко до Машуни, пытавшейся спустить с Рената не меньше, чем три шкуры, не считая костюма Санта-Клауса. Мы испуганно замерли. Похоже, Машуня решила досрочно осуществить свое намерение. Ведь не было с достаточной определенностью известно, что с Алькой случилось несчастье. Ренат с трудом справлялся с женой, в свою очередь стараясь доказать, что источником раздоров в семье является именно она со своей дорогой мамочкой.
– Прекратите! – не выдержала Аленка. – Мам, куда ты дела фонарик?
– Он под елкой. Специально положила, чтобы не потерять.
– Разрешите протиснуться нейтралке? – обратилась она к супругам Сапрыкиным. Те послушно сдвинулись в сторону, и Алена взлетела на крыльцо. Пользуясь их замешательством, следом отправились и мы с Катериной.
Меня одолел приступ злости.
– Ничего-ничего, вы не торопитесь. Колошматьте друг друга на здоровье, пока не надоест, а мы быстренько сбегаем на самый верх, поищем вашу дочь там! – ободряюще крикнула я Сапрыкиным с последней ступеньки крыльца. Хотела добавить еще что-нибудь про «братскую могилу», куда они вперемешку, как попало, сбрасывают вместе с негативом все хорошее, что было нажито непосильным трудом становления семейных отношений. Но не успела – в распахнутой шубке с искаженным то ли от страха, то ли от негодования лицом к крыльцу неслась Виктория. Нависла реальная угроза перевеса сил в сторону Рената. Я приняла вынужденное решение сойти вниз. Что ж, пойдем «стенка на стенку».
Но девушка спешила не на семейные разборки. Она легко обогнула супругов, навесила Ренату звание полного идиота, смела меня с последней ступеньки крыльца и остановилась только наверху, на лестничной площадке, да и то вынужденно, со всей дури врезалась в приоткрытую Аленой дверь, распахнув ее настежь. Удар был столь силен, что дверь ударилась о стену дома и поспешила бумерангом вернуться назад. Разумеется, ей не понравилась девица, снежной королевой застывшая на ее пути. Двери было наплевать на королевское звание. Полученное от стены ускорение придало бездушному деревянному изделию дополнительные силы, и Виктория, получив по лбу, с криком полетела назад – с крыльца. Ударившись о перила, не удержалась, ее развернуло, и она почти навзничь рухнула вниз…
Супруги Сапрыкины проявили удивительную прыткость. В отличие от них, посторониться я не успела. Под истеричный крик дочери: «Мам, ты куда?!!! Фонарика под елкой нет!» и под давлением Виктории шлепнулась, куда пришлось.
Куда именно, выяснилось быстро – в снежный сугроб. Можно было бы считать, что устроилась со всеми удобствами, если бы не подвернувшаяся нога и тяжесть сверху – примерно шестьдесят килограммов в песцовой шубе, рукав которой перекрыл мне доступ кислорода. Освободиться сама я не могла, а Виктория, физиономия которой ткнулась в снег рядом с моей головой, почему-то не торопилась задуматься над тем, что неплохо бы и встать. То ли дверь лишила девушку способности соображать, то ли она ждала, когда Ренат по-джентльменски протянет ей руку помощи… Из последних сил мне удалось достаточно отчетливо промычать, вложив в эту попытку все, что думаю о взбалмошной особе. Мелькнула мысль – как просто умереть вполне здоровенькой, подвернувшаяся нога не в счет. Я задыхалась, чувствуя, что от моих стараний освободиться хотя бы от ни в чем не виноватого песца, с которого насильно содрали шкуру на этот дурацкий рукав, еще больше погружаюсь в снег.
Освобождение все-таки пришло. Не так быстро, как мне хотелось бы, с меня стянули Викторию, причинив еще большую боль подвернутой ноге. Я невольно вскрикнула, радуясь, что получила возможность дышать. Правда, стало значительно холоднее. Теперь мы с девицей лежали парой, но отдельно друг от друга, и это тоже радовало, несмотря на то что спасательная операция уже закончилась. Рядом раздавались испуганные голоса Рената и Машуни. Было такое впечатление, что они успели покалечить друг друга и теперь не в состоянии оказывать полноценную помощь другим.
– Алена, позови папу! – крикнула я, испугавшись, что нога у меня сломана.
Димка возник перед глазами буквально тут же. И сразу же закричал:
– Алена, быстро сюда мужчин, одеяло и аптечку из машины!
Я пришла в ужас. Зачем мне одеяло с мужиками? А аптечка? Может, я уже в состоянии клинической смерти? Тогда к чему эта орава мужиков, спускающихся с крыльца? Умереть спокойно не дадут. Странно только, что на том свете тоже бывает холодная зима. Одеяло, пожалуй, не помешает.
Быстро выяснилось, что вся толпа стремилась не ко мне, а к находящейся в беспамятстве Виктории. Это ее, переложив на одеяло, потащили в дом – туда, куда ей не так давно не удалось попасть самостоятельно. Со мной остался только Димка.
– Ирина, пора вставать! – строго заявил он и протянул мне руку.
– Нога… – слабо застонала я, тайком мучаясь от зависти к Виктории, которая даже не могла должным образом оценить, сколько ей оказано внимания. Впрочем, то внимание, которого ее удостоила входная дверь, пожалуй, лишнее…
– Вечно с тобой все не слава богу, – проворчал недовольный муж. – И как ты ухитряешься путаться у всех под ногами?
Мгновенно нахлынуло чувство обиды, захлестнуло и лишило возможности говорить. Именно поэтому я промолчала, вызвав неподдельное беспокойство Димки. С крыльца в чужой наспех накинутой куртке уже спускалась дочь.
– Папик, ты в своем уме? Она же вся из себя раздетая! Думаешь, ей в сугробе тепло? Схватит воспаление легких, я тебе тоже никогда не прощу! Честное слово, это какой-то сумасшедший дом! Хуже Селигерского летнего варианта.
Проваливаясь в сугроб, дочь попыталась вытянуть меня из снежного плена самостоятельно, но ничего не получилось.
– Ой, под ней снег растаял, она еще больше завязла, – испуганно обратилась она к отцу.
– Сейчас, сейчас… Вытянем. Я только сам вылезу, – кряхтя, заявил спасатель. – Тут у них, похоже, яма какая-то. Или колодец… Нога увязла.
Вытаскивали нас Славка с Борисом. Сначала Димку, с перепугу вылетевшего из дома в одних шерстяных носках – в суматохе не мог найти свою обувь. Меня выволакивали терпеливо и осторожно. Под дробный стук моих зубов от озноба. Доставили домой, как царицу – на троне из перекрещенных рук. И, пересадив на стул, тут же лишили этого звания, поднеся полстакана водки с перцем. Даже больше, чем полстакана. Как сказал папа Карло, согревающее, обезболивающее и тонизирующее средство. С большим трудом я выпила его мучительными глотками, запивая каждый рассолом. И очень быстро «окосела». Стало весело. Особенно когда Димка обследовал мою больную ногу. Так и подмывало двинуть ему под подбородок. Зачем он меня в сугробе обидел до состояния воспаления легких? Решила подождать конечного результата – если скажет, что нога сломана, пожалуй, следует отказаться от мести, а если простой вывих или растяжение…
– Легкое растяжение! Заживет как на собаке, – одобрительно похлопав меня по руке, заявил муж и, крякнув, распрямился. Потом еще раз согнулся и поцеловал меня в лоб. – Молодец, моя хорошая. На собаке, пожалуй, заживет хуже. Алена, помоги маме собраться в дорогу: я ее спать отнесу.
Я долго шевелила пальцами правой руки, пытаясь ответить мужу решительной фигой, но напрочь забыла, какие именно пальцы следует задействовать в этой незамысловатой комбинации. Все время получался один и тот же неприличный жест.
– Отстань от жены! – вступилась за меня Наташка. – Чего хорошего она видела в Новом году? Выхлестала бокал шампанского, утопилась в сугробе, запила все это водкой с рассолом… Завтра ей и подавно ничего хорошего не светит.
– Пожалуй… – поскреб в затылке Димка. – Пойду пока кровать разберу. Праздник, надо сказать, удался! А вы постарайтесь не оставлять маму одну, чтобы не скучала. Главное, не давайте вставать. Кажется, переборщили с «лекарством».
Сидя в тесном кругу большой компании, я слушала новости первого часа Нового года: Альку нашли на мансарде. Забравшись в платяной шкаф, стоящий у нее в комнате, четырнадцатилетний ангел упорно не отзывался на крики окружающих, поскольку был не совсем в своем уме. Вытащила девушку Наташка. Можно сказать, насильно. Алька без родителей вылезать не хотела. Не помогли уговоры ни Василисы Михайловны, ни Карла Ивановича, борода которого особенно пугала внучку.
Обретя способность говорить, девушка на полном серьезе поведала окружающим, что в темном коридоре мансарды на нее почти напало привидение в белом балахоне, проявившее твердое намерение ее задушить. Замирая от страха и часто-часто дыша, Алька рассказывала, как жуткое существо тянуло к ней тощие руки со скрюченными пальцами. Только чудом ей удалось увернуться от смертельных объятий. Этим чудом следовало считать Бармалея. Именно он появился на пороге темного коридора в тот момент, когда она от страха решила закрыть глаза и приготовиться к худшему. Бармалей выгнулся дугой, гортанно взвыл, решительно зашипел и рванул к привидению. А Алька, почувствовав, что стоит на собственных ногах, вспомнила – они предназначены не только для этого, и ввалилась в дверь своей спальни, заперла ее и включила полное освещение. Но свет самопроизвольно выключился. Для достижения полной безопасности девушка влезла в шкаф, сочтя его надежным убежищем от потусторонних сил. Едва ли привидение сунется в комнату, но если и сунется, можно будет обороняться старыми шмотками и вешалками. Сидя там, страдала от того, что родители о ней даже не вспомнили. Сейчас они, непутевые, валялись у дочери в ногах, вымаливая прощение.
– Это Алька правильно подметила, – со знанием дела заявила я. – Руки у привидения действительно очень тощие. И все оно такое лохматое… С головы. – Я постаралась показать, какое именно, но руки плохо слушались. Заехав Наташке по макушке, очень удивилась тому, что она мне так неудачно подвернулась. Сразу получив по рукам, обиделась и замолчала.
Наталья заметила, что если история, о которой рассказывала Алька, – правда, зря у кота отняли жареного гуся. Похоже, спаситель девочки привидением не наелся. Чего там – одни кости. Борис поддакнул, заметив, что была надежда этому охотнику на привидений обожраться гусем до отвала, подобреть да еще Деньке кое-что оставить, но развеялась. Попеременно выступая то на стороне Натальи, то Бориса, то кота, в разговоре участвовали Славка с Аленкой, пока дочь не внесла предложение оставить жареного гуся привидению. Может, именно оно им обожрется и подавится. Это вызвало шквал негодования, и мне надоело их слушать.
Сидя в сторонке, Василиса Михайловна без конца вздыхала и охала. Со смыслом. Было ясно, кого она считает истинными виновниками всех событий. Губы ее болезненно кривились.
– Васенька, ну перестань, – уговаривал ее Карл Иванович. – Может быть, все это к лучшему… То есть, не в полном смысле «к лучшему», но хотя бы приведет к одному концу, что ли. Все, так сказать, встанет на свои места. Правда, я не совсем понимаю, что именно, но тем не менее… Ну ты же сама только что об этом говорила.
– А где Катюша? – пытаясь совладать со своим языком, громко спросила я.
– Она у одра Виктории, – с сарказмом ответила Василиса Михайловна. – Больше желающих сидеть с «умирающей» не нашлось. Единственный жалельщик, господин Сапрыкин, занят. Катерина просто сочла невозможным отказаться.
– А от чего Виктория умирает? – хихикнула я, решив по достоинству оценить шутку Василисы Михайловны. Она фыркнула и демонстративно отвернулась. – От входной двери! – радостно догадалась я, содрогаясь в приступе смеха. – Она… она… Ой, не могу! – Меня разбирало все больше и больше. – Лбом тягаться с отпущенной на волю массивной дверью!
Никто не желал веселиться вместе со мной. Более того, все смотрели с явным осуждением. Я успокоилась, сосредоточилась, сама себе погрозила пальцем и довольно твердо заявила, что смеяться над несчастьем других нельзя – грешно. А после этого с полным основанием представилась окружающим как очень несчастный человек. Мне эта быстроногая лань в песцовой шкуре все ноги оттоптала, а одну даже растянула. Спрашивается, куда неслась?
– Спасаться, – пояснила Наташка. – Наверное, что-то ей привиделось, пока сидела в машине, вот и рванула ближе к дому. Ир, шла бы ты спать.
– Привидение, – уверенно пояснила я, не обращая внимания на предложение. – Оно везде чувствует себя, как в родном доме. Даже на улице. Мое присутствие ему тоже не понравилось.
– Прекрати! – взорвалась Наташка. – Значит, так, господа! Я буду спать только в толпе народа, при ярком свете и между Борисом и Денькой.
– А кто будет входить в толпу приближенных? – ошеломленная реакцией Наташки, спросила я.
– Группа поддержки из телевизионной программы. Любой. Лучше, если это будет Краснознаменный ансамбль песни и пляски.
– А я вообще спать не буду!
Храбрость так и лезла из меня.
– Удивила! Да кто ж уснет с Краснознаменным ансамблем в доме? Кроме меня, естественно – я уши заткну.
Хотелось сказать что-нибудь умное, но мне помешали. Сверху начали спускаться остальные участники нашего незапланированного праздничного шоу, и все, как на подбор, клонированные Дмитрии Николаевичи. Мне показалось, что ступают они не совсем твердо. Я перевела взгляд на супругов Гусевых и поняла, что они тоже сидят не совсем уверенно. И не столько сидят, сколько расплываются. Смотреть на остальных уже не было сил. Пришлось закрыть глаза на все это безобразие, но стало еще хуже. Не сразу дошло, что у меня головокружение от лечебной дозы спиртного.
– Что же вы ее не накормили? – донесся до меня громкий, но какой-то посторонний Димкин голос. – Ей же совсем плохо!
– А зачем зря добро переводить, – вяло оправдывалась Наташка. – Ир, тебе дружеская поддержка до туалета с двух сторон нужна или с одной?
Я не ответила. Или ответила? Честно говоря, не помню, как оказалась в кровати. Сразу же после посещения туалета и с трудом проглоченных таблеток – праздничного ужина. В памяти осталась только минута откровения, когда пришла в себя среди ночи в чужой комнате, на чужой кровати и в полном одиночестве. «Вот до чего доводит пьянство! – внятно сказала я самой себе. – Становишься абсолютно лишним человеком в любой приличной и даже не очень приличной, как наша, компании». После этого высказывания я опять уснула.
Проснувшись, в меру осторожно я похлопала рукой по другой части кровати – пусто! Сразу же накатила обида – напоили и бросили, как ненужную деталь. Например, прогоревший в деле и отвалившийся по дороге глушитель. Откуда-то снизу доносились приглушенные звуки музыки и голоса. Наверное, Наташкин Краснознаменный ансамбль песни и пляски развлекается. Сам по себе. А она, пользуясь моментом, спокойно спит, как и обещала. Время-то уже…
Я взглянула на тумбочку, часов не обнаружила и решила, что его достаточно много, чтобы позволить продолжение массового веселья, а значит, есть повод пойти и пожаловаться, что мешают спать. Естественно, меня поздравят с Новым годом и освободят лучшее место за столом. При мысли об этом я почувствовала жуткую жажду в компании с голодом и моментально слетела с кровати, удивившись, когда и как сумела переодеться.
Включенный свет показался таким ярким, что я невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, сразу не смогла сообразить, куда меня занесло. Или занесли… А когда сообразила, желание спускаться вниз моментально пропало. Это ж кому пришло в больную голову уложить меня в комнате, ранее предназначенной для Аленки и Славки? На мансарде, по коридору которой шляется психованное привидение. Не иначе, как в поисках достойного места для отдыха. По законам жанра ужасов сейчас должен погаснуть свет. Ни с того ни с сего. Я явственно ощутила, как мои волосы в страхе разбегаются в разные стороны, и невольно схватилась за голову. Эту ночь, может, как-нибудь и переживу, а вот лысину… Но свет вел себя вполне разумно. Круглый стеклянный плафон под потолком ровно, без всяких перепадов напряжения справлялся со своей просветительской деятельностью. От этого тьма за окном была особенно насыщенной. Мне казалось, что я даже ощущаю ее запах. Увидев свои домашние тапочки, я сразу повеселела. Не хватало еще забивать голову всякими глупостями. Сейчас оденусь и побегу веселиться… за объедками праздничного стола. И больше в Новый год по гостям ни-ни! Только в своем доме, только в своем трезвом уме! Пусть даже без воды, электричества и отопления. Живут же люди в различных регионах нашей страны в таких условиях. То тут нехватка топлива, трубы от мороза полопаются, то там провода свистнут и на металлолом сдадут. Пока все обеспечат, починят и наладят! А чем я лучше? Надо быть ближе к народу.
С последним выводом чувства жажды и голода вернулись, заявив о себе с новой силой. Я решила не баловать хозяев торжественным выходом в нарядной одежде. Хватит! Полюбовались с вечера, и будет. Накину свой обалденный халат, и пусть скажут спасибо, что заявилась не в пижаме. Есть, конечно, небольшое препятствие – часть темного коридора, по которому разгуливает привидение, но и это решаемо. Оставлю дверь в комнату открытой нараспашку, вот и обеспечу сносное освещение, назад оборачиваться не буду. Подберу полы халатика и рвану прямо к лестнице. А назад вернусь только под конвоем! Нет… Не то. Под охраной собственного мужа!