А Колин попросил ее помочь в подготовке замка к королевскому визиту! Можно подумать, я бы не справилась! Да еще как!
Мама постоянно принимала гостей, чем я хуже?!
Нет уж, пусть даже и не надеются, что я буду помогать в этом…. Этом…. Бардаке!
Я — лайри и не обязана слушаться эту… старую дрянь! Болотницу! Жабу зеленую!
О, легка на помине!
— что вам угодно, лайри?
Получилось очень удачно. Высокомерно и надменно.
— Тебя мне угодно, девочка, тебя.
— И зачем же?
— Мне нужна помощь в присмотре за слугами. Я одна не справлюсь.
— Неужели вам нужна моя помощь? Колин явно полагает, что я тут для мебели.
— Лайри Каренат, — в голосе старухи было столько властности, что я невольно подскочила. — Сейчас вы встанете и пойдете приглядывать за слугами, которые полируют серебро. И все пересчитаете, чтобы не допустить прикарманивания ими ножей и вилок.
— И зачем же?
— Я полагала, что вы собираетесь замуж за Колина. Я ошиблась?
— Н–нет…
Я что — стою перед ней, комкая руками платье? Невероятно! Но как?
— Вот и покажите себя, как будущая хозяйка.
— Колин вас попросил…
— Лайри, на своем веку я не раз принимала его величество в своем поместье. Сколько приемов провели вы?
— Э…
— Ни одного. Ваш опыт пока еще близок к нулю.
— Но мама…
— Вы, при всем уважении, не находились рядом с матерью круглосуточно. Потому и не можете знать всех тонкостей. А ведь король может еще не раз посетить ваш замок, у него есть такая привычка. Поэтому лучше учитесь, пока я согласна вас учить…
— Мне не требуется…
— А Колин сказал, что вы очень умная девушка…
— он так сказал?
— и что вы будете замечательной помощницей… я вижу, что он…
— Он абсолютно прав.
Общаться со старухой мне не хотелось, но и показывать себя Колину с худшей стороны — тоже.
— Я прослежу за слугами…
— А я буду вам рассказывать, чтобы в следующий раз вашему мужу не пришлось краснеть за мелкие упущения, которые несомненно будут… Не удивляйтесь, ошибаются все новички, но признают это только самые мудрые. Идемте…
Я кивнула.
Да, наверное надо приглядеть за слугами. Нехорошо, если серебро растащат. Если я собираюсь замуж за Колина — они ведь меня обкрадывают.
Обязательно надо приглядеть…
Зая.
Ночь.
Наконец‑то ночь.
Я выбираюсь из‑под руки Колина. Юноша тихо посапывает во сне, совсем как щенок — и это очень умиляет. Но надо идти. Чем скорее я все проделаю, тем быстрее вернусь. Так меня не успеют хватиться.
Отхожу в угол, откуда не видно, что я делаю. Сосредотачиваюсь.
Р–раз!
По телу пробегает волна изменения.
Два!
Шерсть втягивается внутрь.
Три!
Я поднимаюсь с пола, как можно тише. Человеческое тело слабое, оно почти не слушается — и это неудивительно.
В день рождения оборотню почему‑то всегда сложнее менять форму. Не знаю, почему так, травница говорила, что это до установления формы… но почему? Она ж у нас у всех определяется сразу…
А, что я себе лгу!
Я сейчас пойду купаться в лунном свете — и буду надеяться, безумно надеяться, что смогу изменить свою форму! Я хочу быть волчицей! Или медведицей.
Тогда я смогу вернуться домой… в лес?
Смогу.
А хочу ли я?
Вернуться в лес, где на меня все равно будут смотреть с подозрением, мало ли, вдруг дети будут зайцами, увидеть торжествующие глаза Лайсы, увидеть, как они соединяют свою судьбу с Райшеном… к лешему! Не хочу я такой судьбы! Перебьются!
Дверь потайного хода чуть стукнула, вставая на место.
Я напряглась. Прислушалась.
Я не разбудила Колина?
Но в комнате все было тихо — и я поспешила по лестнице вверх.
Где я еще могу остаться одна?
Да только на башне. Площадка там большая, луна светит ярко — я почувствовала ее всей кожей и сощурилась от удовольствия.
Луна, луна, моя луна… ты так светла и холодна…
Я закружилась по площадке, широко раскинув руки.
Танец?
Нет, мне просто хотелось почувствовать этот свет всей кожей, впитать его в себя, насладиться им, запомнить — и я наслаждалась свободой, подставив лицо ветру.
Как же мне хорошо…
Колин.
Что‑то стукнуло, вырывая меня из сна. Несколько секунд я просто осознавал, что лежу, что вокруг тишина, потом пошарил рукой, ища рядом чуткую заюшку — ан нет. Зверушки не было.
— Зая?
Бесполезно.
Теплый комок не приземлился на грудь, не потыкался носом… где она?!
Никогда не думал, что страх может так окатить ледяной волной. Я привязался к этой зверушке.
Она — моя!
И никому я ее в обиду не дам!
Минут пять ушло на то, чтобы зажечь свечу и обшарить все углы комнаты.
Безрезультатно.
Никого и ничего. Дверь заперта изнутри на массивный засов. И что мне остается?
Потайной ход.
Сто лет им не пользовался. Но…
Резной завиток послушно повернулся под рукой, тихо стукнула дверь, закрываясь за спиной — это оно? А вот куда идти?
Вниз? Вверх?
Сложный вопрос. Можно сначала пробежаться вверх, а уж потом, если там никого — отправляться вниз. Потому что наверху только площадка башни, больше там ничего нет.
Посмотрим?
Кстати, с башни и двор хорошо виден. Если кто‑то там…
Я помчался вверх по лестнице, прыгая через три ступеньки, чтобы замереть у выхода на площадку.
В лучах лунного света танцевало… видение.
Она была прекрасна, как я и запомнил. Совсем, как тогда, в лесу.
Обнаженная, сияющая перламутром в лунных лучах, с длинными светлыми волосами. Ветер ласково шевелил их, пряди скользили по стройному телу… я невольно сглотнул. Вот рту пересохло.
Какая же она…
Я не сдвинулся бы с места, даже если бы мне посулили миллионы. Просто не мог. И смотрел, как она плавно взмахивает руками, как переступают длинные стройные ноги, как она запрокидывает голову, как облизывает губы, словно стремясь почувствовать вкус лунного света…
Невероятно притягательно.
Я чувствовал себя так… ей–ей, так я себя не чувствовал с того первого раза в борделе. Хорошо еще, штаны свободные, не то в паху бы треснули. И в то же время, она казалась необыкновенно чистой и уязвимой. И дотронуться хоть пальцем казалось преступлением.
По площадке башни за ней скользили тени — и мне казалось, что с ними что‑то не так. Они то полностью обхватывали тонкую фигурку, скрывая ее, то, схлынув, оставляли площадку абсолютно чистой, словно и не танцевал на ней никто,… нет, это мне просто кажется, Это облака, это свет так падает… это же бред! Тени не бывают разумными, просто они обхватывают девушку, и мне кажется, что она становится то когтистой, то крылатой, то…
Это было частью ее танца.
Это было безумно.
Прекрасно.
Безумно прекрасно.
Внизу глухо залаяла собака, разрушая волшебство.
Девушка дернулась и замерла. Руки–крылья опустились, она открыла глаза…
Р–раш!
Естественно, по закону подлости, наши глаза встретились. Я понял, что сейчас она закричит, поднимется шум — и сделал шаг вперед, протянул руку.
— прошу тебя, не бойся! Это ведь ты спасла меня в лесу, правда?
Зая.
Проклятая шавка залаяла не вовремя, вырывая меня из чудесного сна. Я невольно остановилась, открыла глаза…
Леший!
В проеме двери стоял Колин.
Стоял и смотрел такими глазами, словно Хозяина Леса увидел.
Я бросила взгляд направо, налево…
Проклятье!
Это единственное место, сбежать из которого мне не удастся! Никак… и что делать?!
Если я сейчас брошусь вперед, его можно ударить, оглушить — если кинуться ему в ноги, он легко упадет. Удар — и я смогу удрать. Тело напряглось…
Колин шагнул вперед.
— Прошу тебя, не бойся…
И столько надежды было в его словах, столько тоски…
Я дура, я знаю.
Я не смогла. Я не могу причинить ему боль. Я не могу ему навредить. Я не могу…
Я сделала шаг вперед, выставила руки.
— Подожди. Давай уйдем отсюда…
— К–куда?
— К тебе в комнату? Можно?
— Конечно!
Синие глаза вспыхнули такой радостью, что я окончательно поняла — мне придется во всем признаться. Соврать я не смогу. А если он меня возненавидит? Что делать?
Как я буду жить без него?
Я что… влюбилась?
Не верю…
В голове царил полный хаос…
Колин.
Она была прекрасна, как ожившая мечта. И голос у нее был именно такой. Высокий и чистый. И громадные голубые глаза смотрели со странным выражением, которого я не мог пока понять.
Убегать она не собиралась. И вполне уверенно спустилась по лестнице до входа в мою комнату, скользнула пальцами по стене, нащупала рычаг, а в комнате прошла и уселась на кровать.
Обнаженная.
Я вздохнул.
Естество давало о себе знать, поэтому пришлось снять со стула плащ и набросить на девушку. Она недоуменно повела плечами.
— Зачем?
— Тебе не холодно?
— Нет… ах да, вы же не любите наготу.
— Мы?
— Люди.
— А ты — дух леса?
Девушка рассмеялась. Весело и звонко.
— Конечно, нет. Они совсем иные.
— а я думал, ты… это ведь ты тогда была на дороге?
— Я.
Лицо ее стало серьезным и сосредоточенным.
— Почему ты оказался на башне?
Вот тут уже и я вспомнил.
— Зайку искал. Ты не видела такой белой пушистой лапочки? Нет?
Девушка прикусила нижнюю губу. Зубки у нее были острыми и мелкими, только два клычка чуть выдавались вперед.
Встала с кровати, прошлась по комнате.
— Колин… я должна буду умолять тебя на коленях. Скрыть от тебя я ничего не смогу, уже поздно. Но если ты заговоришь — будет плохо не только мне. Даже не так. Я просто умру, а других может постигнуть судьба хуже смерти. Ты поклянешься мне молчать о том, что сейчас услышишь?
Я даже не задумался.
Кинжал так и остался под подушкой, всыплет мне Шакр за такое разгильдяйство по первое число. Но…
Я достал клинок и приложил к ладони. Острое лезвие разрезало кожу, показалась кровь. И я внес кинжал в пламя свечи.
— Сталью, огнем и кровью своего рода клянусь хранить все, что ты мне поведаешь в тайне. Пусть покарает меня Четырехликий, пусть огонь сожжет меня, пусть железо обернется ржавчиной в моей руке, пусть моя кровь проклянет меня, если я нарушу эту клятву.
Слова клятвы не менялись уже несколько тысяч лет. Наверное, это была самая серьезная клятва из всех возможных.
Девушка покачала головой.
— Сумасшедший. Дай сюда руку.
Ее язычок пробежался по ранке. Раз, другой, третий, она облизнула капельку крови с губы,… а я глазами своим не поверил!
Рана затягивалась буквально на глазах. Нет, шрамом она не стала, но сейчас ее покрывала плотная корочка, такая образовалась бы только через день.
— Ты меня не боишься?
Черные глаза ее блестели лихорадочным блеском. И я не выдержал.
Притянул ее к себе — и коснулся губами ее губ. Нежных, ласковых… с отчетливым привкусом моей крови. Да и не все ли равно?
Пусть даже это нечисть — я никуда ее не отпущу!
Она моя! И я ее люблю!
Зая.
Я поняла, что пропала, когда губы Колина коснулись моих губ.
Великий Лес!
Это было так нежно, невероятно нежно — и осторожно, словно я была из тумана и развеюсь при первом прикосновении. Он целовал меня, как свою ожившую мечту.
Райшен… с ним никогда так не было.
Да и сам Райшен был другим. В Лесу все было просто. Мы знали, чем и для чего занимаемся… то есть молодежь.
А что было сейчас между мной и Колином?
Беспредельная, всепоглощающая нежность.
Он держал мое лицо в ладонях и целовал так, словно это было чудом. Поцелуй креп, становился все сильнее и яростнее, я отвечала — и осознавала простую истину.
Для меня — поздно.
Я никуда от тебя не уйду, Колин. Я полюбила тебя.
Не знаю, когда и как это произошло, но полюбила.
Когда ты не дал убить несчастную зайчишку на дороге? Когда понимая, что тебя могут убить, стремился спасти своих людей? Когда лежал раненый и я волновалась за тебя? Когда признавался, что прекраснее меня никого не встречал?
Неважно.
Это все уже неважно, потому что я люблю.
А он?
Любит ли он меня?
Кого он любит?
Эта мысль заставила меня отпрянуть.
— Нет!
Колин посмотрел на меня так, словно я его ударила, а потом медленно перевел взгляд на свои руки.
— Нет… прости меня, пожалуйста. Я не хотел. Только не уходи, прошу тебя! Я… я бы скорее руку себе отрубил, чем тебя обидел! Клянусь!
Я вздохнула. Конечно, он в е понял неправильно. Я не считала себя оскорбленной, наоборот. А теперь предстояло объяснить ему, что глупые человеческие обычаи не имеют ко мне никакого отношения. Меня нельзя оскорбить несоблюдением их непонятных ритуалов, потому что я не человек.
И это было страшно.
Колин.
Я… это случилось против моей воли, но по моему желанию. Я обнимал ее. И целовал мою ожившую мечту.
А она отвечала мне. Ужасно неумело, но — искренне, в этом я не мог сомневаться. И ее громадные черные глаза смотрели так доверчиво… А потом она отпрянула.
— Нет…
В этот миг мне стало страшно.
А если она сейчас уйдет? И я никогда ее больше не увижу? Если я ее обидел? Оскорбил, сам не понимая и не желая этого?
Четырехликий, помоги мне!
Я же не смогу без нее жить! Я что‑то говорил, пытаясь объясниться, но она определенно меня не слушала. А потом на мои губы легла маленькая ладошка.
— Не надо, Колин. Ты меня не обидел.
И я понял, это правда. Но…
— Остановила я тебя по другой причине. Ты сейчас как слепец в темноте. Сначала я должна все рассказать тебе, а потом ты сам решишь, хочешь ли иметь со мной что‑то общее.
— Можешь ничего не рассказывать, — пожал я плечами. — Мне все равно. Только скажи, ты останешься?
— Пока ты меня не прогонишь.
Я выдохнул.
Четырехликий, спасибо тебе! Клянусь, я подарю храму пару подсвечников! За такое — и золотых не жалко.
— Никогда.
Черные глаза оставались строгими.
— Сначала выслушай меня до конца, а потом поговорим.
Я кивнул.
Что бы она ни сказала — она останется. Потому что я люблю ее и никуда не отпущу. Остальное — не важно. А… что она делает?
Девушка прошлась по комнате, остановилась в дальнем углу и скинула плащ на пол.
— Смотри.
В следующий миг она начала… изменяться.
Ощущение было такое, словно на картинку, нарисованную на песке, плеснули водой. Контуры женщины потекли, смазались, волосы словно бы охватили ее с ног до головы, закрывая лицо, она стремительно принялась уменьшаться… и спустя секунду на полу сидела симпатичная белая зайка.
Я словно остолбенел. То есть я все видел, все осознавал, но… на меня просто ступор нашел.
Зайка забарабанила лапками по полу, потом прыгнула поближе ко мне. И еще.
Когда она запрыгнула на кровать и ткнулась мне в лицо мокрым холодным носом, я отмер. Стиснул зверушку, поднял, повертел… и выдал четырехэтажное.
Моя заюшка?
Безусловно, это она. Но… КАК!?
Зверушка требовательно дернулась — и я послушно разжал руки.
Два прыжка в другой конец комнаты, к плащу — и контуры зайчишки смазываются. На этот раз ее словно окутывает тень, она расплывается, шерсть волной уходит внутрь тела — и вот, спустя пару минут на полу уже сидит моя лесная фея.
Оборотень?
Зая.
Должна сказать, я рисковала. И в то же время — не очень. Колин мог убить меня. Во время превращения оборотни очень уязвимы, хватит одного–двух ударов. Кстати — само превращение прошло намного легче. Ни боли, ни судорог, просто волна пробежала. Даже чуть приятно.
Ради этого я столько терпела?
Не знаю. Выяснять это сейчас и при Колине не стоило, определенно. Даже если у меня появилась другая форма, вряд ли юноша признал бы меня в образе медведицы. Потом, все потом…
Но Колин меня приятно удивил. Да, он был в шоке, да, ругался, но у людей это вообще обычная реакция на любое потрясение. А вот агрессии… ее не было. Он не желал причинить мне зла, не орал 'НЕЧИСТАЯ!!!', не мчался немедленно к жрецу, с требованием сжечь меня на костре, а заодно и всех зайцев в округе. Просто потискал меня, убеждаясь в моей реальности — и принялся смотреть дальше.
Что ж, за такое он заслуживал награды.
Я перешла в человеческую форму так же легко, накинула плащ и присела на кровать рядом с Колином.
— Ты готов меня выслушать?
Колин.
Я был в шоке. Абсолютном.
Оборотень… нет, я знаю об их существовании, но всегда полагал, что это просто глупые старые сказки. И вот — эта сказка ожила. Она жила рядом со мной, спала, ела, защищала меня… чем я это заслужил?
Я же самый обычный…
— Человек, который не дал меня убить. Ты забыл? Вы спасли меня от волков, а потом не стали убивать. Взяли с собой…
— Но…
— Тогда я решила отплатить добром за добро, а потом уйти. Ну и приглядеться к людям. Я ведь ничего о вас не знала. Вообще ничего. Как ходить, говорить, одеваться, платить за обед в трактире, понимаешь?
Я понимал. Но…
— Откуда ты?
— Из леса. Там живет моя семья.