— Наконец-то, Валера, — кинулась к нему в фойе гостиницы Юля, — а я уже начала беспо коиться!
— Привет, как прошла экскурсия?
— Хорошо.
— У меня тоже, — сказал Валерка, опережая вопрос.
16
— Остапенко… Остапенко!
— Я здесь, товарищ Оксана, — откликнулся из темноты подвала чекист, приставленный помогать Ксанке с беспризорниками.
— Коля, я уверена, что у них тут второй выход есть.
— Був, — поправил Микола, — да я его рухлядью привалил. За имя ж не угонишься, такие бисовы дыти!
— Молодец, товарищ Остапенко, — похвалила Ксанка. — Значит, действуем, как договорились: ты ловишь только того мальчишку, которого я укажу. Он верткий и крикливый, хоть и шепелявый. Только когда его поймаешь, можешь ловить следующего.
— Да ясно, товарищ Оксана.
Чекисты осторожно пробрались к месту, где прятались беспризорники.
— …а над клестами глоп с покойниском летает!
— Врешь!
— Вот те клест — сам от дядьки Савелия слысал! — забожился рассказчик. — Вдоль довоги мелтвые с косами стоят и… тисина!
— Коля, оратора бери, — шепнула Ксанка.
Остапанко кивнул и шагнул вперед.
— Всем стоять на месте, а то ухи пообрываю!
— Шухер, братва!
— Атас, пацаны!
Беспризорники кинулись к запасному выходу, но, встретив неожиданное препятствие, заметались по помещению. Остапенко кинулся в гущу, а Ксанка старалась держаться ближе к единственному проходу, чтобы не пропустить Кирпича. Часть мальчишек постарше, поняв, что вторая дверь только завалена, стали упорно раскачивать створки. Среди них оказался и Костя. Тут Микола его и настиг. «Ой, пусти, больно!» — попробовал кричать мальчишка, но Остапенко твердо помнил приказ своей юной начальницы и хватку не ослабил. Свободной рукой он прихватил еще одного пацана.
Услышав знакомый голос, Ксанка двинулась на звук, прихватив пару снующих в панике малышей. Видя, что проход освободился, беспризорники гурьбой кинулись к нему, отталкивая друг друга.
— Привет, Кирпич, опять ты нам попался! — сделав удивленные глаза, сказала Ксанка.
— А я опять сбегу! — заявил мальчишка.
— Это мы еще посмотрим, — встряхнул его Остапенко.
— Из детдома сбегу, а в тюльму меня садить не за сто!
— А иностранца кто бил?
— Я не бил, — твердо сказал Кирпич.
— Правильно, ты на шухере стоял, — сказала Ксанка. — Выводи их, Коля.
Некоторое время Кирпич шел, повесив голову, думал.
— Откуда знаесь? — спросил наконец он, глянув исподлобья на Оксану.
— А кто «сухел» кричал? — ехидно спросила Ксанка. — Тебя, в отличие от дружков твоих, даже в темноте опознать можно.
— А се ты длазнися, я вообсе нисего говолить не буду!
— И не надо, у нас свидетель имеется.
— Немес, сто ли? — презрительно спросил Кирпич.
— А откуда знаешь, что он немец? — спросила Ксанка. — Я ведь сказала — иностранец.
Мальчишка прикусил язык и отвернулся. Лучше с легавыми вообще не говорить, хитрые они, как лисы.
— А ты, шкет, — зеленый еще, — словно прочитав его мысли, заметил Остапенко, — подрасти сначала, а потом уж выбирай: в тюрьме сидеть или каким-нибудь хорошим делом заниматься.
— Это пасанов ловить — холосее дело?
— Нет, немцев бить, — отпарировал Микола, но спор с шепелявым, но острым на язык мальчишкой, прекратил.
Пойманных четверых беспризорников посадили в припасенную пролетку и с ветерком доставили по знакомому Кирпичу адресу — на улицу Одесскую в детский дом имени Клары Цеткин. Остапенко караулил мальчишек в приемной, а Ксанка прошла в кабинет к заведующей, забыв закрыть за собой дверь.
— Здравствуйте, Тамара Васильевна. Я опять к вам с пополнением.
— Здравствуй, Оксана. Новенькие?
— Кроме Кирпича всего четверо.
— Четверых не возьму, только Кирпича.
— Но, Тамара Васильевна…
— И слушать ничего не хочу. Ты у себя начальница, а я у себя. Не могу! Нет места.
— Очень нужно.
— Оксаночка, я знаю, но мест нет. Я сколько просила отдать мне правое крыло нашего здания? Пока не будет решения — ни одного воспитанника не приму, — твердо сказала заведующая.
Кирпич победоносно поглядел на своих приятелей: его принимали, а их нет, а кроме того, он знал, как отсюда сбежать, поскольку однажды уже это проделал.
— Решение уже есть, — понизив голос, конфиденциально сказала Ксанка. — Но пока, Тамара Васильевна, губчека держит часть вашего дома в резерве. Всего на два месяца.
— Зачем?
— Через месяц здесь будут чоновцы. Поймите, у нас нет другого помещения.
— Рядом с детьми? — возмутилась Тамара Васильевна. — Неужели тюрьма так переполнена?
— Чоновцы — это не бандиты, а части особого назначения, красноармейцы, понятно?
— А точно решение уже есть? — переспросила подозрительная заведующая.
— Точно.
— Хорошо, Оксана, два месяца мы с детьми потерпим, — согласилась Тамара Васильевна, — но ни днем больше!
— Договорились, — обрадовалась Ксанка. — Принимайте ребят, а я с товарищем Остапенко должна осмотреть помещение под казарму.
— Вот ключ, — сказала Тамара Васильевна, — я от своих сорванцов запираю.
— Думаете, помогает? — улыбнулась Ксанка, кивая в сторону Кирпича.
— Помогает, — строго сказала заведующая, — когда начинают понимать, что ломать замки — это плохо. Заводи ребят.
Остапенко с облегчением сдал мальчишек Тамаре Васильевне. С этой шпаной порой тяжелее приходится, чем с бандитами.
— Разрешите быть свободным, товарищ Ларионова? — козырнул Микола.
— А как же приказ начальника отдела по борьбе с бандитизмом?! — громко спросила Ксанка, закрывая за собой дверь кабинета.
— Но…
— Осмотреть помещение под казарму без разговоров!
— Есть, — сказал Микола, все равно не понимая, о каком это приказе Оксана гутарит.
17
— Господин штабс-капитан! Господин штабс-ка пи тан! — хорунжий влетел в квартиру Овечкина, словно брал ее штурмом.
— Что случилось? — Петр Сергеевич вскочил с кресла, в котором отдыхал после обеда.
— Провал, большевистский агент не приехал! — забыв о субординации, Славкин рухнул на диван.
— Господин хорунжий! — проревел капитан. — Объяснитесь толком!
Георгий Александрович подскочил к Овечкину.
— Поезд прибыл по расписанию, я с тремя помощниками прочесал все вагоны, никого похожего на чекиста с подругой обнаружено не было.
— Черт, — сказал только Петр Сергеевич, застегивая верхнюю пуговицу на кителе, — ничего поручить нельзя, все нужно самому делать. Где ваши люди?
— У подъезда ждут-с.
— Не кривляйтесь, вы же офицер, — поморщился Овечкин. — Список пассажиров вы проверили?
— Так точно, господин капитан. Все на месте, никакого Мещерякова в поезде не было.
— Гостиницы?
— Проверили, никто похожий не появлялся.
— Странно, — пробормотал Петр Сергеевич. — Красные должны были приехать группой. Такой компании нелегко затеряться в дороге…
— Так точно! — крикнул хорунжий, забегая вперед.
— Болван, — сказал Овечкин, проходя в предупредительно распахнутую дверь.
Лица агентов в подъезде выражали преданность и благоговение. Никто в наше время не хочет потерять работу, даже такую.
— Все в такси, — приказал капитан, довольный, что хоть машину не придется искать в тот момент, когда каждая минута на счету. — В компанию «Бруно и сыновья»!
Славкин сказал водителю адрес, и автомобиль помчался с максимально возможной скоростью, обгоняя прочие неторопливые экипажи.
Швейцар распахнул перед посетителями дверь, в уютном фойе навстречу гостям поднялся сек ретарь.
— Господам назначено? Как ваши имена?
— Назначено, назначено, — бросил Овечкин, — где герр Бруно?
— Сын, — вы хотите сказать? — стараясь сохранить вежливую улыбку, переспросил секретарь.
— Ага, сын, — подтвердил Славкин.
— Простите, господа, но патрон принимает только по предварительной договоренности. Изложите, пожалуйста, ваше дело и я сообщу вам время посещения.
— Он здесь, ваш патрон?
— Господа, герр Бруно не может принять вас и… — секретарь набрал воздуха, — прошу вас покинуть помещение, иначе я буду вынужден вызвать полицию.
Секретарь сделал шаг к столику, на котором стоял телефон.
— Секретаря и швейцара связать, — коротко распорядился штабс-капитан.
— Вы не можете… не имеете права…
Агенты бросились на секретаря, скрутили ему руки и заткнули рот галстуком.
— Как к нему пройти?
Кляп на секунду вынули.
— Направо и прямо, — выпучив глаза, сказал секретарь. — Я подчиняюсь силе.
— И правильно, — сказал Овечкин. — Двое здесь, остальные — за мной.
— Сын, — вы хотите сказать? — стараясь сохранить вежливую улыбку, переспросил секретарь.
— Ага, сын, — подтвердил Славкин.
— Простите, господа, но патрон принимает только по предварительной договоренности. Изложите, пожалуйста, ваше дело и я сообщу вам время посещения.
— Он здесь, ваш патрон?
— Господа, герр Бруно не может принять вас и… — секретарь набрал воздуха, — прошу вас покинуть помещение, иначе я буду вынужден вызвать полицию.
Секретарь сделал шаг к столику, на котором стоял телефон.
— Секретаря и швейцара связать, — коротко распорядился штабс-капитан.
— Вы не можете… не имеете права…
Агенты бросились на секретаря, скрутили ему руки и заткнули рот галстуком.
— Как к нему пройти?
Кляп на секунду вынули.
— Направо и прямо, — выпучив глаза, сказал секретарь. — Я подчиняюсь силе.
— И правильно, — сказал Овечкин. — Двое здесь, остальные — за мной.
Услышав в коридоре топот, герр Бруно-сын успел только поднять от чертежей голову, как в кабинет ввалилась компания незнакомых людей мрачного вида.
— В чем дело?
— Где русские? — гаркнул с сильным акцентом один из вошедших.
— Русские? — опешил Бруно. — А вы кто?
— Русские, — ухмыльнулся другой гость.
— Вы — сумасшедшие, — догадался хозяин кабинета и постарался утопить в кресле свое большое тело.
— Не прикидывайтесь идиотом, — сказал первый. — Обыскать!
Трое стали шарить по кабинету, словно искомые русские могли спрятаться в стенном шкафу, а четвертый господин подошел вплотную к герру Бруно. Небольшая коренастая фигура содержала в себе столько злой энергии, что немцу стало нехорошо, и он мысленно поклялся не интересоваться больше оккультными науками.
— Где русские? — повторил свой вопрос пришелец из ада.
Бруно сжался.
— Хорунжий, — позвал злобный русский, — помогите ему вспомнить.
Подручный подошел и с ходу влепил Бруно пощечину, потом следующую, и продолжал бы дальше, словно играя в «ладушки».
— А-а-а, — крикнул немец.
— Говорите, — попросил Овечкин, — или вы не понимаете мой акцент?
Бруно спешно закивал.
— Понимаю.
— Где русские? Когда приедут?
— Они… они уже приехали, неделю назад.
— Что?!
— Я лично развез их по местам, где они будут стажироваться, — Бруно понял, что гости огорчены, но надеялся — не настолько, чтобы снова его бить.
— Меня интересует Валерий Мещеряков, — раздельно сказал Петр Сергеевич. — Он где? Карту сюда!
— Они все, вся группа, размещена на наших шахтах в Рурском районе, вот тут, — Бруно вел по карте пальцем. — Мещеряков попал в местечко Штольберг вместе с коллегой. Если хотите, туда можно позвонить и…
— Не стоит, — криво ухмыляясь, сказал Овечкин, — не стоит никому ничего сообщать, и особенно полиции. Вы меня поняли, Бруно-сын?
— Да.
Налетчики развернулись и покинули кабинет.
— Он в полицию не сообщит? — Славкин мотнул головой назад.
— Нет, я специально его запугал, — сказал Петр Сергеевич. — Не о том думаете, хорунжий. Соберите людей, мы едем в Штольберг. В такой заштатной дыре этому чекисту от нас не скрыться! Это даже лучше, чем работать в Кельне.
— Господин штабс-капитан, разрешите обратиться? — спросил один из агентов.
— Слушаю.
— Неделю назад я как раз дежурил у квартиры Эйдорфа, — сказал тот, — и туда заходил какой-то человек.
— Как выглядел? — Петр Сергеевич крутанулся к агенту на каблуках.
— Блондин в очках, невысокого роста…
— Почему не доложили? — Овечкин в бешенстве схватил агента за грудки.
— Я доложил Ге… Георгию Александровичу, — прохрипел придушенный человечек.
— Славкин! — взревел капитан, словно от зубной боли.
— Я решил, что это не важно, тем более что посетителя они потеряли в Кельнском соборе. Решил, что это случайный визит.
— Вы чин хорунжего получили случайно, — прошипел Овечкин, — но я позабочусь о том, чтобы есаулом вы никогда не стали!
— Виноват, господин капитан, — преданно глядя в глаза начальника, сказал Славкин.
— Быстро организуйте машину, едем в Штольберг, — повторил приказ Овечкин.
— Есть!
Хорунжий и остальные поспешили скрыться с глаз рассерженного шефа.
Приходится работать с теми, кто есть, успокаиваясь, подумал Петр Сергеевич, других людей взять для разведки негде. Вот и Дрозд подвел, ох как подвел… Предупреждал он Леопольда Алексеевича… Хорошо еще, если Дрозд сам обманулся и прислал непроверенную информацию, а если он специально?.. Об этом надо хорошенько подумать, в машине для этого время будет. И план операции опять придется перестраивать на ходу. Хорошо, что он не сообщил полковнику об этом деле, то-то Кудасов бы сейчас орал, возможно, уже он тряс бы самого капитана за грудки. Предусмотрительность в разведке — первая вещь.
— Автомобиль подан, господин штабс-капитан! — доложил Славкин и распахнул дверцу.
— Наблюдение за квартирой Эйдорфа можно снять, — сказал, садясь в машину, Овечкин, — все люди понадобятся нам на этой шахте.
18
— Коли все так — отличный план, батька, — одобрительно покачал головой Илюха Косой.
— Сведения надежные, перепроверенные, — заверил Бурнаш. — Красные думают, что это они против нас операцию готовят, а выйдет, що мы ее уже зробили! — Довольный атаман подкрутил ус. — Я пока молчал, чтоб кто из хлопцев не сболтнул зря, а зараз выступили, так ты должен все знать, Илья. Ведь ты — мой первый сотник.
— Я с тобой, батька, в огонь и воду, — пообещал Косой, — но еслив пройдет все успешно, по нашим следам этих самых чоновцев гурьбой пустят со всей Украины. Это мне беспокойно.
— Не журись, Илюха, тут тоже все продумано! Полковник Кудасов подробную инструкцию прислал, как нам через румынскую границу идтить. Но это, брат, пока секрет. Могу только сказать, что не одну инструкцию, нам еще подмогу с той стороны сделают, коли мы условный сигнал подадим. На том участке границы давно тихо, красные привыкли всласть спать, так что даже небольшим отрядом их оборону прорвем.
— Хорошо бы, — Косой достал цигарку и закурил.
— Не то слово, такой боевой отряд, как наш, прославленный в боях с большевиками, всем нужен будет, золотом засыпят.
— Хорошо бы, — размечтался Косой. — Я бы сразу в Париж махнул, имею такое желание.
— Не все до Парижу доедут, — напомнил Бурнаш. — Ты цигарку досмоли и больше ни-ни, особенно, как в город въедем. И хлопцев своих предупреди, весь расчет, что пока мы до губчека не доехали — нас за своих принимать должны.
— Ладно, батька, сделаем конспирацию, — сказал сотник.
Сам атаман пришпорил лошадь и приблизился к голове колонны. Здесь ехали казаки, одетые в специально подобранные кожаные комиссарские куртки, вооруженные не обрезами, а карабинами, а средний в строю Семка держал на стремени древко ненавистного красного знамени. Бурнаш самолично сдернул его со стены одного сельсовета и приберег. Кровавый цвет будоражил память: сколько раз несся атаман в конном строю на такое же знамя, стараясь одним взмахом шашки срубить древко вместе с головой буденновца-знаменосца, а сколько раз приходилось бежать в леса, спасаясь от конной лавы большевиков. А они потом обкладывали эти леса красными флагами, словно волков, травили батькиных казачков… Ну да отомстится сегодня краснопузым за всех хлопцев погибших…
Атаман тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Кто перед боем в тоске память ерошит, тому живым не быть, есть такая примета. А он пока погибать не собирается, он тоже в Париж хочет, или в Амстердам какой-нибудь, где бы тот чертов город ни находился. Главное — подальше от этих мест, которые скоро начнут прочесывать отряды красноармейцев-чоновцев, спрятанные до поры от людских глаз. Врешь, от Гната Бурнаша не скроешься! Он их, чекистов этих, Мстителей проклятых, насквозь видит.
Бурнаш объехал все свое войско, вытянувшееся в колонну уже у городской черты. Прискакавший из арьергарда казак доложил, что заставу на въезде в Юзовку убрали тихо, без звука. Атаман кивнул и вдруг вспомнил, что с Мстителями он первый раз познакомился такой же теплой ночью, во время такого же лихого налета на другой город. Красным отрядом тогда руководил Иван Ларионов, и детишки его под присмотром старших находились. А в городской гимназии тогда бурнаши заночевали. Юзовка — цель покрупнее, да и ЧК — не гимназия… Да что он опять чепуху вспоминает, так и беду накликать недолго!
Пока все шло по плану. Отряд вошел в город без выстрелов, миновал улицу Одесскую, на которой пустая казарма все еще ждала чоновцев, проехал по Пролетарской. Вот он, виднеется, — старый купеческий дом, где засела ЧК.
— К бою! — скомандовал в полный голос батька. — Вперед!