С замкового холма я с комфортом спустилась на лифте и прошла, удаляясь от моря, пару кварталов по бульвару Кур Салейя.
Вообще-то это было бы правильнее сделать намного раньше, еще на рассвете. По утрам ежедневно, кроме понедельника, Солнечный рынок – именно так переводится «Кур Салейя» – являет собой огромный красочный базар, где во множестве продаются сувениры, сладости, фрукты и – главное – разливается целое море живых цветов. Я чувствовала, что для меня с моей недобитой зимней депрессией это яркое зрелище будет сродни эффективной лечебной процедуре. После посещения кладбища я особенно остро ощущала потребность в сильных положительных впечатлениях.
Вечером бульвар Кур Салейя превращается в один большой уличный ресторан с поварами-зазывалами. Это тоже вполне позитивное шоу, особенно для тех, кто не боится растолстеть. Я из их числа, поэтому приметила пару местечек, где пахло особенно вкусно, но отложила гастрономическую экскурсию на другой раз.
Сориентировавшись по карте, прихваченной из отеля, неподалеку от бульвара я отыскала ночной клуб «Голый Мерлин». Вопреки моим опасениям, изображения обнаженной мужской натуры на вывеске не было, и я рискнула войти.
В это время суток заведение работало как самый обычный ресторанчик, и никаких пугающих типажей из числа вероятных постоянных клиентов-нудистов и эксгибиционистов я в маленьком зальчике не увидела. За столиками сидели пары и группы людей, выглядевших вполне заурядно, как нормальные туристы. Я заняла свободный столик в каменной арке у окна и, соблазнившись насыщенным ароматом, витающим в зале, заказала буйабес. Рыбная похлебка с чесноком и пряностями – это, конечно, не изысканная клубная закуска, но у меня и не было настроения предаваться разгулу.
Больше всего мне хотелось поглубже забиться в чьи-нибудь крепкие объятия, тесно прижаться щекой к широкой мужской груди и затихнуть, чувствуя теплое ровное дыхание на макушке и горячие ладони на талии.
Я положила на стол перед собой фотографию Герофилы и вынула из сумочки телефон, который выключила еще перед взлетом «Боинга» и с того момента не оживляла – не хотелось, чтобы меня беспокоили в моей лазурной сказке.
Другими словами, я боялась, что мне позвонит Андрей и я, услышав его волнующий голос, вновь поддамся слабости. И вместо того, чтобы положить конец нашему роману, совместными каникулами в Ницце открою его новую главу!
– Нет, нет и еще раз нет! – твердо сказала я себе и набрала другой номер – тоже по-своему памятный, но давно уже не вызывающий учащенного сердцебиения.
– Ну, наконец-то! Анхен! – мгновенно узнав меня по голосу, укоризненно и одновременно с радостью воскликнул Семен Аркадьевич. – Куда ты пропала?
– Как будто ты не знаешь! – фыркнула я.
– Я, конечно, догадываюсь, что ты опять улетела в Ниццу, – засмеялся он. – Но за просьбу подтвердить это мое предположение твой голубой пуделек-помощник меня так непочтительно облаял, что я невольно вспомнил старые добрые времена. Куда ты от меня тогда сбежала – в Египет?
– В Дубай. – Я тоже засмеялась. – Но ты же знаешь, та история давно закончилась…
– А жаль! – ввернул он.
– И я бегу не от тебя, – невозмутимо закончила я, не в первый раз подумав, что у мужчин и женщин совершенно разное отношение к былым романам.
Взять, к примеру, меня: я могу приветливо и даже по-дружески общаться со своими бывшими, но при этом – клянусь! – никто из них не вызывает у меня каких-то особых чувств, и никогда я не сожалею о разрыве. Что было в прошлом, то в нем и осталось. Ведь меня сегодняшней там нет! Я думаю, что-то именно в этом духе и подразумевает общеизвестное библейское выражение: «Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов». Те мои страсти умерли. А я – живая.
Но Семен Аркадьевич полагает совершенно иначе. Ему, как и другим мужчинам, свойственно думать, будто женщина, которая принадлежала ему когда-то, потенциально остается «его женщиной» всегда. То есть любой, самый замшелый и покрытый пылью любовный роман для мужчины вполне реален. Как реальны для охотника кабаньи головы и медвежьи чучела: пусть крайне маловероятно, что по ним доведется пострелять еще разок, но они были и даже не сплыли – вот, можно потрогать, почти как живые! И редкий мужчина удержится от того, чтобы при мало-мальски удобном случае не попытаться соблазнить бывшую любовницу. Надо полагать, сугубо из спортивного интереса.
– И вообще, я звоню тебе не для того, чтобы обсудить мои сердечные дела! – Я в очередной раз дала понять, что сезон охоты на меня закрыт и повторной лицензии Семен не получит. – Скажи лучше, ты прослушал ту запись на диктофоне, который передал тебе мой помощник Санчо?
– Да, – сухо ответил он.
Наверное, обиделся. Ну, ничего, не в первый раз он наступил на эти грабли…
– И что ты можешь сказать?
Семен Аркадьевич помолчал.
– Мне очень важно знать твое мнение, – подольстилась я. – Пожалуйста, скажи, что ты думаешь?
– Что я не ошибся, отправив Тамару к тебе, – неохотно сказал мой собеседник. – Ее пропавшая дочка, Марина… Она очень похожа на тебя, какой ты была в ее возрасте. Я не о внешности, конечно…
– А ты разве помнишь, какой я была?
Я кивком и улыбкой поблагодарила официанта, доставившего мой заказ, и вернулась к разговору.
– Я не просто помню. Я этого никогда не забуду! – сказал Семен, и мечтательные нотки в его голосе побудили меня резко сменить тему:
– Скажи, твой телефон принимает ММS?
– Ты хочешь прислать мне фото своей кровати в отеле или показать заманчивый вид из окна? – приятно удивился он.
– Да нет же!
Я рассердилась, потому что разговор все глубже сбивался в интим, чего мне вовсе не хотелось.
– Я пришлю тебе одну любопытную фотографию. Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь ее. Я перезвоню!
Я нажала «отбой», подвинула в сторону тарелку с горячим буйабесом, положила на клетчатую скатерть фотографию, купленную у мсье Эжена, и старательно пересняла ее встроенной камерой мобильника. Качество изображения от этой операции не выиграло, но и не слишком пострадало. Семен получит достаточно точную копию оригинального снимка.
Отправив ММS, я перевернула фотографию «Герофилы» изображением вниз, отложила ее вместе с телефоном на край стола и принялась за похлебку.
Фотография меня тревожила, и от того, что я поделилась своей тревогой с умным и сильным мужчиной, уже стало немного спокойнее. Да, я не рассматриваю своих бывших любимых в качестве сексуальных партнеров, но иногда не прочь опереться на крепкое мужское плечо. Если, конечно, в нагрузку к нему мне не навязывают еще что-нибудь более или менее крепкое.
Наступившие сумерки размыли контуры и приглушили цвета домов на противоположной стороне улицы. Бесшумно ступая и ловко лавируя между столиками, официант зажег свечи в круглых стеклянных бокалах. Я доела похлебку, заправила волосы за уши, чтобы открыть свету свои серьги, и заказала «Мохито». Лунные камни, подрагивающие в моих сережках, таинственно мерцали оранжево-синим огнем и красиво отражались в темном оконном стекле.
– Все хорошо, но чего-то все-таки не хватает, – коварно нашептал мне внутренний голос.
– Кого-то! – кивнув, поправила я.
Мысли сами вернулись к Андрею.
Почему мы расстались? Точнее, почему я с ним рассталась? Мне нравился этот мужчина. Одно время я даже думала, будто люблю его. И многочисленные редчайшие совпадения, которые мы оба предпочитали трактовать как символы и знаки свыше, казалось, подтверждали, что наша встреча не была случайной, что нам позволили найти друг друга и категорически не велят потерять.
Конечно, мне хотелось бы встречаться чаще. Но я не планировала и не ждала такого общего будущего, в котором мы были бы связаны теснее, чем сейчас, и уж точно не думала, что никогда в жизни не пожелаю другого мужчины. Напротив, я не без интереса ждала неизбежного окончания нашего романа, чтобы потом, много лет спустя, убедиться, что Андрей меня не забыл. Как не смог забыть Семен, да и другие тоже. И той подруги Андрея, с которой я его «застукала», вряд ли стоило всерьез опасаться – он говорил, что не любит ее, и пренебрежительно называл «колхозницей». Так неужели банальная ревность могла заставить меня в клочья разорвать интересные и многоплановые отношения с мужчиной, каких мало? Разве я не могу простить ему эту колхозницу?
Я даже не заметила, что мыслю уже в категориях настоящего времени, а рука тем временем сама потянулась к телефону.
– Ты можешь простить ему хоть сотню колхозниц! – помог мне опомниться сердитый внутренний голос. – Нельзя простить вранье. Он утаивал от тебя важные вещи, недоговаривал, отмалчивался, лукавил – обманывал.
– Похоже, все мужчины обманывают, – вздохнула я, посмотрев на часы.
Павел, назначивший мне встречу на семь, все не появлялся.
Он пришел, когда я уже закончила ужин и смаковала «Мохито», с опасливым интересом прислушиваясь к звукам, доносящимся из-под пола. Он, как мне показалось, слегка вибрировал: в подвальном помещении включили мощную звуковую аппаратуру. В «Голом Мерлине» начиналась ночная часть программы.
– Похоже, все мужчины обманывают, – вздохнула я, посмотрев на часы.
Павел, назначивший мне встречу на семь, все не появлялся.
Он пришел, когда я уже закончила ужин и смаковала «Мохито», с опасливым интересом прислушиваясь к звукам, доносящимся из-под пола. Он, как мне показалось, слегка вибрировал: в подвальном помещении включили мощную звуковую аппаратуру. В «Голом Мерлине» начиналась ночная часть программы.
– О боже! Я так спешил, но все равно опоздал! Простите меня, дорогая, простите!
Павел низко склонил голову, и волнистые волосы упали ему на глаза, но я видела их лукавый блеск сквозь каштановые пряди. Ну-ну, подыграем комедианту.
– Не верю! – нарочито холодно сказала я и оглядела самодеятельного актера с головы до ног. – Не верю, что спешили, и не верю, что раскаиваетесь!
Мужчина, собирающийся на свидание в волнении и большой спешке, похож на более или менее симпатичное огородное чучело. А Павел выглядел превосходно, я бы даже сказала – безупречно. Эластичный черный джемпер и темно-синие, с коричневой строчкой дизайнерские джинсы представлялись идеальной экипировкой для ночного клуба, а шоколадного цвета бархатный пиджак добавлял функциональному наряду богемного шарма и идеально гармонировал с коричневыми замшевыми мокасинами.
Мужчина, который умеет одеваться модно, стильно и сообразно случаю, – большая редкость за пределами светского общества! Интересно было бы узнать, какова его манера спешно раздеваться…
– Не верю! – повторила я.
– А так верите?
Павел вывел руку из-за спины и торжественно вручил мне красную розу.
– В раскаяние или в спешку? – уточнила я, благосклонно приняв и понюхав цветок.
– В мою готовность служить вам, как самой Прекрасной Даме!
– С чего бы это? – провокационно спросила я, кокетливо тряхнув сияющими сережками.
– Так ведь мы сейчас на юге Франции, а это древняя земля трубадуров! – Павел взмахнул воображаемой шляпой и изобразил довольно изящный поклон.
Я не выдержала и засмеялась:
– Предупреждаю, если в той руке, которую вы все еще держите за спиной, не дай бог окажется мандолина, ваше рыцарское служение мне прервется, едва начавшись! Я терпеть не могу любительское пение и прочие трабадурости!
– А как насчет великолепного красного вина? Его вы любите?
Трубадур и менестрель показал, что в левой руке у него не музыкальный инструмент, а запыленная бутыль.
– Я ограбил ради вас местный винный погреб!
– Это достохвальный подвиг, – одобрила я и жестом указала на стул. – Присаживайтесь! Я, правда, уже поужинала и даже начала дегустацию спиртных напитков.
– Так продолжим!
Павел занял место напротив меня и помахал официанту. Через минуту в объемистых бокалах перед нами рубиново засияло бордо.
– Сухое красное после коктейля с ромом? Это смелый шаг! – без одобрения прокомментировал мой внутренний голос.
Кажется, он собирался прочесть мне занудную мораль, но я заглушила его назойливый шепот сначала звоном бокалов, а потом смехом и болтовней.
Примерно через час – к этому времени мы допили вино, а я еще успела усугубить приятное опьянение вторым «Мохито» – Павел расплатился по счету, и мы, заботливо поддерживая друг друга на коварно узкой и крутой лестнице, спустились в подвал – танцевать.
В женской среде издавна бытует мнение, будто по тому, как мужчина танцует, можно определить, каков он в постели. Это крайне опасное заблуждение.
По моим наблюдениям, лучше всего танцуют геи, трансвеститы и импотенты. А среди мужчин нормальной ориентации чемпионами по зажигательным пляскам являются самовлюбленные типы, чей эгоизм в полной мере проявляется как раз в постели. Опять же мелким вертлявым живчикам формата «метр с кепкой в прыжке» сложные па удаются гораздо лучше, чем двухметровым здоровякам типа «косая сажень в плечах», хотя бы потому, что высокому крупному индивидууму на танцполе особо не развернуться. Но это же не значит, что микроорганизмы так же выигрышно смотрятся при исполнении упражнений на матрасе!
Короче говоря, я лично избегаю сближения с мужчинами, которые на дансинге исполняют па, как балетная труппа Большого театра и хореографический ансамбль индейского племени Сиу, вместе взятые. По мне, если мужчина во время быстрого танца топчется под музыку с грацией молодого бегемота и при этом не наступает на ноги другим танцующим, это нормальная заявка на выход в полуфинал. Такого танцора я вполне могу отобрать для индивидуального просмотра в режиме медленного танца. Тогда становится окончательно ясно, приятна ли мне близость его тела, комфортна ли постановка рук на изгибах моей фигуры и пробегает ли между нами та искорка, которая в более интимной обстановке способна превратиться в мощный электрический разряд.
Павел прошел проверку успешно. После трех быстрых танцев и одного медленного я решила, что продлю наше с ним общение до утра. На какие-то феерические ощущения я не расчитывала, но в классической программе трубадур-менестрель должен был выступить неплохо. Меня особенно порадовало, что в процессе танца он не нашептывал мне на ушко сомнительные комплименты и не пытался делать заявок на будущее, описывая свои более или менее гнусные желания и намерения. Слишком многие мужчины обожают это делать – страстным шепотом озвучивать дальнейшую программу, подробно пересказывая и смакуя ее, точно сюжет порнофильма!
А мы, женщины, как правило, не любим откровенных разговоров о сексе (меньше слов, больше дела!). Нам нужно говорить о чувствах – о любви, тоске, ревности, можно даже о влечении и страсти, но так, чтобы это не звучало как деловитая заявка золотоискателя на перспективный участок. Лишь очень близкий человек может порадовать меня sms-кой, начинающейся словами: «Любимая, я хочу снять с тебя трусики…» И даже он вряд ли получит в ответ что-то столь же эротичное.
Вероятно, эти мысли о примитивной животной сущности мужского племени отразились на моем лице, потому что предупредительный трубадур спросил, не хочу ли я еще выпить. Видимо, решил добавить мне куражу.
– Еще «Мохито»? Или чего покрепче?
– Пожалуй, текилу! – решила я.
Внутренний голос в панике взвыл, но децибелы очередной плясовой его полностью заглушили. Укоров совести я также не услышала. В конце концов, я взрослая, самостоятельная и свободная женщина! Могу пить что хочу и спать с кем хочу!
Если, конечно, хочу…
Я испытующе посмотрела в спину Павлу, который энергично протискивался к барной стойке в углу зала, и неожиданно наткнулась на острый внимательный взгляд. Буквально напоролась на него, как на колючую проволоку!
У стойки бара на высоком табурете сидел тот самый парень. Посреди всеобщего танцевального хаоса он сохранял каменную неподвижность, только взгляд сканировал толпу да периодически размеренным движением поднималась и опускалась рука со стаканом. Одет он был не самым подходящим образом – как-то старомодно. Тщательно отутюженные черные брюки, бледно-голубая рубашка с галстуком и синий пуловер были бы гораздо уместнее в офисе. Тем не менее я чувствовала, что меня этот странный парень неудержимо влечет.
Мы сцепились взглядами, и я, точно загипнотизированная, двинулась к нему, как вагончик канатной дороги по натянутому тросу. Павел, стоя ко мне спиной, пытался докричаться до бармена, увлеченно жонглирующего бутылками. Я подошла к интересующему меня субъекту почти вплотную и спросила первое, что пришло в голову:
– Вы танцуете?
– Нет.
Ответ был короткий, но вежливый, он даже сопровождался смущенной улыбкой. Поэтому я дерзнула спросить еще:
– Значит, танцует ваша подруга?
– У меня нет подруги.
– Только не говорите мне, что вы голубой! – ляпнула я.
– Кто – я? Голубой?! – Парень искренне ужаснулся. – Неужели похож?!
Он встревоженно оглядел свой нелепый наряд и снова взглянул на меня – с детским испугом, который выглядел так комично, что я расхохоталась.
– Вы похожи на офисную пчелку, по ошибке залетевшую в чужой улей! Но ваша мужественность вне подозрений, – заверила его я. – Я в этом разбираюсь.
– Верю, – уже без улыбки сказал он, все так же пристально глядя мне в глаза.
– Я Анна, – представилась я, не дождавшись соответствующего вопроса.
– Я Даниэль. Можно Дэн, – сказал он после такой долгой паузы, что я уже почти отчаялась дождаться ответа.
И тут в едва завязавшийся разговор вмешался Павел:
– Дорогая, твоя текила! А я…
Он увидел рядом со мной Дэна и перестал улыбаться.
– Ты встретила знакомого?
Я не успела ответить. Едва оживившаяся физиономия Дэна превратилась в безразличную маску, а его взгляд скользнул в сторону, потерявшись в беснующейся толпе.
– Э-э-э… Это мне? – Обескураженная, я едва нашлась что ответить и неизобретательно замаскировала свою растерянность, надолго припав к спиртному.
– Потанцуем еще? – Едва дождавшись, пока я покончу с текилой, Павел увлек меня на дансинг.