– Муж мой любимый, хаш вот-вот приготовится, но есть такое объедение вдвоём как-то неправильно. Пойди-ка, мой дорогой, в церковь и пригласи к нам на ужин первого, кто станет возле тебя.
Купец всегда слушался жену, и в этот раз тоже не прекословил. Но случилось так, что когда он зашёл в церковь, любовник опоздал. Тем временем забрело сюда трое цыган и стали возле купца молиться. Купец, не долго думая, обратился к ним:
– Уважаемые, моя жена приготовила хаш и сказала, чтобы я пригласил кого-нибудь на ужин. Вот я вас и прошу – идёмте ко мне.
Цыгане с радостью согласились, а любовник, который наконец прибыл в церковь, только разочарованно облизнулся.
Пока муж ходил в церковь, жена прибрала в доме, надела самую лучшую одежду, бусы и перстни, принарядилась, как куколка, и только и делала, что в окно поглядывала.
Но каково же было её удивление, когда увидела она своего муженька с тремя шалопаями ободранными! Когда цыгане зашли в дом и расселись за столом, она отозвала мужа в сторонку и зашипела:
– Разве я тебе говорила приводить сюда этих разгильдяев, этих конокрадов? Что ты себе думаешь, что я наварила хаш, а теперь каких-то прохиндеев буду угощать?
– Да тихо ты, поздно что-то говорить. Я уже их привёл, неудобно прогонять.
– Ну хорошо, раз ты такой растяпа. Сходи тогда хлеба купи, а я пока разведу хаш водой.
Как только купец пошел к ближайшей пекарне, как женщина взяла ступу, бросила в неё кусок старого сала и, сев на скамью так, чтобы цыгане её видели, принялась толочь. Дыгане некоторое время спокойно наблюдали за тем, что она делала, но наконец не выдержали и спросили:
– А скажите нам, уважаемая, что это вы делаете?
– Ой, горемычные вы мои! Если бы вы знали, какая беда вас ждёт, то обходили бы мой дом десятой дорогой.
– Да ладно, что вы такое говорите? Какая напасть может ждать нас в доме такого уважаемого купца?
– Сразу видно, что вы не местные. Так будет же вам известно, что мой муж – известный разбойник. Пригласит он гостей, будто на ужин, а меня заставляет толочь в ступе сало до тех пор, пока толкач не покроется толстым слоем жира. Тем временем он приводит сюда ещё нескольких таких же, как он, сорвиголов, и давай гостям этот толкач в задницы запихивать!
Как услышали цыгане её рассказ, так и сорвались с мест, только пятки засверкали! А тут и муж подоспел.
– А где же гости?
– Да ну тебя с твоей цыганвой! Они украли котёл хаша и убежали.
Купец выскочил на улицу с хлебом под мышкой, и в самом деле увидел, что цыгане удирают.
– И что ты вытаращился! – закричала жена. – Беги догоняй!
Купец бросился вдогонку с криками:
– Эй! Стойте! Остановитесь! Дайте хоть кусочек обмакнуть!
Он имел в виду – макнуть хлеб в хаш, а цыгане подумали, что о толкаче речь, и от испуга так понеслись, что аж в Брюховичах отдышались.
Возвратился купец домой, перекусил постным хлебом и спать завалился. А жена подогрела хаш, вынесла его в сад, где уже её любовник ждал, и они вдвоём за милую душу умяли целый котелок.
Свадьба лесных духов
Один охотник блуждал всю ночь по брюховецкому лесу в поисках добычи, да напрасно. Собрался было он домой, как слышит вдруг: из чащи доносятся звуки барабана и лютни. Он пошел туда, откуда звучала мелодия. Видит – на поляне лесные духи играют свадьбу. Охотник подкрался ближе и стал наблюдать. Приметил он, что на одной лесной панне платье точнёхонько такое, как у его жены.
После танцев лесные духи уселись за столы, полностью заставленные различными яствами. Заметив охотника, духи стали его угощать – передали ему плов, жареное ребро быка, другие блюда. Охотник всё принимал, но ничего не ел.
Когда пир завершился, духи попросили охотника вернуть бычье ребро. Но он отказался.
Собрав все косточки съеденного быка, кроме одного ребра, лесные духи начали его оживлять. А недостающее ребро заменили ореховой веткой.
Охотник, увидев возникшего из костей быка, сразу узнал его – это был соседский бык. Разгневавшись, он выстрелил из ружья – и всё исчезло.
Вернувшись домой, охотник тщательно проверил платье жены и нашёл на нём несколько репьёв, хотя давно уже то платье жена не надевала. Понял он тогда, что всё происходившее в лесу было правдой.
Тогда охотник рассказал соседу о том, что у его быка вместо ребра – ореховая ветвь. Сосед, конечно, не поверил. Но когда пришло время зарезать этого быка, то все увидели, что одно из его рёбер напоминает изогнутую ветвь ореха.
Цыгане
Лишь бы отцу стыдно не было
Всем известно, что крестьяне живут в селе, горожане – в городе, а цыгане – в таборе. Почему так испокон веков повелось, тоже известно. Никто никогда не видел цыгана, который хотя бы раз в неделю ничего не украл у соседа. А теперь представьте себе соседа, который согласится, чтобы у него каждую неделю что-нибудь воровали. Не можете? Я тоже. Вот и цыгане тоже не могут. Поэтому приходится жить в таборах и часто переезжать с места на место. Чтобы воровать понемногу отовсюду.
А не воровать цыгане тоже не могут. Это их характерная особенность, и они ею даже гордятся. Среди своих, конечно. Потому что нам с вами этого не понять.
Вот однажды, ещё в прежние времена, на Збоищах стоял цыганский табор. И у одного цыгана был маленький сын. И всё бы хорошо, если бы не один недостаток цыганёнка: за всю свою недолгую жизнь он ещё ни разу ничего не украл. Долго терпел старый цыган, но наконец позвал сына и сказал:
– Ждал я, ждал, когда ты наконец поумнеешь, но вижу, что не дождусь. Сегодня же пойди и укради что-нибудь. Да так, чтобы все в лагере об этом узнали, а то стыдно людям в глаза смотреть. цыганёнок – а такой честный.
Ничего не поделаешь – принялся мальчик за работу. Вышел из лагеря и отправился к ближайшему дому. Там как раз сели обедать. Поздоровался мальчик, да и просит:
– Сударь, не могли бы вы мне дать кусочек сала? Отец вам завтра отдаст.
Хозяин был человек добрый. И хоть не очень цыганёнку поверил, но отрезал кусок сала и дал.
Прибежал домой мальчик, да и показывает сало отцу. Весь табор сошелся посмотреть, как такому малышу удалось выцыганить столько сала.
Отец аж глаза протёр:
– Расскажи-ка, сын, как ты его украл?
А цыганчук гордо отвечает:
– А я не воровал, а одолжил, а вы, отец, завтра отдадите.
Ну и разозлился отец – теперь весь лагерь будет смеяться над ним и над его глупым сыном. Схватился цыган за кнут, и ну дубасить мальчика.
– Сейчас же отнеси сало, откуда принёс. А вернёшься с пустыми руками – исполосую.
Взял цыганёнок сало и, обливаясь слезами, побежал к доброму хозяину. Отдаёт ему сало, а хозяин удивляется:
– А что такое? Отцу расхотелось сала?
– Да нет, пан-сударь, отец натёр немного маме задок, чтобы у неё не болело, потёр, да и назад возвращает.
– А черти бы ваше сало ели! – крикнул хозяин и в сердцах швырнул тем салом в цыганёнка. – Убирайся к чёрту с этим салом и не появляйся больше на глаза.
Цыганёнку только того и надо было. Он забрал добычу и понёс домой, радуясь, что теперь его отца никто не упрекнёт.
Цыганка из мёртвого табора
Жил себе один молодой цыган по имени Вайда, который происходил из зажиточного рода осевших на Збоищах цыган. Занимался он тем, что продавал на ярмарке коней.
Как-то погнал он лошадей в Черновцы и выгодно продал, а когда возвращался, то застала его в дороге кромешная ночь. Поискал он себе уютное местечко, и уже устроился было на ночлег, как услышал цыганскую песню. Сел он на коня и поехал на голос. Немного проехал, как смотрит – на лугу возле реки раскинулся цыганский табор. У ярких костров сидят цыгане и поют, но как-то так грустно, что сердце разрывается. Никогда Вайда не слышал таких печальных песен. Но решил к табору не приближаться и понаблюдать со стороны.
Стреножил коня, подкрался как можно ближе и вдруг увидел возле одного костра очень красивую девушку. Как глянул на неё Вайда, так больше глаз не отводил. Боялся, что как только сомкнёт глаза, то девушка исчезнет, и он уже её не найдёт.
К утру смолкли пения и танцы, а цыгане начали разбредаться по шатрам. Вайда запомнил шатёр, в котором исчезла девушка, и решил её похитить.
Некоторое время подождал, пока сон цыган возьмёт, а потом тихонько прокрался к шатру.
Когда же он заглянул внутрь, то едва удержался, чтобы не закричать от ужаса. В шатре лежали изрубленные, изрезанные цыгане – у кого рук нет, у кого ног, а у кого головы. Весь шатёр внутри забрызган кровью. Смекнул тогда Вайда, что наткнулся на мёртвый табор. Но так его та девушка очаровала, что решил он мёртвую или живую – а таки с собой забрать.
Перевернул несколько тел и увидел её. Была она целая и невредимая, но бледная и холодная.
Схватил её юноша на руки, вынес из шатра и изо всех сил побежал к коню. Через миг он уже мчался по направлению ко Львову.
Ехал так целый день и целый вечер, а ровно в полночь девушка встрепенулась и ожила.
– Где я? – вскрикнула она. – Что со мной? Куда ты меня везёшь?
– Я – Вайда. цыган из Львова. Я наткнулся на ваш табор и, как увидел тебя, решил, что будешь моей. И похитил тебя.
– Ты сошёл с ума? Ведь мои братья, вероятно, уже едут по твоему следу. А если догонят, то убьют. Или тебе неизвестно, что от мёртвых нигде не спрячешься? Поворачивай немедленно коня назад!
– Я братьев твоих не боюсь, и никого другого. И ты будешь моей, даже если придётся со всем миром за тебя драться.
Только он произнёс это, как далеко позади донёсся стук лошадиных копыт.
– Горе тебе! – заголосила девушка. – Они нас догнали!
Так оно и произошло. Братья догнали беглецов, сестру забрали, а Вайду избили так, что он долго без памяти лежал. А когда пришёл в себя, то сел на коня и вновь отправился туда, где расположился мёртвый табор. Он твёрдо решил без девушки домой не возвращаться.
Поздно ночью прибыл на то же самое место и снова затаился в кустах неподалёку. цыгане пели и танцевали, а на рассвете разбрелись по шатрам.
И снова Вайда похитил девушку и старался как можно дальше отъехать от табора при свете дня, да только всё зря – догнали его братья, сбросили с коня и жестоко избили.
– Нет, так легко я не уступлю, – были его первые слова, когда он пришёл в себя.
Вот упрямец! Будто и не слышал о том, что кони у мертвецов быстрее ветра, и если у живого конь дорогу выбирает, то у мёртвого напрямик летит, ни лес, ни болото, ни горы ему не страшны, а по воде он мчится, как по суше.
Вот и не удивительно, что мёртвые братья и в третий раз Вайду догнали, но на этот раз уже его не били, а сказали:
– Откуда ты взялся такой на нашу голову? Ты что, не понимаешь, что никогда от нас не убежишь?
– А что я должен делать, если влюбился без памяти в вашу сестру?
– Что делать? Ну, раз ты такой упрямый, то исполни нашу волю… Случилась с нами беда. Мы остановились табором на лугу неподалёку от села, а кони наши забрели на поля, да и рожь пощипали, а что не съели – вытоптали. Мы же, после ночи песен и плясок, крепко заснули. Утром крестьяне как увидали, что мы с их полями сделали, похватали вилы, косы, топоры да и порубили нас, посекли всех до одного. И теперь покоя нам нет, каждую ночь выходим из-под земли. Так уже много раз повторялась та наша последняя ночь, и нет ей ни конца ни края, а души наши мечутся и покоя не знают. Если же ты хочешь нам помочь, то езжай за нами и похорони нас как положено, отпой и помолись за упокой наших душ.
Вайда пообещал исполнить их волю, и братья, забрав свою сестру, исчезли.
Всю ночь он ехал к тому месту, где расположился мертвый табор, и как раз под утро доехал. Густой сизый туман клубился кругом. Лагерь спал мёртвым сном.
Вайда выполнил просьбу братьев, похоронил мёртвый лагерь и отпел. Лишь одно он сделал не так: мёртвую сестру не похоронил, а снова посадил её перед собой на коня и помчался домой.
В полночь девушка ожила и горько заплакала:
– Вайда, Вайда! Неразумный ты! Почему же ты моих братьев не послушал? Почему сделал наперекор? Теперь моя душа никогда покоя не будет знать, вечно я буду блуждать и метаться! Горе мне, горе!
И с теми словами цыганка исчезла, и Вайда остался один. И тут же почувствовал, как охватила его слабость такая, что едва в седле держался. К утру доехал до Львова и упал, обессиленный, в объятия родителей. Ещё три дня он провёл в лихорадке и бреду, да и умер.
Поле костей
Однажды расположился цыганский лагерь на Лисинецком поле, как раз там, где когда-то были убиты татары.
Раскинули они шатёр, разожгли костры. Цыганчата быстренько метнулись собирать хворост. Но, кроме хвороста, начали приносить и кости, тряпьё разное, поломанные сагайдаки и копья – одним словом, всё, что под руки попадалось.
Ночью лагерь улёгся спать, но заснуть не смог. Вдруг послышались выстрелы, засвистели стрелы, зазвенели сабли, заржали кони – ужас какой-то!
Цыгане сорвались на ноги, схватили вилы, топоры, ружья, пистоли и приготовились защищаться. А татары напирают со всех сторон.
– Алла! Алла! – звучит в воздухе.
Цыгане и себе стрелять начали. Кто косой машет, кто вилами тычет – уже и раненые есть. Собаки хвосты поджали, испуганно воют. Кони цыганские ржут, бьют копытами, рвутся на привязи.
Но – о чудо! – ни одна стрела не залетела в цыганский лагерь, и ни одного татарина так никто и не увидел. А как первые петухи запели, всё тут же затихло.
Цыгане оглянулись и увидели, что вокруг полно костей и черепов человеческих и лошадиных.
– Слушайте, с кем же мы дрались? – удивились все. – Да мы же по своим стреляли, сами себя топорами рубили?
И в самом деле, с десяток цыган были ранены. А весь лагерь завален скелетами.
Цыгане собрали те кости и сожгли. А на следующую ночь снова то же самое: шум, треск, татарское «алла», выстрелы и звон сабель… На этот раз невидимый враг уже валил палатки, вспарывал подушки, перья кружились в воздухе и набивались в рты.
Цыгане похватали оружие, сбились в кучу и так до первых петухов простояли. А как рассвело, увидели, что снова весь лагерь костями завален.
– Что же это за напасть такая? – горевали одни, собирая кости.
– Пора нам ноги делать, – решили другие, складывая шатры.
А старики посоветовались и сказали:
– Нужно эти кости похоронить. Надо собрать их со всего поля.
Так они и сделали. Собрали кости, выкопали глубокую яму и бросили туда не только кости, но и пепел от костра. Потом засыпали землей, а старухи покропили могилу родниковой водой через решето, вот и всё.
И думаете, табор после этого перекочевал на новое место? Эге, как бы не так! Не знаете вы цыган. Остались они ещё и на третью ночь.
– Хоть как, а мы должны узнать, из-за чего это всё происходило, из-за костей, что ли?
Зажгли они огни, сидят, трубки курят и ждут, что же дальше будет.
Вот и полночь настала. Деревья зашумели, загудели, испуганно вскрикнула какая-то птица. И тут из-под земли послышался стон – такой тяжёлый, что аж душу выворачивает. Стон и плач.
И хотя уже никто на цыган не нападал, но глаз сомкнуть им не удалось. До самого рассвета земля стонала и плакала.
Утром цыгане покинули Лисинецкое поле.
Примечания
1
Плебания – приходской дом.
2
Фацеция – шутливая история.
3
Что не говорите – нет в мире, / ой, как сердце батяра. / Простое, открытое, самое стоящее, / ой, это сердце батяра. / Обидишь его – пожалеешь. / Батяр – как лютый зверь. / А сделаешь ему добро, то и он тебе тоже, / в сто раз больше, поверь. (гал.)
4
Уже двенадцать бьёт, / я иду через Львов, / напился сильно вина, / и с удовольствием бы присел. / Но ничего со мной не случилось, / потому что я гуляка, каких мало. / Прошел Бернардинскую площадь, / прёт какой-то граф. / Говорит мне: «Батяр, марш!» / Я по цилиндру – бах! / Даже дно отвалилось, / ведь я гуляка, каких мало. / Когда ехал в трамвае, / баба наделала шуму. / Кто-то сумку свистнул у неё, / она ко мне – прыг! / Но ей только показалось, / ведь я гуляка, каких мало. / Полицейского в трамвай / чёрт какой-то принес. / А я как размахнулся, / и прямо ему в нос. / У него даже из носа потекло, / бац его ещё раз, и этого мало. / Скачет за мной комиссар, / машет жезлом. / Я подставил кулак, / а он бух! лбом. / Даже в глазах у него запрыгало, / бац его ещё раз, и этого мало. / В Бернардинском садике / я спрятался. / И под розами всю ночь, / как ребёнок, спал. / Утром роз насобираю, / ведь я гуляка, каких мало. (гал.)
5
За рогаткой первоклассная гулянка, / есть чай, пиво, кофе, / скачет Мисько, скачет Геля, / есть зельц и колбаса (гал.).
6
Эй, сорвиголовы со всего Львова, / как только наступит суббота, / рад Бомбах и шимонова, / потому что сегодня будет работа (гал.).
7
Капусь – «стукач» (гал.).
8
Как-то вечером в кабаке Циммермана / хотел я погулять до самого утра. / Когда мы вместе весело сидели, / вдруг, холера, капуся увидели. / Сидел он за столом и пил чай. / Закричал Лоевский: «Зададим ему перцу!» / Юзько Мариноский хватает его за шиворот, / кулачищем лупит, / и ни о чём не спрашивает./ Пан Петро Лямпика палкой бьёт, / та аж сломалась. Дорш кулаком шарахает. / В полночь бини крику наделали: / «Пришли пятеро пьяниц – капуся убили!» (гал.)
9
Фирман – извозчик.
10
Шишки – изделия из сладкого теста
11
Шамес – служитель синагоги.
12
Брама – подъезд, также ворота (гал.).