– Ну, такой уж у него стиль поведения. Общительный парень. Пока он вез меня, непрерывно травил байки о своих подвигах и знакомствах со знаменитостями. И ни единого слова о взаимоотношениях с Мадемуазелью. Это была закрытая тема, – наверное, потому, что он на Мадемуазель работал. И все-таки было видно, что ему не терпится о ней порассказать.
Вольева побарабанила пальцами по консоли:
– А не может ли быть, что он нашел способ это сделать?
– Не поняла.
– Я и не ожидала, что поймешь. Манукян ничего не сказал, но почему-то мне кажется, что он все-таки довел правду до твоего сведения.
Да, неспроста несколько минут назад шевельнулась память. Вольева постаралась вспомнить момент вербовки Хоури и осмотр, которому подвергла ее, доставив на борт.
– Я, конечно, еще не полностью уверена…
Хоури озадаченно смотрела на нее:
– Ты во мне что-то нашла? Внедренное Манукяном?
– Да. Выглядело это вполне невинно, во всяком случае тогда. К счастью, у меня есть дурная привычка, которой нередко обзаводятся те, кто балуется научными исследованиями. Я никогда ничего не выбрасываю.
Вольева говорила правду. Ей всегда было труднее выбросить ненужную вещь, чем оставить ее в лаборатории. В тот первый момент находка предстала сущим мусором, но зато теперь Илиа может провести качественный анализ металлического осколка, извлеченного из тела Хоури.
– Если я права и это проделка Манукяна, мы, возможно, узнаем кое-что о Мадемуазели. Но ты обязана рассказать абсолютно все о том, чего она хотела от тебя. Впрочем, нам уже известно, что это в какой-то степени касается Силвеста.
Хоури кивнула:
– Именно так. И боюсь, эта часть моей истории тебе особенно не понравится.
– Мы закончили детальное исследование поверхности Цербера с его орбиты, – сказало изображение Алисии, – и не нашли никаких следов удара кометы об эту поверхность. Есть очень много метеоритных кратеров, но они старые. Все это очень загадочно. – Тут она выдвинула свою версию, которая заключалась в том, что комета исчезла за миг до соприкосновения с Цербером. Но даже эта гипотеза предполагала использование некой оборонительной технологии. – Однако ничего подобного мы не обнаружили. На поверхности спутника не замечены следы существования каких-либо рукотворных конструкций. Тогда мы решили отправить группу дронов, способных садиться на планету. Возможно, они найдут то, чего не увидели мы, – спрятанные в пещерах или каньонах машины. Мы надеялись, что автоматические системы как-то отреагируют на появление наших разведчиков.
«И похоже, они отреагировали, – горько усмехнулся Силвест. – Но совсем не так, как ожидала Алисия».
Вольева запустила следующий отрывок записи. На планету отправились дроны – крохотные автоматические космолеты, хрупкие и проворные, как стрекозы. Они быстро падали на Цербер – там не было атмосферы, способной их задержать, – а у самой поверхности включали тормозные двигатели. С «Лореана» видели яркие искорки, оживлявшие серый фон. Одна за другой эти искры меркли, словно желая сказать, что даже крошечный мертвый мир на много порядков больше любого творения человеческих рук.
– Запись в журнале, – сказала Алисия после небольшого перерыва. – От дронов начали поступать любопытные сообщения. – Алисия смотрела куда-то в сторону – должно быть, на дисплей с данными. – На поверхности отмечается повышенная сейсмическая активность. Мы этого ожидали, но подвижки коры до сих пор не замечены, хотя орбита планеты не является строгой окружностью и возможны приливо-отливные сжатия. Похоже, дроны спровоцировали сейсмику, но это кажется нам полной чушью.
– Не большей чушью, чем то, что планета стирает следы столкновения с кометой, – заметила Паскаль и добавила, поглядев на Силвеста: – Я вовсе не хотела быть несправедливой к Алисии.
– Это справедливая критика, – ответил он и повернулся к Вольевой: – Кроме записей Алисии, найдено что-нибудь? Там должны быть телеметрические данные от дронов.
– Они есть, – тихо ответила Вольева, – только мы их еще не обработали. Материал сырой.
– Покажи.
Вольева шепнула своему браслету несколько слов. В ту же минуту рубка как будто исчезла, а на чувства Силвеста обрушился шквал синестезии. Он погрузился в поток информации, идущей от одного из разведчиков Алисии. Как и предупреждала Вольева, предоставленный датчиками материал был совершенно сырым. Но Силвест знал, чего следует ожидать, и его восприятие получило лишь встряску, а не болезненный удар.
Он плыл над Цербером. О высоте судить было трудно, так как основные детали фрактального рельефа – ущелья, кратеры, серые лавовые покровы – с любого расстояния смотрелись бы почти одинаково. Но вот разведчик доложил, что летит в полукилометре над поверхностью планеты. Он обнюхивал кору подобно охотничьему псу, высматривал малейшие признаки сейсмической активности, о которой говорила Алисия. Цербер казался древним и неизменным, как будто здесь ничего не случалось уже много миллиардов лет. Если что и двигалось на его поверхности, так это тень разведчика – да и та рождалась только при включении его двигателя.
Что видело это беспилотное устройство? В доступном человеческому зрению спектре – ничего. Проникнув в сенсорику разведчика (по ощущениям – как будто надеваешь перчатку неподходящего размера), Силвест обнаружил нейронные команды, поступавшие в различные информационные каналы. Он обратился к датчикам тепла, но температура на поверхности планеты не менялась. Весь электромагнитный спектр не показывал никаких аномалий. Нейтрино и все экзотические частицы упорно оставались в пределах допустимых параметров.
Когда же Силвест переключился на гравиметрическое изображение, он сразу понял, что дело нечисто. Его поле зрения по крылось цветными прозрачными контурами, обозначающими градиенты силы тяготения. Контуры двигались.
И в этом движении не было ничего естественного.
Какие-то объекты, достаточно большие, чтобы их зарегистрировали детекторы массы, перемещались под корой, и это было очень похоже на сжимающиеся клещи. И все это происходило как раз под парящим Силвестом.
Сначала он предположил, что под планетарной оболочкой движутся потоки перегретой магмы, но это утешительное заблуждение длилось не больше секунды.
По равнине прочертились линии; образовав звездоподобную мандалу, они сошлись в одну точку.
Смутно Силвест понимал, что такие же звезды появляются сейчас и под другими разведчиками. Линии ширились, превращались в глубочайшие провалы, через которые Силвест мог заглянуть в то, что для него выглядело как многокилометровая люминесцирующая пропасть. Какие-то гибкие твари сворачивались в кольца, шевелили сизыми щупальцами шириной с каньон. Движения отличались дивной деловитостью, можно сказать, целенаправленностью, – на такое способны только машины.
Ему стало тошно – как будто надкусил яблоко и обнаружил в нем колонию деятельных копошащихся червей.
Теперь он знал: Цербер – не планета. Это механизм.
Кольчатые создания вырвались из звездообразной дыры на равнину и, как в дурном сне, понеслись к Силвесту – не иначе вознамерились сорвать его с неба. Наступило страшное мгновение белизны – поблекли все его чувства, – но тут сенсорный поток от Вольевой оборвался с оглушающей внезапностью, и Силвест, едва не крича от экзистенциального шока, вдруг ощутил, как его «я» возвращается в тело, сидящее в рубке «Ностальгии по бесконечности».
Он с огромным трудом собрал оставшиеся силы. Потом еще хватило времени увидеть, как Алисия с лицом, искаженным животным страхом – а может быть, наоборот, ужасом понимания, – пытается выговорить что-то непослушными губами за секунду до гибели.
И тут ее изображение растворилось в статических помехах.
– Теперь мы, по крайней мере, знаем, что он сумасшедший, – сказала Хоури. – Если даже эти записи не убедили его отказаться от мысли идти к Церберу, то, наверное, этого не сделает уже ничто на свете.
– Вполне возможно, что демонстрация бортового журнала дала обратный результат. – Голос Вольевой звучал еле слышно, хоть она и считала, что в «Пауке» можно говорить без опаски. – Теперь Силвест не предполагает, а знает наверняка: тут есть нечто достойное изучения.
– Инопланетная техника?
– Очевидно. И даже не исключено, что мы сможем выяснить ее предназначение. Теперь понятно, что Цербер не настоящая планета. По всей вероятности, это ядро планетарного происхождения, окруженное механической оболочкой и прикрытое искусственной корой. Данное обстоятельство объясняет, почему не обнаружено следов от удара кометы: кора успела восстановиться до того, как приблизилась Алисия.
– Что-то вроде камуфляжа?
– Похоже на то.
– Но зачем привлекать к себе внимание, уничтожая безоружных разведчиков?
Вольева, похоже, уже успела подумать и над этим вопросом.
Вольева, похоже, уже успела подумать и над этим вопросом.
– Допустим, на малых дистанциях – километр и менее – камуфляж выглядит неубедительно. Допустим, разведчики могли вот-вот раскрыть тайну планеты, и Церберу нечего было терять. Скорее, наоборот – он выигрывал, захватывая дроны, изучая их и получая какие-то сведения о потенциальном противнике, необходимых ему.
– И все-таки зачем понадобилось снабжать планету фальшивой корой?
– Не имею понятия. Думаю, и Силвест не знает. Потому-то и требует, чтобы мы подошли поближе. – Вольева еще больше понизила голос. – Вообще-то, он даже попросил меня разработать операцию.
– Какую операцию?
– По проникновению внутрь Цербера. – Илиа помолчала. – Конечно, он знает о тайном складе. И считает, что орудия способны помочь ему, ослабив оборону инопланетян на каком-нибудь участке. – Ее голос дрогнул. – Ты как думаешь, эта твоя Мадемуазель заранее знала, какова будет роль Силвеста?
– Она все время твердила: его нельзя допустить на борт.
– Мадемуазель сказала это еще до того, как ты попала к нам?
– Нет, после.
Ана сообщила об имплантатах в своей голове. И о том, как Мадемуазель заложила ей в мозг визуальное представление о себе, которое должно было контактировать с ней в полете.
– Это было неприятно, – сказала Хоури. – Но она дала мне иммунитет к наведенной лояльности, и, похоже, за это я должна быть ей благодарна.
– Наведенная лояльность сработала как надо, – ответила ей Вольева.
– Нет, я просто притворялась. Мадемуазель подсказывала, что и когда говорить. Наверное, у нас неплохо получалось, иначе мы с тобой вряд ли вели бы сейчас эту дискуссию.
– И все-таки она не могла полностью исключить того, что ты станешь верным членом команды.
Хоури пожала плечами:
– Разве это важно? И какое значение может иметь эта лояльность сейчас? Ты открыто сказала, что Садзаки ждет лишь малейшей ошибки с моей стороны. И вообще, команду от распада удерживает только одно – угроза Силвеста прикончить нас всех, если не сделаем того, что взбредет в голову. У Садзаки мания величия, на нем самом не мешало бы испытать те методы, которые он испытывает на тебе.
– Но ведь ты не дала Суджик расстрелять меня.
– Верно, я это сделала. Но если бы она сказала, что собирается разделаться с Садзаки или даже с дурачком Хегази, я уверена, что мой ответ был бы совсем другим.
Вольева помолчала, обдумывая услышанное.
– Ладно, – сказала она, – будем считать тему лояльности исчерпанной. Что еще сделал этот имплантат?
– Когда ты подключала меня к артсистемам, Мадемуазель, бывало, подключалась тоже, чтобы войти – или ввести свою копию – в ЦАП. Думаю, она хотела прибрать к рукам как можно больше контроля над кораблем, а ЦАП был для нее только отправной точкой.
– Архитектура ЦАПа не позволила бы Мадемуазели выйти за его пределы.
– Она и не вышла. Насколько мне известно, Мадемуазель не подчинила себе ничего, кроме вооружения.
– Ты имеешь в виду орудия из тайного склада?
– Да, Илиа, взбесившейся пушкой управляла она. Тогда я не могла тебе сказать правду, но знала, что происходит. Она хотела уничтожить Силвеста, не дожидаясь, когда мы доберемся до Ресургема.
– Сдается мне, – сказала Вольева брезгливо, – для этого надо обладать порочным умом. Стрелять из пушки по воробьям… Я уже просила тебя рассказать, почему она так сильно желает Силвесту смерти.
– Тебе это не понравится. Тем более что Силвест собирается так много для нас сделать.
– Давай к делу.
– Хорошо-хорошо, – сказала Хоури. – Но есть еще кое-что, еще один осложняющий фактор. Его зовут Похититель Солнц, и, кажется, ты с ним знакома.
У Вольевой было такое лицо, словно внутри у нее разошлись швы на не успевших зарубцеваться ранах.
– Тьфу ты! – сказала она. – Опять это проклятое имя!
Глава двадцать первая
На подходе к системе Цербер-Гадес, год 2566-йСилвест всегда понимал, что этот момент настанет. Но до сих пор ухитрялся держать это понимание подальше от своих каждодневных мыслей, признавая только самый факт его существования, но не задумываясь над возможными последствиями, – так математик может до поры забыть о слабо обоснованной части доказательства, пока все остальное не будет досконально выверено.
Садзаки настоял, чтобы они с Силвестом спустились на капитанский уровень и запретил Паскаль и остальным членам команды сопровождать их. Силвест предпочел бы, чтобы жена была рядом, но упорствовать не стал.
Это был первый случай после его прибытия на «Ностальгию», когда он остался наедине с Садзаки. В лифте Силвест стал лихорадочно подыскивать тему для разговора. О чем угодно, лишь бы не о той мерзости, которая ждала их впереди.
– Илиа говорит, что ее роботам на борту «Лореана» нужно еще три-четыре дня, – сказал Садзаки. – Вы уверены, что хотите продолжать эти исследования?
– Не надейтесь, я не передумаю, – ответил Силвест.
– Тогда у меня нет иного выбора, как присоединиться к вам. Я оценил обстановку и пришел к выводу, что существует реальная угроза.
– Думаете, для меня это новость? Садзаки, я слишком хорошо вас знаю. Если бы вы мне не поверили, то заставили бы лечить капитана, еще пока мы крутились вокруг Ресургема. А потом тихо избавились бы от меня.
– Ошибаетесь! – Голос Садзаки явно нес игривую нотку. – Вы недооцениваете мою любознательность. Думаю, я позволил бы вам добраться до этих мест – хотя бы для того, чтобы узнать, сколько правды в вашем рассказе.
Силвест, конечно, не поверил, но счел излишним устраивать диспут по столь мелкому поводу.
– Ну а теперь, послушав Алисию, вы все равно не верите мне?
– Эти записи так легко фальсифицировать! Разрушение корабля могло быть делом рук его команды. Я не буду верить в эти сказки, пока из Цербера не выскочит что-нибудь и не нападет на нас.
– Сильно подозреваю, что ваши сомнения вскоре будут развеяны, – проворчал Силвест. – Дня через четыре-пять. Если, конечно, Цербер не успел издохнуть.
Больше они ни о чем не говорили, пока не добрались до места.
Конечно, это был далеко не первый их совместный визит к капитану, но облик этого человека по-прежнему шокировал Силвеста. Каждый раз Силвест чувствовал себя так, будто видит этот ужас впервые в жизни. Доля истины тут была: недавно Кэлвин поколдовал над его глазами, воспользовавшись великолепным медицинским оснащением корабля. Кроме того, со времени предыдущего посещения капитан заметно изменился. Резко возросла скорость его распространения по кораблю, как будто началась гонка к некоему загадочному состоянию; и процесс ускорялся по мере приближения корабля к Церберу.
«Возможно, – думал Силвест, – я прибыл очень своевременно, если вообще хоть чем-то способен помочь капитану».
Подмывало предположить, что это ускорение трансформации капитана имеет важное и даже символическое значение. В конце концов, этот человек очень болен – если такое состояние можно назвать болезнью. Трагедия Бреннигена продолжается уже многие десятилетия, и вот теперь она переходит на новый виток.
Однако такой взгляд был наверняка ошибочен. Он не учитывал временные рамки: релятивистский полет сжал эти десятилетия в горстку лет. В последнем «расцвете» капитана не было ничего невероятного. И ничего зловещего, возможно.
– Что теперь? – спросил Садзаки. – Те же процедуры, что и раньше?
– Спрашивайте Кэлвина – он тут главный.
Садзаки задумчиво кивнул, будто только сейчас об этом узнал.
– Дэн, вы тоже могли бы кое-что сказать, ведь он работает при вашем посредничестве.
– Именно поэтому вам не следует полагаться на мои чувства. Я ведь даже не поприсутствую при лечении.
– Не поверю ни на секунду. Вы останетесь в полном сознании, насколько я помню по прошлому разу. Возможно, без права решающего голоса, но все равно – активный участник события. И вам будет весьма неприятно, – это мы тоже помним.
– Не слишком ли быстро, Садзаки, вы сделались специалистом по Силвесту?
– Иначе стали бы вы нас избегать?
– Я не избегал. У меня просто не было такой возможности.
– Я имею в виду не только ваше пребывание в тюрьме. Если вспомнить, как вы там вообще появились, на Ресургеме. Что это, если не бегство от нас?
– А может, у меня были другие причины перебраться на Ресургем?
Силвест ожидал, что Садзаки подхватит тему, но уходили минуты, а триумвир помалкивал. Возможно, ему просто надоел разговор. Силвесту вдруг пришло в голову, что этот человек живет настоящим и думает о будущем, а прошлое для него особого интереса не представляет. Ему скучно копаться в возможных мотивациях или всяких там «что было бы, если», потому что управлять уже случившимися событиями он не способен.
Силвест слышал, что Садзаки побывал у жонглеров образами, – он и сам так поступил перед путешествием к завесе. Для посещения жонглеров могла быть только одна причина, а именно решение подвергнуться нейротрансформации, открыть свой разум иным формам мышления – человеческая наука такого дать не могла. Поговаривали – впрочем, это могли быть слухи, – что трансформации, проделанные жонглерами, имели неприятные побочные эффекты, что почти все они сопровождались потерей какой-нибудь способности. Ведь в человеческом мозгу конечное число нейронов, да и число возможных межнейронных соединений тоже конечное. Жонглеры могли изменить эту сеть, но только при условии разрушения ряда уже существовавших соединений. Возможно, и Силвест что-то потерял, но сам он эту пропажу выявить не сумел.