Мефодиева куртка-кольчуга, подаренная Сатаной, оказалась весьма своевременным приобретением. Сабли небожителей рассекали джинсовую ткань-камуфляж, но пробить защитную люциферрумовую подкладку не могли. Чего остерегался Мефодий, так это подставлять под удары ноги и голову, которые защитить было нечем. Люциферрумовые кепки и брюки существовали пока лишь в планах Сатаны; на данный момент исполнители только-только сменили прикрепляемые к запястьям слэйеры на встроенные в одежду – веяние сурового времени повальных обысков.
Отрубленная рука юпитерианца с зажатой в ней саблей отлетела к стене и не успела упасть на пол, как вслед ей пушечным ядром устремилась срубленная с плеч голова Сатира. Акселерат рассвирепел не на шутку.
В три клинка Сатиры еще умудрялись с грехом пополам атаковать, в два им приходилось заботиться в основном о защите. В битве возник своеобразный паритет – два слэйера против двух сабель. Мефодию стало полегче дышать, однако не настолько, чтобы делать это полной грудью.
Стены, потолок и остатки переборок на месте жестокой рубки были посечены как после разрыва осколочной гранаты. Крошки бетона разлетались от шальных ударов дерущихся подобно шрапнели, пыль повисла в коридоре непроглядной завесой. Грохот и звон металла были слышны, наверное, даже на спящих улочках Старой Ниццы, жители которой и не догадывались, что где-то под землей идет сейчас смертельная битва между миротворцами и рефлезианцами. Две «непримиримые расы» продолжали вести друг с другом беспощадную войну.
Сражение кипело вовсю, когда та самая дверь, к которой сквозь бетон, свинец и сталь пробирался Мефодий, неожиданно распахнулась. В дверном проеме показался худосочный патлатый парень, мгновенно опознанный Мефодием как Жак Бриоль. Виновник хаоса был крайне напуган и, кажется, решил больше ни минуты не задерживаться в этом грохочущем аду.
Попытка Жака к бегству невольно погубила его охранников. Сатиры немедленно ринулись к двери, дабы не выпустить своего подопечного в коридор. При этом они старались не утратить контроль над атакующим их Мефодием. Заминка, даже такая непродолжительная, стала для юпитерианцев фатальной – акселерат хладнокровно зарубил обоих на глазах пленного аспиранта.
Тела Сатиров мгновенно занялись жарким пламенем. Мефодий втолкнул остолбеневшего Жака обратно в его камеру, прыгнул следом и захлопнул за собой дверь: тащить на закорках ослепшего от ярких вспышек кандидата исполнителю вовсе не хотелось. Клацнула защелка, но, поскольку замок блокировался только снаружи, акселерат вставил в скважину кончик слэйера и разворотил внутренности замка, заклинив защелку изнутри. Если в офисе еще остались Сатиры, их это, конечно, не остановит, однако для противника-человека создаст проблему.
– Ты Жак Бриоль? – первым делом спросил Мефодий, хотя сомнений в том, что перед ним искомый субъект, не возникало.
– Да… это я, – сознался упавший от исполнительского толчка Жак и, не сводя взгляда с испачканных кровью слэйеров, попятился назад. – Господи, вы же рефлезианец! Вы пришли меня убить?
– Не мели чепухи! – огрызнулся Мефодий, которого еще колотило от избытка адреналина. – Пришел бы убить, думаешь, стал бы размениваться на этих узколобых? Хорошая бомба на поверхности, и ты навечно замурован в бетонном саркофаге… Я пришел за тобой!
Скупые сведения о Жаке Бриоле подтвердились: он действительно был смышленым малым, и других аргументов для демонстрации своего дружелюбия Мефодию не потребовалось.
– И зачем же я рефлезианцам… зачем я вам сдался? – спросил Жак, глядя, как Мефодий обследует потолок помещения.
– Долгий разговор… – отмахнулся Мефодий. – Здесь ты в опасности и без моей помощи вряд ли когда отсюда выйдешь.
– Но… меня пообещали отпустить через неделю!
– Как же, помечтай! А то, чем ты здесь занимался, нельзя было делать без твоей изоляции? – наугад поинтересовался Мефодий – откуда ему было в действительности знать, чем тут занимался мсье Бриоль? – а сам в это время примеривался слэйерами к потолку, зажмурив глаза в ожидании падающих обломков.
– Вообще-то можно… – согласился Жак. – Но меня клятвенно уверяли, что наверху мне угрожает большая опасность… От вас!
По полу загрохотали вырубленные слэйерами куски бетона. Проделав пролом, Мефодий осторожно сунул в него голову и, убедившись, что на уровне «Б» спокойно, пролез в брешь. Жак, однако, продолжал сидеть на полу и недоверчиво наблюдать оттуда за действиями рефлезианца.
Мефодий свесился в пролом и протянул руку. Аспирант поднялся на ноги, приблизился к пролому, но руки не подал.
– Ну же! – поторопил его акселерат. – Шевелись!
– Почему я должен тебе доверять? – спросил Жак. Было заметно, что колеблется он не столько от страха перед рефлезианцами, сколько от нежелания принимать от них помощь – враги Человечества как-никак.
Нужно было срочно подыскивать какой-то аргумент, если, конечно, не оглушать кандидата и волочить его потом на себе. Терять маневренность Мефодий не желал и потому, дабы поторопить Жака с выбором, решил пойти на блеф.
– Я понятия не имею, как убедить тебя мне доверять! – пожал плечами Мефодий. – Я простой солдат. Мне приказали: иди, освободи из плена одного хорошего парня. Он чертовски талантливый малый, сказали мне, он сделал потрясающее научное открытие!..
– Открытие?
– Именно. Но поторопись, предупредили меня, не сегодня завтра его казнят!
– Казнят?! За что? – выпучил глаза Жак.
– А за что миротворцы казнят рефлезианцев?
– Но я не рефлезианец! – вскричал ошарашенный мсье Бриоль. – Мне не предъявляли такого обвинения!
– Я не знаю, кто ты такой – может, и впрямь простой человек, – но я знаю, что тебе известно слишком многое. Ты владеешь секретом рефлезианцев. Готов поспорить, что сейчас миротворцы выпытывают его из тебя по капле! Так ведь?.. А ты небось и рад услужить лучшим друзьям Человечества! Наивный, как ребенок! Кстати, как ты объяснил им, откуда взял эти сведения?
Жак озадаченно примолк. Мефодий с удовлетворением отметил, что дело помаленьку двигается, и продолжил добивать беднягу-аспиранта своими наполовину правдивыми доводами:
– Пойми, Жак: корова, которая перестает доиться, отправляется на бойню. Зачем ты будешь нужен миротворцам после того, как полностью выдашь им наш секрет? Ты же носитель стратегической информации! Такого легче прикончить, чем рисковать, оставляя в живых. – И нанес окончательный удар: – А тем более оставлять в живых после того, как тебя пытались вызволить рефлезианцы. Это лишний раз доказывает твою ценность для нас. У тебя нет выбора, Жак!
– Но на что я сдался рефлезианцам?
– Поговорим об этом позже, хорошо? Скажу только, что мы не враги ни тебе, ни Человечеству. Давай руку!
Жак в последний раз покосился на дверь, выругался, пнул в сердцах стул, после чего подпрыгнул и ухватился за протянутую руку акселерата.
– Вы такие же мерзавцы, как миротворцы! – прохрипел он, карабкаясь в пролом.
– Возможно, – ответил Мефодий. – Надеюсь, ты переменишь свое мнение, когда узнаешь нас поближе.
Организованных групп охраны наверху больше не попадалось. Метавшиеся туда-сюда одиночки – в основном обслуживающий персонал и научные работники – вступать в бой не желали и прятались по кабинетам. Трех затесавшихся в их число героев Мефодий прямо на глазах у Жака обезоружил и затолкал в кладовку со швабрами, не став даже награждать контрольными нокаутами.
– Рефлезианец никогда не причиняет вред человеку, – заявил Мефодий. – А ведь они собирались нас пристрелить!..
Жак, едва поспевавший за акселератом, тяжко сопел и отмалчивался, видимо, все еще не в силах смириться с той ситуацией, в которую вляпался.
– Куда ты меня тащишь? – немного отдышавшись, спросил он.
– Снаружи нас ожидает транспорт, – пояснил Мефодий. – Потом придется покинуть страну.
– И куда мы бежим?
– Скажу только, что не в Космос, – уклонился от прямого ответа исполнитель – незачем было раньше времени раскрывать кандидату все карты; кто знает, что ждет их за ближайшим поворотом?
– А ты уже разобрался с теми двумя? – снова поинтересовался Жак. – Ну, которые здесь самые крутые? С толстым коротышкой и его подругой?.. Черт, так и не запомнил их дурацких имен!
Речь, видимо, шла об Артемиде и Аресе. Их появления на поле боя акселерат опасался больше всего, но совместный ужин юпитерианцев вроде бы должен был только начаться.
– Да нет, не имел пока чести, – ответил Мефодий, осторожно выглядывая из-за угла. – А что, действительно крутые ребята?
– По виду похожи.
– Ничего, старина, как говорят в России, на всякий хитровыгнутый гвоздь найдется свой кривой молоток…
Мефодию от всей души хотелось пожелать Аресу и Артемиде приятного аппетита, только бы ужин их продлился на полчаса дольше. Попутно вспомнилось, что когда-то богиня любви и красоты Афродита восторженно отзывалась о земной пище. Как же давно это было. Еще до вторжения…
Мефодию от всей души хотелось пожелать Аресу и Артемиде приятного аппетита, только бы ужин их продлился на полчаса дольше. Попутно вспомнилось, что когда-то богиня любви и красоты Афродита восторженно отзывалась о земной пище. Как же давно это было. Еще до вторжения…
Мефодий прислушался: на улице стояла полная тишина, никаких полицейских сирен в городе не раздавалось. По всей вероятности, тревога поднялась сугубо локальная, произошедший инцидент касался лишь рефлезианца и бригады «Сумеречная Тень».
– Идем через главный вход! – бросил Мефодий Жаку. Акселерат прикинул, что следовать проторенным путем будет намного быстрее, чем прорубать в стенах новые проходы.
В фильтрационном пункте никого из охранников не наблюдалось, только брошенные в спешке распахнутые стеллажи с оружием, поваленные стулья и еще не остывшая чашка кофе на пульте; вся вакханалия продолжалась всего ничего – пятнадцать минут! Охранники покинули вахту по сигналу тревоги да так, видимо, и остались лежать без сознания где-то на уровне «Ц». Исполнитель протиснулся в стеклянный коридор через проделанный им же лаз и только собрался позвать за собой Жака, как вдруг ощутил, что пол под ногами дрожит.
Мраморные плиты пола подпрыгивали и грохотали. Мефодий не знал точно, случаются ли в Приморских Альпах землетрясения, хотя до сейсмически нестабильных Апеннин отсюда было рукой подать.
Но, как выяснилось, дрожание пола было вызвано не землетрясением.
Противоположная дверь, искромсанная Мефодием как лист картона, вдруг вылетела из дверного проема вместе с битым кирпичом и кусками штукатурки, словно ее зацепили с другой стороны тросом и дернули мощным грузовиком.
Дрожание пола тут же прекратилось. Акселерат застыл на месте, пристально вглядываясь в окутанный цементной пылью противоположный конец коридора…
Вот так обычно в жизни и случается: до конца чего-либо крайне важного остаются считаные минуты – а то и секунды, – уже внутри все трепещет в предвкушении победы, как вдруг в последнее мгновение возьми да случись какой-нибудь сюрприз! И нет бы приятный – непременно гадкий!
Гонщиков, лидирующих на протяжении всей дистанции, обходят на финишной прямой. Рыба, вылавливанию которой было отдано столько сил и нервов, вырывается из рук рыболова. Доставленный с Северного полюса обмороженный полярник умирает на столе хирурга самой современной клиники. Спасшийся при кораблекрушении матрос тонет от изнеможения и переохлаждения, глядя на маячащий невдалеке берег…
Кто-то говорит потом: «Вот не повезло так не повезло!» – и причисляет это к очередной гримасе судьбы.
По отношению к Мефодию судьба сыронизировала в своей обычной жестокой манере. Таинственная личность, что выдрала стальную дверь голыми руками, оказалась исполнителю хорошо известной: Артемида – холодная и беспощадная. Из миротворцев именно она пролила первую кровь в прошлогодней нью-йоркской бойне.
В отличие от пышущей жаром любвеобильной Афродиты, Артемида, напротив, отталкивала своим откровенным равнодушием. И хоть внешность Артемиды была довольно привлекательной, полное отсутствие на лице мимики, тонкие поджатые губы и взгляд, способный обратить в ледник Ниагарский водопад, не демонстрировали дружелюбия ни к землянам, ни к собственным собратьям. А стройная, немного угловатая и очень крепкая фигура Артемиды только подчеркивала холодность юпитерианки.
Истинная богиня Луны – точнее не скажешь.
Артемида шагнула в стеклянный коридор с видом строгого завуча, идущего на расправу в расшалившийся класс.
– Замри и не двигайся! – раздался в стеклянном коридоре ее гулкий, как главный колокол храмовой звонницы, голос, при иных обстоятельствах показавшийся бы Мефодию даже приятным. – Шевельнешься – уничтожу!
– Беги! – крикнул Мефодий Жаку и вытолкнул его обратно в лаз, куда аспирант уже имел неосторожность протиснуться. – Жди меня вон у той двери, я скоро!
В действительности акселерат понятия не имел, как скоро он освободится и каким образом задержит грозную Артемиду. Но Жаку надо было дать время оторваться; сам Мефодий догонит его потом в два счета. Затем можно будет разрезать решетку и выпрыгнуть в окно…
Какой элементарный и одновременно трудновыполнимый план!
Наплевав на четкий приказ Артемиды, исполнитель нырнул в лаз следом за Жаком, после чего ощетинился слэйерами, собираясь задержать Артемиду возле двери. Мефодий надеялся, что ценность Жака Бриоля для юпитерианцев не позволит Артемиде бить по ним гравиударами. Аспирант в последний раз оглянулся на своего нового опекуна и во все лопатки припустил по коридору.
Но кандидат не пробежал и десяти шагов – прямо перед ним рухнула коридорная стена, а из образовавшегося пролома наперерез Жаку выпрыгнул еще один высший юпитерианец.
Мефодий уже имел честь наблюдать Артемиду на нью-йоркской Встрече Миров; Арес предстал перед ним впервые. Неизвестно, как истинное, а материальное обличье этого юпитерианца было совершенно никуда не годным. Исполнитель вспомнил церемонию прибытия юпитерианцев: все как на подбор высокие, статные, женщины стройны и величавы, короче – «элита Вселенной» и внешне являлась элитой. Затешись тогда в ряды миротворцев Арес, и впечатление землян от встречи с братьями по разуму оказалось бы безнадежно испорченным.
Кривоногий коротышка; квадратный – размах плеч лишь чуть-чуть уступает росту, бочкообразное туловище, плечи и бедра абсолютно одинакового обхвата, щеки обвисли, а глаза навыкате, будто у страдающего базедовой болезнью. Силища, само собой, даже не бычья, а как у целого стада быков. Сутулые, длиннорукие и узколобые Сатиры в сравнении с Аресом выглядели просто манекенщиками. Мефодий недоумевал, чем Арес сумел привлечь ветреную Афродиту, некогда бросившую Хозяина именно ради него; может быть, в своем естестве он больше походил на бога войны в каноническом представлении?..
Сопя, рыча и вращая глазами, Арес ухватил аспиранта за шиворот и повалил на пол. Ожидая вполне обоснованных тумаков за продажность рефлезианцам, Жак закрыл голову руками и сжался в комок…
Очутившись меж двух огней, причем огней из «орудий» столь весомого калибра, Мефодий пожалел, что слэйеры его такие короткие и рук, в отличие от шестирукого Бриарея, всего пара. Интересно, все ли «пробирки» в лаборатории он расколотил или найдется-таки для него в кладовке лишняя? А может, пришла пора откусить себе язык, пока еще есть время?..
Превратиться в живую мумию, плавающую в жидком дерьме!.. Знаете, господа миротворцы, неплохо было бы сохранить себе жизнь, но в данном случае лучше сразу в морг, чем на стенд с наглядными пособиями, уж не обессудьте за малодушие…
Арес решил не устраивать показательную экзекуцию над беглым Жаком Бриолем, а, бросив его полуживого от страха на полу, направился к более опасному противнику – тому, кто ни в грош не ставил его Сатиров, даже оснащенных новейшим оружием. Артемида, которая грациозной походкой приближалась к Мефодию с другой стороны, указала на него пальцем и снова приказала:
– Бросай оружие! Это последнее предупреждение!
Последнее, не последнее! Оружие Мефодия являлось неотъемлемой частью его одежды, и расстаться с ним было не так-то легко. Да и не в этом дело. Даже имей он возможность бросить слэйеры, неужели поступил бы так?
Исполнитель вытянул оба слэйера перед собой, словно ответил: ишь вы, ребята, какие простые – «бросай!..». А как же наша старая пословица «исполнитель разговаривает с небожителем только посредством клинка»?
Артемида и Арес обменялись красноречивыми взглядами, после чего, видимо, по обоюдному мысленному согласию стали производить руками одинаковые пассы. Что это означает, Мефодию напоминать не требовалось: небожители не собираются вступать с ним в поединок, а готовятся издалека расплющить его гравиударом, двойным для полной гарантии.
Да, с такими мощными противниками честной схватки явно не получится. Разве сам Мефодий вызывал когда-либо на честный бой укусившего его комара? Он его просто давил…
Прорваться между Сциллой и Харибдой было невозможно – коридор слишком узок, а на прорубание нового прохода уйдет секунд пять, которых никто из юпитерианцев акселерату, разумеется, не предоставит. И потому, все-таки решив остаться напоследок джентльменом, Мефодий раскрутил слэйеры в «сферу» и ринулся на Ареса…
Напарник Мотылькова Степан, тот, что хорошо говорил по-французски, привел полковника в чувство, вылив ему на голову полграфина воды. Сергей Васильевич открыл глаза и первым делом выплюнул изо рта непонятно как угодивший туда осколок хрустальной пепельницы, а потом смачно выругался, увидев, что усыпан битым хрусталем, как новобрачный рисовыми зернами. Осколки пепельницы попали даже за шиворот и теперь неприятно кололи спину под сорочкой.