«Ага, значит, пока будем говорить без протокола. Иначе предложил бы сесть за стол». — Министр иностранных дел внешне расслабился, согнав с лица «служебное» выражение, и проследовал в указанном направлении. Внутренне он оставался таким же собранным, поскольку рамки «неформального разговора», более гибкие для непосвященных, подразумевали гораздо больше ответственности за свои слова, нежели ритуально-протокольное общение.
— Четыре, как вся свистопляска эта началась. Хорошо, на рабочем месте всегда минимальный «набор командировочного» существует. Да кое-что помощники перевезли, в первый же день.
— Привыкайте. Теперь, где мы — там дом. Выспаться-то удается? Или как я — по шесть часов в сутки — максимум? — Отрабатывая «обязательную программу», присущую началу подобных, нечастых, кстати сказать, бесед, глава государства был убедителен в своей заботе и почти искренен. Навязанный темп работы напомнил ему о студенческих годах с их неизбежным авралом в «последний день», впрочем, речь сейчас не об этом.
— Иногда дают и по восемь, но нам не привыкать. Было дело, только в самолетах отсыпались, да и то — на пути домой.
— Это хорошо, что вы о перелетах вспомнили. Есть мнение, и вы, Сергей Викторович, вероятно, уже знакомы с ним, что в ближайшие недели или даже дни вам будет необходимо совершить большое турне… — Пауза, нарочно сделанная президентом, давала министру возможность вставить «свои пять копеек», не заходя при этом за границы вежливости в общении начальника и подчиненного.
— И выступление Рузвельта тому причиной…
— Если не сказать «тому виной»! — Прозвучавшие на мгновение в голосе главы государства сварливые нотки уступили место сухому, подчеркнуто-деловому тону. — Полной информационной блокады достичь не удалось, да и невыполнимо это в существующих условиях. Вчера мы представили посольству США возможность связаться с Вашингтоном на частотах дипломатической связи сорок первого года и передать всю свою информацию шифром того же периода. — На невысказанный вопрос министра его собеседник устало, но довольно усмехнулся. — А вот так. У нас ничего просто так не пропадает. Впрочем, вы частично в курсе. Ведь это ваши сотрудники готовили российскую часть пятичасовой передачи? — Дождавшись утвердительного кивка своего визави, президент продолжил: — А вот такого ответа от старины Франклина не ожидал никто. Поражающая скорость реакции — буквально через несколько часов публично выступить с предложением скорейшего созыва трехсторонней конференции в Москве, с перспективой заключения военного союза! Вот что значит государственный ум докомпьютерной эпохи. Не голова, а Дом Советов!
— Несомненно, американский президент — сильный противник. — Парадоксальная, с точки зрения тональности беседы, оценка естественного союзника, прозвучавшая из уст министра иностранных дел, заставила главу государства недоуменно вскинуть брови.
— Не партнер? Вы так считаете?
— Как будто вы считаете иначе… Если я правильно понимаю перспективы, в ближайшие дни мне придется всеми правдами и неправдами ломать об колено Рузвельта и Черчилля.
— Да. Вместе и поодиночке. Доводя до их сведения простую мысль — в радикально изменившихся геополитических условиях мы не испытываем необходимости в равноправных партнерах в борьбе с нацизмом. Мы лишь хотим избежать возможных конфликтов и неизбежно сопутствующих им жертв в послевоенном мире.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ 31.10.2010/27.06.1941
Москва. Дмитрий Медведев. Президент«В связи со сложившимся критическим положением фракция КПРФ вносит на рассмотрение Государственной Думы и Правительства Российской Федерации вопрос об увеличении срока военной службы, отмене большинства отсрочек от призыва и ужесточении уголовной и административной ответственности за уклонение от призыва на действительную военную и альтернативную службу.
Срок военной службы по призыву рекомендуется увеличить до…»
В раздражении, причина которого уже некоторое время лежала перед его глазами, президент хлопнул ладонью по столу. Перьевая ручка, подпрыгнув, слетела со столешницы и укатилась под кресло. Поднимать ее он не стал.
«Как все для них просто. Как все четко и правильно сформулировано. Не подкопаешься. — „В интересах защиты государства… Перед лицом смертельной опасности, нависшей над нашей Родиной…“ Почему эти слова, верные по сути, кажутся на бумаге предельно пафосными, потасканными, засаленными до неразличимости? Может, все дело в авторстве документа? „Системные оппозиционеры“, радетели за народное благо — „красные“ банкиры, предприниматели и управленцы. Поднявшие коммунистическую идею на новый уровень… Угу, как цыган, приведший старую больную клячу на рынок. Живот надули, зубы подточили — в общем, как новая.
А может быть, я слишком пристрастен к ним? И они правы?
Если так, то стране снова придется заплатить за победу в войне судьбами мальчишек, едва окончивших школу. Не успевших еще ничего — ни пожить толком, ни полюбить по-настоящему. Не сформировавшихся как личности. Да, сейчас жертв будет меньше. Физически. А количество вчерашних детей, искалеченных психически, кто-нибудь сможет посчитать? Вот то-то и оно».
Президент помнил цифры по уклонистам и уголовным делам по весеннему призыву. Шесть процентов от общего числа призывников, привлеченных к административной ответственности, — много это или мало? И большая часть из них — в столице и крупных городах. Это с одной стороны.
С другой, вяло начавшийся осенний призыв дал всплеск обращений в военкоматы после двадцать шестого октября. Количество добровольцев оказалось таково, что большинство из них пришлось отправлять по домам с просьбой дождаться своей очереди. Сокращенная до минимума система военных комиссариатов не справлялась с наплывом призывников. Практически везде, кроме Москвы и родного Санкт-Петербурга.
«Так что же решать по думским предложениям? Согласиться? Пожалуй, да. Но с оговоркой — только на период действия военного положения. И еще вот что… — Глава государства снял трубку одного из телефонов правительственной связи. — Анатолий Эдуардович, доброе утро! Еще не ложились? Да ладно, пока не свалились, дайте своим орлам задание. Пусть подумают над путями решения следующей проблемы — как бы нам из действующей армии большую часть срочников отправить в тыловые подразделения. Да-да, я весенних, этого года имею в виду. Сколько? Сможем быстро заместить их всех резервистами? Да, желательно в течение пары недель. Считайте, что это моя личная просьба. И еще, подготовьте и представьте мне проект указа о переносе призыва по мобилизации следующего возраста… да, тех, кого должны были призвать весной одиннадцатого года, в соответствии с новым календарем. Да, на весну сорок второго…»
Военкор Алексей Иванцов. Окрестности ВильнюсаВ себя я пришел опять ночью. Один. В теплой нутре нашей «бээмпэшки». Голова немного кружилась. Но уже не так, как днем. Постепенно я выбрался из-под груды бушлатов, накинутых на меня. Потом вылез из машины. Именно что вылез, а не вышел.
У костра сидели люди. Пошатываясь, я подбрел к ним.
— Марлен, привет! — прохрипел я, с наслаждением рухнув на землю. — Ты откуда тут взялся?
Все оказалось просто. Отправив нас, главред настоял и на своей отправке на фронт. Да, на фронт. Именно так уже официально назывались районы боевых действий. Благодаря своим связям в правительстве области он вылетел в Москву на военном самолете. Сейчас в воздухе только вояки. Губеры, говорят, и те только на машинках своих перемещаются. Оттуда Марлен уже добрался до Риги вместе с десантурой из Псковской дивизии. А там встретился с полковником Калининым. Спецназовцы неслись впереди армейцев, обеспечивая порядок и спокойствие в правительственных кругах прибалтов. Оно и понятно. Нацизм почему-то внезапно исчезает, когда за спиной стоят ребята, не понимающие шуток на такие темы. После Марлен попытался выяснить нашу судьбу. В штабе Прибалтийского фронта ему сообщили, что военкоры находятся в передовых частях армии и должны по расчетам выйти к границе Литвы и Латвии в районе Бауски буквально через час.
Шеф пустил в ход все свои документы, все свое обаяние и весь свой коньяк, договариваясь с вертолетчиками. Договорился. Прилетели. Высадили. Улетели. Марлен и отправился в местную мэрию, искать коменданта.
Каково же было его удивление, когда вместо бойцов Российской армии его встретили какие-то отморозки со странными эмблемами на рукавах. Черный щит. А на нем латинские буквы. Большая «L» и маленькая «I».
Отделался фингалом, парой сломанных ребер и конфискованным «Стечкиным». Нарыл где-то хорошую пушку, проныра…
Латышские «Айзсарги» объявили крестовый поход против большевизма в районе пивзавода городишка Бауске. Впрочем, это по мировым меркам — городишка. По латышским — мегаполис! Блин… И большевизма-то давно нет. А они все равно с ним воюют. Охотники, мля, за привидениями. Все же хорошо мы их в прошлом веке напугали!
Отделался фингалом, парой сломанных ребер и конфискованным «Стечкиным». Нарыл где-то хорошую пушку, проныра…
Латышские «Айзсарги» объявили крестовый поход против большевизма в районе пивзавода городишка Бауске. Впрочем, это по мировым меркам — городишка. По латышским — мегаполис! Блин… И большевизма-то давно нет. А они все равно с ним воюют. Охотники, мля, за привидениями. Все же хорошо мы их в прошлом веке напугали!
Заперли его в какой-то каморке, надеясь получить выкуп за русского журналиста. Сами полезли купаться в чанах с созревающим пивом. И совершенно обалдели, когда увидели колонну бронетехники под двумя флагами — российским и советским. Все-таки в сознании нашего народа эти оба символа — едины. В сознании латышей, оказалось, тоже. Поэтому, несмотря на убогий мат их командира, какой-то сильно облившийся свежим темным пивом «лесной брат» все же открыл огонь. Не учли, что это не какой-то военный конфликт, а настоящая полноценная война.
А меня контузили свои же.
Надо же было залезть под ствол Т-80, когда тот ухнул из своего орудия!
Придурок, блин… А Марлена нашел как раз Фил.
— Причем, зараза такая, сначала меня сфотографировал, а потом уже развязывать начал! — засмеялся, кривясь от боли в ребрах, Марлен Ильич. — Я ему потом премию выпишу. После войны. За профессионализм!
Постепенно глухота моя проходила. Я уже перестал напрягаться, пытаясь услышать своих боевых друзей. А потом вдруг услышал канонаду за спиной. Машинально оглянулся. В ночной темноте ярко горел западный небосклон.
— А это что? — спросил я.
— Танковую группу Гота в Вильнюсе дрючат!
— Кого? — недослышал я.
— Генерал такой. Немецко-фашистский.
— Да знаю я, кто такой Гот! А что он тут делает-то? Он же должен в Белоруссии быть!
Марлен развел руками:
— А я знаю? Мне в штабе говорили что-то про оперативную пустоту и прочие военные прибамбасы. Но я честно ничего не понял!
— Кстати, а куда сталинский СССР подевался? — осторожно почесал я больной затылок.
— И тут тоже никто не знает. Предполагаю, что мы махнулись местами. Они сейчас в десятом году, думаю.
— Да-а… Не повезло предкам. Это они, значит, сейчас с «бэтэшками» против НАТО? — покачал головой Фил.
— А что на Дальнем Востоке?
— Не знаю, — пожал плечами Марлен. — Интернет только пару дней как работает. А по телевизору толком ничего не говорят.
— Интернет заработал? — в один голос крикнули мы.
— Ну да, я вон с женой по аське переписываюсь. А вы и не знали? Ну и лошары же вы! Какие же вы журналисты?
Только тут я заметил, что в руках у Марлена телефон, в который он постоянно тыкает пальцами. Мля…
Хлопнув себя по лбу, я помчался, если можно так сказать, искать свою бронированную машинку. Телефон в рюкзаке. Рюкзак в БМП. БМП в лесу… Сказка про Кощея. Только у меня не смерть на игле. А жизнь моя в телефоне. Не обращая внимания на отборный мат разбуженных мной бойцов, я вытащил тщательно упакованную «Нокию» на свет божий. Вернее, во тьму божью, подсвеченную налобным фонариком.
Ага. Есть связь! Звонить не буду. Счета в роуминге хватит на полсекунды. Выбираюсь из БМП и, лихорадочно тыкая в кнопки, усаживаюсь под березку. Два часа ночи. На что я рассчитываю? Спят, наверное, уже. Фиг с ним. Отпишусь, что все нормально. Потом войдет, прочие… Есть! Лиса в сети!
Волк (02:12:05 26/10/2010)
Лис, ты там как?
Лиско (02:12:07 26/10/2010)
Волкоооо.
Лиско (02:12:09 26/10/2010)
Волко в сети.
Волк (02:12:12 26/10/2010)
Да, Лиско, я тут.
Лиско (02:12:14 26/10/2010)
Наконец-то.
Волк (02:12:21 26/10/2010)
Да я всегда рядом. Ты же знаешь.
Волк (02:12:28 26/10/2010)
Рядом. Чертов T9.
Лиско (02:12:29 26/10/2010)
Я знаю, мой хороший. Ты там как?
Волк (02:12:37 26/10/2010)
Нормально, Лис. Берегу себя, как просила. Никуда не лезу. Да меня и не пускают.
Лиско (02:12:41 26/10/2010)
Врешь ведь. Чую.
Волк (02:12:45 26/10/2010)
Это я тебя чую.
Лиско (02:12:49 26/10/2010)
Нет я.
Волк (02:12:50 26/10/2010)
Оба.
Лиско (02:12:57 26/10/2010)
Ты уж совсем-то не лезь куда не надо.
Волк (02:13:05 26/10/2010)
Да не лезу я. Я трусливый у тебя.
Лиско (02:13:07 26/10/2010)
То-то с каждой вахты с новыми шрамами возвращаешься (злой смайлик).
Волк (02:13:10 26/10/2010)
Я нечаянно! (смущенный смайлик)
Лиско (02:13:13 26/10/2010)
Не уехала к маме твоей. Нормально все тут. Работаю тихонечко.
Волк (02:13:18 26/10/2010)
Лис… Любимая моя… Скучаю. Очень. Я скоро. Честное слово я скоро.
Лиско (02:13:38 26/10/2010)
вздохнула
Волк (02:13:42 26/10/2010)
И не надо вздыхать-переживать.
Лиско (02:13:48 26/10/2010)
Дурачок ты мой…
Ну и прочие розовые сопли.
Час пролетел — не заметил. А потом бабло закончилось у меня на телефоне. Я зачем-то сделал несколько безуспешных попыток законнектиться. Мля… И где тут денег бросить?
Обматерил ни в чем не повинную березу и поплелся к костерку возле которого трындели за жизнь Марлен и Фил. Треп ни о чем под фляжку с водкой.
— Ну что, Ромео? Наобщался? — хихикнул Марлен.
— На себя посмотри, — буркнул я в ответ. — И вообще. Мне можно. У меня медовый месяц.
— Который год он уже у тебя? — улыбнулся шеф.
— Четвертый.
— А детенышей чего не заводите? — влез Фил.
— Вернусь — сделаю. И не одного, — ответил я.
Вполне честно и искренне ответил.
И тут до меня доперло.
— Марлен, а почему аська работает? У них же серваки в Израиле! Были…
— Леш… Война закончится — я тебя уволю на фиг. За непрофессионализм. Наши уже давно аську выкупили, и серваки сейчас в Москве. Запустили вот на днях.
Я только вздохнул в ответ:
— Шеф, если мое увольнение поможет войну закончить — увольняй прямо сейчас!
— У меня печати нет! — ответил Марлен и показал мне язык.
Так мы и трындели аж до четырех утра. А потом наше подразделение военных журналистов уселось на броню и понеслось дальше на запад. Только не далеко. Высадили нас около Вильнюсского аэродрома. Полковник Астахов на наше нытье ответил, что не имеет приказа нас тащить на передовую и отвечать за наши драгоценные жизни не собирается. И нытье наше не помогло. Поэтому мы пошлепали в штаб, засевший в здании аэропорта.
Проходя мимо взлетки, Фил не удержался и щелкнул несколько кадров — бульдозеры растаскивали в стороны остатки какого-то сгоревшего самолета. Мы же с Марленом пристали к пробегавшему мимо солдатику.
— Стоять, боец! Это что за самолет?
В ходе непродолжительной беседы выяснилось следующее.
Псковских десантников кинули самолетами в Литву. Но, пока договаривались с литовцами насчет всяко-разных дипломатических условностей, танки Гота, не встречая никакого сопротивления, вышли к самому Вильнюсу. Хрен его знает, где в это время была вся литовская армия. На пикнике, наверное. В итоге, когда первый Ил-76 уже катился по взлетно-посадочной, его в упор расстреляли немецкие танки. Второй, благодаря охрененному мастерству летчика, сесть не успел. Ушел на высоту. Пришлось высаживаться в Риге. И уже оттуда форсированным маршем переться к Вильнюсу, который в этот момент уже атаковали части Калининградского фронта. В конце концов немцы засели в городе, словно под Сталинградом. Вильнюсский котел, ага. Интересненькое дело. А почему на штурм наши не идут? А оно это зачем? Наших бойцов класть — оно нам надо? Хватит с нас Грозного образца девяносто пятого года. Можно, конечно, этот самый Вильнюс раскатать в ровную площадку. Но, во-первых, сей град под защитой ЮНЕСКО. Типа исторический памятник и все такое. Ну, как обидятся юнесковцы да и к немцам присоединятся? Шучу я так нелепо. Извините. Самая главная причина — в Вильнюсе полно людей. Литовцев. И не только литовцев. Немцы ими как щитами прикрываются. Ну и кому хочется стать палачом детей и женщин? Собственно говоря, получили второй Беслан. С единственным отличием. Никаких от немцев требований. Сволочи, млять, эсэсовские… Ну, или вермахтовские. Какая разница между этими двумя сучностями? По факту — никакой. И не надо мне тут исторические лекции рассказывать. Что вижу — то и пою.
Когда подошли к зданию аэропорта, у меня зачем-то разболелась башка.
Пока мужики искали штаб, пошел искать аптечный киоск. К сожалению, аптекаря не было. Поэтому за родимый цитрамон расплатился звоном разбитого стекла витрины. На это мое преступление против чьей-то собственности никто не обратил внимания.
И вы будете смеяться, но в штабе, расположившемся на втором этаже здания, нас приняли буквально с распростертыми объятиями.
— Этого говнища мне еще тут не хватало! — загрохотал жутко знакомый бас.
Это нас так генерал-полковник Шаманов встретил. Да, сам командующий ВДВ. Сердце мое свалилось в пятки, и, наверное, только поэтому я сделал шаг вперед, опережая Марлена.
— Товарищ генерал-полковник! Не узнаете?