Смертный бой. Триколор против свастики - Федор Вихрев 24 стр.

Да, не завидую тому подполу, если его Серый найдет. А он найдет, из-под земли достанет, он, насколько я успел его узнать, он такой отмороженный и есть. По-моему — типичный спецназовец, они все немного подвинутые с точки зрения нормального человека. Хотя, если в обычной обстановке — люди как люди, и друзья отличные, лучше не бывает. Но вот специфика профессии…

Фронт проскочили без приключений, на площадке уже ждал санитарный вертолет, и мы аккуратно перегрузили в него раненого Чебурашку, чье настоящее имя я так и не узнал. Мы занялись обслуживанием и ремонтом техники, а группу Серого забрал другой вертолет и увез на МПД. Кстати, нам приказали оставаться здесь и готовиться. Судя по всему, наступление началось, раз нас назад уже не оттягивают.

Н-да, вот это интересно. Привезли нам систему минирования вертолетную, спецы понаехали и полдня ее монтировали. Оказывается, ночных вертолетов не хватает, да и самолеты преимущественно днем работают, ну а немцы наловчились ночами небольшие группы автомобилей и подкреплений перемещать. Вот один наш вертолет и дооборудуют, чтобы вечерком вместе с несколькими десятками других засыпать эти дороги с воздуха, наглухо отрезав фронт от притока подкреплений. Я подумал, и мы переоборудовали «тридцатку». Пока пусть помотается на минирование, тем более что к ночи отремонтированный «тридцать третий» обещают.

Проснулся под вечер от грохота. Ни фига себе. Артподготовочка пошла, точно. А с чего это вечером… Понял. Все же у нас с ПНВ немного (хе-хе) лучше, чем у фрицев, наверное, решили, что ночью будет проще наступать. Так, пора и самому технику готовить. Интересно, что для нас придумали? Понятно, опять в тылу шебаршить будем. Только кроме высадки групп еще и НАРами поработать придется. Теперь вообще непонятно, кто такое выдумал. Значит, высаживаем группу и по ее наводке долбаем цели. Хм, что, не хватает боевых машин, что ли? Хотя… если учесть, что большинство «крокодилов» — дневные, Ка-50 дай бог эскадрилья на весь фронт наберется, то, может, и целесообразным посчитали наши «мишки» ночью с новыми ракетами применять. Все же и летчики, и техника для ночных действий предназначены. Ладно, полетаем, посмотрим.

Так, а что это нам привезли такое, новенькое. Наконец-то вживую увидел С-13 «Тулумбас». Да, такая дура, что мало не покажется. И даже управляемый вариант привезли, гляди-ка. Будем, значит, на подсветку бить.

— Давай, ребята, напрягись. Вешаем!..

— Запуск.

— Есть запуск.

Пошли, родимые.

Проснулся по звонку будильника на мобильном — он своим «Прощанием славянки» и мертвого поднимет. Еле оторвал голову от подушки — вчера допоздна засиделся на работе — за время пребывания на пенсии довольно значительно изменилось законодательство, да и законы военного времени, переданные из Департамента интернет-почтой, тоже необходимо знать. Хорошо стало с сохранением тайны — за границей Интернета нет, так что перехватить информацию некому.

Быстренько перекусив и сунув в наплечную сумку тормозок, с вечера приготовленный женой, выскочил за дверь, торопясь на маршрутку. Можно было бы взять машину зятя — его все же призвали — «сто двенадцатую» «Ладу», да до стоянки идти далеко и с бензином проблемы. Пока ждал «Богдана», возле остановки тормознул свой «Ниссан» сват — он работает на нефтеперерабатывающем и имеет возможность заправиться — и подкинул меня до Пересыпского моста. Оттуда можно и трамваем от кольца прямо до работы доехать. Сват раньше был ярым ревнителем независимости Украины, из-за чего мы частенько спорили, правда, скорее теоретическим ревнителем — ни в митингах, ни в демонстрациях не участвовал, разрываясь между работой, домом и дачным участком. Теперь же, после начала войны, резко изменил свои воззрения и всю дорогу меня активно агитировал за объединение с Россией и Белоруссией, а еще лучше — восстановление Союза.

— Если весь остальной мир живет в сорок первом, а мы — в две тысячи десятом, то представляешь, что можно стать сильнейшей державой планеты и диктовать свою волю всем, а не ждать, что пиндосы решат, а наши возьмут под козырек и побегут выполнять. Только вместе надо быть, вместе. Экономику восстанавливать, возобновлять кооперацию!

— Думаю, что к этому дело и идет, правда, у нас этот вопрос продавить тяжелее будет — слишком на Западе страны националисты сильны.

— Так по ним Гитлер как раз в первые дни вместе с недобитыми бандеровцами и прошелся! Думаю, что народ хоть немного понял, что им фашисты несут.

— Ладно, поживем — увидим. Как у тебя на работе?

— Работы — море. Еле успеваем перерабатывать нефть. Слава богу, хоть в основном солярку и низкооктановый бензин гоним — все для армии. Девяносто второго и девяносто пятого выпускаем совсем немного. Вот и мост. Пока, удачи тебе!

— Удачи! — и я побежал к трамвайной остановке.

В трамвае, как и везде, шел оживленный разговор о войне. Выдвигались самые невероятные версии развития событий: кто-то доказывал, что через неделю наши будут в Берлине, кто-то скептически хмыкал, но все сходились в одном — без России мы, может быть, и выстоим, но с огромным трудом и кровью. Поэтому надо объединяться.

На работе, занимаясь служебной писаниной, продолжали внимательно следить за новостями, впрочем, как и все в стране. В информационных выпусках стало меньше проскальзывать панических ноток, появились сообщения об успешных совместных действиях украинских и российских частей. На большей части линии фронта продвижение немцев приостановлено, кое-где они вынуждены отступать. Приводились цифры потерь фашистов, своими размерами вызывающие некоторое недоверие, но, учитывая подавляющее техническое превосходство, вполне могущие быть реальными. Демонстрировались кадры из нескольких освобожденных небольших городов — развалины, пожарища, трупы детей и женщин… Показывали и пленных немцев — пока их немного, но наиболее умные уже ощутили силу и мощь нашего оружия и решили, что лучше жить в плену, чем попасть под залп «Градов» или гусеницы непробиваемых полевой артиллерией танков.

Было объявлено, что четыре президента (четвертым был казахский) провели двухчасовое видеосовещание, посвященное отражению нападения, взаимопомощи и «другим жизненно важным вопросам, представляющим интерес для всех участников совещания».

С огромным интересом было выслушано объявление, что Рузвельт и Черчилль прилетят в Москву для консультаций. Черчилль — понятно — Великобритания воюет с Германией и совместные действия приблизят победу. Но Америка пока еще ни с кем не воюет…

— Эх, договорились бы об объединении, — девчата тоже стали разбираться в политике. — Иначе Черчилль с Рузвельтом начнут обхаживать всех президентов и обязательно соблазнят кого-то. Вон грузинский галстукоед раньше спал и видел, как под крылышко Штатов перейти. Да и в Баку тоже не все в порядке…

— А зачем они нужны? Допустим, Азербайджан — нефть, но у России и своей хватает, плюс казахская. Другие республики Средней Азии или присоединятся, или скатятся в феодализм без поддержки из-за границы.

Разошлись так, что пришлось рявкнуть:

— У вас все документы на завтрашнюю отправку готовы?! Пусть сначала хотя бы эта четверка определится и объединится, а то вы уже всю планету поделить собираетесь.

— Сергей Викторович, а когда война закончится?

— Я что, господь бог? Немцев побьем — это факт, а когда — не от меня зависит.

После моего ответа разговор перешел на обыденные темы: кого из знакомых и родственников призвали, что известно о родне, оказавшейся в зоне военных действий, возникающих бытовых тяготах, ограниченном выборе в магазинах…

— Да, девочки, не скоро придется снова лакомиться импортными продуктами — пока немцев побьем, новые договора на поставку заключат, привезут… А многое из того, к чему уже привыкли, еще и не выпускается — та же аудио- и видеотехника, мобильники.

— А одежда? Моды, что за границей, — чудовищные! Я вчера по Интернету посмотрела немного, как представила, что такое сейчас носят — даже поплохело.

Война войной, а женщины все равно остаются женщинами, и переделать их невозможно. Да и нужно ли?..

Прилетели в Москву выгрузились.

Е-мое! Сколько народу… А самолетов-то! В голове сразу же появились варианты, кого и что заминировать первым, а что и так надкусать.

Сводный отряд, не дав даже размять ноги после долгого перелета почти через всю страну, тут же погнали на погрузку в Ан-12.

Пока шли на площадку, огляделись: аэродром, не знаю точно какой, но вроде бы Шереметьево, был набит под завязку всевозможными самолетами — от старых «Анов», до каких-то разрисованных и явно гражданских «Боингов» — и почти перед каждым из них стояли шеренги солдат — или высадка, или посадка. Сновали заправщики, и тягачи выводили самолеты на полосы, каждые две минуты садился или взлетал какой-нибудь «борт». Разговаривать было невозможно — шум турбин, матюки через громкоговорители.

Потом наступила моя очередь подниматься по рампе в отсек. Снова металл под подошвами. Снова створки закрывают солнечный свет, и снова крылатый грузовик неторопливо катится по рулежным дорожкам на взлетную полосу. Его движки словно жаждут взреветь на полную мощность и оторваться от земли в свою стихию.

Всего два часа в небе, и вот мы уже садимся где-то в Белоруссии.

Чувствовалась война — вокруг аэродрома и прямо на стоянках техники — ЗРК, расчеты «золушек». В небе барражируют истребители. Вредны остовы разбитых транспортников, свежие заплаты в бетонном покрытии взлетной полосы, и речь — вроде бы понятная, но с пятого на десятое. Белоруссия.

Все еще идут тяжелые бои. Обстановка уже стабилизировалась, но все равно — тяжелая. Задача сводного отряда войск специального назначения — действуя в интересах так же сводной, армейской группировки, работать по профилю — разведка в ближнем и дальнем тылу противника, налеты, засады и прочее.

— Товарищи бойцы, надеюсь, все отдохнули? — Вопрос ротного скорее риторический. — Командирам разведгрупп — к пятнадцати ноль-ноль прибыть на совещание в штаб.

Нам отвели ангар. Раньше здесь стояли «вертушки» белорусов. Потом в него попал снаряд — крыша пробита, стены немногим отличаются от решета. Один вертолет — «восьмерка» — теперь в виде металлолома громоздится поодаль.

Но есть и кое-что интереснее битого металла — над базой проносятся, заходя на посадку, пара «Блэк Хоков», судя по всему — «медэваки»! Ого, похоже, тут воюет второй фронт!

Они лихо сели на площадках, и к ним устремились санитарные машины и технические службы. Если «санитарки» были нашими, то вот «технички» — это «хамви». Сразу же закипела работа. Видно было, что люди делают свое дело, несмотря на любую обстановку вокруг.

А затем пришли и наши отцы-командиры. И привезли с собой много чего.

Снаряжаясь, я еще раз повернул голову в сторону севших вертолетов американцев. Но их там уже не было — улетели.

Надо отдать должное янкесам: несмотря на сошедший с ума мир, они не растерялись — в считаные часы вывезли своих граждан, организовали круговую оборону и смогли три дня отбиваться почти в полном окружении.

Разбитая прямым попаданием крупнокалиберного снаряда диспетчерская вышка, остовы сгоревших самолетов, битые, обугленные «страйкеры» и «хамви». Результат предательства бывших «союзников», а по сути — «дворняжек», перебежавших на сторону Вермахта.

Но все же они не растерялись и смогли удержать инициативу в своих руках, используя преимущество в вооружении и оснащении. Все три ночи немцы теряли с трудом захваченные днем позиции — они были слепыми и глухими в отличие от янки с их БПЛА, разведкой, связью и приборами ночного видения.

Американцы даже тут играли по своим правилам. Пусть и ночью.

— Боец, — меня вывел из полудремы голос дядьки. — Подъем! На инструктаж. Не отлетай, Шура!

Яркое солнце светило прямо в лицо, а настойчивый стук в дверь напоминал о неудержимой фрау Марте. Я встал и, не найдя тапочек, босиком пошел открывать дверь.

— Вставайте, Петр Алексеевич, уже десять утра. — Нелюбин выглядел отлично выспавшимся, несмотря на то что лично привез меня к особняку в пять часов утра.

В холле я встретил Штайна.

— Оскар, — обратился я к нему вполголоса. — А почему ты ввязался в это?

— У меня нашлась прапрапрабабушка еврейка, и Шелленберг знал об этом, — он усмехнулся. — Во всяком случае, если все получится, никто не будет тыкать мне прапрапрабабушкой.

К нам подошел Анатолий Иванович:

— Господа, на втором этаже для вас подготовлено оборудование, пройдите, пожалуйста, вас ждут.

В комнате, на двух сдвинутых вместе столах были разложены металлические и карболитовые коробки.

— Здравствуйте! — навстречу нам шел улыбающийся человек. — Давайте приступим.

Он продолжал улыбаться, но я явственно услышал: «Опять чайника прислали».

Ящики оказались электрическими вычисляющими устройствами, считающими намного быстрее человека. Хозяин этих железных мозгов милостиво избавил нас от теории и просто начал показывать, как можно их использовать. Через четыре часа я мог запустить программу и настроить систему связи, но объяснить, как это работает, я не смог бы даже под пытками. У Штайна все получалось гораздо лучше, ведь вчера половину ночи он занимался с этой аппаратурой.

После обеда Нелюбин представил нам еще одного представительного седого мужчину: — Усольцев Николай Николаевич, с завтрашнего утра вы будете работать с ним.

Он поздоровался с нами и, оглядев с ног до головы, вышел.

Оставшееся до ужина время мы продолжали осваивать технику будущего.

Вечером Нелюбин зашел в мою комнату с компьютером, который они называют мобильным. Он включил его и начал настраивать, дождавшись, когда на экране появится изображение, он передал устройство мне. На экране я увидел премьер-министра, он заговорил:

— Микрофиши, полученные от вас, расшифрованы, это полное досье на всю верхушку Третьего рейха, в той истории эти материалы были уничтожены и не фигурировали на Нюрнбергском процессе.

Наше условие для господина Гейдриха — выступление в качестве свидетеля в процессе над нацизмом, сделка с правосудием и участие в программе по защите свидетелей.

В ином качестве все переговоры исключены. Сегодня ночью вы с группой обеспечения возвращаетесь в Калининград и организуете промежуточную базу для связи с Боргсдорфом. Кодовый сигнал о начале контактов передан и получен отзыв.

Удачи вам! Ни пуха, ни пера!

— Спасибо вам, господин премьер-министр, и к черту!

Я передал компьютер Нелюбину.

Стадион в Кобрине располагается в Парке культуры и отдыха. Правда, правильнее будет сказать — располагался. То, что предстало перед нашими глазами, стадионом было назвать сложно. Это, конечно, не походило на стадион в чилийской столице — не тот размер, нет «чаши», — но все же…

Путь до стадиона был достаточно долгим, несмотря на сравнительно небольшое, по питерским меркам, расстояние. Колонна шла медленно, водитель «уазика» и все остальные вслед за ним старались объезжать воронки и трупы немецких солдат, то там, то тут лежавшие на улицах белорусского городка. Вот навстречу проследовала колонна немцев, человек тридцать, наверное, — простых бедолаг из Вермахта, судя по их прикиду. Кто-то — здоровый, кто-то — кое-как перевязанный, но, независимо от состояния здоровья, у них было нечто общее — глаза затравленных волков. Колонну сопровождали два бородатых бойца — в банданах. А, ну да… 17-я бригада… Наверное, гансам понравилось. Интересно, когда их здесь оставляли, те, кто оставлял, понимали, что остающиеся — смертники? Понимали, наверное, — ни машин, ни мотоциклов — ничего не видно. Въезжаем в парк. Картина маслом — у въезда противник успел соорудить дзот. Видимо, надеялись, что это им очень поможет. Интересно, чем в него угодили? Наверное, «Шмелем» каким-нибудь или другой «шайтан-трубой»? По-любому — хватило. Закрывать амбразуру телом явно не пришлось. Рядом с тем, что было дзотом, — двое бойцов, опять же в банданах, осматривают тела немцев, еще трое — с интересом изучают железяку, в прежней ипостаси бывшую, очевидно, чем-то вроде пулемета. Рядом с телами немцев — кучка из бумаг, часов, какой-то мелочи. Что скажешь? Кавказ есть Кавказ, война есть война. Через пару сотен метров нас останавливают — по дороге дальше пока нельзя, мины. Ожидание долго не продлилось — только успели перекурить, высыпав из автобусов, перекинуться несколькими словами с белорусскими мотострелками — появился танк. Где они его откопали? Т-62, да еще и с тралом! Вот дают белорусы… Немцы, наверное, офигели от такого старья… Тьфу ты, какое старье — для них это вундервафля натуральная. Танк пошел по дороге, все залегли: береженого бог бережет, как говорила монашка, натягивая на свечку второй презерватив. Несколько взрывов под тралом — и путь свободен. Грузимся, едем. А вот и стадион…

Стадион в Кобрине — обычный для небольшого российского украинского или белорусского города объект, из тех, которые называют «наследием советской эпохи». Трибуна с подтрибунным помещением, футбольное поле — газон на момент переноса был еще зеленым, беговые дорожки, сектор для прыжков, — словом, то, что любому советскому человеку было знакомо еще с детства. Но сейчас… Верх забора — обычного металлического забора с сеткой — был опутан колючей проволокой. На мачте освещения устроена пулеметная вышка, между фонарями — тело пулеметчика, чем-то зацепился, висит, зараза, вниз головой. Другое пулеметное гнездо — под крышей того, что здесь считается «центральным сектором». Желтые, красные, синие сиденья с трибун выломаны и в беспорядке разбросаны по полю. Когда-то светло-бежевое административное здание усыпано выщербинами от пуль, из оконных проемов второго этажа валит дым. На поле — тела. Тела самые разные: взрослые, детские, мужские, женские… в форме, в штатском… Прямо посередине — две «буханки» с красными крестами и ГАЗ-66. Несколько десятков солдат — белорусских, казахских, российских — заносят на носилках под трибуны тех, кто выжил. Останавливаемся. Выходим из машин и автобусов. К нам тут же подбегает майор, судя по всему — из Казахстана.