Несколько человек бросились наперегонки, а Колоксай все еще не выпускал Олега, пальцы его были горячими и твёрдыми, как железные крючья. Он всматривал-ся с жадностью, затем с великим недоумением огляделся по сторонам:
— Где это я?.. Это ж мир живых! Это ты меня вытащил? Как удалось?
Скиф дрожал, лицо стало бледным, а глаза блестели, то ли от сильнейшего возбуждения, то ли от слез. Олег повернул Колоксая за плечи.
— Взгляни, — сказал он просто. — Разве я не обещал тебе троих сыновей?
Колоксай смотрел на молодого статного воина, которого всякий тцар с гордостью назвал бы сыном. Щеки Колоксая побледнели, он с мольбой оглянулся на Олега:
— Это... ты не шутишь?
— Я не шучу, — ответил Олег тихо. — Это твой сын.
Кадык Колоксая дернулся. Скиф замер, даже не дышал, его синие глаза не отрывались от лица Колоксая. А Колоксай смотрел на Скифа во все глаза и явно не знал, что сказать, ибо богатырь с ним вровень, та же ширь в плечах, тот же узкий стан, те же яркие синие глаза, только вместо золота на плечи падают волосы черные, как смоль... а он всё ждал увидеть ребенка в колыбели!
Скиф дышал часто, лицо начало дергаться, из блестящих глаз внезапно покатились слезы. Олег увидел, как черты лица воина задрожали, как отражение в озере, а сквозь них проглянуло лицо ребенка с блестящими глазами, полными слез.
Скиф всхлипнул, шагнул, раскинул руки. В помещении раздался его вскрик, мужской и одновременно детский:
— Отец!.. Отец...
Он прижался к груди Колоксая, стараясь стать меньше, поместиться у него на груди, но это все не удавалось, Колоксай выше всего на ладонь, но обхватил отца по-детски жадно и трепетно, всхлипнул, из глаз полились жаркие слезы, но лицо светилось, будто внутри горела свеча.
Колоксай с недоумением погладил крепкого сильного юношу, ровесника. Олег сказал торопливо:
— Колоксай, на земле прошло двадцать лет... У тебя три сына, как и предсказано... Ты обнимаешь самого младшего. Его зовут Скиф. А самый любящий тебя, не побоюсь этого слова... да и Скиф подтвердит!.. самый любящий тебя сын, средний, его зовут Гелон, потратил пять лет на то, чтобы разыскать тебя там... в мире черного солнца, и, как видишь, вытащить снова. Но что мы в коридоре? Пойдемте в зал, пусть зажгут все светильники...
Появился заспанный Окоем, со страхом и потрясением уставился на незнакомца. Ему объяснили, в чем дело, он тут же исчез, а когда все ввалились в зал, там уже горели светильники, слуги расставляли стулья и кресла, несли кувшины с вином.
— Я очнулся, — сказал Колоксай, — в каком-то запущенном и заброшенном храме... Даже не храме, а так, среди руин, развалин. Увидел огни на башнях города, пошел на свет, так и пришел сюда. На воротах едва пустили! Ты говоришь, три сына?
— Три, — повторил Олег. — Два здесь, Гелона сейчас увидишь... А самый старший, Агафирс, остался с Миш. Он полагает, что она была все-таки права... По крайней мере, он избрал ее сторону. Гелон и Скиф ушли.
— А Миш? — спросил Колоксай.
— Все так же молода и красива, — ответил Олег с неловкостью, слишком много боли прозвучало в голосе Колоксая. Похоже, заметили и другие. — Но теперь она передала тцарство Агафирсу. Чем занимается сама? Не знаю, Колоксай. Это была твоя женщина, не моя.
Глава 29
Колоксая усадили за стол, поставили перед ним блюдо с холодным мясом, но на кухне уже спешно разогревали, жарили, пекли, оттуда доносились дразнящие ароматы, даже слышалось шипение мяса на сковородках. Прибежал запыхавшийся слуга из подвала, в руках кувшин со старым вином. Пальцы Колоксая задрожали, он схватил мясо обеими руками, жадно совал в рот, а глаза уже пожирали все, что на столе, словно его терзал голод все эти двадцать лет .
— Жить! — выдохнул он счастливо. — Жить... Как хорошо!
— Наверное, — согласился Олег. — Наверное, это хорошо.
С другой стороны сидел счастливый, как щенок, Скиф, дальше занял место Окоем, глаза его пристально следили за отцом Гелона. Угарч появлялся время от времени, давал распоряжения челяди, потом пришел и скромно сел с краю стола. Он обронил задумчиво:
— Наверное... По крайней мере, ты знаешь.
— Знаю? — удивился Колоксай. — Ничего я не знаю.
— Но ты можешь сравнить.
— Если бы... Но где же Гелон?.. Где мой сын, который сумел... Я хочу задушить его в объятиях!
— Сейчас разбудят, приведут... Наверное, уже разбудили, одевается. Колоксай, свет не знал более мудрого правителя, чем твой средний сын! Я не знаю, как у него получается, но он без магии и насилия создал такую процветающую страну, что народ вот-вот станет возводить ему храмы, как живому богу! Ты можешь гордиться средним сыном...
Прибежал слуга, прокричал взволнованно:
— Гелона в покоях нет!
Угарч предположил:
— Он иногда ночами обходит стражу на воротах, проверяет, чтобы не спали...
Скиф внезапно побелел. Олег бросил на окаменевшее лицо быстрый взгляд, ощутил, как по телу пробежала ледяная волна.
— Коло, — спросил он напряженным голосом, — ты ничего не заметил, когда ощутил себя в нашем мире? Колоксай насторожился:
— Вроде бы ничего... А что?
— Да так... Одна страшная мысль пришла.
— Что случилось?
— Боюсь даже подумать, — ответил Олег сдавленным голосом. — Давай подождем, пока ищут Гелона.
В зале наступила мертвая тишина. Колоксай с недоумением посматривал по сторонам. Слишком много обрушилось сразу: жуткий вихрь, что выдрал его из привычного мира вечного ночного дождя, крики и свист, полет среди звезд, затем этот мир живых, где он сразу же встретил то, о чем так страстно мечтал: сыновья!.. Взрослые, сильные, могучие как львы!
Олег сказал мертвым голосом:
— Угарч, иди снова в покои Гелона. Стучите громче! Если он не откроет — ломайте двери.
Угарч побелел, в глазах метнулся ужас от такого святотатства.
— Ломать? Дверь самого Гелона?
— Ломайте, — подтвердил Олег. — Отвечает его отец и... вот его брат. И я, наставник его брата. Но мне кажется, я даже боюсь это сказать... дверь может оказаться не запертой.
Время тянулось нескончаемо долго. Угарч появился в дверном проеме желтый, как мертвец. Слуга поддерживал его под руки. Управителя шатало, губы тряслись. В руке трепетал листок пергамента.
Олег выхватил, поднес ближе к светильнику. В жёлтом свете было написано: «Пора попробовать и мне. Если получится — не жалейте! Я этого добивался всю жизнь. Гелон».
— Гелон, — прошептал Олег. — Вот на какой обмен согласились владыки подземного мира...
Угарча усадили за стол, тут же от двери послышался топот. Створки распахнулись, ворвался запах гари, палёного мяса и шерсти. Двое стражей втащили под руки человека с повисшей головой. За столом вскрикивали, узнав чародея.
Тот собрался с силами, голова поднялась, в глазах была мука. С запекшихся черных губ сорвалось:
— Гелон...
Олег сказал жестко:
— Уже знаем. Что сказали владыки мира черного солнца?
— Да, я говорил... вопрошал...
— Что сказали?
— Я слышал... жуткий хохот, — прохрипел старик. — Злорадный хохот!.. Они смеялись... Они заполучили, как они сказали, самого ценного человека на свете... Его уже не поменяют ни на кого из живущих. Гелон, как они сказали, мог бы сделать весь мир счастливым... Весь белый свет! Ему предначертано было жить долго, очень долго! Он сумел бы расширить свою Гелонию до... до...
Голос его прервался. Ему поднесли кубок вина, в тишине слышно было, как стучат по металлу зубы. В зале стояла мертвая тишина отчаяния. Олег стиснул челюсти так, что заломило в висках. Он, дурак, общался с человеком, который знал или чувствовал Истину... а то и владел ею, но он, волхв, говорил с ним о конях, о видах на урожай, о разведении дойных кобылиц... Почему пустоцветы так кричат о своем величии, а люди достойные стараются жить тихо и незаметно? Не потому ли пустые колосья держат головы так высоко, что в них нет зерен? Скиф зарычал:
— Гелон!.. Брат!.. Прости, что я наделал, что я наделал!..
Олег сказал досадливо:
— Перестань. От тебя ничего не зависело.
Скиф ударил себя по лицу, закричал страшным голосом, ухватился за волосы и выдрал целые пряди. Из глаз брызнули кипящие слезы, грудь клокотала от тяжелых мужских рыданий.
— Почему? Почему Гелон?.. Почему не ушел я — никчемный, никому не нужный, всеми отвергнутый?..
Олег взглянул с сочувствием, опустил глаза. Скиф закричал таким страшным голосом, от которого затряслись стены:
— Молчишь? Жалеешь?.. Да скажи, наконец, правду! А правда в том, что меня даже на том свете не приняли бы!.. Сказали бы, что и сто тысяч Скифов не стоят одного Гелона!.. Сволочи, все сволочи!.. А самая большая сволочь — я, ибо даже не попытался предложить себя в жертву... в обмен...
— Никто из нас не пытался, — напомнил Олег .
— Но мог бы!..
Олег молчал, Скиф выл и бил себя по голове, стучал по столу, разбивая руки в кровь. Среди стонов прорывались горестные крики, что его все равно бы не взяли, кому он нужен, по земле толпами бродят всякие мстители, разрушители, ломатели. Властелинам чёрного солнца он важнее здесь, он и так работает на них, а вот Гелон был для них угрозой, опасностью, его и забрали!
Колоксай сидел, выпрямившись, посеревший весь, даже руки посерели, словно он превратился в каменную статую. На столе сиротливо исходила белесым паром туша молодого гуся. Огромные кулаки лежали на столешнице как мертвые. В глазах застыло отчаяние. Олег внезапно подумал, что таким он был в мире чёрного солнца: серый, помертвевший, без чувств и желаний, угнетенный так, что желал бы покончить с собой, если бы там это было возможно...
— Как же так, — прошептал Колоксай. — Это же я все еще там...
Олег сказал настойчиво:
— Ты здесь. Скоро взойдет солнце.
— Для меня оно никогда не взойдет, — сказал Колоксай мертвым голосом. — У меня был такой преданный сын... что отдал свою жизнь за мою! А я его даже не увидел! Не успел прижать к груди, посмотреть в его ясные глаза!.. Нет, я не могу принять такую жертву!
Все отводили взоры, кто-то зарыдал громко, закрыл лицо руками и бросился из зала. Скиф рыдал тяжело, но уже не опускал головы и не отворачивался. Слезы катились и катились по бледному, как мрамор, лицу.Олег сказал с мукой:
— Колоксай, обратно пути нет. Владыки подземного мира получили высшую плату. Теперь надо жить...
— Я не смогу, — обронил Колоксай мертво. — Я слишком долго был... там. Я весь мертв. В подземном мире убивает не острая сталь, а вина. Я подумал было, что здесь я смогу что-то поправить, изменить, ведь я был не прав... Но властелины жестоко посмеялись надо мной! Моя вина стала еще тяжелее.
Он поднялся и, пошатнувшись, вышел как слепой из-за стола. Олег кивнул в его сторону Угарчу, тот бережно и властно обнял несчастного тцара за плечи и бережно повел к выходу.
Черная весть пронеслась над Гелонией, словно ее пронесли крылатые кони. Стон и плач поднялся сперва над городом, потом ушел в села, веси и самые дальние деревни. Мужчины хватались за оружие и бешено грозили небу, что отняло у них лучшего из правителей, который ухитрялся всем быть отцом, сыном и учителем разом, женщины рыдали и царапали лица, а молодые девушки оделись в черное и плакали тихо, словно всем им молодой, красивый и добрый тцар был женихом.
Колоксай, как его отвели в покои Гелона, так и не показывался. Из-за двери не доносилось ни звука. Стражи обеспокоенно объясняли, что так уже трое суток. Колоксай словно исчез, едва переступил порог и закрыл за собой двери.
Олег поколебался, велел:
— Ломайте!
Стражи отбросили копья. Рядом с Олегом стоял Окоем, ещё больше похудевший, молчаливый, с ввалившимися глазами. Он сильно горбился, покашливал. Олег почему-то вспомнил о Дивии, его дочери, которую верховный жрец мечтал отдать за Гелона, и от которого звезды сулили...
Раздался треск. Дверь выгибалась под тяжелыми ударами, но держалась, и тогда оба стража ухватились за топоры, начали бешено рубить толстые доски. Олег выждал, потом ударил плечом. Наполовину расколотая дверь разлетелась в щепы, он торопливо шагнул в пролом, не заботясь о том, что сверху падают тяжелые деревянные обломки.
В обширных покоях пусто, мертво, безжизненно. Узкое окно открыто, оттуда врывается свежий ветер. Первой мыслью Олега было, что Колоксай покинул через окно, но в эту узкую щель едва пролезла бы его голова...
И тут он увидел на ложе неподвижное тело. Колоксай лежал вниз лицом, раскинув руки. Пальцы вцепились в подушки, смяли и так застыли.
— Колоксай! — заорал Олег. — Черт, что ты творишь, Коло!..
Плечо Колоксая показалось твердым и застывшим, как холодная плита мрамора, а сам он выглядел срублен-ным дубом, что рухнул, как стоял, накрыв растопыренными ветвями ложе.
Вдвоем с Окоемом перевернули его на спину. Синие глаза безжизненно смотрели в потолок, золотые волосы мертво разметались по подушке. Олег поспешно приник ухом к твердой груди. Поначалу ему показалось, что он положил голову на каменную плиту, холодную и недвижимую, но обостренное ухо человека из Леса уловило нечто, что и на жизнь не похоже, но еще и не смерть.
— Зови своего колдуна! — велел он страшным голосом. — Быстро!.. Все травы, отвары... Он знает какие!
Еще три дня дрались за жизнь, что упорно выскальзывала из их рук. Колоксай находился в забытьи, а едва, удавалось пробудить в нем сознание, тут же снова нырял в спасительную черноту.
Олег, отчаявшись что-то сделать, наконец опустил руки, сел рядом на край ложа и заговорил монотонно:
— Ты в отчаянии, что твой сын Гелон отдал свою жизнь в обмен на твою. Ты винишь себя... Но у тебя еще двое! Двое сильных и отважных, как львы, могучих, как слоны. Они смотрят на тебя с надеждой, ты нужен им. Скиф в таком отчаянии, что готов покончить с собой, но, если он это сделает, это будет уже твоя вина... Ты трусишь, ты уходишь от этого мира. А ты нужен, на тебя смотрят... От тебя многое зависит. Если подохнешь, то наплюешь и на могилу своего любящего сына Гелона. Выходит, он отдал жизнь напрасно...
Он говорил долго, повторялся, убеждал, находил новые доводы, возвращался к старым и поворачивал их под другим углом. Наконец от Колоксая донесся тяжелый вздох, будто качнулась и дохнула вся комната. Он все еще не двигался, но Олег чувствовал, как в могучем теле вздрогнуло и начало сокращаться сердце, по ссохшимся жилам с трудом начала пробиваться горячая кровь.
Окоем посмотрел на Олега ошалелыми глазами. Угарч тут же выскользнул, за дверью донесся его топот, удаляющийся крик. Вскоре в покои вошел и тихонько сел у самой двери Скиф. Он был желт, как покойник, только в запавших глазах огонь горел еще злее и неукротимее.
Олег сказал громче:
— Колоксай, как бы тебе ни хотелось вот так лежать и винить себя... но нельзя эту цветущую страну оставлять без хозяина. Вообще нельзя, чтобы за кордонами слышали, что здесь стадо без пастуха! Гелон — твой сын. Хотел ты или не хотел, никто тебя спрашивать не будет, но теперь ты вместо Гелона. И на месте Гелона. Пусть Окоем объявит, что трон не пуст!.. Колоксай держит в своей крепкой руке эти земли, и если кто попытается прийти незваным, то лучше бы им было прийти к мирному Гелону, чем к мстительному Колоксаю!
Скиф подпрыгнул вместе со стулом, Олег видел, как надежда в его глазах вспыхнула ярче, однако с ложа донёсся стон, затем слабый прерывающийся голос:
— Мстительному?.. А я раньше был не очень... Олег, ты говоришь не обо мне...
— Ладно, но пусть все равно Окоем объявит, что ты на троне. Так оно и есть, но пусть сообщит. Пусть гонцы поскачут во все стороны.
— Нет, — прошептал Колоксай. — Ты не понимаешь... Как ты можешь заглядывать в глубины вещей, и в то же время поражен слепотой, когда дело касается людей? А ты подумал своей дурной головой, что я буду выглядеть для всех... чуть ли не убийцей Гелона? Меня будут постоянно сравнивать с Гелоном, будут упрекать, а мои указания перестанут выполнять... и я не смогу их винить, ибо им будет казаться, что они предают Гелона если послушаются меня...
Олег наклонил голову. С трудом, но все же пони-мал, только трудно осознать, что это говорит прежний Колоксай, свирепый и вспыльчивый, никогда не рассуждающий.
Колоксай зашевелился, медленно сел. Взгляд его упал на сидящего у двери юношу. Скиф ответил прямым преданным взглядом, нежным и любящим. Олег поежился, один с черными как смоль волосами, у другого как потоки расплавленного золота падают на плечи, но глаза одинаково пронзительно-синие, яркие, светящиеся дивным огнем.
— Ты, — сказал Колоксай, — ты на троне. Скиф! Сможешь и править... здесь мудрые советники, сможешь и защитить вооруженной рукой! Ты станешь достойным правителем.
Скиф вскочил так резко, что стул за его спиной упал с грохотом.
— Я? Чтоб ненавидели меня?
Он уставился на Колоксая с великим изумлением, не веря, что человек, из-за которого он ушел от матери и теперь готовится отомстить, так его предал.
Олег с досадой хлопнул ладонью по столу. Получилось неожиданно звучно, все умолкли, смотрели на него.
— Что вы все о себе! — крикнул он раздраженно. — Боитесь, как бы чего не подумали?.. Чистенькими, незапятнанными хотите остаться? А о них подумали? Страна не может быть без сильного правителя!..
Колоксай напомнил:
— Ты однажды говорил, что может.
— Но не в этом мире, — сказал Олег еще злее. — Не в мире, где соседи только и смотрят, чтобы здесь власть ослабела, чтобы в Гелонии перестали точить мечи! Зачем твой сын строил толстые стены? Зачем укреплял крепости, готовил запасы оружия?.. Кто-то должен сесть на трон прямо сегодня. Я боюсь, что в соседних странах уже срочно седлают коней.
— Я не могу, — ответил Скиф глухим голосом. — Я на алтаре дал великий обет, что отмщу за убийство отца. Я не могу... и не хочу отказаться от клятвы. Это будет не по-мужски.
Колоксай после паузы сказал тихо:
— Сын... Я тебя очень люблю. У меня слезы на глазах, потому что я, оказывается, кому-то дорог... Мне всегда казалось, что я совсем лишний на свете! И меня никто никогда не любил. А я настолько жаждал этой любви, что однажды... Сын мой, много позже я понял, что я не должен был так делать. Это была моя вина...