Кто-то, смутно похожий на тень от черной ночной птицы, приближался по самой границе песка и воды. Хагир, щурясь и вглядываясь в темноту, шагнул вперед. Вдоль спины скользнул холодок: память отозвалась на знакомое ощущение. Сердце холодело и при том билось сильнее, как будто само боялось и хотело убежать от опасности.
Нет, это была не тень и не морок: теперь уже ясно слышался легчайший скрип песка и камешков под чьими-то ногами, ветер с моря раздувал чьи-то длинные волосы, и от этого ночной гость походил на летучую мышь с распростертыми крыльями… Хагир испытывал немыслимую смесь чувств: странное удовлетворение оттого, что встреча в сердце Медного Леса ему не померещилась, тревожное ожидание, недоверие и даже страх, что она может выходить из своего живого царства. Или ее владения не кончаются у перевала Троллиное Седло, а простираются до самого моря? Так или иначе, но она здесь, трепет и ужас, сердце Медного Леса, душа камней в человеческом теле. С чем она пришла?
Дагейда вышла в круг света от ближайшего костра и тут остановилась. Хирдманы столпились вокруг, но шуточки замерли на губах: такой странной девочки никто еще не видел. Глаза ее в свете костра разбрасывали вокруг пронзительные желтые отблески, рыжие волосы вились по ветру, а ее лицо, в котором не было заметных недостатков, все же казалось отталкивающим из-за холодного, дикого, насмешливого и недоброго выражения.
– Отдыхаете? – язвительно произнесла Дагейда, и всем стало нехорошо от первого звука ее голоса. – Валяетесь здесь, славные герои, и не знаете, что ваша добыча лежит у вас под носом! Где Бергвид, сын Стюрмира и Даллы? Я хочу его видеть.
– Если хочешь, то почему бы тебе не подойти поближе? – спросил издалека Бергвид, не трогаясь с места. – Я не побегу навстречу каждой бродяжке!
Дагейда обернулась на голос, глянула через темноту, бывшую для нее прозрачнее светлого дня. И Бергвид вдруг вскочил и поспешно сделал несколько шагов к ней, от торопливости спотыкаясь о песок. Лицо его из надменного стало тревожным, даже испуганным: он не понял, что за великан схватил его за ворот и толкнул вперед. Он даже оглянулся, но сзади над ним было лишь синее небо весеннего вечера в белых огонечках звезд.
– Я принесла тебе подарок, а ты не хочешь даже встретить меня! – насмешливо сказала ведьма. – Иные подолгу ищут меня, а к тебе я пришла сама. Неподалеку отсюда стоит фьялльский корабль. Козлиные головы не хотели здесь ночевать, но Ньёрд оказался сильнее их. К тому же у них руль поврежден. До утра им не уплыть. Смелый сумеет воспользоваться случаем, не так ли, Бергвид сын Стюрмира? Я не так уж много попрошу за то, чтобы показать вам это место. Только одно: ты поклянешься перебить всех фьяллей до единого и отдать их души корням и камням Медного Леса.
– Всего ничего! – озадаченно произнес кто-то из хирдманов.
Но Дагейда не обернулась, а продолжала смотреть на Бергвида.
– Кто ты? – с беспокойством воскликнул он. – Зачем тебе…
– Я – Дагейда дочь Свальнира! – Ведьма гордо вскинула голову. – Я – хозяйка Медного Леса.
– Зачем тебе убитые фьялли? – спросил Хагир.
Дагейда посмотрела на него и на миг расширила глаза, бросила ему тот загадочный взгляд, что заменял ей улыбку. Она как будто намекала на что-то, известное им обоим, на какой-то тайный сговор между ними.
– У меня с вами общая месть, хотя у меня мало общего с людьми, – сказала она вполголоса, и, казалось, сами волны притихли, ловя ее слова. – Моего отца убил Торбранд конунг. Тот же, что продал в рабство твою мать, Бергвид сын Стюрмира, и взял в жены Хёрдис Колдунью, убийцу твоего отца! Я буду мстить фьяллям. Их жалкие души пойдут в пищу моему Медному Лесу, душой которого раньше был мой отец. О, мой отец был выше этих гор и сильнее этого моря! – Ведьма горделиво повела рукой вокруг, и в темноте все ею названное казалось еще более огромным и могучим, горы уперлись в самое небо. – Мне еще не скоро удастся дорасти до него. Но они мне помогут, те, кто виноват в его смерти! А тебе ничего не придется делать! – Она опять посмотрела на Бергвида. Взгляд ее представлялся ласковым, но каждому, на кого он падал, казалось, что глаза ведьмы вытягивают из него душу. – Только сказать: я посвящаю убитых мною тебе, дух корней и камней! Больше ничего. Пока больше ничего.
Она бросила Хагиру еще один долгий, широкий, намекающий взгляд.
– А когда я получу белого дракона, то взамен я дам такую силу, какой не имел на Квиттинге ни один смертный! – таинственно шепнула она и медленно попятилась назад, из круга света.
– Если здесь есть храбрые мужчины, то пусть они следуют за плящущим огоньком, что появится в полночь! – зазвучал из темноты тихий вкрадчивый шепот, который тем не менее услышали все до единого. Ведьма скрылась из глаз, шептала сама темнота. – Он приведет вас к добыче и славе…
Шепот стих, и перед кораблями повисла тишина.
– Про какого белого дракона она говорила? – произнес Бергвид среди молчания.
– Чего она хочет? – беспокойно воскликнул Халльгард сын Халльгрима. – Какая-то ведьма… Не очень-то мне хочется ходить за всякими там пляшущими огоньками! Заведет еще куда-нибудь к великану на нос!
Хирдманы загудели: каждый хотел высказать чего-нибудь в этом роде.
– Дурачье! – крикнул Бергвид, перебивая общий шум. – Это дочь великана Свальнира! Я слышал о ней! Она хочет отомстить фьяллям за своего отца! У нас с ней общая месть! Она поможет мне!
Бергвид казался возбужденным и разгоряченным, его глаза блестели, по чертам лица пробегала дрожь. Он словно проснулся от надменного сна, в котором пребывал все это время. Казалось, ее-то, Дагейду дочь Свальнира, он и ждал; казалось, ее появление и было для него знаком к действию.
– Не думается мне, что от этакой твари будет толк! – прямо высказался Вебранд. – Видал я этих ведьм! Месть, честь – это все не про них! У них одни пакости на уме!
– Я знаю, она поможет мне! – непреклонно твердил Бергвид. – Она может многое сделать! И не тебе сомневаться в этом, Вебранд сын Ночного Волка! Разве твой отец после смерти целых двадцать лет не держал в страхе всю округу и тем не помогал твоей власти? У каждого конунга должен быть могучий покровитель из тайных сил! Боги послали мне дочь великана, чтобы она служила мне!
– Еще кто кому послужит! – буркнул у Хагира за плечом Хринг кузнец.
– Но хотелось бы мне знать, что за белого дракона она хочет получить? – Бергвид вопросительно глянул на Хагира.
– Она говорит о кубке. – Хагир неохотно кивнул на свой мешок. – О Драконе Памяти, нашем родовом кубке.
– О моей славной добыче? – оживился Вебранд. – Ты точно знаешь? Хе-хе! Дракон, говоришь?
– Она уже просила его у меня. Но только я никаким ведьмам не отдам мое родовое сокровище!
– Это правильно! – одобрил Вебранд. – Раз уж чего добыл, так нельзя выпускать из рук, хе-хе! И всяким ведьмам нечего разевать рот на чужое добро!
– Сначала надо разобрать, кто больше имеет прав на этот кубок! – сказал Бергвид, глядя на Хагира в упор. – Он ведь происходит из родового наследства Лейрингов, да?
– Конечно, – согласился Хагир. Взгляд Бергвида не нравился ему, и он был готов отстаивать свое наследство.
– Во мне не меньше крови Лейрингов, чем в тебе, – продолжал Бергвид. – Моя мать, кюна Далла, была дочерью Бергтора Железного Дуба, главы рода. Все наследство Лейрингов по праву должно принадлежать мне.
«Вот это наглость!» – так и прыгнуло на язык Хагиру, и он с трудом удержался, чтобы не сказать этого вслух при хёльдах и дружинах. Все раздражение и неприязнь, которые в нем копились с первых дней, вдруг вскипели и превратились в резкое негодование, почти ненависть. Щенок! Раб и сын рабыни! Еще волосы не отросли, а смеет указывать благородным людям! Сам не бывал еще ни в одной битве, а уже лезет вперед! И только потому, что та рабыня приходилась родственницей и самому Хагиру, он удержался от того, чтобы сказать все это вслух.
– Родство по материнской линии не дает права на наследство, если это не было оговорено заранее, при жизни старших поколений, и не объявлено при свидетелях! – холодно и четко ответил он. – А права твоей матери никак не оговаривались. Выходя замуж за Стюрмира конунга, она получила свое приданое, а от конунга в день свадьбы получила свадебные дары. Не знаю, где все это теперь, но этим все ее имущество и исчерпывается. У нее нет никаких прав на наследство прочих Лейрингов, и ты его не получишь.
– Это все верно для мирных времен! – ответил Бергвид так самоуверенно и свысока, словно не он, а Хагир большую часть жизни чистил свинарник. Сейчас они делили нечто большее, чем серебряный кубок, и оба это знали. – Когда в стране есть конунг, все законы должны служить ему! У квиттов нет другого конунга, кроме меня, и все, что увеличит мою силу и силу квиттов, должно принадлежать мне! Кто знатнее всех, тот и имеет наибольшие права! А кто была твоя мать?
– Этим вопросом ты больше унизил себя, чем меня! Нечем гордиться, если ты не знаешь собственной родни! Моя мать, Асгерда дочь Борга, была родной сестрой Ингвида Синеглазого, того самого, который дважды разбил в бою войско фьяллей с самим Торбрандом конунгом во главе!
– А потом был им разбит в Битве Чудовищ!
– Опять неверно! Ингвид Синеглазый не был в той битве, он не успел подойти со своей дружиной!
– Не успел? – язвительно спросил Бергвид, но осекся: Хагир так решительно шагнул к нему, сжимая рукоять меча, и глаза его сверкнули в свете костра так непримиримо и жестко, что даже упрямый юный конунг содрогнулся.
– Посмей только! – сдавленно выдохнул Хагир, имея в виду то, что Бергвид, на свое счастье, не успел сказать вслух. – Ни одному конунгу в мире я не позволю порочить моего родича Ингвида! И каждый, кто посмеет в нем усомниться, станет моим кровным врагом!
– Пусть каждый остается при своих родичах! – выговорил Бергвид, чтобы хоть что-то ответить. – И никакие больше родичи не нужны тому, кто признан законным конунгом!
– Ты смотри, как чешет! – восхитился Вебранд, любуясь своим «воспитанником». – И где его только учили? Вы не знаете, ребята?
– Если так, то надо напомнить: законным конунгом становится только тот, кого признает тинг хотя бы одной четверти! – воскликнул Хагир. – А тебя пока что не признали нигде, ни на одном болоте! Так что тебе надо поменьше гордиться собой, Бергвид сын Даллы!
– Никакие тинги не нужны тому, кого назвали конунгом сами боги! – гневно крикнул Бергвид и шагнул ближе. Хагир задел самое для него дорогое, и этого он уже не мог проглотить. – Я избран богами, чтобы совершить месть квиттов, и я это сделаю, даже если весь свет будет против меня! И я не потерплю, чтобы у меня стояли на дороге, даже если это мои родичи!
– О чем вы спорите? Что случилось? – Через толпу хирдманов протолкался встревоженный Гельд. Оживление возле кораблей показалось ему неестественным, а по пути вниз с пригорка он слышал громкие резкие голоса. – Хагир! Бергвид! Что вы не поделили?
– Да вот этот… конунг, признанный тингом призраков, требует от меня мой кубок! – ответил Хагир, тяжело дыша и изо всех сил стараясь говорить спокойно. – Тот, что мы достали из кургана. Дракон Памяти, помнишь?
– Это мой кубок! – воскликнул Бергвид, глядя на Хагира с неприкрытой ненавистью. Знатный, гордый и прославленный подвигами родич с первых дней одним своим видом сильно ущемлял страдающее самолюбие Бергвида и вызывал его неприязнь, потому что казался захватчиком, присвоившим уважение и восхищение людей, которое должно нераздельно принадлежать лишь законному наследнику конунгов! – Мой, как и все наследство рода! Кто знатнее всех в роду, тот и получает все! А я…
– Прямо сейчас придумал? – быстро спросил Хагир, больше не намеренный сдерживаться и искать вежливые обороты. – Знатнее! Свиньи в Ревущей Сосне знают твою знатность!
Бергвид выхватил меч из ножен и рванулся к Хагиру так стремительно, что Гельд едва успел схватить его за правую руку возле локтя. Потеряв равновесие от внезапной остановки, Бергвид чуть не упал, но устоял на ногах и рванулся, пытаясь освободиться. Уклоняясь от машущего меча, Гельд изловчился схватить его и за вторую руку. Бергвид отталкивал его и даже лягался, но Гельд, при всем своем миролюбии, был достаточно силен и опытен, чтобы справиться с восемнадцатилетнем парнем.
– Не трогай его, не трогай! – восторженно кричал Вебранд. – Пусть царапаются! А ну, кто кого, им давно пора выяснить!
– Держи! – вопил в то же время Яльгейр Одноухий, устремляясь на помощь к Гельду. – Они убьют друг друга, вы чего! Чтоб я сдох!
– Пусти! – яростно кричал сам Бергвид. – Пошли вы все!.. Стану я слушаться каких-то там торговцев! Знай свое дело и не лезь в дела конунгов! Пусти, ну!
Держа его одной рукой за локоть, а второй за плечо, Гельд пребывал в затруднении: не отнимать же меч у предполагаемого конунга и вождя на глазах у дружины! Яльгейр держал Бергвида за вторую руку и то норовил опрокинуть его на песок, что было бы совсем нетрудно, то вспоминал, что невозможно так оскорбить и опозорить вождя перед всей дружиной, и застывал в растерянности.
Хагир стоял в трех шагах напротив с мечом наготове и сам не знал, лучше ли Гельду держать Бергвида или отпустить; в себе самом он ощущал готовность убить сына Стюрмира и в то же время сознание, что делать этого нельзя.
Хирдманы выкрикивали каждый свое:
– Пустите! Нельзя держать! Пусть бьются! Пусть бьются, если он его оскорбил!
– Держите! Надо разобрать! Разобрать, кому принадлежит кубок!
– Вождям нельзя биться в походе! Стюрмир с Фрейвидом тоже бились, и все кончилось разгромом!
– Они оба имеют право быть конунгом!
– Поединком все решается! И чей кубок, и кто из свинарника!
– Какой нам поединок! У нас тут ведьмы бродят, а вы…
– Ой, смотрите! Огонек!
Последний возглас прозвучал громко и перекрыл остальные; все разом примолкли и обернулись. На севере, на каменистом подъеме, мерцал голубоватый огонек; он смотрел на площадку сверху и оттого был похож на звезду, спустившуюся к самой земле.
Гельд выпустил Бергвида и отступил, не сводя глаз со звезды. Шум и крики разом умолкли: все завороженно смотрели на обещанный ведьмой знак и забыли, о чем шла речь только что.
– Это она… – пробормотал Яльгейр. – Она… Она же сказала… Это для нас…
– Будь я проклят, если пойду куда-нибудь по ведьминой указке, – упрямо пробурчал Вебрандов ворчливый Трёг. – Заведет еще…
– Ну, парень, это твоя звезда! – громко сказал Вебранд и ободряюще хлопнул Бергвида по плечу. – Звезда твоей славы и бессмертия, хе-хе! Сдается мне, что пора трогаться! Тем, конечно, кто еще не тронулся, хе-хе! А я готов!
– Собираться! – тяжело дыша от неулегшегося возбуждения, бросил Бергвид. На Гельда и Яльгейра он даже не оглянулся, точно это были не люди, а камни, за которые он случайно зацепился одеждой. – Быстрее! Идем!
Яльгейр кинулся к своему оружию, и многие вслед за ним стали торопливо собираться. Медлили только дружины Хагира и Гельда, выжидательно глядя на своих вожаков. Хагир неохотно кивнул. А Гельд мотнул головой:
– Похоже, мне там нечего делать.
Сборы окончились, у кораблей осталась только дружина Гельда, а остальные со своими вождями во главе стали взбираться по каменистому откосу туда, где ждал их голубоватый огонек. По мере того как люди приближались, огонек плавно двигался назад, словно не хотел подпускать их слишком близко. Шепотом поругиваясь, хирдманы шли в темноте, спотыкались, скользили на льду в трещинах скалы, а призрачный огонек неспешно плыл впереди на высоте примерно половины человеческого роста, уводя все дальше на север.
Гельд остался стоять на склоне пригорка перед домиком, глядя туда, где в темноте исчезли люди и затих шум шагов. Только что происшедшее оставило в его душе крайне неприятное впечатление, а внезапный переход от шумной ссоры вождей к завороженному созерцанию призрачного вестника ведьмы внушил ощущение, что все это сон. И когда же кончилась явь, когда начался этот сон: не в тот ли осенний день, когда он снова увидел Даллу из рода Лейрингов, увидел за морем в чужом доме и узнал, что сын ее жив? Гельд перебирал в памяти прошедшие дни и свои поступки: явной ошибки не находилось, а значит, его руками делала свое дело сама судьба. В конце концов, конунг для племени то же самое, что меч для воина: воевать без него нельзя, но и сам по себе он не воюет. Все зависит от рук, его держащих…
– Гельд! Где ты? – позвал сверху тихий, робкий женский голос.
Гельд обернулся: у порога домика стояла Сигрид, зябко сжимая накидку у горла.
– Иди под крышу! – звала она. – Хозяйка беспокоится. Что там случилось?
Гельд повернулся и пошел вверх по откосу к дверям дома. Нет смысла смотреть вслед тем, с кем судьба тебя развела. А их с Хагиром дороги вскоре разошлись: Гельд сын Рама увел своего «Кабана» в Стейнфьорд, что в Барланде, где вся квиттинская война служила людям лишь предметом вечерних бесед. С тех пор он летом ходил в торговые походы, но зиму проводил дома, в усадьбе Над Озером, со своим приемным отцом Альвом Попрыгуном, пока тот не умер, и с женой Тюрой. Детей их звали Рам, Сигмунд, Фрор и Хедлина; надо думать, они были достойными людьми, но в этой саге о них ничего не рассказывается.
…Над берегом сиял огромный шар голубовато-белесого огня, и свет его заливал прибрежную площадку, делая все черным и голубым: скальные выступы, песок с обломками дерева, разбросанное оружие, бесчисленные неподвижные тела. Обычно после битвы остаются раненые, которые шевелятся, пытаются встать, кричат, стонут, зовут на помощь, бранятся или просят о пощаде, но сейчас ничего такого не было. Упавшие лежали неподвижно и тихо. А победители стояли плотной толпой, тоже не шевелились и молчали.