— Сказал, что надоела она ему, но это явно еще не вся правда. Надоела — разведись, жен убивают чаще всего…
— Из ревности?
— Чтобы рот заткнуть. Жены всегда много знают о грехах мужей. Иногда пытаются шантажировать. Ты представляешь, после задержания он сначала пошел в отказ! При таких-то уликах, а! Хорохорился, высокопоставленных знакомых перечислял, орал, что это полиция жену его убила и ему же в багажник подкинула…
— Зачем?!
— Чтобы открыть дело, потом за деньги закрыть, зачем же еще?
— Ну и фрукт! — удивился Савелий. — Кстати, двести тысяч он заплатил? Обещал же — тому, кто найдет его жену…
— То есть тем, кто его задержал?! — рассмеялся Виталик. — Ну ты и шутник, брат! Любите вы, доктора, пошутить цинично. Не заплатил, конечно, зажилил. Чего еще от такого мерзавца ждать? Жену убивать, если хочешь знать, — самое последнее дело…
— Да, конечно, — согласился Савелий. — Близкий человек, когда-то любовь была, ночью на ушко ласковые слова шептал…
— Это здесь ни при чем, — покачал головой брат. — Просто, если убьешь жену, то передачи таскать некому будет, без них за решеткой плохо.
— У вас, я смотрю, тоже своеобразный юмор, — отомстил за циничных докторов Савелий. — Профессиональная деформация называется.
— А как иначе? — Голос у Виталика был серьезным и немного грустным. — По нашей работе каждый день столько всего видишь, что без юмора недолго и к тебе в пациенты загреметь. Да у нас и с юмором гремят… Вот поэтому я и хочу поскорее от земли оторваться. — Виталик поднял ладонь над столом, показывая, насколько высоко он намерен оторваться от земли, и вздохнул. — В девяностые куда легче было карьеру делать… В пять лет люди из капитанов в полковники вырастали. А сейчас…
— У тебя все будет хорошо! — Савелий постарался вложить в голос максимум уверенности, поняв, что именно такие слова сейчас хочет слышать брат. — Просто сейчас период такой. Черная полоса. Следующая будет белой. Скажи, а по делу Душителя есть какие-то подвижки?
— Представь себе — топчемся на том же месте, — погрустнел Виталик. — Я уже и не надеюсь когда-нибудь эту тварь вживую увидеть! К тому же есть опасения, что он, испугавшись шума, который поднялся после убийства Пестовой, может сменить дислокацию. Переберется, скажем, в Мытищи или в Бронницы и продолжит там теток душить. Его же ничто в Останкино не держит, какая разница, где кого убивать?
— Не скажи, — возразил Савелий. — Он может считать его счастливым местом. До тех пор, пока его не поймают, конечно. У него могут быть какие-то ассоциации, связанные с этим районом, в конце концов, он может страдать амаксофобией…
— Что это?
— Боязнь езды в транспорте. Довольно распространенная, кстати, особенно среди переживших какую-нибудь аварию. Разные степени выраженности, само собой, но бывает и так, что человек ни в какой вид транспорта сесть не в состоянии. Сразу же начинается паника…
— Боязнь езды в транспорте? — задумался Виталик. — Хм… Слушай, а это идея! А с ней к вам на учет ставят?
— Необязательно. Если больше ничего нет, то могут и не поставить. Эта фобия окружающим не мешает, до суицидальных попыток обычно не доводит… Живет человек с репутацией чудака, который любит ходить пешком, работу находит рядом с домом… Если всех чудаков к нам на учет брать, то все городские поликлиники придется в психдиспансеры перепрофилировать.
— Надо же, никогда о таком не слышал. — Виталик умолк, явно задумался. — Знаешь, это вариант. Как ты сказал? Аксофобия?
— Амаксофобия.
— Погоди, сейчас запишу…
— А что ты не рассказываешь про портрет Душителя? — как бы мимоходом спросил Савелий. — По всему району они расклеены, а мне об этом даже сказать нельзя?
— Не напоминай мне про них! — раздраженно ответил брат. — И так покоя нет, а тут еще горе-помощники весь район взбудоражили.
— Что такое?
— Активисты какого-то молодежного движения. Делать нечего людям, они себе занятия и придумывают. Со слов каких-то бабок составили портрет якобы Душителя, напечатали объявления, расклеили… У нас телефоны без дела не стоят, а тут вообще разрывались! Шутка ли — так взбаламутить народ. Да еще портрет какой! Ну ты ж его видел, каждый второй под него подходит! Мало нам проблем, так еще разъяснительную работу вести приходится. Ребята из лучших побуждений стараются, по собственной инициативе. Это похвально, но услуга получается медвежья. Внимание отвлекается черт-те на кого, а настоящему убийце только легче делать свои дела.
— А чем вы занимаетесь сейчас? — поинтересовался Савелий, хотя ему очень хотелось поскорее спросить про аптекаря; если портрет Душителя сделан, что называется, от балды, то его акции, образно говоря, прыгают вверх. — Вот ты лично что делаешь сейчас по делу Душителя? Если это не военная тайна?
— Сейчас я сижу в кабинете, пью чай и разговариваю с тобой. А по работе у меня очередное задание — опрос всех женщин, которые в последние три месяца обращались в обе наши поликлиники. И тех, кто сам приходил, опрашиваю, и тех, кто на дом вызывал. Хожу и интересуюсь — не было ли чего необычного, не звонил ли кто, не приходил ли кто, не слышали ли чего… Мутотень тухлая! Но возможно, что-то и вырисуется…
— И про якобы случайные знакомства с мужчинами спрашиваешь? — уточнил Савелий.
— Всенепременно! И записываю всех, кто приходил во время болезни по какому бы то ни было делу. И не один я этим занимаюсь. Столько информации, и совершенно непонятно, что с ней делать? Только отчеты пишем… Эх, попадись мне этот Душитель, я бы ему…
Картина возмездия, нарисованная Виталиком, слегка ужасала. По мнению Савелия, у психически здорового человека таких изощренно-изуверских мыслей возникать не должно. Но с другой стороны, насмотришься на то, что делает Душитель с людьми, и не такое еще пожелаешь с ним сотворить.
— Я тут заходил посмотреть на твоего аптекаря, — закончив с возмездием, сказал Виталик.
— И как он тебе? Понравился?
— Я же не сватать его ходил! — хохотнул брат. — При чем тут понравился? У нас другие критерии. Ты говорил, что он откуда-то из Крыма?
— Это он так сказал.
— А паспорт у него российский. С постоянной регистрацией в деревне Мокшино Конаковского района Тверской области. Выдан в две тысячи четвертом году.
— Может, он уже получил российское гражданство…
— Возможно, — согласился брат. — Проверим. Ладно, давай-бывай, а то что-то заболтался я с тобой…
— Давай-бывай, — повторил Савелий дурацкое словцо (точнее, сразу два).
Недоеденная глазунья безнадежно остыла. По уму, ее полагалось выбросить, настоящий гурман именно так бы и поступил, но Савелий, ленясь готовить что-то другое, героически ее доел, размышляя о том, что самая полезная еда — та, которую ешь без малейшего удовольствия. Почему? Да потому что много ее не съешь, что ни говори, а польза.
После ужина Савелий позвонил матери. Пора бы уже, давно не общались.
— А я, не поверишь, только собралась тебе звонить! — сообщила мать после обмена приветствиями. — Как ты?
— Хорошо, живу, работаю…
— На работе все нормально?
— Нормально.
— Менять не надумал?
То, что сын работает в обычном, ничем не примечательном и никому за пределами района не известном диспансере, матери не нравилось, и она то и дело давала это понять. Недостойное место.
В названии достойных, по материнскому мнению, мест непременно должны были присутствовать слова «центральный», «научно-исследовательский» или «российский». Городской психоневрологический диспансер номер двадцать семь? Фи, какой моветон!
— Пока нет.
— Дело твое, спохватишься — будет поздно. А как личная жизнь?
— Без изменений, мам. И пока что не предвидится.
— Может, тебе тут кого-нибудь подыскать? Из наших? У Миши очень широкий круг знакомых…
Это что-то новое. Раньше Савелия никогда не пытались сватать. Что это? Мать настолько освоилась в Германии или просто отчаялась увидеть сына женатым? И надо оно ей?
— Спасибо, не стоит, — твердо сказал Савелий. — Это же просто смешно, мам…
— Ничего не смешно. — В голосе матери проявилась обида. — Многие так делают, если хочешь знать. Но я не настаиваю, я просто предлагаю. Решай сам, ты у меня взрослый. Кажется…
— А как ваши дела? — Савелий поспешил перехватить инициативу, а провокационное «кажется» пропустил мимо ушей.
— Идут, — сдержанно ответила мать. — Миша с утра до ночи работает, я занимаюсь хозяйством и общаюсь с соседями. У нас они новые, я тебе не говорила?
— Нет.
— Наши люди. Земляки, можно сказать.
— Из Москвы?
— Из Самарканда, он — зубной техник, она — торговый работник…
«В Москве никому не придет в голову называть жителей Самарканда земляками, — усмехнулся про себя Савелий. — А в Германии запросто». Как однажды сказал Михаил Юрьевич про одного своего сотрудника: «Он из наших немцев, из восточных».
А чему, собственно, удивляться? Все люди — братья и сестры, разве не так?
— Приятные люди, только немножечко зануды… Но это уже возрастное. Ты про меня ведь тоже думаешь, что я — зануда?
— Ну что ты, мам! Ты совсем не такая!
— Молодец! — похвалила мать. — Качественно врешь, даже поверить хочется…
В общем, хорошо поговорили, спокойно.
— А ты все-таки подумай насчет работы, — сказала мать в завершение разговора. — Оценивай перспективу…
— Перспектива — это наше все! — пошутил Савелий.
Однокурсник Савелия Сережа Крашенинников после ординатуры устроился на работу в Научный центр психического здоровья Российской академии медицинских наук. И что он там делает? Профессорские обходы в истории болезни пишет? А Савелий работает самостоятельно, не на подхвате у кого-то. Лучше быть первым на деревне, чем последним в городе, жаль, что мать никак не хочет этого понимать.
Закончив разговор, Савелий включил телевизор: вдруг снова покажут Виталика? Не показали. Новый день и иные криминальные новости.
Где-то в Гольяново задержали двух жителей Казани, сбывавших в столице фальшивые деньги. В Капотне накрыли фирму, торговавшую поддельными разрешениями на работу. «Давно бы пора отменить эти разрешения, — подумал Савелий. — Какой в них смысл?» В Северном Бутово автовладелец, не сумевший вечером запереть свою машину, потому что сломался замок, не придумал ничего более умного, чем установить в ней для спокойствия самодельный пиропатрон, о котором наутро в спешке позабыл. В итоге вместо работы попал в больницу с отравлением слезоточивым газом. Как тут не вспомнить классическое: «Не рой другому яму». В Марьиной Роще задержали домушника, который ходил по квартирам, звонил в двери и лез туда, где никто не отвечал. В Бескудниково неизвестные грабители отобрали сумку у женщины… Ничего особенного, обычные криминальные новости дня. Из общего ряда выбивался только конструктор пиропатрона. «Он бы еще медвежий капкан установил», — подумал Савелий.
Сам он, застраховав свою «Соньку», оставлял ее на улице спокойно, не выскакивая с проверками по ночам. Украдут так украдут, получу страховку, не украдут — еще лучше. Машина, что ни говори, есть не что иное, как жестянка на колесах. Ее предназначение — облегчать жизнь своего владельца, а не отягощать ее тревожными думами. Некоторые люди после кражи автомобиля в натуральную депрессию впадали, но разве оно того стоит? Совсем нет, недаром в народе говорят, что слезами горю не поможешь.
Перед тем как лечь спать, Савелий часок просидел перед компьютером. В Сети бурно обсуждалось убийство владельцем «Расстегаев-пирожков» его жены. Неудивительно, с учетом того, что на днях он выступал по телевизору с просьбой помочь найти якобы пропавшую супругу. Комментарии не отличались разнообразием: «Какой ужас», «Как она могла жить с таким чудовищем?», «Бедная девочка».
Попадались и весьма оригинальные высказывания: «Убить еще ладно, а расчленять — это грех!» Сначала все-таки убил… «Разве можно губить таких красивых женщин?» Хорошо, а некрасивых, значит, можно? «Во всем виновато государство со своей формальной заботой о гражданах!» При чем тут государство? При чем тут забота о гражданах? Как говорили в старом спектакле «Ханума» (любимый спектакль матери Савелия): «Где Кура, а где мой дом?» Какая взаимосвязь? «Да он же маньяк!» В этом утверждении есть определенная доля правды. Убить — одно, а хладнокровно расчленить — совсем другое. Не каждый справится с такой задачей. Возможно, что у Глиганова действительно не все в порядке с головой. Возможно, что он маньяк, попавшийся на первом же преступлении. Эх, вот если бы все попадались сразу же!
Состояние у Савелия было какое-то странное, словно вертелась в голове важная мысль, но поймать ее за хвост никак не удавалось. Савелий даже попробовал заняться чем-то вроде медитации — просидел полчаса в кресле с закрытыми глазами и при выключенных телефонах, чтобы никто не отвлекал. Додумался только до того, что одиночество начало сильно его угнетать, пора бы обзавестись очередной подружкой, а может, той самой кандидаткой в единственные. Пора бы уже, скоро тридцатник стукнет. С другой стороны, торопиться некуда, всему свое время.
А проклятая мысль, неосознанная и неуловимая, все свербила и дразнилась: «Вот она я! Не тормози! Работай мозгами!»
Савелий всю жизнь работал мозгами. Руками он почти ничего делать не умел, ну, гвоздь в стену вбить или замок поменять — это же элементарные навыки, гордиться нечем. Однокурсница Вера Щегловская расписывала старинную мебель так, что дух захватывало. Коллега-психиатр Дудник мог своими руками автомобильный двигатель перебрать или сцепление поменять. Медсестра Зинаида Александровна вязала крючком с поистине сверхзвуковой скоростью. Раз-два — и шаль готова, раз-два — шарф, раз-два — носки. Придет на прием с клубком, а уйдет с готовым изделием, да еще всю свою работу сделает. Вот что значит руки откуда надо растут.
А Савелий из всех полезных умений только готовку освоил, да и то в узком формате. Супов не любил и не готовил, разве что суп-пюре из шампиньонов или вариацию на тему харчо, непременно острую. Мог приготовить что-то из мяса, размахнуться на нечто вегетарианское (иногда пробивало под настроение), а печь не любил, ко всей выпечке был равнодушен. Когда-то собирался освоить приготовление эклеров с заварным кремом, да охота прошла.
Но мысль явно была связана с аптекарем и с убийствами. Или это просто казалось? Есть в психиатрии такое понятие, как лабильность мышления, иначе называемая «скачкой идей». Не успеешь додумать одно, как уже другое в голову лезет, не менее бестолковое. Часто наблюдается у больных биполярным аффективным расстройством (раньше это заболевание называли маниакально-депрессивным психозом) в маниакальной фазе болезни. Примерять на себя такой диагноз не хотелось, но некоторые параллели прослеживались.
И как назло, не звонил брат, у которого можно было узнать что-нибудь об аптекаре. Звонить самому Савелию не хотелось. Зачем надоедать? Будут новости — Виталик сам объявится.
16
«Винсент: А знаешь, как в Париже называют четвертьфунтовый чизбургер?
Джулс: Что, они не зовут его четвертьфунтовый чизбургер?
Винсент: У них там метрическая система. Они вообще там не понимают, что это такое четверть фунта.
Джулс: И как они его зовут?
Винсент: Они зовут его „Роял чизбургер“.
Джулс: „Роял чизбургер“? А как же тогда они зовут „Биг Мак“?
Винсент: „Биг Мак“ это „Биг Мак“, только они называют его „Лё Биг Мак“».
Дурацкий, в сущности, диалог, ну пусть не дурацкий, а пустой, но ведь затягивает. «Криминальное чтиво» и «Однажды в Америке» были настольными фильмами Савелия. Правда, «Однажды в Америке» по количеству ушедших в народ цитат сильно уступало «Чтиву»: «Что ты делал все эти годы? — Рано ложился спать» и «На старте всегда видно, какая лошадь победит, а какая проиграет».
Когда-то Савелий пытался искать в «Криминальном чтиве» некий потаенный смысл, каждый кадр и слово казались ему выражением таинственного замысла режиссера, ключом к пониманию чего-то такого… Этакого… Но потом он понял, что нет никакого потаенного смысла, просто талантливые люди все делают талантливо, даже стебутся. Не стоит искать тайну там, где ее нет, просто смотри и наслаждайся. «Сукияки Вестерн Джанго» тоже стеб, но ведь смотрится (и не раз!), потому что талантливо сделан, с огоньком.
При выборе фильма для вечернего просмотра не иначе как сработало подсознание. Сказало свое веское и неслышное слово, подсунуло Савелию «Чтиво» в качестве стимула для умственной работы. Пытался когда-то разгадать загадку фильма, но понял, что никакой загадки нет. А что там с нынешней задачей? Может, тоже ничего сложного?
Ага, ничего сложного. Совсем.
В своих бесплодных логических поисках Савелий хватался за любые соломинки, какие только попадались ему под руку. Сейчас, например, ее роль играл учебник по русскому языку для иностранных студентов медицинских вузов одна тысяча девяносто восьмого года издания. Его перед возвращением на родину подарил на память Савелию однокурсник Рошан. Савелий смотрел фильм и параллельно листал учебник. Просто так.
«Сегодня я проснулся и почувствовал себя плохо. У меня болит горло, есть насморк, повысилась температура. Я измерил температуру при помощи градусника…»
Ясное дело, не при помощи тонометра температуру измеряют.
«Я вызвал доктора из поликлиники. В ожидании доктора я лежал в постели и пил горячий чай с медом, который приготовила моя мама…»
Хорошо, когда есть кому о тебе позаботиться.
«Доктор пришел в полдень. Он переоделся и долго мыл руки. Мама дала ему чистое полотенце…»