Конечно, о тебе начинают поговаривать.
А собственно - почему не поговорить? Если маленькое озеро сумело подняться над своей водной стихией... Может быть, у него глубина? Может быть, несметные внутренние богатства?.. Тихий океан внизу. Атлантический внизу. А кто вверху? Озеро Титикака.
Легенды, легенды...
Титикака плавает в облаках легенд...
Вернее, плавало раньше, потому что со временем облака рассеиваются.
Прошло время, рассеялись облака, и мир увидел озеро Титикака.
Обыкновенное озеро Титикака на необыкновенной для озера высоте.
ПОТЕРПЕВШИЕ НА ЗЕМЛЕ
Облака рождаются в океане и терпят бедствие на земле, осыпаясь дождями, расшибаясь о камни и сухую земную твердь. И они высаживаются в какой-нибудь луже, как Робинзон на необитаемом острове, и плывут посреди грозной стихии, земли, попутным ручейком или попутной речушкой в большие попутные реки, а там - на родину, в океан.
А за ними вырастают леса, расцветают сады, оживает земля, напоенная влагой.
Если ж нет ничего попутного - ни рек, ни ручейков, - они уходят под землю. Они проходят сквозь землю, сквозь эту сухую твердь, и ничто не может их остановить: ведь они идут к своему океану. В подземной темноте, натыкаясь на камни и руды, они идут к своему океану - через многие километры, через суглинки, известняки и пески...
А над ними зеленеют поля и созревают колосья. И живет, и дышит над ними земля...
И они возвращаются в океан. Чтобы вторично родиться облаком, и в десятый, и в сотый раз родиться облаком в океане. И всякий раз терпеть бедствие на земле.
А она зеленеет, земля, расцветает и хорошеет, и плывут над ней облака, идущие с океана...
И все, что она имеет, все, чем земля хороша, сделали те, кто на ней потерпел бедствие...
ДВА ГОЛЬФСТРИМА
Гольфстрим, текущий с юга на север, и Гольфстрим, текущий с севера на юг, - это, по сути, два разных Гольфстрима.
Один из них, молодой и горячий, мчится с юга на север со скоростью девяти километров в час.
- Какой темперамент! - удивляются воды северных морей и теплеют от удивления, что вот, оказывается, и в наших широтах не все промерзло насквозь, есть еще у нас свои Гольфстримы!
А Гольфстрим течет. Сначала у самой поверхности, как это бывает у молодых и горячих, а потом все глубже и глубже... глубже и глубже...
И вот уже над ним два километра воды.
Течет Гольфстрим, а соседние воды его охлаждают:
- Куда ты спешишь, Гольфстрим? Чего горячишься? Пора бы тебе поостыть. Там, наверху, знаешь, какие льды? Их, Гольфстрим, не согреешь...
Гольфстрим уже и сам понимает, что их не согреешь. Теперь он все понимает - на такой глубине.
И он остывает. И поворачивает назад. Потому что когда остынешь, всегда поворачиваешь назад.
Теперь ему спешить некуда, и он движется с прохладцей. Полкилометра в час. На глубине почти в три километра.
А над ним, текущим с севера на юг, течет он, Гольфстрим, с юга на север. Молодой и горячий, со скоростью девяти километров в час.
И северные моря теплеют от удивления, что вот, оказывается, и в их широтах не все промерзло насквозь, есть еще у них свои Гольфстримы.
ВУЛКАНЫ
У вулканов много тепла, которое они спешат поскорей отдать и потому извергают его, обжигая, но не согревая...
Теплоту ведь тоже нужно уметь отдать. Чтобы благие порывы не стали стихийными бедствиями.
ПОДЗЕМНОЕ НЕБО
Подземные руды по-своему видят мир и рисуют его, не выходя из своих подземелий. На каждой травинке, на каждом цветке, до которого смогут из-под земли дотянуться. Это большое искусство - раскрасить лепестки так, чтобы они потом зацвели и заиграли на солнце, особенно если не видишь солнца и не видишь самих лепестков, да и красок своих - тоже не видишь...
У каждого металла свои краски и свои излюбленные цветы. Железо золотит листья полыни, молибден разрисовывает лепестки мака...
И, может быть, потому краски мира так хороши, что они созданы в недрах земли, и самое яркое небо - то, которое создано воображением подземелья.
ПОТОМКИ ПЕРВЫХ
Первый солнечный луч, открывший необитаемую планету Земля, оставил здесь большое потомство.
Огненный луч - от первых костров... Газовый луч... Электрический луч...
И наконец, луч лазера. Всесильный луч, который, по примеру своего далекого предка, может быть, проникнет на другие планеты.
И что оставит он там?
Хотелось бы - чтоб тоже лучи.
Лучи должны рождать только лучи, а не мрак, которого и без них достаточно в космосе.
РОЖДЕНИЕ СИЛЫ
Мягкое олово приобретает твердость в соединении с еще более мягким графитом.
Потому что когда видишь еще более слабого...
Часто силу рождает слабость. Слабость, которую хочется защитить.
Может быть, с этого началась история нашей планеты.
ВОЗРАСТ ЗЕМЛИ
Легкий гелий улетает с Земли, и легкий водород улетает с Земли, а оседает на Землю все тяжелое.
Тяжелый кремний. Железо. Тысячи, миллионы тонн. Вся тяжесть космоса ложится на плечи Земли - с каждым днем все больше и больше...
Да, возраст - это не годы и даже не века. Возраст - это то, что происходит с Землею. Когда все легкое улетает, исчезает неизвестно куда. А на плечи ложится тяжелое - неизвестно откуда...
КОСМОС
Падает космос на Землю. Дождями метеоритов, космической пылью, потоком частиц... Оседает космос на Землю. Приживается на Земле.
Со своим космическим холодом и безразличием ко всему. Со своими вспышками, взрывами и космическими катастрофами. С черной ночью и такими далекими звездами, что до них невозможно когда-нибудь долететь.
Оседает космос на Землю. С каждым веком все больше... С каждым годом все больше... С каждым днем...
И уже не знаешь, чего на Земле больше: Земли или космоса? Тепла или света? Ночи или дня?
В каждом растении - космос.
В каждом строении - космос.
В каждом движении, в каждом брошенном взгляде.
Чего на Земле больше: Земли или космоса?
Трудно сказать.
Поэтому так дорого нам все земное.
ВСЮДУ - СРЕДИ СВОИХ
Как будто некуда насекомым спешить, но по земле они не ходят, а бегают. На свиданье - бегом. Со свиданья - бегом. Всюду бегом. Только бегом.
Потому что мир вокруг них большой, а они в этом мире маленькие. А в большом мире маленьким приходится хорошенько побегать.
Но зато как бегают насекомые! Лошадь бегает прекрасно, по по стене она не побежит. И по потолку не побежит. А насекомые вот - бегают.
Какие силы их держат, когда они бегают по потолку?
Их держат молекулярные силы. Силы тех молекул, которые составляют и стены, и потолок, и вообще любую поверхность.
Молекулы маленькие, но есть у них силы, способные поддержать. Лошадь они не поддержат. Слона не поддержат. А насекомых поддерживают.
Потому что насекомых больше некому поддержать.
Потому что маленькие должны поддерживать маленьких.
СЕМЕЙСТВО ТОЛКУНЧИКОВ
Сказать по правде, какой из Толкунчика жених? Нос длинный, ноги длинные, а голова такая маленькая, что даже закрадывается сомнение: сможет ли Толкунчик подумать о семье? Да, на такого поглядишь - не обрадуешься. Муха он или не муха? Ножищи кривые, лохматые, а по всему телу плешь. Как будто, когда засевали Толкунчика, начали с его ног, а на остальное не хватило посевного материала. А нос у Толкунчика - что портновская игла. Такой бы нос Муравью-Портному, Муравей-Портной сколотил бы на нем состояние. А Долгоносик-Фрачник уж такой бы сшил себе фрак! Но Толкунчик не портной, и никакой он не фрачник. На него хоть шей, хоть не шей главное снаружи останется.
Такой он, Толкунчик. Не подарок. Тем более не свадебный подарок, и уж конечно, не в качестве жениха. Поэтому, чтобы как-то поднять это качество, Толкунчик является к своей невесте с подарком. Он приходит с мешком, как какая-нибудь Бабочка-Мешочница, а в мешке у него мошка или мушка, словом, приданое. При другой внешности можно приданое взять с невесты, но при такой внешности спасибо, что хоть от тебя соглашаются взять.
Впрочем, тут дело не только во внешности. Тут дело в характере невесты, вернее, жены. Потому что как только невеста становится женой, она готова съесть своего мужа Толкунчика.
Пока она невеста, она готова его любить (хотя любить Толкунчика - это, можно сказать, подвиг). Но едва став женой, она готова съесть своего мужа Толкунчика...
Что имеем, не храним... Бабочка-Мешочница вообще без мужа живет, вот бы она, наверно, любила своего мужа! Но она живет без мужа, да и жизни ее каких-нибудь несколько минут. Без мужа долго не проживешь. Дать Бабочке-Мешочнице мужа, она бы, конечно, пожила, да еще бы благодарила. А жене Толкунчика этого не понять, она считает, что без мужа она не останется. Разве на свете один Толкунчик? На свете много толкунчиков. С таким носом.
Следила бы за своим носом, это было бы самое правильное. У самой нос, что твой шприц, что твой заступ. Дали б такой шприц Жуку-Пилюльщику, он бы весь мир вылечил без пилюль, а Жук-Могильщик с таким заступом всех уложил бы в могилу. И в общем, если честно сказать, у Толкунчика жена ничуть не лучше Толкунчика.
Но это если честно сказать. А вы пробовали ей честно сказать? Ну-ка, ну-ка, попробуйте! Вот когда вам пригодятся ваши длинные ноги!
ЧЕТЫРЕ ПРАВИЛА ПРОСТЕЙШИХ
Каждый простейший знает свою клетку, и его не интересует, что происходит в клетке, где обитает его сосед.
Первое правило простейших: _мой дом - моя клетка_.
Нападение - тот единственный случай, когда одноклеточные объединяются, чтобы одолеть многоклеточного врага. И тут вступает в силу второе правило простейших: _много одноклеточных сильней одного многоклеточного_.
Конечно, можно было бы объединиться на другой основе, например, на основе любви. Но у простейших нет любви. Даже потомство они производят без любви. Третье правило простейших: _для того, чтоб продолжить род, нужно не соединиться, а разделиться_. И они делятся, каждый делится сам по себе и сам по себе производит потомство. Родители не умирают, они переходят в детей. И дети не умирают, они переходят во внуков.
Четвертое правило простейших: _ни один простейший не смертен_. Иллюзия бессмертия, без которой простейшие не могут существовать. Для того, чтобы простейший существовал, он должен верить, что тело его бессмертно. Не душа, а именно тело. Потому что не могут в одной маленькой клетке поместиться и тело, и душа.
КАРАПУЗИК
Жук Карапузик только и делает, что притворяется мертвым. Чуть какой шум, чуть какой стук или треск, а Карапузик уже мертвый. Это он так притворяется.
Мертвому не так страшно, да и вообще как-то спокойнее. Лучше уж притворяться мертвым, чтоб не умереть от страха, чем умирать от страха, а притворяться живым.
ОПЫТ ЖИЗНИ
Опоссум так ловко притворяется мертвым, что даже падает с дерева и уже сам не может сказать, мертвый он или живой.
А что вы думаете - в этом так просто разобраться? Когда всю жизнь притворяешься, только и знаешь, что притворяешься, как тут сказать с уверенностью - опоссум ты или уже не опоссум?
ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ
Тритон - большой жизнелюб. Его можно заморозить, задушить и даже засушить на несколько лет - и все равно он оживет:
- Вот он я! С того света вернулся...
И опять он живет, и опять жизни радуется - той самой жизни, которая сушила его и морозила, так что не поймешь, была это жизнь или смерть. Ну, а если не поймешь, будем считать это жизнью. Надо же как-то жить! Тритону обязательно надо жить, иначе он себе жизни не представляет.
У него, земноводного, две стихии, земля и вода, и он лавирует между этими двумя стихиями. Он смотрит, где какие условия жизни. Конечно, бывают такие условия... Но для него любые условия - это прежде всего условия жизни. Потому что Тритон любит жизнь.
Если бы тарпаны и странствующие голуби по-настоящему любили жизнь, они бы не рвались в небеса, не скакали бы по бескрайним степям, а научились бы жить в любом состоянии. В засушенном, задушенном, замороженном состоянии, Тогда бы они, может, и выжили...
Но все говорят о тарпанах, о странствующих голубях, о том, как они замечательно жили и как печально кончили свою жизнь... Все им сочувствуют, восхищаются ими... Тритоном никто не восхищается, и слава богу: когда тобой начинают восхищаться, это значит, долго на свете не проживешь.
А Тритон любит жизнь. Не эту - громкую, поднебесную и степную, а тихую, незаметную, земноводную жизнь... И когда в нем все высыхает, когда в нем все вымерзает, так, что, кажется, ничего больше нет, в нем остается, живет твердое убеждение, что любые условия - это прежде всего условия жизни.
КВАРТИРА СЛЕПЫША
Слепыш устроился под землей, но с комфортом. Сыровато, правда, темновато, зато все удобства. Есть где развернуть семейную жизнь.
Залетит какой-нибудь воробей, стукнет у входа, а Слепыш снизу:
- Кто там?
Если волк - не откроет, если лиса - не откроет. А если воробей - почему не открыть?
Выглянет Слепыш, насколько глаза позволяют, и сразу квартиру показывать, будто воробей просится к нему на постой.
- Вот это у меня галерея, это - кладовые для хранения зерна, здесь туалет - в общем, подсобные помещения. А здесь у нас детская, а здесь наша с женой, мы ее называем свадебной.
Свадебная комната - придумают же такое! Раз в год свадьба, а комната круглый год! Да, живут слепыши, устраиваются. И наверх не лезут, не то, что мы, воробьи.
- Мы наверх не лезем, нам и тут, внизу, хорошо...
- Да, вам хорошо, - позавидует воробей. - Мы у себя наверху что видим? Это вы видите, слепыши.
И полетит воробей к себе вверх. А что делать? Такая уж наша участь воробьиная: и ничего там не видим, и никакой от этого радости, а все равно лезем вверх.
КЕНЕНИЯ УДИВИТЕЛЬНАЯ ИЗ ПЛЕМЕНИ АРАХНИД
Кенения Удивительная и сама удивляется, что живет. При выходе на сушу, когда все меняли жабры на легкие, Кенения совершила неудачный обмен: и жабры у нее отобрали, и без легких оставили. Возникает вопрос: как же жить? Неизвестно как, но Кенения приспособилась. Она дышит кожей, хотя это, конечно, уже не то. Ни глубоко вздохнуть, ни с облегчением выдохнуть.
Затем, когда стали распределять места на земле, Кенению почему-то загнали под землю. Разве можно жить под землей? Вероятно, нельзя, но Кенения приспособилась. Она живет под землей и редко выходит на свет, и вообще она плохо относится к свету. Может быть, потому, что когда раздавали зрение, Кенению тоже обошли, и она осталась слепой. Конечно, приспособилась, но с тех пор она не выносит света.
И опять возникает вопрос: как же так? С одной стороны, не видеть света, а с другой - его ненавидеть... Разве это возможно?
Конечно, нет.
Невозможно.
Но Кенения приспособилась.
МИР БЕСПОЗВОНОЧНЫХ
Мир беспозвоночных - это, в сущности, не мир, а война, жестокая война и с позвоночными, и с беспозвоночными.
Гидра живет в этом мире, в этой постоянной войне, и ее буквально рвут на куски, но это ей не во вред, а скорее даже на пользу.
Потому что из каждого куска образуется новая гидра, и, таким образом, армия гидр не редеет, а умножается.
Вероятно, здесь все дело в позиции. Нормальная позиция живого существа - стоять лицом к радостям жизни, а спиной - ко всем неприятностям. Гидра же занимает противоположную позицию, ибо мир для нее не мир, а война, и все неприятности идут ей на пользу.
Гидру даже можно вывернуть наизнанку, а она все равно будет жить. И изнанка станет ее лицом, а лицо - изнанкой.
Вы так не пробовали? Это весьма эффективный стратегический прием: в трудную минуту вывернуться наизнанку. Тут уже не страшно встретиться лицом к лицу с опасностью, потому что вы встретитесь с ней не лицом. И когда вам случится ударить лицом в грязь, вы ударите в нее не лицом. И даже пусть вам плюют в лицо, в этом нет ничего оскорбительного, потому что плюнут-то вам не в лицо...
В этом суть стратегии: чтоб сохранить лицо, нужно вовремя вывернуться наизнанку.
НЕ ТАК ПРОСТО БЫТЬ ПРИЛИПАЛОЙ
Да, не так просто быть Прилипалой. Прилепиться-то просто, но только вопрос: к кому? Прилепишься к кому-нибудь, а его заглотнут. И все, песенка спета... Нет, тут надо выбирать кого покрупней. Акулу, например...
Прилипала выбирает Акулу.
Конечно, Акула тоже не идеал, Прилипала за многое ее осуждает. Ему, прямо сказать, не по душе ее поведение. Но Акулу не заглотнут, и этим она нравится Прилипале.
Впрочем, тоже до поры до времени.
Вот поймают Акулу, потащат на корабль, тогда Прилипала мигом отлепится. А прилепится к кому? К кораблю.
Нет, не то чтобы Прилипала его одобрял, Прилипала, прямо сказать, его осуждает. И он первый отлепится, если корабль, допустим, пойдет ко дну. Когда корабль идет ко дну, самое главное - поскорей отлепиться.
Трудная жизнь у Прилипалы. У всех рыб жизнь трудная, но у него она к тому же и хлопотная: только и гляди, кто кого потопит, кто кого заглотнет. В этом деле главное - не ошибиться. В этом деле ошибаются один раз.
Другие ошибаются один раз.
Но Прилипала - не ошибается.
ДВА МЕТОДА СКОЛЬЗИТЬ ПО ПОВЕРХНОСТИ
Водомерка совсем не умеет плавать, хотя живет постоянно в воде. Собственно, живет она не в воде, а на воде, на самой ее поверхности. И скользит по этой поверхности, меряя воду не вглубь, а вширь, и умудряясь не замочить ног и не замутить водной глади. Потому что если замочишь ноги - беда, и если замутишь воду - беда, и если чуть-чуть углубишься - тоже беда. А чтоб не было беды, лучше всего скользить по поверхности.
Впрочем, и по поверхности можно скользить по-разному: ведь поверхность-то имеет две стороны.
Водяной Жук бегает по водной поверхности снизу, как муха по потолку. Это очень удобно: и пол под ногами, и одновременно крыша над головой. И дождь не намочит, - конечно, если из воды не высовываться...
Скользить, чтоб не высовываться, и скользить, чтоб не углубляться, вот два метода, которые помогают держаться на поверхности. Это знают не только водомерки и водяные жуки.
ЗОЛОТОПОЛОСЫЙ АФИОСЕМИОН
(Семейство Карпозубых)
Золотополосый Афиосемион, которого для краткости можно называть Семеном, живет в болоте, в котором грязи хоть отбавляй, а сырости, надо прямо сказать, не хватает. Жил бы Семен в Европе или, допустим, в Америке, ему бы вода, как говорится, падала с неба. А в Африке жди, когда она тебе упадет. Пока с неба упадет, в своем болоте вся пересохнет.