– Христом Богом прошу! Простите православные. Заставили меня. Жена и пятеро детишек у них. Убить грозились, если в монастырь за подмогой не побегу. – Смерд упал на колени, сабля лишь чиркнула по бороде, однако раскаявшийся крестьянин не обратил на это внимания.
– Детишки говоришь. А если б мы на засаду напоролись? Ты о детишках моих воев подумал? Мразь! – Гаврила выхватил меч и чуть не снёс голову предателю.
– Стой Гаврила! Не здесь! – Настоятель спустился во двор и слышал всю нашу беседу.
– Простите, простите… – Скулил гонец.
– Как звать тебя? – Священник подошёл вплотную к смерду и опустил на его голову ладонь.
– Ре… Резун, отче.
– Что тебе пообещали схизматики Резун?
– Телушку и назначить старостой … дети у них. – Хотел было напомнить о заложниках гонец.
– Тебя обманули, Резун. На таких, как ты, немец и держится. Великий грех совершил, но то, что покаялся – зачтётся. Поведай воям, где враг лютый их поджидает. – Настоятель убрал ладонь и отошёл в сторону.
– За холмом, где дорога от оврага сворачивает. Простите, всю жизнь о корове мечтал.
Из новых данных выходило, что орденский отряд разбился на две части. Пятьдесят человек находились в засаде, а тридцать непосредственно в самой деревне. Немцы рассчитывали пропустить русскую рать по дороге и ударить в тыл одновременно с выступившим войском из посёлка. Овраг справа и густой лес слева не давали возможности для манёвра. Даже, если бы все русичи были конные, преимущество кавалерии сводилось на нет. Место для засады было идеальным. После истребления воинов монастыря можно было приступать к основной задаче – сама обитель. Нелепо направлять почти сотню кнехтов на разграбление одной деревеньки, справился бы и десяток.
– Гаврила Алексич, я со своими обойду населённый пункт слева и затаюсь, ты подходи к холму, но дальше не иди, жди сигнала.
– Населённый пункт. Странное словечко, а сдюжишь? Орденцев там три десятка, почитай один к трём выходит. – Гаврюша засомневался, но смотрел с улыбкой.
– У меня все стрелки, из лука бьют метко, только Снорька с арбалетом, но он не промахнётся. Не переживай, всё будет тихо и без пыли. – Надежды на меткость стрелков у меня не было, но одна винтовка стоила десятерых.
– Какой сигнал будет? Как я пойму, что всё получилось.
– Трррр! – Звук свистка был очень резким, и спутать его с каким-либо другим было невозможно. – Три раза просвищу, значит, пора в атаку. Мы ударим навстречу.
Через час, девять одетых в бронежилеты человек вышли за стены монастыря. Впереди шёл монах, показывая дорогу. Уверенности в том, что за обителью не следят – не было, посему пошли немного в обход. Деревня в пяти верстах. Если двигаться по дороге, то за полтора часа можно дойти. У нас получилось в два раза дольше, но оно того стоило. Как только мы приблизились к опушке, моя догадка подтвердилась. Крестьянин, одетый в тулуп, с кнутом в руке, по-немецки докладывал об отряде, вышедшим из монастыря. Снорька, спрятавшийся со мной за деревом переводил.
– Руссов столько, сколько веточек, командует рыцарь, все мечники.
– Молодец Ганс. Ты выберешь себе любую девку, если переживёшь бой.
– Снорька, незаметно, проберись к нашим. Я подкрадусь вон к тому дому, как только махну рукой, выбегаете из леса и пускаете стрелы. Ты оберегай монаха, стреляй, по необходимости. Понял?
– Да Алексий. По взмаху руки атакуем, беречь монаха.
– Умничка, действуй.
Осень не лучшее время для скрадывания. Зимой, оделся в белый балахон, и ты слился со снегом. Летом помогает листва, ну а сейчас, ползти и надеяться, что Русская земля поможет. Огород, отделявший меня от стены дома, преодолел без помех. Немчура стоит возле колодца, командиру подводят коня. Всадников больше нет. Ну что ж, с тебя и начнём.
Человек, попавший под внезапный град, старается найти укрытие. Крупные градины лупят будь здоров. Расстреляв магазин, я даже забыл махнуть рукой, а сообразил, когда закончился второй. Как только всадник свалился с лошади, к нему сразу бросилось несколько человек, а как попадали и они, орденцы стали смотреть на небо, но оно было чисто, а смерть всё прилетала. Прятаться никто не стал, наоборот, сбились в кучу, думая, что в строю под щитами безопасней.
– Что там Алексий делает? Почему не подаёт сигнал? – Расспрашивал монах Снорьку.
– Не мешай, святой отец. Сам не знаю.
– Снорри, он дал отмашку! – Монах дёрнул Снорьку за руку и от неожиданности свей выстрелил.
Наблюдавшие за Снорри воины, увидя, что выстрел сделан, высыпали из леса, и побежали к домам. Бой закончился в три минуты. Раненые кнехты выли от боли. В доме старосты послышался шум, стали выбегать женщины.
– Родненькие, немцы к оврагу пошли, тикайте! – Молоденькая девушка в разорванной на груди рубахе, вцепилась в Снорьку и показывала рукой в сторону холма.
– Мужики где? – Спросил у пробегающей возле меня женщины.
– В том доме заперты. Спалить грозились изверги, если весь хлеб не отдадим. А что отдавать-то? Самим еле хватает. Уходите, мало вас. Мы уж как-нибудь сами, перетерпим. – Тётка подхватила валяющийся на земле топор и с размаху вогнала в спину стонущему немцу. Что творили оккупанты с женщинами – я не знал, но видимо сострадания к раненым это не прибавило.
– Все ко мне! – Визг и шум стал разноситься по округе. Бывших насильников лишали жизни.
Гаврила Алексич вывел отряд, чуть ли не под барабанный бой. Подумаешь, идут медленно и не в ногу, зато красиво, хоть песню запевай.
– Как войдём в лес, что б ни звука, у холма остановимся. – Гаврюша потрогал ремень щита, оглянулся на воинов и покачал головой. Всего пятеро имели бронь, остальные так, до первого раза. Внутри раздался голос зависти. – Это ж какие деньжища Ильич имеет, если смог снарядить столько людей?
Со стороны деревни раздались крики, затем вой и женский визг. Кнехты сидели между деревьев в растерянности. Дружина монастыря остановилась у холма и не сделала ни шагу по направлению к своей смерти. Оставшиеся в деревне, наверное, снова принялись за девок. Где справедливость? Зигфрид руководил засадой и кусал губы, всё шло совершенно не по намеченному плану.
Справедливость появилась в виде стрел, сопровождающихся трелью свистка. Восемь войнов, по четыре в ряду, прикрывшись щитами, двигались прямо на полусотенный отряд. За ними следовал ещё один, без щита с кривым мечом на поясе и какой-то дубинкой в руках. Вдруг, последний остановился, прислоняя палку к голове.
– Безумец! Разве можно этим напугать? – Зигфрид почувствовал тупой удар в грудь, внутри что-то разорвалось, стало нестерпимо больно, а затем наступило облегчение. Всё вокруг завертелось, голубое небо и прекрасные берёзы, устремившие свои ветви вверх. Два арбалетчика, так и не успевшими сделать ни одного выстрела рухнули рядом, вместе со своими щитоносцами.
Строй руссов остановился. Первый ряд присел на колено, давая возможность стрелкам второго выпустить стрелы. Сто шагов для стрелы с наконечником на бронь – убойная дистанция. Немцы не выдержали и бросились на смельчаков, нахально бьющих кнехтов как уток. В этот момент отряд Гаврилы обошёл холм и ударил во фланг. Копейщиков в засаде не было, все остались в деревне, противопоставить было нечего. Два арбалетчика и четыре стрелка с луками уже валялись на земле, вместе с командиром. Русская дружина стала окружать немцев как стадо баранов. Бежавшие впереди убиты, стрелы бьют в упор, а со стороны деревни уже тишина. Вырывшие яму в неё же и угодили. Орденцы остановились, спешо выстраиваясь в круг. Кто-то наиболее сообразительный оценил количество нападаюших, сравнил с численностью своего отряда, и понял, что силы равны.
– Вятко, Микола! Толкайте меня. – Гаврюша почувствовал руки своих бронированных воинов за своей спиной и на полном ходу врезался в строй кнехтов. Микола был левша и заслонял щитом правый бок боярина, Вятко – левый. Остановить такой таран могут только копейщики, да и то, не всегда. На таран посыпался град ударов, но в тесном строю размахнуться сложно. Получив пару синяков, Алексич резанул мечом по ближайшему кнехту, вжал голову в плечи и пырнул влево, не глядя. Главное не рассыпаться, выдержать пару секунд, покуда задние, окончательно не разобьют строй. Что значит боевой опыт и тренировки. Новгородцы стали теснить немцев, и противник побежал, кто куда может.
– Wir bitten um Gnade!*– Кричали выжившие. Их было ровно двадцать один. (Пощадите!)*
Монастырская рать потеряла шестерых, восемь было ранено, но не смертельно. В деревню вошли спустя час после боя – дух переводили, да орденцев вязали. На площади, возле дома старосты валялись раздетые тела, многие изуродованы. Несколько сельчан бродили среди трупов, внимательно осматривая землю в поисках любой железки.
– Православные! Староста где? – Гаврила Алексич спросил у ближнего к нему смерда.
– Православные! Староста где? – Гаврила Алексич спросил у ближнего к нему смерда.
– Аа, защитнички явились. Где ж вы раньше были, когда мою дочку сильничали?
– Тимофей, уймись. Они живота своего не жалели, неужто не видишь? Я староста. – Второй крестьянин подошел к Тимофею, что-то сказал ему на ухо, повернулся к Гавриле лицом, снял шапку и поклонился в ноги. – Спасибо.
– Звать как? Где оружие убитых?
– Никифор. – Староста выпрямился, но продолжал смотреть под ноги. – Боярин, ты не серчай, жёнки сейчас сготовят что-нибудь, накормим вас, напоим, только обождите чуток.
Трофеев в деревне мы больше не увидели. Забрать удалось боевого коня, да доспехи рыцаря. Крестьяне одолжили две телеги для раненых и убитых, после чего деревня словно вымерла. Женщины попрятались по домам, а мужики отправились рыть могилу у холма.
– Напуганы они Гаврила Алексич. Пошли отсюда, монастырь совсем без охраны, не дай Бог ещё один отряд поблизости. – Мне захотелось скорее покинуть это место. Убогость и нищета страшная, как поведал староста: – два топора на пять домов.
– Да Лексей, надо поспешать. – Гаврюша и сам был немного расстроен. Населённый пункт принадлежал монастырю, а качать права в вотчине двоюродного брата было несерьёзно. Полон взяли, кое-какое барахлишко, и то – хорошо.
– У меня тут предложение к тебе есть. Мы как к обители подходить будем, неплохо было б, чтоб впереди воиска полководец на коне ехал. Настоятелю сейчас, помимо веры в Господа, вера в ратников Русских нужна.
– Нет у меня коня. У Сбыслава есть, а у меня – нету. – Бробормотал Алексич.
– Можно на рыцарского сесть. Как раз он белой масти, ещё б накидку красную. – Размышлял вслух, так, чтобы Гаврюше было слышно.
– У меня щит красной кожей обтянут, а налатник цвета вишни. – Обронил боярин еле слышно.
Победители въезжали в монастырь с триумфом. За Гаврилой Алексичем следовали связанные кнехты, за ними остатки рати, телеги плелись чуть позади, с прикреплёнными волокушами, на которые были сложены немногочисленные трофеи. Боярин быстро подружился с конём, подарив тому краюху хлеба, так что, дестриэ вёл себя прилично, не брыкался и не упрямился. Выездке лошадку не обучали, но пиаффе* у самых ворот получилось, что вызвало ликование зрителей.
(Одно из основных упражнений высшей школы верховой езды, крайне укороченная, собранная, высокая и ритмичная рысь на месте. При выполнении П. спина лошади мягко колеблется, круп слегка опущен, задние конечности активны и хорошо подведены под корпус, обеспечивая всему переду лошадки очень большую легкость, свободу и подвижность).
– С победой! – Настоятель приветствовал воиско. – Это ты правильно придумал. Торжественно и величаво в обитель войти.
– Это не я, это…
– Знаю, сам догодался. Не это главное, мирян к нам сбежалось со всей округи, пусть видят, что есть сила, способная их оборонить. – Священник посмотрел на полон, скривился, задумался и сквозь зубы высказал: – Этих, в обитель православную не пущу.
– Мы их на ладью справадим, а завтра Лексей их в Новгород отвезёт. Потери у нас, брат. Шесть воев Богу душу отдали, посечённых целый возок. – Гаврила слез с лошади, торжественная часть закончилась, настало время заняться делами.
– Усопшим воздадим, отпевание с утра будет, а пораненных – выходим. – Настоятель перекрестился и тихонечко, почти в ухо Гаврилы произнёс: – Воеводу немецкого полонили?
– Нет. Лексей его убил.
– Как с полоном разберёшься, зайди ко мне, поговорить надо, и Алексия прихвати. – Священник дал указания лекарям-монахам и направился в свою келью.
На протяжении трёх недель, за стены Юрьевского монастыря свезли утварь и серебро почти со всех окрестных храмов. Приблезительная сумма оценки сокровищ составляла более восьмидесяти тысяч новгородских гривен. За возможность получить подобный куш, орденцы могли устроить бойню. Настоятель был уверен, что информация о богатстве просочилась. Необходим был отвлекающий манёвр, дабы сохранить репутацию и отвести неминуемый удар.
– Думаю, это был передовой отряд какого-то выскочки, что будет дальше – одному Богу известно. Надо что-то придумать. – Настоятель подвёл итог своих размышлений.
– Может в Новгород переправить? – Предложил Гаврила.
– Исключено. Обратно потом вернётся треть, это в лучшем случае, промашку Саввы я допустить не могу*. Если б безопасней было хранить в столице, сюда бы – не возили.
(в 1230 г. Савву лишили игуменства и посадили в келье. Арсений занял его место, не без помощи боярского лобби). Примечание автора.
– На Ореховом острове, Пахом Ильич почти закончил строительство крепости. Гарнизон две сотни. Если повезём ящики с камнями, так, что б многие видели, то сокровища можно оставить здесь. Кому нужна пустая скотница? И ещё, Резуна отпустите, пусть подсмотрит. Чую, душонка у него подлая. – Не успел я досказать своё предложение, как Настоятель подскочил с лавки.
– Ну и хитрохвостый ты никеец, прости Господи. Быть посему. Каменья сыщем, с коробами неувязка, но, что-нибудь придумаем. А согласится ли Пахом Ильич? Тяжко ему придётся.
– Пахомка удачлив, и не из таких бед выворачивался, дай Бог пронесёт. – Гаврила посмотрел на меня, мол, иного выхода нет.
Пленных пришлось отвозить немедля. Снорька разместил немцев в трюме ладьи и вечером был уже в Новгороде, где сдал кнехтов Ефрему. Корсты* пришлось использовать по назначению, два монаха простояли возле усопших всю ночь, читая молитвы и заменяя свечи перед алтарём. (гробы)*примечание автора
– Резун, ходь сюды, будешь грехи свои отрабатывать. Вот тебе топор, помогай короба сколачивать. И смотри мне, чтоб на совесть делал, глаза мои тебя б не видели. – Алексич протянул плотницкий топор смерду и показал в сторону хозяйственного двора, где четверо монахов готовили доски.
К обедне Снорька с ладьёй был уже в обители. Деревенские телеги еле ползли под тяжестью груза. После пятой ходки, из щели между досок выскочил серебряный прутик. Резун, управлявший второй лошадью, случайно споткнулся, тут же поднялся, кашлянул и незаметно от всех спрятал находку за щекой. При погрузке на ладью, Снорька обмолвился с гребцами, что надо спешить к Неве, на Ореховый остров, пока река не встала.
– И в крепость успеем, и обратно в Новгород. Не переживай, Снорри. – Строгий кормчий рукой показывал куда, какие ящики ставить, болтая одновременно, со свеем и с командой.
Когда последняя телега была разгружена, настало время возвращать крестьянское добро хозяевам. Резун был тут как тут. Умудрился привязать второго коня к первой телеге и тронулся в сторону родной деревни. По прибытию на место, придумал про какое-то указание монахов, оставив жену и пятерых детей, дунул на Запад, в поисках новой жизни. В Пскове, к Дитриху Гронингемскому оборванного смерда с телегой даже близко не подпустили, зато его выслушал Ульрих, а вскоре и Фон Виде.
– Далековато казну отвезли. До начала зимы можно не дёргаться. Ульрих, достань подробную карту местности. Торгаши шастают там круглый год, поспрашивай у местных. Если не выйдет, используй Твердилу, но, в самом крайнем случае. – Хайнрик почувствовал запах денег.
Серебро можно было превратить в замки, новых кнехтов, жадных наёмников. Помимо этого, деньги давали право на власть. Рыцарям, безвозмездно оберегающим паломников, место только в песенках трубадуров, ну, может ещё в пустых головах молоденьких сопляков, мечтающих о славе. Настоящие воины Христа дерутся за нечто другое, более осязаемое. Земли захватили много, теперь нужно серебро. Фон Виде мог привлечь под знамёна Ордена около шестисот воинов и десять братьев-рыцарей. На большее рассчитывать не приходилось. Покорённые язычники бунтовали, поговаривали о широкомасштабном восстании в Пруссии. Вармии, Натангии и Барты подчинили свои области Ордену, однако без вооружённого отряда в местные леса лучше не соваться. Святополк Поморский набирал силу, замки Висенбург, Резель, Брунсберг и Хейльсберг ещё не были достроены, и там приходилось держать крупные отряды. Оплотом оставался Бартенштейн, но из его гарнизона не выдавить и солдата, три сотни кнехтов в Копорье, из которых можно привлечь две, двести пятьдесят собственных, остальные наёмники. В принципе – сил достаточно. Оставалось прояснить серьёзность штурмуемого укрепления, а дальше дело техники. Через полторы недели был составлен план кампании. По рассказам купцов, недавно вернувшихся с Ладоги, на острове возвели несколько башен, обнесли периметр деревянными щитами и заняты внутренними постройками. Больше пятидесяти человек одновременно замечено не было. Способный к рисованию ганзеец, даже намалевал картинку, посмотрев на которую, Хайнрик только усмехнулся: – Русские совсем не разбираются в фортификации. Захватим за день, а потом, всё достроим по уму.