– А добыча? Я вот, к примеру, сапоги с воеводы снял, мне – как раз, а Филин ложку с янтарём нашёл. С этим как быть?
– Всё награб…, тьфу, всё найденное, особенно случайно, направляется в казну войска, то есть в общий котёл. Яков, ты вроде раньше приказчиком у Григория Фёдоровича, царство ему небесное, был? Так вот, всё, что нашли – отдавать Якову, он будет казначеем. Половина вырученных от продажи трофеев кун пойдёт на выплату премий, вторая половина отойдёт мне. А если Яков заметит, что утаил кто-то … тогда, не обижайтесь. – Все вопросы были утрясены, отряд Бренко, конечно, нельзя было сравнить с профессионалами-дружинниками, но теперь, можно было не опасаться, что ушкуйники перебегут к другому атаману, прельстившись на очередной поход за наживой. Синица в руке, она пожирнее будет, чем журавль в небе.
Флотилия из двух ладей и одной шнеки направилась в сторону Новгорода. Теперь у Пахома Ильича было четыре судна, почти сотня людей и огромное желание сделать свою Родину процветающей державой. Оставалось изменить свой статус, из удачливого купца – превратиться в боярина.
Мы сидели в кабинете, рассматривая карту Руси. Большая часть разделённой на княжества огромной территории лежала в руинах. Безумство удельных князьков разоряло землю похуже нашествия кочевников.
– Каждый желает жить в своём доме за забором, и чем длиннее стена, тем лучше. Не понимают они, Лексей, что можно один на всех забор иметь. – Ильич иногда погружался в размышления, из коих выходило, что все знают, как должно быть, но никто не хочет ничего делать.
Что я мог ему ответить, если в моём мире, некогда построенный кровью и потом многих поколений забор Российской империи, вновь поделили, разорвали на куски, и думают, что так будет лучше. Может, это закономерный ход истории, когда империи рушатся, подобно вековым дубам, давая солнце молодой поросли? Но тогда и земля не должна быть единым шаром, а мелкими осколками, планеты только монолитны. А значит, высшая ступень, то, к чему надо стремиться – в единстве.
– Пахом Ильич, ты знаешь, как сбивается масло? Сначала образуется маленький кусочек, затем он увеличивается, вбирая в себя весь жир, и наконец, от сметаны остаётся только само масло и пахта. Так же и Русь, сейчас сбивает масло. Предки создали из молока сметану, дети должны завершить начатое. – Я обвёл рукой границы, некогда принадлежащие моей Родине.
В четвёртом часу пополудни, ровно через пять дней после Невской битвы, к терему Пахома Ильича прибыли бояре: Сбыслав Якунович и Гаврила Алексич. Раненого Мешу не отпустила жена – когда тот принялся одеваться, наорала на посыльного, что мужа и так раз в полгода видит. Вместо него, на телеге приехал Микула, привезя с собой Гюнтера. Ильич встретил бояр, проводил в кабинет и предложил немного обождать, пока будет разбираться с доверенным лицом Меши, пообещав представить уважаемым гостям своего друга из Мурманска.
– Хозяин просил кланяться, раны слишком тяжелы, только лежать и может. – Микула улыбнулся, поклонился и стал ждать, что ответит Пахом Ильич.
– Передай, что свейское серебро, очень способствует заживлению ран. Ваня, Ефрем, несите ларец, что слева стоит. – Ильич обратил свой взор на телегу, из которой торчали босые ноги.
– Тут ещё одно дело, Пахом Ильич. Прослышал я, что седмицу назад, полон изрядный был захвачен, там дружок мой, Снорька. Я его на ладье видел, когда мы лагерем стояли. Может, сменяемся … моего немца на Снорьку, а? – Микула подошёл к телеге, тычком в бок заставил пленника встать и подвёл его к Ильичу.
– Кто таков? – Спросил Пахом, обращаясь не то к немцу, не то к Микуле.
– Гюнтер Штауфен. – Представился пленный.
– Ладно, уважу Мешу. Снорьку своего можешь забрать, он на Готландском дворе, вместе с остальными, только без меня, тебе его не отдадут. Вот что, завтра, к полудню приходи туда, смотри, не опоздай. – Ильич подошёл к сундучку, достал ключик, открыл ларец. – Пересчитывай, потом мне скажешь, сколько гривен насчитал.
Нюрка, втихаря высматривала нового пленника через окошко светлицы. Чем ей приглянулся немец, стоящий в одних портках, было непонятно, но девичье сердце забилось быстрее, а щёки покрылись румянцем.
– Ровно сто пятнадцать гривен. Так я немца тута оставлю? – Микула закрыл сундук, принимая ключик от Пахома.
– Оставляй, Ваня с Ефремом тебя проводят, до завтра. – Ильич подозвал Гюнтера к себе, просто махнув ему рукой, мол, топай, давай. Штауфена заперли в конюшне, оставив ему пару пирогов с вишней.
Стол, накрытый белой скатертью в кабинете, был более чем скромен. В центре стоял похожий на серебро поднос, на котором горкой лежали кусочки белого хлеба с сыром и маслиной, проткнутых почему-то коротенькой обточенной щепкой. Возле подноса сиротливо обосновались маленькие тарелочки с нарезанными лимонами, посыпанными сахарным песком. Напротив четырёх мягких кресел гордо возвышались по два бокала: один широкий, в виде кубка и один пузатый, напоминавший бочонок. Фарфоровые тарелки и крохотная вилочка, по одной, на каждого приглашённого. Сбыслав Якунович уже бывал в гостях у Пахома, и теперь, демонстрировал Гавриле Алексичу прелести мягкой софы, удобство кресел и самое главное, показал пальцем на потолок, где замерли лопасти вентилятора.
– Вот эта штука – ветродуй, когда я в прошлый раз здесь был, она крутилась. На улице жарень была, хоть голым ходи, а тут, прохладно и свежо. – Просвещал своего друга Сбыслав.
– Да наверно, юнец на крыше сидел, колесо крутил, тоже мне, чудо. – Ставя под сомнения слова Якуновича, отвечал Гаврила.
– Юнец говоришь, а ну дёрни за верёвочку. – Боярин показал на кончик шнура, который свисал из центра лопастей.
– Тебе надо – ты и дёргай. Лучше скажи, что это за жёлтое такое на столе? – Лимон наполнял приятным ароматом цитрусовых всю комнату, но что это за фрукт, новгородские бояре не знали. Было дело, в город привозили живую обезьяну, выдавая её за население далёкой страны, рассказывали о пальме, с которой её сняли, но редкие заморские фрукты, просто не доезжали. Торговые гости, ходившие в Византию, наверняка пробовали их на вкус, однако друзья дальше границы княжества носа не высовывали, и посему вынуждены были дожидаться хозяина дома, дабы удовлетворить своё любопытство.
Дверь в кабинет распахнулась и мы вошли с Пахомом Ильичом внутрь, как раз в тот момент, когда гости рассматривали фотографию, царапая ногтём по стеклу, за которым она была спрятана.
– Знакомьтесь, боярин из Мурманска, Алексий Николаевич, мой давнишний друг и компаньон. – Ильич представил меня гостям, по очереди назвав каждого из присутствующих.
Мы пожали руки, после чего уселись за стол, Пахом направился к шкафчику, достал две бутылки без этикеток и торжественно поставил на стол.
– Пахомушка, ты лучше скажи, что это на столе жёлтое, как канарейка, это есть хоть можно? – Сбыслав в прошлый раз настолько подружился с Пахомом, что мог называть его по-простому, превращая официальный визит в дружеские посиделки.
– Енто, хе, лимон называется, мы его опосля попробуем, под коньячок, а пока, угостимся вином. – Ильич разлил белое сухое вино по бокалам. – Закусывать вот так.
Купец взял большим и указательным пальцами канапе за шпажку, ловко отправляя в рот целиком, не откусывая по кусочку. Продемонстрировал окружающим одинокую щепочку и положил её на тарелку.
– Дай ка попробовать. – Гаврила повторил действие за Пахомом. – Хм…, здорово придумано.
Бутылка опустела через двадцать минут, у гостей стал разыгрываться аппетит, хотелось чего-нибудь посолиднее. Хозяин дома и сам проголодался, вследствие чего, подошёл к стене, где висела фотография и нажал на рычажок. Этажом ниже зазвонил колокольчик.
– Звал батюшка? – Ильюша вбежал в кабинет через несколько секунд, после сигнала.
– Сынок, скажи мамке, мы в светлице ужинать будем, пусть накрывает на стол.
– Так это, всё давно… передам батюшка. – Мальчик поклонился отцу и исчез, закрывая за собою дверь.
– Предлагаю выпить за город наш родной, Новгород, за победу над супостатом, за …за тебя Пахомушка, сто лет тебе жизни. – Сбыслав протянул руку к бутылке с коньяком, налил до краёв, передал бутыль по кругу и приподнял пузатый бокал.
Дальнейшее не поддаётся описанию. Глаза боярина вылезли из орбит, потекли слёзы, испарина покрыла лоб.
– Лимончиком, лимончиком скорее закусывай. – Подсказал Пахом.
– Гаврюша, это надо попробовать, это нечто. – Сбыслав попытался встать с кресла и не смог. – Ух, попустило.
Если коньяк не палёная дрянь, которой в наших магазинах каждая шестая бутылка*, то это – божественный напиток. С каждым годом, после пяти лет выдержки в дубовых бочках, теряется полградуса крепости, придавая коньяку более утончённый вкус. Новгородские бояре, впервые в жизни пили алкоголь, крепость которого превышала двадцать градусов, и оценили его по достоинству. (к сожалению, таковы данные статистики)* примечание автора
Ужинали уже без вина, к столу присоединились Марфа, как хозяйка дома, Нюра и Илья. Бояре сидели с набитыми ртами, не зная, какой ещё кусок снеди положить себе на тарелку. Кулинарная книга, отпечатанная старославянским шрифтом, прочно укрепилась на кухне, и теперь, Марфа радовала мужа всё новыми блюдами, аналогов которым, ещё не было придумано.
Когда есть, стало невмоготу, Илья сбегал в отцовский кабинет и заменил свечи. Ваня и Ефрем, занесли два сундука с серебром, причитавшиеся боярам, показав большой палец руки Пахому, мол, всё в порядке.
– Каждому из вас по сундуку, согласно количеству людей, которые были выставлены в походе. – Ильич указал на ларцы и передал каждому по ключику.
– Сбыслав, ик…, так вот почему ты в Ладоге всех родичей с собой взял… ик. – Гаврила немного расстроился.
– А тебе кто мешал? Гаврюша, не печалься. – Боярин обнял друга.
– Полно вам, давайте Лексея послушаем, с предложением он к нам приехал, на свея со мной ходил. – Ильич уселся в кресло, приглашая бояр последовать своему примеру.
– Многоуважаемые Пахом Ильич, Сбыслав Якунович и Гаврила Алексич. Через три дня начинается операция 'Хлеб'. Вы уже принимали участие в походе на Ижору, и смогли убедиться в полезности наших затей. – Я указал на сундуки.
– Да, польза несомненная, за год столько не имею, как там. – Гаврила посмотрел на своё серебро, блестевшее при свете свечей, гривны, которые лежали сверху, были специально начищены.
– Сегодня в полдень, князь Александр подтвердил своё участие. В краце, мы начинаем скупку хлеба по всему княжеству. Если вас это интересует, то я изложу детали операции.
– Ты Лексей, как-то не по-нашему говоришь, скажи, что от нас надо, сколько надо и когда. Всё, что Пахомушка делает, приносит удачу. Я его поддержу, а ты, Гаврюша? – Сбыслав уставился на своего друга, который не мог оторвать глаз от блестящего металла.
– А что я, конечно, с вами, только это …людей у меня мало, а гривны есть. – Гаврила всегда осторожничал, а посему, редко попадал в впросак, особенно, когда дело было сопряжено с риском.
– Ну, раз все согласны, тогда не позднее четверга, необходимо разослать людей по деревням и договориться со старостами смердов о продаже всего собранного зерна.
– Постой, так ещё урожай не убран, о чём договариваться, да и не продадут смерды первым встречным своё зерно? – Сбыслав уже протрезвел, но ещё не уловил всей сути.
– Правильно, не продадут, так как у них есть постоянные покупатели и отлаженный рынок сбыта. Но у нас будет указ князя, об обязательной продаже.
– Верно, князь. Забыл я про него. Только после этого, житья ему в Новгороде не будет, с потрохами сожрут. – Якунович подошёл к столу взял дольку лимона и сунул себе в рот.
– Лексей, ты хоть представляешь, какую надо иметь казну, чтобы скупить весь хлеб? Думаешь, до тебя не пытались подобное сделать? – Гаврила стал вспоминать все махинации спекулянтов, происходивших в Новгороде за последние двадцать лет, припомнил даже Ярослава, который устроил в городе голод, а про события десятилетней давности, когда булка хлеба торговалась по восемь кун, а кадь* ржи продавали по двадцать гривен, при цене в три, в самое голодное время, даже прослезился. – Да, Строгана надо придушить, совсем обнаглел. Тридцать ладей в прошлом году продал, на пару с Белозёрцами, но монастырям князь не указ. – Гаврила тоже съел лимон.
(полубочка, окованная железом, дабы нельзя было обрезать, вмещавшая в себя 4 пуда зерна, разные регионы применяли свои кади, и мера веса зерна колебалась)*
– Думаю, попытки были. Только вот в этом году, хлеба извне не будет, Суздаль еле сможет прокормить себя сам, пошлины введут такие, что не будет смысла вывозить его, Владимирское ополье разорено. Задача не скупить зерно, а затем втридорога перепродать. Цель сохранить хлеб на голодное время. Свои гривны, да ещё с хорошей прибылью мы вернём, сейчас надо пострадать за Новгород, дабы дети наши, зимой лебеду не ели. А монастыри, пусть попытаются скупить хлеб, мы должны там оказаться раньше. Предложим общинам новые инструменты, которые позволят поднять урожай в будущем году, где надо, заплатим серебром, а где не получится, то придут княжьи дружинники и объяснят, кому надо продавать.
– Пострадаем за Новгород, вот только где купленное зерно складировать? Таких больших амбаров во всём Новгороде не сыскать. – Пахом Ильич был в курсе наших планов и вставил свой вопрос для проформы.
– Будем строить. Выберем удобное место, например, Ореховый остров. Там и поставим острог с амбарами. Лучшего места и найти трудно, вот карта, смотрите. – Из заранее принесённого тубуса была извлечена карта.
– Лексей, а поближе, это ж в какую даль переться? – Сбыслав подошёл поближе к рисунку местности, цокнул языком, но более подходящего места строительства не указал. Необычность карты состояла в том, что рисовали в то время, привязываясь к определённому ориентиру, считая его нулевым меридианом, от него и плясали. В лучшем случае, на рисунке, могли указать направление течения реки и глубину в сомнительных для судоходства местах, чаще, просто обозначали приметные места, да селение, где переночевать или коня подковать можно. А тут, создавалось впечатление, что существует ещё одна, более гигантская карта, с которой просто скопировали кусок и принесли сюда.
– Устье Невы, бывал я там. Хорошее место. – Гаврила тоже приблизился, но в отличие от Якуновича, больше заинтересовался листом плотной бумаги. – Лексей, а Мурманск далеко, покажи где?
Подобного поворота событий я не ожидал. С виду пьяненькие бояре, оказались совершенно трезвыми. Спокойно выслушали моё предложение, согласились участвовать, но при этом не забыли свои интересы и в карте сразу разобрались.
– Далеко. Тут не указано, бумага кончилась. – Настороженно ответил Гавриле.
– Так мы это, сейчас исправим. Ты пальцем покажи, в какую сторону от реки. – Якунович стал по левую руку от меня, и теперь я оказался почти зажат между двумя боярами.
Резко сделав шаг назад, дал возможность друзьям чуть ли не стукнуться лбами.
– Ой. – Гаврюша и Сбыслав обняли друг дружку.
– Давайте думать о деле, а не о том, где Мурманск найти. Кто знает по чём будет торговаться рожь через месяц? – Заседание продолжалось.
Гюнтер плохо помнил события последнего времени. Толчком в бок его разбудили, заставили выползти с телеги, спросили имя и отвели в конюшню. Всё, что он запомнил, так это то, что новгородец, подлым образом пленивший его, пересчитывал марки в сундуке. Швабец откусил кусок сладкого пирога, стал жевать, одновременно размышляя о своём положении. Отцовское наследство не светило, ни при каком раскладе, тем более, после того, как его выперли из родного дома. А тут, в Новгороде его купили за сундук серебра. Даже если родственники узнают, что он в плену, то при всём желании не смогут собрать таких денег. А скорее всего – не захотят. Старший брат даже обрадуется, как же, грамотей Гюнтер угодил в лапы к руссам, надо было не грамоте учиться, а бою на мечах. А разве я плохо обращаюсь с мечом? Разве я не смог собрать сорок бойцов, каждый из которых в открытом бою стоили двух? Если б не этот священник, который пообещал новый крестовый поход во спасение души, в жизнь бы, не отправился на Балтику. Какой к дьяволу крестовый поход, если только на мне был нашит крест, ни один рыцарь и не думал об этом. Деньги, виной всему этот проклятый металл, вернее его отсутствие. Утро вечера мудренее, так вроде говорил русский купец. Эх, какой был человек, жизни своей не пожалел, защищая юного Гюнтера от разбойников. Сон овладел рыцарем. На зелёной поляне, возле бирюзовой глади озера на коне сидела незнакомка. Девушка улыбалась и приветливо помахала рукой, дразня своей улыбкой.
– Гюнтер! Ты мой король. Помоги слезть с коня. – Попросила незнакомка.
Штауфен рванулся к девушке, но не смог сделать и шага. Корни неизвестного растения обвили его ноги, накрепко приковав к земле. И тут возник новгородский купец, который его купил. В руке он держал меч. Блеск стали перед глазами и … Гюнтер проснулся. Сквозь щели в конюшню пробивался солнечный свет.
Нюра сидела во дворе на лавке и старательно красила ногти. Баночек с бесцветным лаком с блёстками было всего десяток, и мамка страшно ругалась, когда видела, чем занимается дочка, но сегодня был такой день, когда девушка должна выглядеть много лучше, чем есть на самом деле. Как на тех картинках, с девицами в модных нарядах, демонстрирующих искусно сделанные перстни. Ну вот, последний ноготь готов, теперь надо время, чтобы лак высох, и остаётся только ждать, когда понесут еду пленнику.
– Ильюша, снеси немцу кашу на конюшню, да квасу захвати, а то, поди, проголодался он там, как бы овёс не слопал в яслях. – Пахом Ильич вышел из терема, сделал потянушки и поспешил в уборную.