Рано утром 25 июня наступление группы Болдина было возобновлено. Атаки последовали при артиллерийской поддержке с направлением главного удара между Сидрой и Маковланами (3 км на юго-юго-запад от Сидры), в тыл частям в Кузнице. Ожесточенные бои в этом районе длились всю первую половину дня, но даже тактического успеха добиться не удалось. Лучшим достижением стал глубокий танковый прорыв у селения Поганицы в 5 км южнее Сидры около 10.00 25 июня.
Одновременно атаке подверглись позиции соседней 256-й пехотной дивизии под Кузницей. В истории полка этого соединения записано: «Как и предполагалось, все загнанные в котел Белостока русские силы попытались прорваться в северо-восточном и восточном направлениях. Для этого особо удобной представлялась дорога через Соколку, Кузницу, Гродно. На этой дороге в течение 24 и 25 июня пришлось отбить тяжелые атаки вражеских танков (обер-лейтенант Пеликан один со своей батареей САУ «Штурмгешюц» вывел из строя 36 танков)»[94]. Интересно, что немцы интерпретировали советский контрудар как попытку прорыва из окружения.
Неизвестно, хотел ли Болдин избежать ударов с воздуха вечерней атакой, но она по крайней мере прошла без систематического воздействия Люфтваффе. Утром и днем 25 июня это было с лихвой компенсировано шквалом авиаударов. На наступающие советские части обрушились «Штуки» VIII авиакорпуса. В конечном итоге атаки были прекращены около 12.00. Части группы Болдина отступили в юго-западном направлении. Наблюдавший за контрударом со стороны командир 11-го мехкорпуса Мостовенко позднее писал в своем отчете по итогам боев: «Наступление 6 мк успеха не имело. 4 тд продвинулась до Кужница и стала отходить»[95].
Может возникнуть вопрос: почему же КВ и Т-34 не опрокинули немецкую пехоту? Во-первых, ее было много, и это был не слабый фланговый заслон, а ударная группировка с сильной артиллерией. Во-вторых, советская атака проводилась при слабой поддержке мотострелков, и немецкие противотанкисты могли стрелять по танкам в упор. Также неуязвимость новых советских танков несколько преувеличивается. Командир 4-й танковой дивизии Потатурчев на допросе в плену говорил: «Легкие немецкие противотанковые орудия были неэффективны против тяжелых русских танков (50–68 тонн), с другими танками, в том числе Т-34, они боролись успешно»[96]. Это слова человека, который лично участвовал в описываемых событиях. Командир 7-й танковой дивизии Борзилов позднее в одном из своих отчетов о боях в Белоруссии писал: «Лично преодолевал четыре противотанковых района машинами «КВ» и «Т-34». В одной машине была выбита крышка люка механика-водителя, а в другой — яблоко «ТПД»[97].»[98]. Немецкая авиация только довершила то, чего уже добилась пехота.
Ситуация, надо сказать, была достаточно типичной. Точно так же германский V авиакорпус под Берестечко на Юго-Западном фронте заставил отступить 12-ю танковую дивизию 8-го мехкорпуса. При этом на Украине у немцев не было наиболее эффективных против наземных целей пикирующих бомбардировщиков. Под Гродно они были. Конечно, даже Ю-87 не могли достаточно результативно поражать танки. Но они могли поражать пехоту и артиллерию. Без них продвижение вперед одними танками было невозможно. Этот сценарий не раз повторялся в ходе войны: под Сталинградом в сентябре 1942 г., под Курском в июле 1943 г. (в наступательной фазе операции). Отражение удара под Гродно было лишь первым примером подобных действий.
Самым обидным во всей истории с контрударом 3-й армии и группы Болдина под Гродно является то, что в построении немецких войск было приличных размеров «окно». В отчете VIII корпуса по итогам боев было сказано: «Особенную заботу создавал для корпусного командования разрыв, зияющий у Лососны между 256-й дивизией и правым крылом 84-го пехотного полка, тем более потому, что там, на аэродроме Каролин, еще утром располагалась корпусная эскадрилья ближней разведки. Если бы русские предприняли в северо-западном направлении атаку, то здесь они не натолкнулись бы ни на какое сопротивление»[99].
Этот просвет можно было обнаружить при тщательной разведке противника. Его использование выводило любое из атакующих советских танковых соединений, даже сравнительно слабые дивизии 11-го мехкорпуса, прямо в тыл XX армейскому корпусу. Более того, он выводил прямо к штабу корпуса в Новом Дворе. Несомненно, что такой удар, дополненный атаками с фронта, заставил бы немцев дрогнуть и отступить. Под Дубно на Юго-Западном фронте, пусть и случайно, советской 34-й танковой дивизии 8-го мехкорпуса удалось вклиниться в промежуток между наступающими немецкими боевыми группами. Под Гродно этого, к сожалению, не произошло.
11-й мехкорпус в контрударе 25 июня уже фактически не участвовал. 33-ю танковую дивизию генерал-лейтенант Болдин подчинил себе. Две другие дивизии корпуса Мостовенко решали сугубо оборонительные задачи. В частности, им пришлось отражать попытку немцев форсировать Неман с востока на запад, угрожая флангу советской ударной группировки под Гродно. Мостовенко подтверждает данные об интенсивных авиаударах немцев днем 25 июня. Он позднее написал об этом в своем отчете: «Особенно усиленная бомбардировка производилась в этот день авиацией, и уцелевшие от предыдущих дней тылы были уничтожены. Ни одна машина не могла показаться на открытом месте, не будучи уничтожена. Расположение частей также подвергалось беспрерывным бомбардировкам и обстрелу авиации»[100].
Помимо атак с воздуха причиной вывода частей группы Болдина из боя было то, что они уже в течение длительного времени, с вечера 24 июня, вели наступательные действия. Причем в бой они пошли с марша. Нужно было время на заправку и техническое обслуживание машин. Командир 7-й танковой дивизии Борзилов писал в своем отчете: «В частях дивизии ГСМ было на исходе, заправку производить не представлялось никакой возможности из-за отсутствия тары и головных складов, правда удалось заполучить одну заправку сгоревших складов Кузница и м. Кринки (вообще ГСМ добывали кто как сумел)»[101].
Тем не менее мехкорпус Хацкилевича мог бы продолжить атаки спустя несколько часов. Однако уже в 15.40 25 июня 1941 г. из штаба Западного фронта последовал приказ о выводе 6-го мехкорпуса из боя и сосредоточение в районе Слонима. Связано это было с успехами танковой группы Гудериана. История появления этого приказа будет рассказана немного позднее. По докладу Борзилова, до частей 6-го мехкорпуса приказ дошел «к исходу дня» 25 июня.
Так или иначе, контрудар группы Болдина можно считать завершившимся в полдень 25 июня. Каковы же были его итоги? Немецкий исследователь белостокского «котла» Хейдорн писал:
«Без сомнения, советские атаки 24 и 25 июня южнее и юго-восточнее Гродно завершились тяжелым тактическим поражением. Несмотря на использование большого числа танков, русским не удалось разгромить расположенные на не слишком удачных позициях части германского XX АК.
Напротив, были понесены тяжелые потери в танках. По данным XX АК, число уничтоженных советских танков было следующим:
256-я пд — 87;
162-я пд — 56;
2-я рота 4-го полка зенитной артиллерии — 21;
VIII авиакорпус — 43;
Итого — 207»[102].
Конечно, две сотни танков из тысячи не были смертельным ударом для 6-го мехкорпуса. Даже если прибавить к ним 63 «разбитых и разогнанных авиацией противника» машин из 7-й танковой дивизии. Также неизвестное число машин вышло из строя на маршах и было задействовано на обороне фронта по Нареву. Однако мехкорпус Хацкилевича к 26 июня еще сохранял боеспособность и, как мы увидим далее, еще смог себя проявить.
Вместе с тем оценивать контрудар группы Болдина однозначно отрицательно, безусловно, было бы ошибкой. Тот же Хейдорн пишет: «На оперативном уровне, однако, советские атаки принесли успех. Германский XX АК оказался настолько серьезно скованным, что лишь 27 июня оказался в состоянии вновь перейти к наступлению. Таким образом, он потерял 3,5 дня»[103]. С этим тезисом не поспоришь: поставленные командованием XX корпусу задачи к моменту отхода группы Болдина от Гродно выполнены не были. Фактически контрудар 6-го мехкорпуса предотвратил быстрое смыкание кольца окружения советских войск в районе Волковыска силами немецкой пехоты. В условиях количественного превосходства двух немецких полевых армий над противостоявшими им 3-й и 10-й армиями это само по себе было достижением. Напомню, что контрудар пришелся не по фланговому заслону немцев, а по имеющему наступательные задачи XX армейскому корпусу.
Отход частей 6-го мехкорпуса от Кузницы и Сидры начался уже в ночь с 25 на 26 июня. Борзилов в своем отчете с досадой пишет, что, «по предварительным данным, 4 ТД 6 корпуса в ночь [с] 25 на 26.6 отошла за р. Свислочь, благодаря чему был открыт фланг 36 кав. дивизии»[104]. По словам Борзилова, отход проходил недостаточно организованно. 128-й мотострелковый полк 29-й мотодивизии и 36-я кавдивизия отходили беспорядочно, в панике. Порядок удалось восстановить уже ближе к Волковыску.
Отход частей 6-го мехкорпуса от Кузницы и Сидры начался уже в ночь с 25 на 26 июня. Борзилов в своем отчете с досадой пишет, что, «по предварительным данным, 4 ТД 6 корпуса в ночь [с] 25 на 26.6 отошла за р. Свислочь, благодаря чему был открыт фланг 36 кав. дивизии»[104]. По словам Борзилова, отход проходил недостаточно организованно. 128-й мотострелковый полк 29-й мотодивизии и 36-я кавдивизия отходили беспорядочно, в панике. Порядок удалось восстановить уже ближе к Волковыску.
В итоговом донесении группы армий «Центр» за 26 июня указывалось: «Сильные атаки противника против XX и VIII армейских корпусов прекратились, отмечены лишь атаки местного значения и бои с разрозненными вражескими частями»[105].
В связи с контрударом группы Болдина необходимо также упомянуть о боях на Нареве, в которых принимали участие подразделения 4-й и 7-й танковых дивизий 6-го мехкорпуса. Ввиду упреждения в развертывании, войска Западного фронта уступали количественно противнику не только на направлениях главных ударов немцев, но и в центре намеченных германским командованием «канн». Вследствие этого им пришлось задействовать для сдерживания натиска немецкой пехоты на фронте 10-й армии части 6-го мехкорпуса. Опорой обороны в этом районе стал рубеж реки Нарев.
По данным немецкой разведки, на Нареве и у устья Орланки действовали следующие советские части и соединения:
— 86-я стрелковая дивизия;
— крупные части 113-й стрелковой дивизии;
— 25-я танковая дивизия 13-го мехкорпуса;
— крупные части 4-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса;
— корпусная и армейская артиллерия.
Долго ждать атак противника на рубеже Нарева не пришлось. С юго-запада к нему подошел VII армейский корпус, двигавшийся в направлении на Гродек — Белосток. Согласно приказу штаба корпуса от 20.30 23 июня его задачами на 24 июня было:
«2) VII ак продвигается 24 июня к Нареву, пытается быстрым ударом захватить мосты через Нарев и готовится к переправе через реку;
3) 268, 7 и 23-я дивизии начинают движение к Нареву в прежнем порядке в 04.00 24 июня. Передовые соединения следует заранее выслать вперед».
24 июня плацдармы на другом берегу Орланки и Нарева были успешно захвачены. Уже вечером по плацдармам 23-й дивизии были нанесены контрудары, однако все их удалось отразить. На следующий день было запланировано наступление с захваченных плацдармов.
Однако действиями занявших оборону фронтом на запад советских частей эти планы были вскоре нарушены. Сопровождавшиеся мощным артиллерийским огнем атаки пехоты и танков обрушились на плацдармы 7-й (особенно в первой половине дня) и 23-й (здесь главным образом во второй половине дня) пехотных дивизий. Немцы смогли сохранить и даже несколько расширить плацдармы, но ни 7-й, ни 23-й дивизиям не приходилось думать о продолжении наступления. Тем самым была сохранена дорога Белосток — Сокулка для маневрирования группы Болдина. Вскоре группе она понадобилась для отвода в район Волковыска.
В журнале боевых действий VII корпуса прямо указывается «авторство» относительно результативных контратак на плацдармы: «Несмотря на неоднократные контратаки 4-й и 7-й тд, к 18.00 достигнута линия Павлы — Рыболы — Ходоры перед Ухово».
Происходило это, напомню, в то же время, что и контрудар под Гродно. Вместе с ним оно и завершилось. В ночь на 26 июня отступление началось по всему течению Нарева. Начинался новый этап сражения за Белоруссию.
Глава 4. Первый «котел» войны
Само начертание советско-германской границы по периметру Белостокского выступа словно приглашало к проведению операции на окружение. Однако она могла быть проведена множеством различных способов, что создавало определенные трудности как наступающему, так и обороняющемуся. Первый метался относительно распределения сил и глубины «клещей», второй — терзался теми же вопросами с точки зрения противодействия этим ходам противника. Если несколько упростить постановку задачи, то вопрос был в точке схождения танковых клиньев после их прорыва в глубину обороны на флангах Западного фронта. В апрельской 1941 г. директиве Наркома обороны и начальника Генштаба Д.Г. Павлову указывалось, что в Белоруссии немцы могут проводить первую операцию «концентрическими ударами со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи», т. е. от немцев ожидали операцию на окружение, но с замахом «клешней» на небольшую глубину, с их схождением в районе Волковыска или Барановичей. Оба плана выглядят достаточно реалистично.
Однако даже если бы мифический Штирлиц в Берлине выкрал бы планы группы армий «Центр», то это бы не сильно помогло. Метания относительно глубины «клещей» окружения были достаточно характерны для немцев. Это касалось как планирования операции, так и модернизации плана в ходе ее проведения. Начались метания уже на второй день войны. Фон Бок писал в дневнике 23 июня: «Глубокое проникновение танковой группы Гота ставит на повестку дня весьма актуальный вопрос: должен ли Гот продвигаться в направлении севернее Минска, как было приказано ранее Армейским командованием, или ему следует нанести мощный удар по линии Витебск — Полоцк. Я склоняюсь ко второму варианту». Однако обращение к Главнокомандующему сухопутных войск фон Браухичу было безрезультатным. Браухич считал, что выдвижение далеко вперед войск Гота чересчур опасно. Указание было однозначным: согласно первоначальному плану танковые группы Гота и Гудериана должны соединиться в районе Минска. Только после этого, по мысли германского Верховного командования, они могут совместно продолжить наступление в направлении Двины и Днепра.
Фон Бок скрепя сердце подчинился воле Верховного командования. В 11.30 24 июня он по телефону сообщает Готу: «Большое значение имеет успешное доведение до конца битвы западнее Минска. […] Продвижение всей группы Гота в направлении Полоцк — Витебск в настоящее время полностью отходит на задний план. Прежде всего, будет проведено сражение западнее Минска»[106].
Однако не только у Гота и фон Бока возникли мысли о смене плана операции на ходу. Вскоре после того, как было отклонено предложение о прорыве вперед 3-й танковой группы, творческий зуд вдруг обуял штабистов в самом Берлине. Германское Верховное командование решило модернизировать «котел». Теперь вместо одного «котла» было решено образовать два: один в районе Белостока и второй к востоку от Минска.
Уже в промежуточном донесении штаба ГА «Центр» от 19.45 24 июня 1941 г. появляются первые наметки этого плана: «Группа армий планирует всеми средствами ускорить намеченное соединение обеих танковых групп в районе Минска, в то время как пехотные корпуса будут уничтожать противника на своих участках наступления. В целях уничтожения или обезвреживания белостокской группировки противника приняты следующие меры: внутренние фланги обеих армий [4-й и 9-й. — А. И.] должны соединиться в районе между Волковыск и Лунна»[107].
Постепенно этот план принимает все более четкие очертания. Однако нельзя не отметить, что решение Верховного командования отнюдь не вызвало восторгов в штабе группы армий «Центр». 25 июня фон Бок записывает в дневнике: «Гальдеру видится движение южного фланга его «клещей» в направлении Зельвы и Волковыска и сосредоточение на этом фронте главных сил 9-й армии, которые должны завершить окружение. Я в ярости, так как при этом мы, добившись крупного тактического успеха, упустим возможность достижения куда более значительной победы!»
Что же вызвало гнев фон Бока? Принятое под нажимом сверху решение означало попытку образования промежуточного «котла» исключительно силами пехотных соединений. Пехота в общем случае не самый подходящий инструмент для проведения маневра на окружение. Она не обладает для этого превосходством в подвижности над окружаемым противником. Чаще всего пехоте доставалась задача сковывания противника с фронта, в то время как танки прорываются в глубину для смыкания «клещей» в его тылу. Соответственно после замыкания танковых «клещей» пехота возможно скорее сменяет танки на внутреннем фронте окружения, обжимая «котел» и уплотняя его периметр. Ставя пехотным соединениям 4-й и 9-й армий задачу двигаться навстречу друг другу, немецкое командование тем самым лишало пехотной поддержки прорывающиеся к Минску танковые «клещи». Соответственно медленное смыкание пехотных «клещей» благоприятствовало прорыву из белостокского «котла» на восток, а в районе Новогрудка можно было смело прорываться через относительно редкие и разреженные танковые заслоны.
25 июня план действий определился. В вечернем донесении (от 19.00) группы армий «Центр» было сказано: «4-й и 9-й армиям приказано окружить и уничтожить вражескую группировку в районе Белосток — Волковыск. Для этого 4-я армия выдвигает правый фланг (без XII АК) через линию западнее Слоним — Волковыск, чтобы во взаимодействии с 9-й армией завершить окружение с востока в общем направлении Мосты. 9-я армия […] выдвигает крупные силы в направлении Мосты для завершения окружения, а силы левого крыла армии использует для наступления на Лида»[108]. Так определилась точка схождения пехотных «клещей» двух армий — Мосты. Выбор, надо сказать, был сделан толково: у этого населенного пункта имеется несколько переправ через Неман. Нелишне также будет отметить, что XII армейский корпус не планировалось привлекать к операции на окружение. Это, как мы видим, было специально оговорено в приказе. Было понятно, что оставлять танковые «клещи» вовсе без пехотной поддержки, по меньшей мере, неразумно. Обращаю на это внимание, т. к. будет любопытно посмотреть, что из этого в итоге получилось.