В другой, нашей истории, перед сдачей крепости он прорвался из блокированного Порт-Артура на КАТЕРЕ, тогда, когда полноценные боевые корабли предпочитали не рисковать и самозатопиться. Перед этим он, в нарушение прямого приказа коменданта крепости, взорвал свой пароходик, чтобы тот не достался японцам.
Он получил за геройство два ордена, что для командира БУКСИРА - беспрецедентно... Увы. После войны он так и не вписался в стремительно "механизирующийся" флот, постоянно конфликтовал с любым начальством по любому поводу, скучал, хандрил, много пил. В конце концов, не найдя себя в мирной жизни, переведенный за очередное свое художество, которому, кстати говоря, умудрились даже пришить политический подкрас, с отряда миноносцев на должность командира транспорта "Рига", он морально сломался. Перенести очередного унижения не смог и застрелился...
Но сейчас этот жизнерадостный, бородатый хулиган, вечное бельмо на глазу начальства, любимец команды и всех молодых бесшабашных офицеров, несся полным ходом навстречу японскому брандеру и своей судьбе.
* * *
По случаю начавшейся войны буксир был штатно вооружен парой 37-миллиметровых пушечек, а по случаю предприимчивости командира, на него поставили еще и пару старых картечниц Гатлинга. Как поговарили на флоте, их Балк то ли выиграл в карты, то ли просто украл у кого-то из миноносников. Впрочем, экипаж миноносца и сам снял их с наскочившего на мель при первой попытке заблокировать проход на рейд японского брандера.
Вообще-то, по сигналу тревоги буксиру сниматься с якоря было не обязательно, даже если он и стоял под парами рядом с выходом. А снявшись, разумно было бы отходить в глубину гавани, а не пробираться по мелководью к открытому морю, потому что гонять по рейду японцев - не его дело, для этого в составе эскадры было достаточно боевых кораблей. Но Балку не сиделось в гавани. Для себя он придумал оправдание - если какой-то из русских кораблей потеряет ход, он сможет быстрее отбуксировать его в порт. Эта отговорка уже пару раз выручала его при разборах "неподобающего" поведения буксира во время ночных схваток на рейде.
Наконец, когда утром третьего марта, Балк сумел притащить в гавань после ночного боя подорванный японской миной и лишившийся хода "Властный", вытащив его буквально из-под носа собиравшихся добить неподвижную мишень японских миноносцев, он получил благодарность от адмирала Макарова, представление к "Станиславу", а главное - разрешение находится при атаках там, где сочтет нужным. При условии, что его буксир не будет путаться под ногами боевых кораблей.
Сейчас "Силач" не "путаясь под ногами" у нерешительно замершей "Дианы", с которой пытались спустить паровой катер, а обойдя крейсер по дуге, шел прямо на "Фусо". Его капитан на мостике громко кричал:
- Держись крепче, ребята! Приготовиться к тарану!!!
Балк, жадно читавший все доходившие до Порт-Артура газетные статьи о подвиге "Варяга" и "Корейца", прекрасно помнил детские игры со своим двоюродным братом, в которых он, более старший и крупный, всегда выходил победителем. Теперь и у него появилась тень шанса совершить что-то, хоть немного похожее на подвиги своего удачливого кузена, и уж он-то ее точно не упустит.
Впрочем, кроме жажды подвигов непоседливым лейтенантом двигал элементарный здравый смысл. Если брандер, в котором он к своему удивлению в свете прожектора опознал старый японский броненосец, затонет там, где он сейчас стоит на якорях, из гавани смогут выходить только миноносцы. Сам три года шныряющий по фарватеру туда-сюда почти каждый день, Балк прекрасно понимал, что японец выбрал для затопления идеальное место. Он даже успел с усмешкой подумать, что именно там потопился бы и сам, реши он насолить занудствующему начальству, типа Старка, Греве или Ухтомского, по-крупному.
На "Фусо" поначалу отстреливались от "Дианы", но разглядев несущийся на все парах с включенной сиреной портовый пароходик, перенесли огонь на него. Однако к этому моменту на старом броненосце в строю остались только одна шестидюймовка и пара орудий калибром поменьше. В планширь буксира попал шестидюймовый снаряд, изрешевший рубку и мостик. Мелкий осколок пробил дерево рубки и завяз в мощной грудной мышце капитана, упершись в ребро. Смерть не достала до сердца лейтенанта всего-то какой-то дюйм. Рулевому повезло меньше - осколок, влетев в иллюминатор рубки, попал ему в лоб, а еще пяток вошли в тело. Смерть была практически мгновенной.
Когда "Силач" приблизился на три кабельтова, в "Фусо" наконец-то попал первый одинадцатидюймовый мортирный снаряд с Золотой Горы. По стоящей мишени вечно мазать не могли даже не слишком точные мортиры. Сразу после этого в телефонной трубке на командный пункт батареи (одно из нововведений, которые Макаров почерпнул в папке, переданной ему лекарем с "Варяга") раздался зычный голос адмирала, который потребовал прекратить огонь по стоящему на фарватере кораблю.
После впечатляющего взрыва на палубе огонь с "Фусо" прекратился на минуту, которой хватило Балку на то, чтобы снять со штурвала тело рулевого и взяться за рукоятки самому. Он, ювелирно отработав за кабельтов до борта брандера "полный назад", снизил скорость с одиннадцати до пяти узлов. Поэтому энергия удара была потрачена не на проламывание бронированного борта "Фусо", а на его разворот вдоль фарватера. На какое-то время наступило шаткое равновесие - "Силач" пытался развернуть стоящий поперек фарватера брандеро-броненосец, кормовой якорь "Фусо", вцепившись в дно, с истинно самурайским упорством пытался не дать ему это сделать.
На мостике "Фусо" Окуномия мрачно наблюдал за усилиями русского буксира, который был уже на волосок от того, чтобы пустить все жертвы, принесенные в этот день, к восточным демонам. Что еще он мог сделать при условии, что почти все орудия выведены из строя, и только пара 47-миллиметровок все еще пытается достать навалившийся на борт буксир, который вообще-то давно в мертвой зоне? Только повести всех, кто еще был на ногах, в последнюю атаку, и попытаться, пробившись в рубку, отвести буксир от борта его тонущего корабля, который уже осел на пару футов. А может, и вообще удастся утопить этот чертов пароход прямо у борта "Фусо", тогда уж точно фарватером еще долго не смогут воспользоваться крупные корабли.
Над палубой броненосца пронесся последний приказ командира:
- Команде вооружиться всем, чем можно! За Императора и Японию, на абордаж!!!
Рулевой матрос, который, схватив с переборки пожарный багор, кинулся было в схватку, был послан в машинное отделение с тем, чтобы донести приказ об атаке до низов броненосца, где сейчас была сосредоточена большая часть команды.
Первой волне атакующих не повезло - их встретила уцелевшая картечница Гатлинга, из которой азартно и метко палил прапорщик Щукин. На борт "Силача" успели перепрыгнуть только десять палубных матросов из трех десятков, кинувшихся в атаку. Пятнадцать человек были выведены из строя в момент рывка, остальные попрятались от ливня свинца за кнехтами и раструбами вентиляторов.
Окуномия резонно решил дождаться второй волны из кочегарок, погребов и машинного отделения и приказал уцелевшим матросам затаиться и ждать. Столь удачно отстрелявшаяся картечница была снесена за борт внезапно ожившей 75-мм пушкой вместе с перезаряжавшим ее расчетом. Второй выстрел пушка сделать не успела - на "Диане", наконец, проснулись и всадили в место, откуда раздался выстрел, сразу три сегментных снаряда. Промазать с четырех кабельтовых не смогли даже артиллеристы крейсера, носившего гордое прозвище "сонной богини"...
- Илья, подкинь-ка мне с палубы гриф от штанги, от той, что побольше, и быстро, - прокричал Балк вестовому.
- А зачем он Вам, ваше благородие? - оторопело спросил матрос, просовывая притащив к рубке полутарометровую стальную палку.
- Так у нас на борту из оружия только пара револьверов и пяток винтовок, - усмехнулся Балк с хищноватым прищуром, наскоро промокая рану на груди салфеткой, - а макаки сейчас опять полезут. Да, кстати, о револьвере, держи!
- А как же вы сами-то? Не ровен ведь час...
- Не дрефь! Иди воюй, давай. А я и без него обойдусь. Это ты у нас на борту меньше месяца, сопля худородная. А те, кто с нами хоть полгода отходил - им эти пукалки ни к чему. Да и у японцев их не густо будет, я думаю. Но сперва - рви в машину, предупреди духов, чтобы вооружались чем найдут и готовились отбиваться - косоглазых раза в три больше будет, могут и до них добраться.
Через три минуты на палубу "Силача" ринулась толпа кочегаров из низов броненосца. Ее прилив был частично остановлен пулеметным огнем с фор-марса приблизившейся "Дианы", но часть нападавших все же смогла под руководством размахивающих мечами офицеров перебраться на "Силач". Пулемет захлебнулся, подавившись первой же очередью - металлические ленты для пулеметов еще не вошли в обиход, а холщевые постоянно давали перекосы. Во второй раз за эту войну на палубе корабля закипела жаркая абордажная схватка, и опять во главе русской стороны был офицер по фамилии Балк. Тенденция? Или уже традиция?
Через три минуты на палубу "Силача" ринулась толпа кочегаров из низов броненосца. Ее прилив был частично остановлен пулеметным огнем с фор-марса приблизившейся "Дианы", но часть нападавших все же смогла под руководством размахивающих мечами офицеров перебраться на "Силач". Пулемет захлебнулся, подавившись первой же очередью - металлические ленты для пулеметов еще не вошли в обиход, а холщевые постоянно давали перекосы. Во второй раз за эту войну на палубе корабля закипела жаркая абордажная схватка, и опять во главе русской стороны был офицер по фамилии Балк. Тенденция? Или уже традиция?
Долгого боя не получилась - команда "Силача" доказала, что последний год не зря была грозой ночного Порт-Артура - японцев вымели с буксира, как мусор метлой. В схватке на ломах и цепях преимущество в силе было на стороне русских. На носу буксира боцман Хотько с разбойничьим посвистом крутил вокруг себя двухметровой стальной цепью, раз за разом снося за борт пытающихся перепрыгнуть через фальшборт японцев. Он продержался три минуты, пока кочегар с "Фусо" в прыжке не уволок его за борт. Впрочем, в отличие от японца, Хотько выплыл.
К этому моменту цепь японского якоря не выдержала напора русской паровой машины и лопнула. "Силач" успел-таки развернуть брандер вдоль фарватера, до того, как под днищем старого броненосца заскрежетал камень и он, медленно заваливаясь на правый борт, башмаками обломанных выстрелов сетевого заграждения распорол обшивку в носу парохода. Поняв, что дальнейшее "пихание" с севшим на грунт японцем бесполезно, Балк еле успел приткнуть свой стремительно набирающий воду буксир носом к берегу.
По ходу дела до его мостика добежали-таки пятеро японцев. Первый рванул на себя дверь, которая, к его удивлению, оказалась не заперта, и был снесен с трапа ударом грифа. Поле этого из рубки к подножию трапа спрыгнул командир корабля, заклинивший штурвал и полный решимости не подпустить к нему никого. Он один сдерживал четверых японцев с полминуты, пока на них с тылу не кинулись кочегары, вылезшие из низов "Силача" во главе с палящим из командирского револьвера вестовым. С их помощью палуба буксира была отчищена от неприятеля в течение пары минут...
Увы, утром стало ясно, что замысел японского командующего скорее удался, чем нет - фарватер был заблокирован наполовину. Из Порт-Артура теперь могли выходить только бронепалубные крейсера и миноносцы, для броненосцев проход был закрыт наглухо. Япония вновь господствовала в море.
Из воспоминаний капитана третьего ранга Хироиси Като, штурмана броненосца береговой обороны императорского флота Японии "Фусо".
"Морской сборник", N2, 1907 г.
Тот день был необычен. Нашему кораблю выпала великая честь, на борт взошел сам главнокомандующий флотом империи адмирал Того. Он произнес перед всей командой вдохновенную речь о предстоящей нашему старому кораблю чести участвовать в операции, которая должна, наконец, переломить эту начавшуюся так неудачно войну в нашу пользу. Сам Божественный Тенно (один из титулов императора Японии - здесь и далее примечания редактора перевода вынесены в скобки и выделены курсивом) просит у нас жертвы во имя Японии. Мы должны своими телами и корпусом своего корабля заблокировать русским выход из по-праву пролитой крови принадлежащего Японии Порт-Артура.
Это позволит, наконец, запереть русского медведя в своей берлоге, где он трусливо отсиживается, и высадить у Порт-Артура армию Ноги, и доблестные сыны Ямато (одно из названий Японии) опять возьмут город. Адмирал не скрывал, что спастись с броненосца, затапливаемого на фарватере вражеской гавани, почти невозможно, хотя тот и будет вести на буксире три паровых катера для эвакуации экипажа. У команды во время вдохновенной речи главнокомандующего на глазах стояли слезы, все были готовы умереть ради победы, и когда было предложено не желающим идти на верную гибель сейчас же сойти на берег - таковых не оказалось.
Затем адмирал сам зачитал список членов экипажа, которые должны будут вести броненосец в его последний боевой поход. И хотя мы понимали, что для последнего боя нашего дедушки "Фусо" нет нужды в полной команде - все, не вошедшие в список почувствовали себя глубоко оскорбленными. Особенно переживал наш доблестный командир капитан второго ранга М. Окуномия . Его лишили чести вести свой корабль в последний бой, и хотя разумом он понимал, что главнокомандующий может быть прав, но сердце его было полно печали, и, вынув свой меч из ножен, он протянул его адмиралу, и потребовал немедленно отрубить ему голову, дабы избежать позора бегства с поля боя, ложащегося на его род. Адмирал понял его чувства и разрешил остаться на корабле.
Я не был сначала включен в список. Но, принимая участие в разработке плана атаки, убедил адмирала, что без опытного штурмана (а я, без ложной скромности, хорошо знал Порт-Артур, до войны не раз был там и даже входил в гавань без лоцмана) очень сложно определить место затопления корабля ночью при погашенных навигационных огнях - тоже был оставлен на борту.
Началась подготовка корабля к последнему бою. Безжалостно было выломано и удалено все дерево и вообще все, что могло гореть. Были срублены мачты, корпус перекрашен в черный цвет, рассчитан запас угля от островов Эллиота до Порт-Артура. Пустые угольные ямы были залиты бетоном (для придания дополнительной защиты и затруднения подъема). Бетоном были залиты и помещения команды, отсеки подводных торпедных аппаратов и часть междудоного пространства.
Для нейтрализации сторожевых кораблей противника, сорвавших первую операцию брандеров, дополнительно были установлены два старых 6 '' орудия Круппа и четыре 120-мм скорострелки Армстронга (120-мм орудия впоследствии были сняты русскими и установлены на вспомогательный крейсер "Ангара"). Трюмы двух транспортов "Чийо-Мару" и "Фукуи-Мару" были засыпаны щебнем и залиты бетоном, кроме того, были заложены подрывные патроны для быстрого их затопления. Специально были выведены из строя якорные шпили, чтобы русские уже не смогли поднять якорь, если успеют захватить корабль до того, как он ляжет на грунт. Транспорт же "Ариаке-Мару" был загружен бревнами и рисовой шелухой, ему была назначена особая роль.
План операции в основном был разработан нашим доблестным командиром Окуномия и, как показали дальнейшие события - этот план был безупречен. Операция должна была быть проведена в ночь со 2 на 3 мая. Эта ночь была почти безлунная, что позволяло нам незамеченными добраться почти до цели. У Порт-Артура луна заходила в 17:10, а всходила лишь в 3:42 утра, темнело в 21:15, а начинало светать в 7:05. (Здесь и далее - токийское время. (+1 ч 12 мин. к времени Порт-Артура), японский флот всегда жил по токийскому времени, где бы ни находились его корабли).
Мы знали, что русские выставили мины на внешнем рейде Порт-Артура, но, к сожалению, не знали точного расположения заграждений, поэтому первым в колонне шел непотопляемый (загруженный деревом) транспорт "Ариаке-Мару", который проложил бы путь среди мин нашему отряду. Кроме того, он, как первый в колонне, должен был принять на себя первый удар русских (что впоследствии полностью подтвердилось). Затем, по прохождении минных полей, команда транспорта должна была попытаться прорваться во внутреннюю гавань ПА и таранить какой-нибудь крупный русский корабль, отвлекая тем самым внимание от остального отряда, выполняющего главную задачу - затопиться на фарватере.
Мы должны были подойти к Порт-Артуру в 22:30 - к наивысшей точке прилива, составлявшей почти 2 метра. Во-первых, это позволяло нашим дестроерам безбоязненно проходить над русскими минами. Во-вторых, снижало риск подрыва наших глубоко сидящих брандеров, исключало влияние приливно-отливных течений, которые на внешнем рейде ПА достигают полутора узлов, что чувствительно для нашего десятиузлового отряда и наконец, уменьшало вероятность сесть на мель при подходе к фарватеру. К этому времени офицеры разведки должны были поджечь в городе и крепости несколько строений, что позволит нашим штурманам выйти к входному фарватеру и обойти затопленные русскими пароходы.
И все эти положения блестяще подтвердились на практике. По опыту первой неудачной попытки заградить ПА, мы знали, что русские освещают прожекторами цель и атакуют ее. В том числе торпедами миноносцев, что было весьма опасно для наших тяжело нагруженных кораблей. Поэтому отряду были приданы два отряда истребителей, по четыре дестроера в каждом, с задачей отвлечь на себя русские дежурные силы и как можно дальше оттянуть их в море. Это отлично сработало на практике.
В ночь с 11 на 12 апреля офицеры отряда и командиры дестроеров на миноносце провели рекогносцировку внешнего рейда ПА и, к счастью, остались незамеченными русскими. В этой операции боги помогали нам, ночь была тихая и безоблачная, звезды ярко светили, позволяя отлично ориентироваться по ним. Мы шли незамеченными десятиузловым ходом практически курсом на север, чтоб быстрее и без лишнего маневрирования попасть в створ фарватера (вход во внутреннюю гавань ПА практически точно с юга на север). Также нам удалось своевременно обнаружить ориентир - скалу Лютин-рок - теперь оставалось идти по прямой к славной гибели!