Вывод был таким неожиданным, что она охнула, оступилась и едва не растянулась на ровном месте.
— Почему тебе все плохо?
— Мир застыл, — ответил он невесело.
— Как застыл? — вскричала она. — Разуй глаза! Все кипит!
— Бег на месте, — сказал он.
— Какой бег! Жизнь идет!
— Тебе кажется, — обронил он безучастно. — Жизнь остановилась. Даже не знаю… Я бы перетопил всех, а на развод оставил бы пару семей людей трудолюбивых и не помышляющих о поисках сокровищ…
Она сказала злобно:
— Не дал бог свинье рог! А то бы всех перебодала.
— Перебодал бы, — согласился Олег. — Но на племя все-таки оставил бы горстку… Ладно, не отставай.
Она торопливо семенила за ним, он двигался уверенно, движения скупые, но четкие, ни одного лишнего, а через зал шел так, словно уже десятки раз исходил его вдоль и поперек. Или бродил по таким же, только в других местах.
В дальней стене широкий проход, настолько широкий, что стены как бы и нет вовсе, только пугающая тьма. Олег там остановился, в задумчивости покрутил головой.
Глава 18
Барвинок приблизилась, сердце трепыхнулось жалко, широкие ступени, едва освещенные здесь, уходят вниз в зловещую темноту. Оттуда донеслись некие звуки, она в страхе прислушивалась, пока не сообразила, что это не то шуршит у нее в ушах, не то скребется что-то в груди.
— Вниз, — сказал Олег, — это не вверх. Пойдем.
— Как глубокомысленно, — прошептала она, но сама не ощутила язвительности, слишком уж страшно. — Я могу взять факел… и пойти впереди.
— Размечталась, — сказал Олег.
Он начал неторопливо спускаться, она поворчала погромче, чтобы он заметил ее недовольство, но чувствовала дикую радость, что можно идти сзади.
Хоть и с факелом в руке, но постоянно спотыкалась, оступалась, оставляя Олега в темноте, однако он не орал на нее, что с неохотой поставила сперва в заслугу, потом заподозрила, что он, как сова или летучая мышь, и без факела ориентируется в этой кромешной тьме, сразу же ощутила жгучее возмущение такой грубой мужской несправедливостью.
Он внезапно остановился, она едва успела отвести факел в сторону, чтоб не ткнуть им в его широкую спину, вместо этого уперлась лбом.
— Тихо, — сказал он напряженно. — Там кто-то за колонной.
Она прошептала:
— Где?.. Я и колонн не вижу!
— За третьей справа, — пояснил он тихо.
Она изо всех сил таращилась в темноту, а Олег шагнул вперед и тоже растворился в черноте. Она торопливо метнулась следом, под ногами затрещали черепки, она съежилась, теперь они обнаружены, но фигура Олега двигается вперед тем же ровным осторожным шагом. Трепещущий свет факела наконец вырвал из темноты толстую и удивительно не тронутую временем колонну, вся ярко-синяя, то ли камень такой, то ли облицована плитками, дальше еще одна, а по бокам тоже…
Весь свод, поняла она устрашенно, покоится на этих толстых подпорках и все еще не просел, словно там наверху единая плита без малейших трещинок.
Олег замедлил шаг, теперь и она увидела выступающее из-за колонны плечо и локоть. Олег приблизился неслышно, она видела, как он обошел и встал лицом к лицу с незнакомцем. Его лицо оставалось таким же суровым и угрюмым, губы не двигались, только зеленые глаза странно мерцают в свете факела.
Человек не двигался, она тихонько подошла ближе, охнула и закусила губу. Из груди незнакомца торчит на длину локтя заостренный кол. Голова повисла на грудь, Барвинок отводила взгляд, страшась увидеть перекошенное лицо.
Олег буркнул:
— Не боись. Это было давно.
— Не все ли равно? — огрызнулась она. — Мертвец и есть мертвец.
— Я думал, — проронил он, — боятся только свежих мертвяков. Пойдем, там что-то интереснее.
Она все косилась на несчастного искателя сокровищ, а он прошел мимо, тут же забыв о нем. Она торопливо двинулась следом, волхв на этот раз шагает медленно, осторожно, словно каждая плита под ногами вот-вот провалится и он готов отпрыгнуть вовремя. В пугающей тишине шаги звучат так громко и гулко, что у нее всякий раз дергается в ушах. Эхо от шагов носится по залу и бьется о стены, а возвращается усиленное, искаженное и еще более страшное.
Она вскрикнула, еще не поняв, что случилось, а с потолка, как ей показалось, прямо перед ними тяжело соскочил огромный уродливый человек, непомерно толстый, как она решила в первый момент, но он распрямился, и она с ужасом поняла, что это чудовище вдвое выше волхва, вчетверо шире, а руки его толще, чем стволы дерева.
Олег не двигался, то ли парализованный ужасом, то ли просто оцепенел, застигнутый врасплох. Великан, огромный и чудовищно уродливый, словно его небрежно собрали из разных кусков, взревел жутким грохочущим голосом:
— Так вот ты, оказывается, каков?..
Олег ответил, к изумлению Барвинок, недрогнувшим голосом:
— А ты ждал другого?
— Мне сказали, — проревел великан, — ты втрое больше меня, ха-ха!..
Олег ответил мирно:
— Я и есть больше. Не втрое, а впятеро. Так что мой совет, отойди. Я не связываюсь с мелочью…
Великан радостно взревел:
— Даже так? А если я связаться с тобой восхочу? Все равно погнушаешься?
— Нет, — ответил Олег. — Понимаешь, я уже встречал таких.
— Таких, как я, не встречал!
Олег сказал еще печальнее:
— И все именно так говорили. Даже утверждали… Было бы смешно, но я не смешливый, мне грустно.
Великан захохотал.
— Мне говорили, что у тебя странное чувство юмора… Га-га-га!.. Но сейчас тебе будет не до смеха.
— Погоди, — сказал волхв, — есть идея. Тебе говорю первому. Что всякий раз драться? Присоединяйся ко мне! Даже к нам. Видишь, вон там еще одно существо трясется? Мы втроем хоть кого победим, нагнем и вообще горы свернем. Это же впервые будет такая команда: волхв, великан и женщина-лекарь!
Великан захохотал так, что испуганное эхо заметалась в ужасе, пытаясь вырваться из чудовищной ловушки.
— Что? Пытаешься обмануть?
— Ничуть, — ответил Олег грустно. — Сам подумай, где бы мы ни появились, враги будут разбегаться от одного твоего вида. Не надо будет даже драться…
— Что? — взревел великан. — А я обожаю драться! Для чего я и родился такой, как не для драки? И тебя сейчас убью, и твою женщину разорву…
Он двинулся на волхва, тот выставил перед собой посох, великан расхохотался при виде такого оружия, запрокидывая голову и выставив брюхо.
Олег ринулся вперед, великан оборвал хохот и чуть пригнулся, расставив огромные руки с толстыми, как поленья, пальцами. За два шага до великана волхв внезапно резко опустил конец посоха, его подбросило вверх, Барвинок замерла в ужасе, когда фигура волхва на миг почти прилипла к лохматой голове великана, затем упал на каменный пол, перевернулся через голову и, быстро вскочив, бросился под защиту стены.
Великан ухватился обеими руками за левую сторону шеи. Оттуда бурным потоком хлестала темная кровь, заливала широченную грудь и стекала на пол. Он раскачивался, его взгляд отыскал неподвижного волхва, одна рука протянулась в его сторону.
— Ты… меня убил…
— А ты мог этого избежать, — ответил Олег вежливо.
Великан прохрипел:
— Втроем… команда… могли бы…
Он рухнул вниз лицом, пещера вздрогнула, с потолка посыпались камешки. Олег вышел из укрытия, отряхнул ладони, лицо оставалось сумрачным.
Барвинок смотрела, как он подобрал посох, оглядел и сунул в петлю за спину.
— Невероятно, — прошептала она.
— Что?
— Ты не просто убил, — произнесла она с трепетом, — ты убил такое громадное чудовище…
Он отмахнулся:
— Просто у меня на них удар поставлен. А ты что, надеялась, будет глупая, долгая и безобразная драка?
— Вообще-то да, — ответила она осторожно, — всегда так… И почему глупая?
— Чтоб было на что посмотреть? — поинтересовался он. — Не-е-ет, я человек скучный, сама определила. Ничего лишнего, только по делу.
Она сказала язвительно:
— И ты хочешь, чтобы весь мир стал таким, как ты?
Он подумал, кивнул.
— Вообще-то да. Но когда все такие, то уже и не скучные… зато мир будет меняться быстро. А то живу как в одном дне, только морды мельтешат…
Она ощутила, что ничего в нем не изменилось, вот так и будет переть дальше напролом, все сметая на пути, если даже такого гиганта одолел так просто, сказала с горечью, удивившей ее саму:
— Ты… ты мудр… местами, и в то же время редкостный дурак!.. ты не понимаешь, не понимаешь!..
Он сказал раздраженно:
— Чего я не понимаю? Говори, только коротко. Сейчас не время для глупостей.
— Ты не понимаешь, — почти простонала она, — что не все такие железные, как ты… Не все двужильные, не у всех такие могучие плечи, не у всех такая стальная вола и несгибаемая стать!.. Люди — слабые. Они слабые, Железный!.. Но нельзя их убивать только потому, что они слабые. А ты… ты убиваешь!
Она задохнулась, смотрела на него отчаянными глазами. Он пожал плечами:
— Почему? Почему слабых нельзя… убивать?
— Подумай, что ты говоришь! Это же люди!
Он в самом деле добросовестно подумал, впрочем, внимательно следя за ее руками, будто ожидал появления в них ножа.
— Почему?.. — спросил он снова. — Если не убивать слабых, род людской выродится. Слабые птенцы всегда гибнут, давая дорогу сильным.
Она прошептала в ужасе:
— Ты так жесток?
— Да, — ответил он. — Я люблю людей.
— Не любишь, — выкрикнула она. — И не понимаешь, что люди все — слабые! Кто тебе дал право решать, кого оставить жить, а кого лишить жизни?
Он буркнул:
— Когда ты топила котят, кто тебе давал право?.. Почему оставила одного, а других в пруд?
Когда ей казалось, что снова зашли в тупик, волхв обогнул огромную сосульку, торчащую из пола навстречу таким же, свисающим со свода, и на него пал яркий солнечный свет.
Барвинок едва не сбила его с ног, Олег придержал вовремя, прямо от выхода обрыв в зеленую долину, где далеко внизу сады, распаханные поля, огороды, огромные стада скота.
— Получилось, — сказал он с облегчением. — Сократили дорогу! Вон там, на той стороне долины, его крепость. Сейчас ее не видно, но она там. Можем дойти до прихода ночи, если поторопимся. Или нагрянуть в полночь.
Она с бледной улыбкой смотрела в долину, дорога вниз не такая и трудная, камни крупные, стена не отвесная. Спускаться будет сравнительно легко.
— Еще не передумал? — спросила она и ощутила, что голос подрагивает. — Ты все еще жаждешь уничтожить не только колдунов, но и магию?
Он пожал плечами, в глазах и в движениях проступила настороженность.
— А что изменилось? Твой скулеж должен был подействовать?
К ее щекам прихлынула кровь, это оскорбление, раньше он так не говорил, значит, делает все нарочно, зачем-то старается вывести ее из себя, а он ничего зря не делает, сам же сказал….
— Смотри, — сказала она печально. — Ты ведь знаешь, что это…
У входа в пещеру с этой стороны справа камень удивительно ровный, но толстый слой пыли покрывает его, как серым мхом. Олег присмотрелся, провел пальцем по гладкой поверхности, за ним остался след.
— Догадываюсь, — пробормотал он. — Зеркало дальних земель… Колдун поставил его здесь, чтобы не позволять простому люду заходить в его пещеру. Не буду спрашивать, как ты его сразу определила… будем считать, что у женщин чутье на зеркала, брошки и рюшки.
Она спросила удивленно:
— Что такое рюшки?
— Не знаю, — сказал он. — Звучит подходяще. Так что ты хотела показать?
Она все еще колебалась, он слишком быстро все понял, никаких угроз или возмущения, просто ждет, и она, вздохнув, повела рукой.
Пыль сдуло, в блестящей поверхности появилась картинка, смазалась, другая расплылась, наконец проступило бескрайнее виноградное поле. Тысячи людей идут по рядам, срывают тяжелые гроздья, налитые сладким солнечным соком, укладывают в плетеные корзины, другие бегом носят к телегам, что вереницей подъезжают к краю поля. От далекого села в обе стороны двигается, похожая на цепочку деловых муравьев, вереница подвод, от поля — тяжело груженные, к полю — пустые.
— Винограда только с этого поля, — сказала она за его спиной, — хватит, чтобы накормить всю страну. Но его в давильнях превратят в виноградный сок, а потом…
Он сказал с отвращением:
— В вино, дурманящее разум!
— Да, — ответила она тихо. — А зачем, ты подумал?
— Человеку нравится быть животным, — бросил он люто. — Нравится быть свиньей, падать рылом в грязь, рычать и сопеть, ронять слюни, блевать, терять связность речи…
Он задохнулся, от него пошел яростный свет, она жалобно вскрикнула и протянула к нему умоляюще руки.
— Не потому, что нравится! — прокричала она жалобно. — Но им страшно в этом огромном жутком мире!.. Страшно, понимаешь?.. Тебе, не знающему страха, этого не понять!
— Да, не понять, — ответил он резко, даже излишне резко. Посмотрел на нее, поморщился: — Ну и что?.. Другого мира нет.
— Есть, — ответила она торопливо и тоже поправила себя: — Они этот жестокий мир размывают, сглаживают, потому острые края этого мира не так ранят, не калечат, не убивают!.. Люди живут, а без вина, без забвения, без магии… они умрут!
Он мотнул головой.
— Не все. Те, что выживут, дадут здоровое потомство. Я уже видывал такое… Долину Аганды заселяло сорок тысяч человек, но после того, как туда занесло черную болезнь, выжило пять женщин и двое мужчин. И что?.. Когда снова побывал в той долине, заселена уже вся, там три города и двенадцать сел, и, самое главное, когда опять пришла эта болезнь, многие заболели, но почти никто не помер!
Она прошептала потрясенно:
— Ты… жесток, Железный. Ты не человек вовсе! Как ты можешь?.. Как можешь обречь всех-всех… почти всех, чтобы выжили только подобные тебе?
— Потому, — сказал он резко, — что я, да — с болью в сердце, решаюсь перетопить слабых щенков один раз! Понадобится — еще и еще! Потому что не хочу видеть, как потом мрут тысячами, тысячами тысяч от любого сквозняка!.. А мир — ветреное место. И дует отовсюду.
Измученная, обессиленная, она встала на колени, покорно склонила голову.
— У меня нет больше доводов, — произнесла она тихо в пол. — Убивай, Железный… Признаю, я… слабая. Но я никогда не откажусь от магии.
От него шел жар, она ощутила его приближение, взгляд захватил его стоптанные и запыленные сапоги. Над головой громыхнуло, она плотно зажмурилась, ожидая резкой боли, после которой все оборвется, однако сильные руки сжали ее хрупкие плечи, вздернули кверху, как ребенка. Она ощутила, что смотрит в пылающие бешенством ярко-зеленые глаза на злом решительном лице.
— Я не железный, — прогремел его злой голос. — И вообще… чаще зови меня по имени, женщина.
Она чувствовала, что еще миг — и твердые, будто вырезанные из дерева губы вопьются в ее рот. Внезапный жар наполнил ее тело, она вздохнула и поспешно начала освобождаться из его рук, пока сама не обхватила его за шею, еще чего, нельзя поддаваться женской слабости, она сейчас тоже боец и отстаивает свои убеждения.
Олег выпустил ее с явной неохотой, она чувствовала, он молча принял ее позицию, только проговорил угрюмо:
— Магии — не будет! Вообще. Все будет доставаться только трудом. И тогда дураки, что трудиться не хотят, останутся на дне. У подножья великой горы.
Она вздохнула.
— Ты такой наивный? Полагаешь, среди умных да работоспособных не будет несправедливых, жадных?
— Сегодня покончим с магией, — отрезал он, — завтра подумаем, как отсечь от вершины нехороших умных. А сейчас я иду к Черному Магу!
Она вздохнула.
— Я с тобой.
— Чтоб ударить в спину? — поинтересовался он.
Она прямо взглянула в его серьезные зеленые глаза.
— Боишься?
— Да, — ответил он. — Да… мне моя шкура дорога, еще столько планов. Но… пойдем.
Он спустился на шаг, подал ей руку, и она впервые приняла. Сейчас, когда нечто важное выяснили, они словно бы отдалились друг от друга, потому можно вот так, не опасаясь, что истолкует превратно, и в то же время сломана некая стена лжи, разделяющая их. Да, она его противник. Даже враг. Теперь это не тайна…
Глава 19
Спуск занял больше времени, чем она думала, в желудке голодно квакало, а солнце переползло на западную половину неба и начало медленный спуск.
Волхв указал на деревню, Барвинок молча кивнула, он так же, не говоря ни слова, направился к ближайшим домам. Она шла следом, но молчать — это слишком, так можно превратиться в мужчину, она спросила враждебно:
— Что такого сделал Черный Маг, что ты сразу избрал его мишенью?
Не оборачиваясь, он пожал плечами:
— Для меня достаточно, что он сильнейший из всех существующих на земле магов. Но ты можешь успокоить свою совесть тем, что, ошалев от нагрянувшей мощи, он начал превращать неугодных в каменные статуи в саду своего дворца. Ставил их в нужные ему позы… и делал каменными. Как по-твоему, такой заслуживает порки?
Она возразила с жаром:
— Это ничего не значит! Да, этот мерзавец заслуживает смерти, но колдовство не может быть плохим или хорошим! Это просто колдовство. Все зависит от того, в чьих оно руках!
Он посмотрел на нее со снисходительной усмешкой.
— Уверена?
— Абсолютно, — отрезала она.
— Гм…
Она сказала быстро:
— Это же бесспорно! Чего рожу перекосил?.. Это как палка в твоей руке! Она не плохая и не хорошая, просто палка. Что, и тут возразишь?
Он покачал головой.
— Нет.
— А чего морда такая?
— Другой у меня нет, — сообщил он. — А возражаешь постоянно ты. И споришь.
— А как не спорить? — вскрикнула она. — Понятно же, что все в характере этого гада! Будь он хорошим человеком, расходовал бы магию на хорошее!