— Так что, выходит, этот Лев Николаевич склад спецоборудования ФСБ грабанул? — спросил Середов.
— Прямо тебе грабанул, — ответил Палец. — Купил. Значит, концы есть.
— Вот блин! Я там пахал, как папа Карло, жизнью рисковал, и у меня никаких концов не осталось! А этот хрен, неизвестно кто он и откуда, спокойно так пришел и купил!
— Это тебе неизвестно откуда. А на Лубянке, может, он в уважухе. И каждый завсклада поручкаться бежит, считает честью…
— Стало быть, крутой хрен этот Лев Николаевич, — сказал Зарембо.
— Крутой не крутой, а про Хранилище он ничего не знал! — не сдавался Середов. — А мы — знаем. Кто круче?
— Ага. Сравнил х…й с пальцем, — сказал Палец.
На глубине не очень-то посмеешься. Но Зарембо не мог сдержаться. Сдавленным таким смехом: гы-ы-ы.
— Чего ржешь?
— Ты, Палец, только что себя с х…ем сравнил, — пояснил Зарембо. — Не в твою пользу, извини.
Да, смешно. Очень смешно. Посмеялись. В конце концов Палец согласился:
— Ты прав, Зарембо. Да, до этого х…я, до Льва Николаевича, нам всем еще расти и расти.
Шли долго и достаточно тяжело. Путались в ходах, один раз свернули не туда, пришлось возвращаться, намотав пару лишних километров. Давало себя знать кислородное голодание: появилась одышка, все потели, руки-ноги стали как ватные. Казалось, что следом кто-то идет, выглядывает из боковых ответвлений, целится в незащищенные спины…
— Может, вернемся? — сказал Ржавый, который подвернул ногу и заметно прихрамывал. — Как-то неудачно все складывается… Лучше отдохнуть и в другой раз попробовать…
Он думал, что товарищи набросятся на него с насмешками и упреками, но нет.
— Каждый раз так, — мрачно сказал Палец после некоторого молчания. — Особенно когда растренирован…
— Да в прошлый раз вроде полегче было.
— Это тебе кажется, — сипло сказал Зарембо. — Никогда легко не бывает. В прошлый раз ты тоже ныл. Потерпи, сейчас мы на правильном пути. Через час-полтора придем.
Дальше двигались молча, с трудом переставляя ноги в тяжелых ботинках и напряженно вглядываясь во тьму. Мигание красного светодиода они заметили издалека.
Пых… Пых…
Люк на шахте «Бухенвальда» никуда не делся, ясное дело. И низкий каменный потолок. И особый тухлый мрак, который здесь, на шестидесяти с лишним метрах, ощущается как присутствие живого существа. Точнее, ты ощущаешь свое присутствие в нем. Внутри. Тебя проглотили. Тебя переваривают…
Кстати, в коровьих желудках вырабатывается вполне себе горючий биогенный метан.
Сгрузили вещи возле шахты, повалились на сырую землю, полежали полчаса, приходя в себя. Потом Палец стал готовить автоген к работе, а Зарембо делал замеры на газоанализаторе.
— Просачивается понемногу откуда-то, — сказал он. — Но концентрация никакая, меньше двух процентов.
— Меньше двух — считай что ничего, — сказал Палец.
— Помню, Леший что-то такое говорил про метан, — сказал Середов. — Когда в малой концентрации…
— Опять ты со своим Лешим, — раздраженно сказал Палец. — Что он говорил?
— Если, мол, метан появился, надо тут же уходить… Сколько бы его ни было…
— Умный больно… Тогда бы вообще в «минус» никто не ходил…
— Вот, ноль шесть. Один и шесть. Опять ноль-три… — Зарембо обошел вокруг шахты, глядя на показания прибора. — По нулям. Опять ноль шесть. Такое впечатление, где-то тонкой струйкой, еле-еле…
— Мышь пернула, — предположил Середов.
Смех смехом, а делать что-то надо. Не будут же они здесь сидеть и смотреть друг на друга.
Зарембо встал на крышку люка, поднял газоанализатор над головой. Метан, как известно, легче воздуха.
— Ноль девять. Значит, вентиляция какая-никакая есть, иначе тут нагнало бы до гребаной мамы.
— Ладно. Смотри! — Палец достал зажигалку, щелкнул колесиком — вспыхнул и задрожал красноватый огонек. — Видишь? Ничего не взрывается. Здесь даже бензин плохо горит, потому что кислорода мало. А теперь слезай, надо работать. Вскроем шахту — считай, полдела сделано.
Он включил горелку, отрегулировал пламя. Крышка люка соединялась с нижним кольцом толстой стальной пластиной. Она, в свою очередь, заканчивалась увесистым цилиндром с прорезью, рядом металлических кнопок и мигающей светодиодной лампочкой. Это и был замок. Возможно, для специалиста-«медвежатника» он не представлял большой проблемы. Возможно. Но вариант с «медвежатниками» отпадал по определению.
Палец поднес сопло горелки к пластине, увеличил подачу кислорода. Голубой наконечник пламени клюнул металл, расплылся по поверхности. Сталь понемногу меняла цвет. Палец еще подкрутил вентиль кислорода.
— А вдруг метан из шахты прет? — предположил вдруг Середов.
Палец посмотрел на него.
— Отвали. Не болтай под руку.
Горелка гудела, в стороны полетели желтые искры. Крохотный участок пространства наполнился ярким светом, он кусал и жег успевшие приноровиться к темноте глаза. Середов и Зарембо надвинули инфракрасные очки. Пламя уверенно вгрызалось в металл, кислород выдувал расплавленные брызги, похожие на золото.
Золото, золото… Оно близко. После «Бухена» еще один переход, привал. И последний рывок к «Адской Щели» и Хранилищу.
В этот раз все будет по-другому. Они не будут бегать по цыганам и бандитам, рискуя жизнью и свободой.
Трепетов поможет им с обналичкой и «отмывом». Он обещал. Для него это пара пустяков. Уже сегодня вечером золотые слитки превратятся в живые деньги. Завтра в это же время они втроем будут сидеть в приватной кабине «Дворянского гнезда» или в «Грине», обсуждать, куда вложить первые сотни тысяч долларов. Недвижимость, бизнес… или, блин, пацаны, а может, опять перевести их в золото — только банковское, легальное? А что — прикольно ведь, да?
А можно и не вкладывать никуда. Красиво и весело прогулять. Съездить куда-нибудь. Багамы. Карибы. Спустить все за неделю-другую. Потому что потом будет еще, еще и еще. И эти золотые брызги, осыпающиеся на грязный бетон, превратятся в сияющий, ослепительный поток — только успевай подставлять руки!
…В какой-то момент им показалось, что именно это и произошло. Что-то ослепительное хлынуло из «Бухенвальда» наружу. Как будто пламя горелки прошило крышку люка насквозь и оттуда навстречу протянулось такое же пламя, только не бело-голубое, а золотое и — больше, гораздо больше.
Палец вдруг взревел диким голосом, от которого вздрогнули бетонные стены.
Или это был уже не он.
Это грохот взрыва. И вокруг — пылающий ад.
Стальная крышка в тонну весом легко взлетела вверх, расшвыряв людей в стороны, смяла бетон, отскочила, просвистела по тоннелю…
И все закончилось. Накрылось.
Середов чувствовал, как что-то невидимое продолжает рвать его на части и выкручивать, словно мокрую тряпку.
Он со стоном открыл глаза. Ничего не увидел. Тоннель был затянут дымом и мраком. Нет, впереди, рядом с шахтой, что-то еще горело. И пахло горелой плотью.
Он попытался пошевелиться. Немного приподнял левую руку. Но лучше бы не поднимал. То, что рвало и крутило его тело, оказывается, было болью. Непереносимой болью.
Когда он снова открыл глаза, огонь впереди почти погас. Несколько горящих точек. Да, Палец сказал, что здесь даже бензин плохо горит… Сколько времени прошло?
— Эй! — прохрипел он в темноте. — Кто-то живой есть? Пацаны?
Левой рукой Середов осторожно ощупал себя. Липкое. Кровь. Странно, сейчас уже ничего не болело. Но то, что было под его рукой, не могло быть телом, его телом. Это было что-то чужое, мягко и безжизненно подающееся под пальцами. Как месиво из гнилых яблок. Как мешок с костями.
Середов понял, что умирает.
— Палец? Зарембо?
Он потянулся к левому боку, где была рация. Рация на месте. Он включил тумблер приемо-передатчика. Из динамика послышался прерывистый, запинающийся шорох. Помехи, тишина, опять помехи.
Наверное, не работает. Антенна накрылась. Или что-то другое.
— Что там у вас? Дошли куда-нибудь? — раздался вдруг резкий голос из динамика.
Это «земля». Середов хотел ответить, но не смог. Горло сжал спазм.
— Почему молчите?
— Все… погибли… — еле выдавил Середов.
Последние силы уходили. Он плакал.
— Чего-о? Говорите громче!
— Метан в шахте… скопился под крышкой… Всем писец…
— Где вы?! — заорали в трубке. — Что случилось? Кто это говорит? Назовите ваши координаты!
«Второй горизонт. Почти третий. Участок семь-семь-один», — то ли прошептал, то ли подумал Середов. Какая разница. Их все равно никто не найдет, не поможет, даже если всю МЧС поднять на ноги.
Середов отключил связь и стал ждать, когда погаснут последние огни возле шахты.
Лернер Грант
— Боюсь, у меня плохие новости для вас, Грант… — Паркинсон, как обычно, начал издалека.
Середов отключил связь и стал ждать, когда погаснут последние огни возле шахты.
Лернер Грант
— Боюсь, у меня плохие новости для вас, Грант… — Паркинсон, как обычно, начал издалека.
— Неужели мы перестали проводить «острые операции» за рубежом? — усмехнулся Лернер.
Паркинсон вопросительно приподнял брови:
— Насколько мне известно, нет, — серьезно ответил он.
— Значит, я не потерял источник дохода! — Лернер свободно развалился в кресле и закинул ногу на ногу. — Все остальное для меня не может быть неприятностью, равно как и новостью.
Руководитель русского отдела ЦРУ Мел Паркинсон — человек осторожный, основательный. Даже слишком осторожный и утомительно основательный, как считают некоторые в Управлении. Грант Лернер — его полная противоположность: автор дерзких и виртуозных операций на «холоде», мастер тактических импровизаций… И тонкий ценитель классической музыки. Он не любил долгих прелюдий.
— Так что там у вас, Мел? Выкладывайте, — сказал он нетерпеливо.
Паркинсон прокашлялся. На столе перед ним лежала папка с шифрограммами. Он открыл ее и просмотрел несколько верхних листков, как будто хотел еще раз удостовериться в том, что все делает правильно.
— В последнее время мы получаем сигналы о том, что русские проводят тотальные проверки на объектах спецсвязи…
Лернер кивнул.
— Так вот, агенты на местах эти сигналы подтвердили, — неторопливо продолжил Паркинсон. — Москва, Санкт-Петербург, областные и промышленные центры, транспортные узлы… Короче, везде, где работает наша агентура, ФСБ резко активизировало деятельность. Проводятся некие контрольные мероприятия, сосредоточенные вокруг секретной правительственной связи. Я бы сказал, вычесывают частым гребнем. С чем это связано, пока неясно. Очевидно, они обнаружили утечку информации. Для нас могут быть нежелательные последствия, Грант. И нам надо что-то делать… — Паркинсон сделал короткую паузу, видимо, последний раз все взвесив и продумав. — В общем, вам придется ехать в Москву, Грант.
— Это моя работа, — сказал Лернер, возможно, немного грубовато. — Не вижу здесь для себя ничего неприятного. Какие нежелательные последствия имеются в виду?
— В Москве, под Кремлем, работает «патефон Кольбана», сканирует спецлинию номер один. Кстати, вы имели опосредованное отношение к его установке…
— Вот как? Это связано с операцией «Рок-н-ролл»? Две тысячи второй год…
— У вас блестящий аналитический ум, — Паркинсон уважительно наклонил голову. — И хорошая память.
— Просто я единственный раз был в Кремле. И помню все свои операции. Тем более что это единственная, которая провалилась, хотя я качественно выполнил свою работу…
— Вас никто не упрекает, Грант.
— И что теперь от меня требуется?
— Надо снять прибор. Или сделать так, чтобы он остался на месте необнаруженным. Крайне необходимо, чтобы русские не узнали, что мы их столько лет прослушивали. В противном случае вся информация будет нейтрализована, они поменяют сетку мероприятий, что-то перенесут, что-то аннулируют, а то и вовсе начнут контригру… В любом случае для нас это будет означать большие хлопоты, — сухо объяснил Паркинсон.
— Но это не мой профиль, — Лернер Грант поменял ноги местами, задумчиво потеребил кончик носа. — Я не привык ползать под землей в резиновых сапогах и противогазе. Я специалист по эксфильтрациям,[4] если вы успели забыть.
— От вас не требуется бродить по колено в канализационных стоках. Вам надо сделать только то, что вы уже один раз делали. Запустить человека в кремлевское подземелье…
— У вас есть такой человек?
— Мы начнем его готовить. Но предпочтительней, если вы найдете его в Москве.
— Место установки сканера известно? Схема, план… что-нибудь в этом роде?
Паркинсон помрачнел.
— Нет. Такой необходимости десять лет назад никто не видел. К тому же наш офицер, который производил установку, вскоре погиб.
— Это плохо, Мел, — проникновенно сказал Лернер. — Как же его искать?
— Спутник даст точные географические координаты точки сканирования, их можно вбить в обычный навигатор, и он приведет вас…
— В Кремль, — закончил Лернер. — Но там, даже на поверхности, пройдешь не в любое место. А в подземных лабиринтах…
— Это ваша работа, Грант, — деликатно напомнил Паркинсон. — И она хорошо оплачивается.
— Что ж, верно. Надеюсь, эта операция будет профинансирована с учетом всех сложностей.
— Ее бюджет ограничивается только здравым смыслом, — поджав губы, произнес Паркинсон.
Лернер рассмеялся:
— Здравый смысл у меня есть, Мел. Чего не отнять, того не отнять. И в этой связи у меня вопрос. — Он выпрямился и наклонился к собеседнику. — Сканер работает уже десять лет?
— Да. Это один из самых эффективных проектов нашего отдела, — с гордостью кивнул Паркинсон.
Лернер задумчиво потеребил кончик носа.
— Странно, Мел. Я, в общем-то, имею некоторое представление о том, как выглядит «патефон Кольбана». Штука немаленькая, весит прилично. Его как-то упрятали по-особенному, что ли? Почему за все десять лет русские ни разу не наткнулись на сканер? У них же там есть регулярные технические проверки, профилактические осмотры линий… Как они могли не заметить эту штуку? Вам это не кажется подозрительным?
— Информация, которую давал «патефон», всегда подтверждалась, — сказал Паркинсон. — Русские о нем не знают.
— Но почему тогда вы решили, что сейчас они вдруг на него обязательно наткнутся? — спросил Лернер.
— Я не обязан посвящать вас в подробности, — чопорно заметил Паркинсон. — Но проверок подобного масштаба на объектах спецсвязи еще не было. Даже когда русские обнаружили первый «патефон» в Подмосковье. Поверьте, Грант… — Он прижал сухую руку к груди. — Если бы не крайняя необходимость, я бы не стал прибегать к помощи такого высокооплачиваемого и… и капризного сотрудника, как вы!
Лернер удовлетворенно хмыкнул. Старина Паркинсон говорил чистую правду.
— Хорошо, Мел. Тогда вот мой первый каприз. Я желаю видеть список лиц, которые руководят этой проверкой. В самые сжатые сроки. Самый подробный список. С должностями, телефонами, адресами и прочей полезной информацией. Когда я его увижу перед собой, наше сотрудничество можно будет считать состоявшимся.
Перед выездом на «холод» агента, как правило, какое-то время маринуют на базе Касл-Бей в Мэриленде. Неделя, две. Иногда больше. За это время спецы Управления подбирают или изготавливают необходимые документы, бронируют билеты, гостиницы, ведут переговоры с агентурой в стране назначения, увязывают нити легенды и много чего еще. База Касл-Бей в каком-то смысле — карантинная зона, здесь трехметровые стены, строгий пропускной режим, круг общения ограничен, работают «глушилки» сотовой связи. Попавший сюда агент выходит наружу уже другим человеком, с новым именем и новой биографией. Как ни странно, многим здесь нравится. Агент живет на полном пансионе: приличная кухня, выпивка, бассейн, спортзал, даже специально обученные девушки из обслуги — все бесплатно. К тому же, если можно так выразиться, это последняя тихая гавань на пути в неизвестность.
Но у Гранта Лернера свои привычки, свои правила. Он не любитель долгих прелюдий и случайных связей. Документы были готовы в течение нескольких суток, в Касл-Бей он провел всего три ночи, и компанию ему составила не девушка из обслуги, а куда более опытный и искушенный партнер.
— Мы с тобой похожи на каких-то экзотических зверей, — сказала Анна Халева, глядя в окно на огрызок луны. — Хищных зверей. У которых брачный период совпадает с периодом охоты и миграций. Причем это случается даже не каждый год…
— Разве? А когда мы последний раз работали вместе?
Лернер полусидел на кровати, подоткнув под спину подушку. За последние полчаса он выложился, как во время марш-броска, даже дыхание еще не успело восстановиться. Но на коленях уже лежал ноутбук с открытой картой Москвы (специальное издание для сотрудников русского отдела) и списком сотрудников ФСБ, курирующих проверку линий спецсвязи. Лернер был в работе.
— Сибирь, две тысячи десятый, эксфильтрация Зенита, — сказала Анна. — Помнишь тот бар в Заозерске, где нам подали такой синий коктейль, «Эротика» назывался?
— Кошмарное, поистине варварское название, — проворчал Лернер, не поднимая глаз.
— И на вкус — как зубной ополаскиватель… Там был еще другой коктейль — «Заозерский феномен», в честь того метеорита, помнишь?
Она стояла у окна спиной к Гранту в наброшенной на плечи тонкой рубашке, облокотившись о подоконник, маленькими глотками отпивала вино из бокала. В ее фигуре, посадке головы, чертах лица, сейчас еле различимых в полумраке, — во всем было что-то такое, что заставляло мужчин сворачивать шеи в провожающем взгляде, глупо открывать рот и забывать, кто они, откуда и зачем. Но это, видимо, касалось обычных мужчин. Грант Лернер не относился к их числу, поскольку продолжал изучать карту и списки на ноутбуке.