- Право, не могу же я запретить вам писать?… Только позвольте мне уйти, мне пора!
Все же выдернув руку, она поспешно направилась к замку.
- Но как вас зовут, сударыня, вы так и не сказали?
- Шарлотта д'Эффель де Рандан, - с достоинством произнесла девушка, присела в легком реверансе и, гордо вскинув голову, направилась к замку, уже не оборачиваясь.
- Милая Шарлотта, - едва слышно произнес де Руан и не мог сдержать улыбки. Он смотрел девушке вслед, пока ее фигура в зеленой амазонке окончательно не скрылась в темноте.
Глава 3. ПИСЬМО В РАЗОВОМ КОНВЕРТЕ
Тем же временем пока Шарль и Шарлотта беседовали, прогуливаясь по графскому лесу, барышни Ирен де Жув и Клер де Бриенн, привязав своих лошадей к дереву, прятались за кустами черемухи от Мари де Граммон.
Сидя в седле, маленькая горбунья жалко оглядывалась по сторонам и звала:
- Ирен! Клер! Где вы… я вас совсем не вижу, милочки…
Она пустила лошадь шагом и прошла совсем рядом с кустами, за которыми притаились ее подруги, но девушек так и не заметила.
- Ирен, почему вы так жестоки? - с укором проговорила Клер, не рискнув, однако, говорить в голос, дабы мадемуазель де Граммон ее не услышала. - Право, бедная Мари никогда не делала вам ничего дурного, но вы же словно мстите ей за что-то.
- Чш-ш-ш! - шикнула Ирен. - Она нас услышит!
Фигура в лиловой амазонке в этот момент действительно, словно почувствовав что-то, обернулась в их сторону. Но, видимо, подумав, что ей показалось, Мари просто спешилась и привязала своего арабского скакуна - самую дорогую лошадь на графской конюшне - после чего, пачкая юбку, села прямо под дерево. А потом несколько раз отчаянно всхлипнула.
- Ирен, у меня сердце не выдержит, - прошептала Клер, - бедняжка плачет из-за вас! Умиляю, давайте выйдем и поговорим с ней.
- Клер, это я вас умоляю - молчите! Не то я пожалею, что взяла вас с собой. - И, несколько смягчившись, добавила, - не огорчайтесь, сейчас произойдет нечто такое, что развеселит нашу Мари.
Клер сочла правильным действительно молчать. Христианская мораль требовала от нее вступиться за Мари, но… прежде Ирен редко не уделяла ей внимание, предпочитая общество Шарлотты. Сейчас же Шарлотта исчезла куда-то сразу после бала, и у Клер появился шанс стать подругой этой необыкновенной девушки. Ах, как Клер устала быть нянькой при своих сестрах, и как ей хотелось хоть немного побыть такой же беззаботной, как Ирен!
Потому Клер затихла и молча наблюдала за Мари.
Внезапно к Мари начала приближаться невысокая фигура в светлом одеянии - это был ребенок. Судя по всему, мальчик. Мари вздрогнула, заметив, что не одна, и неуклюже поднялась на ноги. Мальчик, глядя в землю, сказал Мари несколько слов, после чего протянул ей небольшую розовую бумагу. Клер не поверила своим глазам, ведь на такой бумаге… разве что писать любовные письма. Это что же, у Мари появился тайный обожатель?
Клер была настолько изумлена этим, что, забыв о конспирации, вылезала из-за кустов, и, не отрываясь, следила за выражением лица Мари. Маленькая горбунья была взволнована не меньше Клер: она, приоткрыв рот, бегло читала письмо, несколько раз в тревоге прижимала его к груди и оглядывалась, а потом снова принималась читать.
Заинтригованная, Клер не сразу услышала, что прятавшаяся рядом с ней Ирен давится от душившего ее смеха.
- Что с вами, Ирен? Вам смешно?
- Вы не представляете, насколько мне смешно. Глядите!
И Ирен протянула подруге ладонь с лежавшим в ней перстнем-печаткой. Таким скрепляли документы и важные письма - на печатке была выгравирована монограмма «R».
- Я не понимаю, Ирен… Это ведь не ваше. Чей это перстень?
- Шарля де Руана. Он обронил его, когда был в бальной зале, а я подобрала.
- Постойте-ка, - начала догадываться Клер, - это письмо к Мари написали вы? От имени де Руана?
Но Ирен продолжала смеяться:
- Как вы думаете, внимание господина де Руана польстило нашей Мари?
- Но это ведь жестоко, Ирен! - Но про тебя Клер подумала: «Любопытно, ответит ли Мари на послание?». - Ответьте хотя бы, что в этом письме?
- Ах, Клер, в нем обыкновенная любовная чепуха - верно, вы получали подобные письма сотню раз в жизни, - не отводя взгляда от Мари, отмахнулась Ирен.
Клер возмутилась:
- Позвольте, мадемуазель де Жув, но я ни разу в жизни…
Ирен рассмеялась и перебила девушку:
- Клер, я все время забываю, как вы невинны. Но не расстраивайтесь, уж я-то умею устраивать личную жизнь своих подруг.
Но в этот момент случилось то, чего не ожидала даже Ирен: послышался конский топот, и к Мари приблизилась еще одна фигура, в которой Клер узнала дочь герцога де Мирабо - Жоржетту.
Жоржетта де Мирабо не была похожа ни на одну из девушек провинции. Она ни с кем из знакомых Клер барышень не дружила, да и держалась от общей шумихи всегда особняком. Она как будто считала себя выше всех остальных. Правда, на то были основания: отец Жоржетты был баснословно богат, состоял в свите короля, и род его восходил к самому Людовику Благочестивому. Да и сама Жоржетта была единственной из их провинции девушкой, которая удостоилась чести быть представленной ко Двору. Клер хорошо понимала, что большинству ее землячек такая возможность не выпадет никогда, а для тех, кому выпадет, Двор станет самым большим приключением в жизни, и они сделают все возможное, чтобы задержаться там подольше.
У Жоржетты такая возможность несомненно была: при связях ее отца она легко могла бы поступить в штат фрейлин любой из принцесс, а то и в штат самой королевы Марии Терезии. Однако та, проведя при Дворе всего одну зиму, вернулась в родной замок и с тех пор стала задаваться еще больше.
Между тем Жоржетта вероятно разглядев заплаканное лицо Мари, пыталась выяснить, в чем дело, а та что-то ей отвечала. Злополучное письмо тем временем Мари прятала за спиной - Клер это было отлично видно. Закончив разговор, Мари присела в книксене и, по-прежнему пряча послание, влезла на своего скакуна. Жоржетта, как будто подозревая что-то, строгим взглядом обвела ближайшие кусты - тут-то Клер и пожалела, что высунулась так опрометчиво, и присела. Но Жоржетта все равно ее уже заметила и, восседая на лошади, направилась к ним.
- Клер, мы пропали… - прошептала Ирен. - Молитесь же за нас.
Не прошло и минуты, как Жоржетта предстала перед девушками. Она и так никогда не отличалась красотой, а когда сердилась, и вовсе становилась похожей на Мегеру.
- Над чем это вы потешаетесь, мадемуазель де Жув? - строго спросила она. - И вы здесь, Клер?
Ирен более не пряталась за кустами. Она поднялась в высоту всего своего небольшого роста и, вздернув голову, дерзко смотрела на Жоржетту. Клер показалось, что даже гордячка Жоржетта смешалась под этим взглядом.
- Мадемуазель де Мирабо, уверю вас, мы не хотели ничего дурного, - умоляюще смотрела на нее Клер, - мы хотели только…
- …только поздороваться с Мари, - перебила ее Ирен, повысив голос. - Разве есть в этом что-то предосудительное, Жоржетта?
Обе девицы сверлили друг друга взглядами. Между ними никогда не было теплых отношений: Ирен недолюбливала Жоржетту, потому что считала ее гордячкой, а Жоржетта вообще никого особенно не любила. Так, по крайней мере, казалось Клер.
Она почти уверена была, что Жоржетта догадывалась об их шутке, но, вероятно, ленилась вступать в перепалку с Ирен и, свысока кивнув им обеим, пришпорила лошадь.
Жоржетта ушла, а Ирен улыбалась, довольная своей победой.
***
Издалека завидев Шарлотту, батюшка начал гневаться:
- Где вы были, позвольте спросить?! Я искал вас по всему замку - вас желает видеть барон де Виньи, я вам о нем рассказывал…
Шарлотта, готовая танцевать от счастья, мечтала подбежать к папеньке и броситься к нему на шею. Но папенька опять был чем-то недоволен:
- Шарлотта… - он даже лицом побледнел, увидев ее при свете огней, - что с вашим платьем? На кого вы похожи?
Амазонка Шарлотты и правда была в плачевном состоянии - пока Разбойница несла ее, она не раз цеплялась одеждами за колючие ветки и даже поцарапала руки. Прическа, должно быть, была не лучше.
- Я… лошадь понесла, папенька, я чуть не погибла…
Но отец даже не слушал ее:
- Я не желаю видеть свою дочь в таком виде! Боже, как же вы предстанете перед бароном де Виньи?! Войдите через кухню, негодная девчонка! Немедленно переодевайтесь и спускайтесь в зал - я попробую задержать барона.
- Но, папенька…
- Живо, я сказал!
Вокруг стояли дворяне провинции, не говоря уже о лакеях - и все, должно быть, ужасались нравам, царящим в семье д'Эффель. Как мог папенька накричать на нее на людях! Не выдержав позора, Шарлотта закрыла лицо руками и понеслась к дверям для прислуги.
В комнатах Мари еще никого не было - остальные барышни, должно быть, вовсю развлекались. Глотая слезы, Шарлотта сама, без помощи горничной натянула бальное платье, как смогла зашнуровала его и начала поправлять прическу перед зеркалом. Неожиданно она разозлилась уже на себя.
В самом деле, она поступила необдуманно, испортив одежду: амазонка совсем новая, а теперь придется штопать ее вечер напролет. Этим, конечно же, придется заняться самой - единственная ее горничная Брижит была редкой неумехой, испортит амазонку еще больше… Выгнать бы девчонку взашей, да только кого же взять на ее место? Другие крестьянки из папенькиного поместья ни корсет зашнуровать не смогут, ни причесать барышню толком не сподручны…
Надев платье небесно-голубого цвета - это было единственное бальное платье Шарлотты, которое она перешивала когда-то из маменькиного наряда - она смотрела на себя в зеркало и вздыхала. Ах, как плохо быть бедными. Не утерпев, Шарлотта взяла с туалетного столика сапфировое колье, принадлежащее Мари, и приложила к своей груди - как же оно было ей к лицу!
Упрямо сдвинув брови, Шарлотта отложила колье и решила про себя, что когда-нибудь будет носить такие же богатые украшения. Она ведь создана для этого, как никто другой!
Главное потерпеть, когда-нибудь все изменится.
Шарлотта стремительно покинула комнаты Мари и с горделивой осанкой спускалась в бальную залу. На ней было все то же бледненькое, скромное платье, но двигалась она с такой грацией, будто была королевой.
Глава 4. ДРУЗЬЯ
Издалека завидев гнедую лошадь на утесе, возле ее любимого дуба Жоржетта де Мирабо помедлила, решая - воротиться ли тихонько назад или поздороваться? Она с детства любила бывать здесь, в Руанском лесу, отделенном от владений ее отца лишь неширокой просекой: здесь можно было вдоволь поохотиться на уток, потренироваться в верховой езде, благо лес вовсе не был густым, и, наконец, здесь рос этот великолепный дуб, под сенью которого Жоржетта так любила проводить время. У нее не было подруг, и она никогда не вела дневников, все свои печали, радости и сердечные тайны поверяя одному лишь дубу на краю утеса.
Теперь же, когда в Шато-де-Руан вернулся законный хозяин этих мест, полюбившиеся прогулки следовало бы прекратить. Но и решив так, Жоржетта все равно тронула поводья, позволив кобылице приблизиться к господину де Руану.
- Простите, Шарль, не хотела вам помешать… - проговорила она, когда де Руан ее заметил.
Немного запоздало Жоржетта подумала, что ей следовало сперва пригладить волосы и поправить одежду. Но теперь уже все равно поздно.
- Это я не хотел вам мешать, сударыня. Верно, вы привыкли гулять в этих местах.
- Останьтесь, Шарль, я прошу вас, - задержала его за руку Жоржетта, когда их лошади поравнялись, - вы мне ничуть не мешаете. И потом, к чему эти условности, у нас ведь был уговор обращаться друг к другу по-простому. Тогда, в Версале. Или вы забыли?
Она пытливо вглядывалась в лицо юноши, и лишь когда морщины на его лбу разгладились, а уголки губ тронула улыбка, она успокоилась и чуть крепче пожала его руку.
Те дни в Версале, пригороде Парижа, где находилась загородная резиденция Его Величества, были лучшими для Жоржетты, пожалуй, за всю ее жизнь. Рядом был Шарль, который состоял в гвардии Его Величества, отец уже хлопотал для нее о месте фрейлины, и Жоржетта чудесно проводила время. Они с Шарлем говорили обо всем на свете - книгах, дальних странах, театре; скакали наперегонки и, кажется, были счастливы. Все попало под угрозу лишь раз, когда Шарль приехал чуть раньше назначенного срока и сказал, что их встречи надобно прекратить. Что по Версалю уже разносятся слухи, и что он не тот, кто нужен ей, что он не сможет ей ничего дать - даже своего сердца.
Шарль смотрел тогда в пол и плотно сжимал губы. Жоржетта, понимая, что теряет его, готова была сделать что угодно. Она схватила его за руку и горячо заговорила, что и не ждет от него ничего, кроме его искренней дружбы. Неужели же он мог подумать, что она нашла в нем что-то большее, чем просто приятного собеседника?! А до слухов ей нет дела.
Жоржетта угадала, как и в этот раз лицо его разгладилось - он ждал от нее только этих слов. Но счастье их продлилось недолго: Шарль участвовал в дуэли, за которую и был разжалован из гвардейцев и отлучен от Двора. Слава Богу, что дуэль была не из-за женщины, этого Жоржетта не перенесла бы: какой-то негодяй сказал что-то нелицеприятное о покойной матери Шарля, за что и расплатился тяжелым ранением. Понимая, что без Шарля ей нечего делать при Дворе, Жоржетта сообщила отцу, что не желает быть фрейлиной, и тот отвез ее домой.
После тех событий прошел год. Забыл ли Шарль ее? Где он странствовал этот год, и почему вернулся? Не потому ли, что он пересмотрел свое отношение к их дружбе?
- Что вы, Жоржетта, я все помню. Вы - самое чудесное, что приключилось со мною при Дворе, я бы пропал там без нашей с вами дружбы. Рад, что и вы сохранили это в памяти. Красивые здесь места, не правда ли?
- Да, очень…
Шарль, щурясь от солнца, смотрел в закат - действительно необыкновенно красивый с этого утеса. А Жоржетта вместо заката любовалась его лицом - бронзовым от загара, с точеным профилем и обрамленным каштановыми кудрями. Как славно, что он не носит напудренные парики.
В отличие от Шарля Жоржетта по всеобщему мнению была вовсе нехороша собой: слишком худощава, слишком высока - даже большинство мужчин проигрывали ей в росте - и загорела лицом, которое вдобавок портили отвратительные веснушки. А уложить непослушные, торчащие во все стороны рыжие волосы было настоящим наказанием для ее служанок. Но Жоржетта привыкла к своей внешности и не завидовала более привлекательным подругам. Почти.
- Знаете, Жоржетта, - вывел ее из размышлений голос Шарля, - я ведь приехал в поместье только для того, чтобы оформить документы на его продажу.
- Вы серьезно? - встрепенулась она. - Это ведь ваше родовое гнездо, как можно?
- На что оно мне? Поместье приносит лишь долги, а заниматься хозяйством у меня нет ни желания, ни способностей. Зато на деньги от продажи я мог бы несколько лет путешествовать по миру, а потом… потом будет видно. Впрочем, я уже не уверен, что хочу продолжать начатое, - он улыбнулся, по-прежнему глядя в закат. - Одна ваша подруга…
- Мария де Граммон? - резко спросила Жоржетта. - О ней вы хотели говорить.
Шарль рассмеялся:
- О, нет, уверяю вас… Ее зовут Шарлотта. И я хотел бы просить вас об одной услуге. Если вы по-прежнему мне друг.
Шарлотта д'Эффель. Так вот кто занимает мысли Шарля… Горделивая осанка Жоржетты поникла, потому как тягаться с Шарлоттой она точно была неспособна. Иногда она готова была отдать свой пытливый ум, свободолюбивый нрав и все отцовское приданое взамен на хорошенькое личико и пустую головку этой девицы.
- Так значит, и вы попали под влияния чар мадемуазель д'Эффель, - Жоржетта собрала волю в кулак и выдавила улыбку. - Уверяю вас, Шарль, она вам не пара. Увлечение ею пройдет быстрее, чем весна в нашей провинции. Она - сама легкомысленность и непостоянство… Знали ли вы, что она принимает ухаживания мсье де Шарьте?
Он призадумался, но тут же рассмеялся:
- Но ведь она не помолвлена? Значит, у меня еще есть шанс. Жоржетта, право, вы слишком дурно думаете о мадемуазель д'Эффель…
- Я знаю ее лучше вас!
- Жоржетта, друг ли вы мне?
- Она вам не пара!
- Жоржетта, вы мне друг? - еще раз спросил Шарль, пристально глядя ей в глаза.
Жоржетта мчалась домой, не разбирая дороги. Лошадь под ней была взмылена и уже хрипела, а она все гнала и гнала, мучая бедное животное. Въехав во двор родного замка, она швырнула поводья подоспевшему конюшему, отказавшись от помощи лакея, сама спрыгнула на землю и сходу направилась в фехтовальный зал.
Фехтованию она училась с детства - у герцога, ее отца, не было сына, а Жоржетта росла очень любознательной девушкой. Сейчас же, орудуя шпагой, она словно позабыла все уроки мастера-испанца, и наносила удары рубящие, некрасивые. Слишком много эмоций, как сказал бы отец. В порыве ненависти она рассекла шелковую занавеску на окне, дорогой гобелен и, завидев в дальнем углу статую Венеры Милосской, уверенно направила град ударов на нее. На все то, что олицетворяла статуя: женственность, красоту и обаяние. Все то, чего у нее никогда не было.
Изрядно попортив и статую, и дорогую шпагу, Жоржетта швырнула оружие в дальний угол и… неожиданно для себя разрыдалась.
Глава 5. ШАТО-Д'ЭФФЕЛЬ
День бала стал триумфом для Шарлотты д'Эффель - очаровала и покорила всех в памятный вечер в Шато-де-Граммон именно она, а не именинница. Зеленые глаза блестели в свете свечей и обращены, казалось, к каждому и никому из присутствующим одновременно. Черные кудри чуть выбивались из прически, но Шарлотту это только красило, а на разгоряченных танцами щеках горел румянец. Она с такой легкостью и врожденной грацией парила по бальной зале, что юноши считали за честь коснуться руки молодой красавицы.
У юной Шарлотты был только один недостаток - ее отец не имел ничего, кроме небольшого поместья, которое едва ли могло прокормить его, и старинного замка в этом поместье, давно нуждающегося в ремонте. В замке всегда была полутьма, потому как жечь свечи понапрасну старый д’Эффель не позволял. Топилась только одна комната - та, что принадлежала Шарлотте. Сам же хозяин хорохорился, что «в их провинции в домах можно и вовсе не топить» и ходил вечно простуженным. В особенно холодные дни он кутался в старые камзолы и шали или же вовсе шел греться на кухню, бок о бок с дворней.