Лева когда-то все хотел спросить — откуда берутся детские мертвые вещи, например, игрушки или та же смола? Но сейчас он думает: мама не любит вещи вообще — неважно, живые или мертвые. Недаром одним из самых страшных ругательств для нее было вещист — человек, который ставит вещи выше книг, музыки и прочего искусства.
Лева согласен с мамой — книги, конечно, лучше любых вещей. Но ему все-таки хочется добыть себе что-нибудь мертвое, красивое. Как Маринины белые джинсы.
Может быть, поэтому ему так нравится читать «Стеклянный кортик» и «Мальтийскую птицу» — книги, где такие же дети, как он сам, находят дограничные сокровища.
Класс постепенно наполняется. Цокая каблучками подходит староста Оля:
— Привет, Рыжий, — говорит она, — все читаешь?
— Угу, — отвечает Лева.
Он не любит Олю. Если честно, ее вообще мало кто любит, кроме двух-трех подружек-вредин и самой Рыбы, которая еще в четвертом классе предложила сделать Олю старостой. Кажется, даже Павел Васильевич, их классный, был от этого не в восторге, но каждый год повторялось одно и то же: Рыба приходила, предлагала Олю, весь класс дружно голосовал. Только в прошлом сентябре Гоша вдруг спросил: а мы можем выдвинуть другую кандидатуру? Лева прямо замер от неожиданности — даже он не ожидал такого от своего друга. Рыба, однако, не растерялась, усмехнулась и спросила: «Ты, что ли, Столповский, хочешь? Тройку по химии исправь сначала», — и Оля снова стала старостой.
Может, в этом году предложить Марину, неожиданно думает Лева. Она, конечно, не отличница, но троек у нее нет. Уж точно будет лучше, чем Оля.
Отличная идея! Лева отрывается от «Мальтийской птицы» и, подняв голову, видит Олю, стоящую рядом с новенькой девочкой, сидящей все так же неподвижно, скрестив перед собой руки.
— А я знаю, ты раньше в «пятнашке» была, — говорит Оля.
— Да, правда, — тихо говорит новенькая, — меня тетя туда отдала.
— Говорят, ты там хуже всех училась? — громко говорит Оля.
«Ну, это вряд ли, — думает Лева. — Хуже всех в „пятнашке“ учиться — это надо уметь. Пятнашки — они тупые, всем известно».
— Нет, у меня пятерки почти по всем предметам были, — говорит новенькая.
— А правда, тебя там звали Ника-Кика? — все так же громко говорит Оля.
— Да, — отвечает девочка, и Леве кажется, будто у нее чуть дрожит голос.
«Что же Оля все-таки за сволочь, — думает Лева, — чего к новенькой привязалась? Мало ли как кого дразнили! Лева-корова, Лева-рева, подумаешь!» И тут он понимает, почему девочка просила звать ее Верой.
Если-бы Оля была мальчишкой, можно было бы встать и двинуть ей как следует! Лева, правда, не мастак драться, но по такому случаю он бы попробовал. Но бить девочек как-то нехорошо, это и папа говорил, и во всех книжках написано. Значит, бить нельзя — надо что-то сказать, что-то такое резкое, краткое, весомое, как умеют герои «Мальтийской птицы».
Но, как назло, ничего краткого и весомого Леве на ум не приходит. Поэтому Оля идет к своей парте, Ника остается сидеть неподвижно, а Лева возвращается к поиску сокровищ.
По дороге домой Лева снова вспоминает утреннюю сцену. Надо было сказать Оле: «Отстань от нее!» — вот было бы коротко и весомо. Или: «Чего привязалась?» — тоже хорошо. Черт, всегда самые лучшие слова приходят в голову, когда уже поздно. Ну ничего, еще раз Оля к новенькой полезет — он ей задаст!
Лева открывает дверь ключом, который висит у него на резинке — чтобы не потерял. Родители придут только вечером, а Шурка уже час как должна быть дома. Интересно, она разогрела себе обед или, как обычно, ждет старшего брата?
— Шурка! — зовет он сестру.
Из маленькой комнаты доносится тихий всхлип.
— Это еще что такое? — солидно и веско говорит Лева.
Шурка сидит на полу, перед ней лежит сонная Мина, спрятав под панцирь лапы и голову. Шурка шмыгает курносым носом.
— Что случилось? — спрашивает Лева, и тут Шурка начинает рыдать, всхлипывать, бормотать бессвязно, слезы текут по круглым щекам, припухшие губы жалобно дрожат.
Лева приносит с кухни воды и, когда Шурка успокаивается, снова спрашивает «что случилось?», и все начинается сначала, и только с третьей попытки Лева понимает, что Шурка пошла домой мимо «пятнашки», ведь «ты сам сказал: второклассники не дерутся», а к ней пристали взрослые ребята, выкинули сменку из мешка, напихали в мешок листьев, попытались надеть на голову, и все время смеялись, и дразнились, и говорили, что в Шуркиной школе только слабаки учатся, а когда Шурка сказала, что у нее есть старший брат и он их побьет, они стали смеяться еще больше и сказали, что знают ее старшего брата, рыжий очкарик, слабак и трус, он даже побоится к ним близко подойти и правильно сделает, потому что если сюда придет, они ему о-го-го как накостыляют, — и всё это Шурка говорит, не прекращая всхлипывать и шмыгать носом, а Лева почему-то вспоминает Нику, как она неподвижно сидит, сложив руки, глядя перед собой, вспоминает, как задрожал голос, когда она ответила Оле «да», и Лева думает, что, наверное, пятнашки правы, он в самом деле трус и слабак, потому что никогда ни во что не вмешивается, только книжки читает, и ни мушкетеры, ни герои «Мальтийской птицы» не подали бы ему руки.
И тогда Лева обнимает сестру и говорит:
— Дураки они все, Шурка, ну их на фиг.
А она всхлипывает и спрашивает:
— Ты их побьешь, правда?
И Лева отвечает:
— Побью, конечно, — и вдруг понимает, что это правда, что на этот раз так и будет — он пойдет к спортшколе, вызовет на бой их главаря и набьет ему морду: за плачущую Шурку, за испоганенный мешок со сменкой, за всех детей, которые боятся ходить мимо «пятнашки».
И еще — за новенькую Нику, за дурацкое прозвище, дрожащий голос, неподвижный взгляд. За то, что он промолчал сегодня утром.
3
— Двадцать три, — считает Гоша, — двадцать четыре, двадцать пять…
Гоша подтягивается каждый раз по дороге во Дворец Звездочек. Еще в прошлом году он заметил эту яблоню с низко нависающими ветвями. Сначала он просто подпрыгивал и касался пальцами шершавой коры — а за лето вытянулся и уже легко смог в прыжке уцепиться за ветку. Подтянуться дальше было делом техники. Иногда получалось двадцать раз, иногда — двадцать три, сегодня вот — двадцать пять. Если честно, Гоше все равно сколько — прыгать, подтягиваться, бегать и драться для него так же просто и естественно, как для Левы — читать книжки, а для Марины — разбрасывать носком туфли красные осенние листья.
Книжкам Гоша предпочитает кино. Лучше всего — про войну, типа «Неуловимого»! Здоровское кино! А главную роль там играет Илья, Гошин двоюродный брат. Гоша гордится этим, но никому не рассказывает: не хочет оказаться «братом того самого Ильи, который „Эй, пацан, покажи класс!“».
«Эй, пацан, покажи класс!» — коронная фраза из «Неуловимого», ее все знают, даже кричат во время драки, когда своих подбадривают.
Да, фильмы про войну хорошие, но еще лучше — про драки, про технику об-гру, специально разработанную после Проведения Границ для отражения атак мертвых. Об-гру означает «оборона голыми руками», и настоящий мастер об-гру может один справиться с целым отрядом вооруженных мертвецов, не говоря уже о каких-нибудь зомби, тингах или фульчи, которых в об-гру-фильмах герои расшвыривали во все стороны десятками.
Два года Гоша занимался об-гру во Дворце Звездочек, даже заработал себе двойной серебряный браслет — так называлась третья ступень обучения. На самом деле это был никакой не браслет, а две переплетенные серебряные нити, которые можно было носить на запястье. Однажды Рыба увидела эти нити и устроила страшный скандал: она кричала, что на самом деле об-гру — это мертвая техника, что ее нельзя адаптировать для живых, что она не позволит в ее школе носить всякие мертвые браслеты! Гоша попытался заикнуться про Дворец Звездочек, но в ответ услышал, что во Дворце Звездочек он может делать что угодно, хоть из окна прыгать, а в школе должен вести себя как положено. Сегодня мальчики начнут носить браслеты, а завтра девочки явятся в сережках и бусах!
Вот ведь глупость! В других школах старшеклассницы давно уже ходили с сережками, а Рыба все вылавливает в коридорах девчонок и требует показать уши: есть дырка или нет.
— С чего она взяла, что об-гру — мертвая техника? — спросил он тогда Леву, своего друга и соседа по парте.
— Ну, на самом деле мертвая техника только положена в основу об-гру, — объяснил Лева, — то есть говорят, это какая-то техника из Восточного Заграничья. А еще мастера об-гру верхних ступеней используют специальную практику: перед началом боя представляют, что они — мертвые. И поэтому, мол, они сражаются бесстрашно.
— По-моему, это бред какой-то, — сказал Гоша, — я об этом никогда не слышал. И кстати, почему это мертвые сражаются бесстрашно — то-то они в войну от нас драпали, только пятки сверкали.
Гоша сам удивился: как это он полез спорить с Левой? Обычно он во всем с ним соглашался — еще бы, Лева столько книг прочел, столько всего знает! Но все-таки назвать об-гру мертвой техникой — это полная чушь.
Если и было в этом мире что-то безусловно и однозначно живое — так это об-гру. Гоша был в этом полностью уверен.
На счете двадцать пять Гоша спрыгивает на землю, хватает сумку, лежащую в побуревших за последнюю неделю листьях, и бежит в сторону Дворца Звездочек — сегодня соревнование, он боится опоздать.
Гоша вбегает в просторный вестибюль Дворца. Старушка-вахтерша поднимает глаза от вязания и видит, как невысокий коренастый мальчик передает в гардероб куртку. Взяв номерок, Гоша бежит на второй этаж, к раздевалкам спортивных секций. «Опаздывает, наверное», — думает вахтерша и снова начинает считать петли.
Она не знает, что сегодня — районные соревнования по об-гру, во Дворце более пятидесяти спортивных секций, попробуй уследи за всеми!
Гоша обожает соревнования, всю жизнь обожал.
В первом классе он устроил турнир класса по плевкам жеваной промокашкой через трубочку — на дальность и кучность. Турнир проходил на большой перемене, и когда Татьяна Михайловна вернулась в класс, вся доска была покрыта прилипшими комками бумаги. На вопрос «кто это сделал?» Гоша вскочил самым первым. Потом поднялось полкласса, но в школу вызвали именно его родителей: уж больно довольное было у Гоши лицо, когда он крикнул «я!». Только через пару лет Гоша сознался маме: он был уверен, учительница спрашивает, кто победил, — и вскочил за заслуженной наградой.
Весной третьего класса Гоша придумал состязание брызгалок — надо было из окна второго этажа попасть в установленную во дворе мишень. Мишенью был Гошин собственный портфель, а победителем стал Лева — первый и последний раз за всю историю школьных состязаний: в тот раз он сообразил, что дальность и сила струи зависят от диаметра дырочки в брызгалке больше, чем от силы нажатия. Правда, приза победителю, как всегда, не полагалось: наоборот, в результате соревнования Лева отдал Гоше два учебника взамен вымокших.
— Все равно я их уже наизусть знаю, — сказал он.
В первом туре против Гоши выступает невысокий светловолосый мальчик. Гоша легко парирует несколько первых ударов и переходит в контрнаступление. В прыжке пяткой толкает соперника в грудь, приземлившись, проводит подсечку. Противник падает, но тут же вскакивает, едва коснувшись лопатками набивного мата. Гоша отбивает еще несколько ударов, уклоняется в сторону и, схватив соперника за отворот белой хлопковой формы, бросает через бедро.
Гоша слышит крики зрителей. Судья останавливает поединок и поднимает вверх его руку. Вот и хорошо: значит, во второй тур он уже прошел.
В раздевалке Гоша наливает из бесплатного автомата стакан шипучей газировки. Пузырьки щекочут ноздри. Гоша задерживает дыхание и считает про себя до двадцати.
На самом деле он не слишком волнуется — это не серьезный турнир, так, районное соревнование. Когда папа спросил его утром, надо ли прийти поболеть за него, Гоша только головой помотал: пусть работает. Если бы мама была в городе, она бы, наверное, все равно пришла — но мама сейчас в экспедиции, вернется только на той неделе. Так что сегодня у Гоши даже нет собственных болельщиков — если, конечно, не считать других ребят из его секции.
Судья объявляет состав пар второго тура. Гоша хмурится: ему досталась какая-то Леля Остапенко.
Девчонка.
Соревноваться с девчонками у Гоши всегда выходило плохо.
Два года назад они поспорили с Мариной, кто быстрее съедет по перилам с пятого этажа. Результатом стало самое скандальное состязание, в котором Гоша когда-либо принимал участие.
Схему соревнований разработал Лева: стартовать по единому сигналу — школьному звонку, по двое наблюдателей на площадках пятого этажа, еще двое — караулят на первом. Наблюдатели кричат, как только ноги участника коснутся пола на первом этаже. Пятая группа наблюдателей располагалась в центре раздевалки — они-то и должны определить победителя, зафиксировав, с какой стороны раздастся первый крик.
Лева также предложил провести заезд во время урока, когда на трассе — то есть на лестнице — не будет посторонних. Две недели ждали подходящего случая, потом заболела математичка Зиночка, и в расписании образовалось «окно». Через пятнадцать минут после начала урока Лева закоротил провода, зазвенел звонок. Соперники заскользили вниз, и на площадке третьего этажа Гоша влетел ногами прямо в грудь Дмитрия Даниловича, низкорослого и злобного географа, вышедшего из класса, чтобы узнать, что случилось со звонками. Дмитрий Данилович — или ДэДэ, как звали его ребята, — был мужчина легкий, а Гоша уже успел разогнаться… в общем, удар сбил географа с ног, словно Гоша провел прием об-гру.
Разумеется, через пять минут Рыба кричала, что исключит Гошу из школы, но еще через пять минут в учительскую влетела Марина. Она сказала, что именно ей принадлежит идея соревнований, да заодно — и вся их организация. Марину почему-то все еще считали пай-девочкой, к тому же «дочкой таких родителей!» — скандал как-то сам по себе утих, а гонки на перилах стали одной из школьных легенд.
Впрочем, продолжение истории известно далеко не всем: через неделю Лева, Гоша и Марина поздно вечером проникли в школу и довели соревнования до конца. На этот раз обошлись без наблюдателей на старте, а финиш был перенесен в центр раздевалки, где сидел Лева.
Победительницей принято считать Марину, хотя Гоша утверждает, что выиграла она только на финальном этапе — в спринтерском забеге по коридору первого этажа.
Так или иначе, в результате Марина заполучила одного верного друга и двух недоброжелателей — Рыбу и географа, а Гоша теперь хмурился каждый раз, когда его соперницей оказывалась девчонка.
На этот раз — пятнадцатилетняя Леля Остапенко.
Черноволосая, коротко стриженная. Выше Гоши на полголовы. Двигается легко, словно танцует. Да, в самом деле — серьезный противник.
Едва касаясь ногами мата, Гоша приплясывает вокруг Лели. Девочка выжидает, словно приглашая атаковать.
Гоша кричит хэ! и наносит удар. Выпад, еще выпад! Раз за разом Леля отбивает Гошины атаки. Мальчик не успевает опомниться, как она переходит в контрнаступление. Гоша пытается закрыться и уже через полминуты уходит в глухую оборону.
Девочка отскакивает назад, словно хочет перевести дыхание. Гоша атакует — хэ! — и тут же пропускает удар левой ногой с разворота. Падает на одно колено, едва успевает парировать следующий выпад, но следующий Лелин удар сбивает его с ног.
Свисток судьи. Поединок окончен.
Да, не везет Гоше с девчонками!
Через два часа Гоша с другими участниками штурмом берет гардероб. Получив куртку, замечает Лелю: девочка вылетела в четвертьфинале, а сейчас сидит на соседней банкетке, шнурует высокие ботинки. На ней — черная куртка с серебряными молниями и расколотыми сердцами. «Ух ты! — думает Гоша. — Она, значит, смертница».
Смертники появились несколько лет назад. Они носят черную одежду, украшенную контрастными серебряными рисунками, многие прокалывают себе уши и даже носы. Говорят, что смертники хотят быть мертвыми: одеваться как мертвые, слушать мертвую музыку, смотреть мертвое кино и вообще — жить как мертвые. В газетах пишут: все это — результат мертвой пропаганды, следствие спецопераций мертвых спецслужб. Рыба называет смертников предателями, но Гоша думает, что если бы смертники были предателями, их бы давно арестовали.
Хотя, с другой стороны, странное желание — быть мертвым.
Впрочем, мертвое кино Гоше нравилось, чего уж там.
До сегодняшнего дня Гоша ни разу не видел смертников — вот он и смотрит на Лелю во все глаза. Девочка поднимает голову и встречается с ним взглядом.
— Привет, — говорит Гоша, — здорово ты меня!
Леля фыркает, перекидывает через плечо черную сумку с об-грушной формой и направляется к выходу. Старушка-вахтерша смотрит на нее осуждающе.
Девочка проходит совсем близко, и Гоша видит: в правом ухе у нее вдето пять серебряных сережек, одна над другой, маленькие колечки, увеличивающиеся вниз, к мочке уха.
«Ух ты, — думает он. — В нашей школе недолго бы она с такой красотой проходила!»
4
Доска покрыта треугольниками и кругами. Зиночка тянется на цыпочках, ищет свободное место, не находит, берет влажную губку и быстрыми движениями стирает несколько чертежей.
— Теперь докажем вот эту лемму, — говорит она.
Зиночка — самая молодая учительница в школе, всего три года после института. Поэтому изо всех сил старается выглядеть взрослой и солидной — а получается не очень. Туфельки на каблучках, полосатая кофточка, худые ручки — одно слово, Зиночка, какая уж тут Зинаида Сергеевна!