Поощряемый громкими возгласами обезглавленный адмирал и раскачивающийся чудовищный медведь вошли в черный зал.
Часы сэра Джона начали бить полночь.
Толпа причудливо наряженных моряков в хвосте процессии устремилась вперед, движимая желанием поскорее проникнуть в зал и увидеть забавное представление, а старьевщики, крысы, единороги, мусорщики, пираты, арабские принцы и египетские принцессы, гладиаторы, феи и прочие фантастические существа в первых рядах толпы начали упираться и пятиться назад, уже не уверенные, что хотят оказаться во мраке зловещего помещения с черными стенами и покрытым сажей полом.
Крозье принялся проталкиваться через толпу — которая то подавалась вперед, то откатывала назад, когда люди в первых рядах задерживались на пороге черного зала, не решаясь войти, — теперь исполненный решимости если не положить конец фарсу, не дожидаясь финальной сцены, то хотя бы ускорить развязку.
Едва вступив в темное помещение вместе с двадцатью или тридцатью мужчинами, которые тоже на несколько мгновений задержались на пороге (глаза привыкали к темноте не сразу, а покрытый сажей лед производил жуткое впечатление разверстой под ногами бездны), Крозье почувствовал, как волна холодного воздуха ударила в лицо — словно кто-то открыл дверь в ледяной стене айсберга, возвышавшегося над парусиновым лабиринтом. Даже здесь ряженые продолжали петь, но по-настоящему мощный рев доносился из фиолетового зала, где волновалась и напирала вперед охваченная нетерпением толпа.
Крозье едва различал белое пятно медвежьей головы, выступающей из ледяной стены над эбеновыми часами — они уже пробили шестой удар, прозвучавший до жути громко в зловещей тьме, — и высокую белую фигуру чудовищного медведя, сильно раскачивавшуюся из стороны в сторону: Мэнсон и Хикки явно с трудом удерживали равновесие в морозном мраке, где парусиновая стена ходила ходуном и яростно хлопала на ветру.
Потом Крозье увидел, что в помещении находится вторая огромная белая фигура. Она тоже стояла на задних лапах. Но в самой глубине зала, дальше, чем смутно белеющее во мгле чудовище Мэнсона и Хикки. И она была гораздо крупнее. И гораздо выше.
Когда часы отбивали последние четыре удара, в помещении раздался протяжный рев.
Мужчины в черном зале уже перестали петь и теперь в панике проталкивались назад, встречая сопротивление напирающей толпы.
— Что происходит? — спросил доктор Макдональд.
В тусклом фиолетовом свете, падавшем из-за поворота парусинового лабиринта, Крозье узнал четырех врачей — одинаково наряженных арлекинами, но сейчас со спущенными масками.
Люди в черном зале завопили. Снова раздался жуткий рев, подобного которому Френсис Родон Мойра Крозье не слышал никогда в жизни и который казался бы более уместным в непроходимых доисторических джунглях, нежели в Арктике девятнадцатого века. Рев был таким низким, таким раскатистым и таким яростным, что капитану «Террора» захотелось напустить в штаны прямо здесь, на стоградусном морозе.
Более крупная из двух белых фигур бросилась вперед.
Ряженые истошно заорали, безуспешно попытались пробиться сквозь наседающую толпу любопытных, а потом стали разбегаться в темноте направо и налево, наталкиваясь на черные парусиновые стены.
Крозье, безоружный, стоял на месте. Он почувствовал, как громадное существо проносится мимо в темноте. В нос ударил тяжелый запах несвежей крови… гнилой смрад мертвечины.
Принцессы и феи лихорадочно сбрасывали в темноте маскарадные костюмы и зимние шинели, кидались на парусиновые стены, пытались достать ножи, спрятанные под многочисленными куртками и свитерами.
Крозье услышал тошнотворный смачный шлепок, когда огромные руки, или когтистые лапы, обрушились на одного из ряженых. Раздался хруст, когда зубы длиннее человеческого пальца разгрызли череп или перекусили кость.
Эбеновые часы пробили в последний, двенадцатый раз. Наступил новый, 1848 год.
Мужчины наконец пропороли ножами черные стены, и взметенную ветром парусину мгновенно отнесло к пылающим факелам и жаровням на льду. Языки пламени взвились высоко вверх, и снасти такелажа почти сразу занялись огнем.
Белое чудовище уже находилось в фиолетовом зале — люди орали дурными голосами, разбегались в разные стороны, истерически выкрикивали проклятия, толкались, налетали друг на друга, некоторые уже распарывали ножами парусиновые стены, чтобы не бежать по длинному лабиринту к выходу, — и Крозье расталкивал всех на своем пути, спеша поскорее унести отсюда ноги. Теперь уже полыхали обе стены черного зала. Раздался дикий вопль, и мимо Крозье пронесся арлекин, чьи одежды, «уэльский парик» и волосы горели сзади.
К тому времени, когда Крозье выбрался из обезумевшей толпы ряженых, стены фиолетового зала уже тоже занялись огнем, а существо перешло в белый отсек. Капитан слышал пронзительные крики десятков мужчин; пестрая волна людей, частично сбросивших маскарадные костюмы, катилась по лабиринту впереди жуткого призрака. Паутина искусно натянутых тросов, посредством которой полотнища парусины и вертикальные брусья каркаса крепились к громадному айсбергу, теперь тоже горела; языки пламени чертили рунические письмена на фоне ревущего черного неба. Стофутовая ледяная гора отражала сцену пожара и кровавой бойни мириадами своих граней.
Сами брусья, торчащие подобием ребер вдоль пылающих стен черного, фиолетового, а теперь и белого залов, тоже горели. За годы хранения на сухом воздухе арктической пустыни древесина потеряла всю влагу. Брусья вспыхивали, как лучина.
Крозье оставил всякую надежду взять ситуацию под контроль и бросился бежать, движимый единственным желанием выбраться из горящего лабиринта.
Белый зал был полностью охвачен огнем. Языки пламени взвивались над белыми стенами, расстеленными на льду парусиновыми коврами, задрапированными банкетными столами, бочками, стульями и металлической жаровней мистера Диггла. Кто-то в своем паническом бегстве опрокинул музыкальную шкатулку, и отблески огня плясали на каждом завитке искусно вырезанного узора, украшавшего сей инструмент из дуба и бронзы.
Крозье увидел стоявшего там Фицджеймса — единственного человека, не наряженного в маскарадный костюм и никуда не бегущего. Он схватил его за рукав.
— Давайте, Джеймс! Надо убираться отсюда! Командир «Эребуса» медленно повернул голову и посмотрел на старшего по званию офицера так, словно видел его впервые. Он снова улыбался слабой рассеянной улыбкой, страшно действовавшей на нервы.
Крозье влепил ему пощечину.
— Пошевеливайтесь же!
Волоча за собой пребывающего в сомнамбулическом трансе Фицджеймса, Крозье пробежал через горящий белый зал, потом через следующий, стены которого теперь пламенели оранжевым скорее благодаря огню, нежели краске, а потом влетел в зеленый. Лабиринт казался бесконечным. Там и сям на льду лежали стонущие участники маскарада — некоторые в разодранных, растерзанных одеждах, один мужчина голый и обгорелый, — но другие моряки останавливались, чтобы помочь им встать, увлекали за собой к выходу. Лед под ногами — там, где не горели парусиновые ковры, — был усыпан клочьями маскарадных костюмов и зимних шинелей, в большинстве своем горящими или готовыми загореться.
— Пошевеливайтесь! — повторил Крозье, волоча за собой спотыкающегося Фицджеймса.
На льду лежал без чувств парень — молодой Джордж Чемберс с «Эребуса», служивший юнгой, несмотря на свой возраст, двадцать один год, и бивший в барабан во время первых похорон на льду, — и, похоже, никто не обращал на него внимания. Крозье отпустил Фицджеймса буквально на несколько секунд, чтобы поднять и взвалить на плечо Чемберса, а потом снова схватил второго капитана за рукав и бросился бежать как раз в тот момент, когда языки пламени по обеим сторонам от них взметнулись к такелажу над головой.
Крозье услышал оглушительное шипение позади.
Решив, что чудовищное существо во всей этой суматохе оказалось у него за спиной, возможно, проламывается снизу сквозь толщу льда, Крозье резко повернулся кругом, готовый отбиваться от него единственным свободным кулаком.
Громадный айсберг шипел и потрескивал от жара. Тяжелые куски льда откалывались от него, с грохотом падали вниз и тоже громко шипели в гигантском огненном котле, который совсем недавно был парусиновым лабиринтом. При виде этого зрелища Крозье на миг застыл на месте, обмерев от восторга: бесчисленные грани ледяной горы, сверкающие отблесками пожара, порождали в воображении образ стоэтажного волшебного замка, залитого ослепительным светом. В тот момент он понимал, что никогда больше не увидит ничего подобного.
Крозье услышал оглушительное шипение позади.
Решив, что чудовищное существо во всей этой суматохе оказалось у него за спиной, возможно, проламывается снизу сквозь толщу льда, Крозье резко повернулся кругом, готовый отбиваться от него единственным свободным кулаком.
Громадный айсберг шипел и потрескивал от жара. Тяжелые куски льда откалывались от него, с грохотом падали вниз и тоже громко шипели в гигантском огненном котле, который совсем недавно был парусиновым лабиринтом. При виде этого зрелища Крозье на миг застыл на месте, обмерев от восторга: бесчисленные грани ледяной горы, сверкающие отблесками пожара, порождали в воображении образ стоэтажного волшебного замка, залитого ослепительным светом. В тот момент он понимал, что никогда больше не увидит ничего подобного.
— Френсис, — пробормотал капитан Джеймс Фицджеймс, — надо убираться отсюда.
Стены зеленого зала уже рушились, но огонь лишь быстрее распространялся по льду. Стремительные языки пламени уже добежали до последних двух отсеков лабиринта.
Прикрыв лицо свободной рукой, Крозье бросился сквозь огонь, криками подгоняя последних участников маскарада, бегущих впереди.
Он промчался через горящий пурпурный зал. Ворвался в синий, тоже полыхающий вовсю. Северо-западный ветер теперь завывал на все лады, присоединяясь к истошным воплям мужчин, реву огня и шипению льда, и длинные языки пламени метались, бесновались на выходе из лабиринта, вставая на пути сплошной огненной стеной.
Группа из дюжины мужчин — некоторые все еще оставались в изодранных маскарадных костюмах — остановилась перед ней.
— ВПЕРЕД! — проревел Крозье самым своим грозным и повелительным голосом, подобным реву тайфуна.
Впередсмотрящий на салинге грот-мачты на высоте двухсот футов над палубой ясно услышал бы такую команду при ураганном ветре и сорокафутовых волнах, грохочущих вокруг. Мужчины вздрогнули, разом козырнулись и бросились сквозь огонь; Крозье последовал за ними, по-прежнему таща Чемберса на правом плече, а левой рукой волоча за собой Фицджеймса, теперь бежавшего порезвее.
Оказавшись снаружи, в дымящемся, обжигающе горячем плаще, Крозье продолжал бежать, встречая на пути некоторых из дюжин мужчин, разбегавшихся в ночи в разные стороны. Капитан не видел среди людей чудовищного существа, но толком разглядеть что-либо в такой неразберихе не представлялось возможным — даже при свете бушующего огня, озарявшего все в радиусе пятисот футов, — и он был главным образом занят тем, что кричал на своих офицеров и пытался найти место, куда положить по-прежнему находившегося в беспамятстве Джорджа Чемберса, когда наконец остановился.
Внезапно раздался частый треск мушкетных выстрелов.
Невероятно, уму непостижимо, возмутительно, но четыре морских пехотинца, растянувшиеся цепочкой сразу за границей освещенного пространства, встали на одно колено и открыли стрельбу по бегущим толпам охваченных паникой людей.
Отпустив Фицджеймса, Крозье бросился вперед, встал на линии огня и замахал руками. Мушкетные пули, выпущенные с последним залпом, просвистели у него над головой.
— ПРЕКРАТИТЬ ОГОНЬ! ЧЕРТ ВАС ПОБЕРИ, СЕРЖАНТ ТОЗЕР, Я РАЗЖАЛУЮ ВАС В РЯДОВЫЕ ЗА ЭТО — И ПОВЕШУ, КОЛИ ВЫ НЕ ПРЕКРАТИТЕ ЧЕРТОВУ ПАЛЬБУ НЕМЕДЛЕННО!!!
Стрельба прекратилась.
Морские пехотинцы подбежали к Крозье, Тозер или еще кто-то прокричал, что белое чудовище находилось там, среди людей. Они видели силуэт на фоне огня. Оно держало в зубах человека.
Крозье пропустил слова мимо ушей. Продолжая кричать и собирать матросов с обоих кораблей в группы вокруг себя, отсылая покалеченных или получивших сильные ожоги мужчин на «Эребус», капитан искал своих офицеров, офицеров Фицджеймса — кого-нибудь, кому он мог бы отдать приказ, который надлежало передать группам людей, в панике убегающих через скопления сераков и торосные гряды в завывающую арктическую тьму.
Если они не вернутся, они там замерзнут до смерти. Или станут добычей жуткого зверя. Ни о каком возвращении на «Террор» не может идти и речи, покуда они не отогреются в жилой палубе «Эребуса».
Но сначала Крозье должен успокоить своих людей, организовать и отправить вытаскивать раненых и тела погибших из горящих руин карнавального лабиринта.
Он нашел только помощника капитана с «Эребуса» и своего второго лейтенанта Ходжсона, но потом из клубов дыма и пара выступил лейтенант Литтл — лед вокруг бушующего огня растаял на несколько дюймов, и теперь над замерзшим морем и лесом сераков висел густой туман, — неловко отдал честь обожженной рукой и доложил о своей готовности выполнять служебные обязанности.
С появлением Литтла Крозье стало легче призвать матросов к порядку, отправить всех к «Эребусу» и начать подсчитывать потери. Он приказал морским пехотинцам перезарядить мушкеты и встать заградительной цепью между толпой еле живых от усталости, боли и страха людей, собиравшихся у «Эребуса», и по-прежнему ревущим огненным адом.
– Боже мой, — проговорил доктор Гарри Д. С. Гудсер, который стоял рядом, стаскивая с себя зимний плащ и шинель. — Да здесь просто жарко от огня.
– Что верно, то верно, — сказал Крозье, чувствуя выступившую на лице и теле испарину. Температура воздуха вокруг горящего лабиринта поднялась градусов на сто пятьдесят,[13] если не больше. Он пролаял, обращаясь к Гудсеру: — Ступайте к лейтенанту Ходжсону и скажите, чтобы он выяснил, каков «счет от мясника», и сообщил вам цифры. Отыщите остальных врачей и устройте в кают-компании сэра Джона лазарет — такой, какой вас, врачей, учили устраивать в случае боевых действий на море. Я не хочу, чтобы мертвые оставались на льду — эта тварь по-прежнему шатается где-то поблизости, — поэтому прикажите матросам отнести тела в форпик. Я проверю вас через сорок минут — приготовьте мне полный список погибших.
– Есть, капитан, — откликнулся Гудсер.
Схватив свою верхнюю одежду, врач бросился к «Эребусу» искать лейтенанта Ходжсона.
Парусина, такелаж, стойки каркаса, маскарадные костюмы, столы, бочонки и прочие предметы обстановки в пылающем аду, который совсем недавно был семицветным лабиринтом, продолжали гореть всю ночь и все следующее утро, до самого полудня.
26. Гудсер
Из личного дневника доктора
Гарри Д. С. Гудсера
Вторник, 4 января 1848 г.
В живых остался я один.
Я имею в виду, из врачей экспедиции. Все сходятся во мнении, что экспедиции невероятно повезло потерять всего только пять человек в ходе кошмарных событий и грандиозного пожара, случившихся при проведении Второго Большого Венецианского карнавала, но тот факт, что трое из пяти погибших являлись моими коллегами-медиками, представляется по меньшей мере экстраординарным.
Двое главных корабельных врачей, доктора Педди и Стенли, умерли от ожогов. Фельдшер с «Террора», доктор Макдональд, спасся из огня и избежал встречи с разъяренным чудовищем, но пал от мушкетной пули, едва успев выбежать из горящих палаток.
Двое других погибших тоже офицеры. Первый лейтенант Джеймс Фейрхольм с «Эребуса» скончался в черном зале, от раздробившего грудную клетку удара, предположительно нанесенного зверем. Хотя тело лейтенанта Фейрхольма, найденное в руинах парусинового лабиринта, сильно обгорело, вскрытие трупа показало, что он умер мгновенно, когда осколки сломанных ребер проткнули сердце.
Последней жертвой новогоднего пожара и хаоса стал старший помощник капитана Фредерик Джон Хорнби, растерзанный зверем в так называемом белом зале. Смерть мистера Хорнби видится мне в известной мере иронией судьбы, поскольку именно сей джентльмен почти весь вечер стоял вахту на борту «Террора» и был сменен на посту лейтенантом Ирвингом меньше чем за час до нападения кровожадного хищника.
Капитан Крозье и капитан Фицджеймс теперь остались без трех из своих четырех врачей, а равно без ценных советов и услуг двух самых своих верных офицеров.
Еще восемнадцать человек получили различные телесные повреждения — шестеро серьезные — во время кошмара карнавальной ночи. В число упомянутых шести входят: ледовый лоцман «Террора» мистер Блэнки; помощник плотника Уилсон, с того же корабля (люди ласково называют его Толстяк Уилсон); матрос Джон Морфин, с которым я ходил на Кинг-Уильям несколько месяцев назад; стюард старшего интенданта «Эребуса» мистер Уильям Фаулер; матрос Томас Уорк, тоже с «Эребуса»; и боцман «Террора» мистер Джон Лейн. Я имею удовольствие доложить, что все они будут жить. (Хотя еще одна насмешка судьбы видится в том, что мистер Блэнки, всего только месяц без малого назад получивший менее тяжелые травмы при встрече с тем же самым существом — травмы, к заживлению которых приложили свои усилия и профессиональные знания все четверо судовых врачей, — не пострадал от огня в ходе пожара, но снова получил серьезное увечье правой ноги — от когтей или зубов обитающего во льдах зверя, полагает он, хотя и признает, что в момент нападения выбирался из горящих палаток и ничего толком не видел, — и на сей раз мне пришлось ампутировать ему правую ногу по колено. Мистер Блэнки сохраняет на удивление бодрое расположение духа для человека, столь сильно пострадавшего за столь краткий срок.)