— На что похоже? Ах, нельзя сказать, что все так уж чертовски плохо, Чолли. Это как иметь соседа по комнате. Он живет вместе с тобой у тебя в голове, и так будет всегда, и тебе от него не избавиться. Вот и все. Или будто у тебя зуд, и ты не можешь перестать чесаться. Словно ты оказался в замкнутом пространстве, граница которого всего на сантиметр отстоит от твоего тела, и знаешь, что замурован в нем на миллион лет. — Он перевел взгляд на прозрачную стену гостиной, за которой, очень далеко, пылал красный гигант Бетельгейзе. — Синсим иногда разговаривает с тобой. Ты никогда не бываешь один, понимаешь? Говорит на непонятном языке, просто сидит внутри и бессвязно бормочет всякую тарабарщину. И все же это компания. Иногда он заставляет тебя бессвязно бормотать всякую тарабарщину, в особенности если ты хочешь сказать что-то важное. Видишь ли, время от времени он захватывает контроль над моими верхними мозговыми центрами. Поскольку они автономны, он делает с ними все, что ему вздумается. Влезает в зоны боли и симулирует что-нибудь… ампутацию без анестезии, скажем. Так, ради развлечения. Собственного развлечения. Или ты в постели с женщиной, а он отключает твой механизм эрекции. Или, наоборот, устраивает тебе эрекцию, и она длится шесть недель. Опять же для развлечения. Может резвиться с твоими туалетными навыками. Я постоянно ношу памперс. Разве не мило, Чолли? Вынужден делать это. Моту опьянеть, не выпив ни капли спиртного. И все время ощущаю, что он здесь, щекочет меня. Будто под черепом ползает муравей. Или червяк в носу. Все в точности так, как парни рассказывали, когда мы прибыли в военную зону. Помнишь? «Убей себя быстро, пока есть шанс». У меня не было шанса. У меня был ты, Чолли, и мы с тобой договорились, но ты отнесся к нашей договоренности несерьезно. Почему, Чолли?
Его глаза прожигали меня насквозь. Я отвернулся и тут заметил плывущие по воздуху длинные золотистые волосы Элисан-дры. Она тоже заметила меня и помахала рукой. Обычно мы встречались здесь по вечерам, в это время. Я покачал головой, призывая ее уйти, но слишком поздно. Она уже плыла в нашу сторону.
— Кто это? — спросил Фазио. — Твоя любовница?
— Друг.
— Красивая. — Он таращился на нее так, будто никогда прежде не видел женщины. — Прошлым вечером я тоже видел ее. Вы живете вместе?
— Работаем в одну смену на колесе.
— Ага. Я видел, как ты вместе с ней уходил вчера вечером. И позавчера тоже.
— Давно ты на станции, Фазио?
— Неделю. Может, десять дней.
— Ты искал меня?
— Да нет, просто бродил где придется, — ответил он. — Большая пенсия по инвалидности, полно свободного времени. Я побывал во многих местах. Знаешь, эта женщина правда красивая, Чолли. Везет тебе. — От нервного тика у него начала подрагивать щека, потом нижняя губа. — Почему, черт бы тебя побрал, ты не убил меня, когда эта дрянь прыгнула на меня?
— Я уже объяснял. Не успел. Спасатели появились слишком быстро.
— Ну, правильно. Сначала тебе нужно было прочесть молитву, а они, понимаешь ли, ждать не стали.
Он не знал жалости. Нужно было как-то дать ему сдачи, не то чувство вины и стыда свело бы меня с ума.
— Чего ты, черт побери, хочешь от меня услышать, Фазио? — гневно воскликнул я. — Что я сожалею, что десять лет назад не убил тебя? Ну, я сожалею. Только какой в этом толк? Послушай, если синсим и впрямь так ужасен, как ты говоришь, почему ты не покончил жизнь самоубийством? Почему продолжаешь таскаться по миру с этой дрянью внутри?
Он покачал головой и издал негромкий хрюкающий звук. Внезапно лицо у него посерело, губы обвисли, а глазные яблоки стали медленно вращаться в противоположные стороны. Какой-то фокус, понимал я, но жуткий.
— Фазио?
— Чоллалулла лиллалолла луличолла, — забормотал он. — Биллилолла.
Я испуганно вытаращился. Ужасающее зрелище!
— Господи, Фазио!
По его подбородку потекла слюна. Мышцы лица дико подергивались.
— Понимаешь теперь? Понимаешь? — ухитрился он проговорить.
Внутри него шла борьба. Он изо всех сил пытался обрести власть над собой. Казалось, его вот-вот хватит удар. Потом он вроде бы стал успокаиваться, хотя дышал тяжело, а кожа пошла яркими пятнами. Фазио обмяк — голова поникла, руки болтались, — как будто у него не осталось сил. Прошла минута или две, прежде чем он смог заговорить. Я не знал, как ему помочь, и просто плавал рядом. В конце концов он кое-как очнулся.
— Видел? Вот как это происходит, — тяжело дыша, выговорил Фазио. — Он подчиняет меня себе. Как я могу покончить жизнь самоубийством? Он не позволит мне.
— Не позволит тебе?
Он поднял на меня взгляд и устало вздохнул.
— Думай, Чолли, думай! Он в симбиозе со мной. Мы зависим друг от друга.
Внезапно содрогания возобновились сильнее прежнего. Фазио отчаянно боролся с ними: брыкался руками и ногами, стискивал челюсти, — но все было бесполезно.
— Иллаломба! — закричал он. — Нуллагрибба! — Он мотал из стороны в сторону головой, словно стряхивал что-то, прилипшее к ней. — Если я… тогда он… гиллагилла! Холлигулла! Я не могу… не могу… ох… Иисус… Христос!
Его голос смолк, сменившись лязганьем зубов и летящими во все стороны брызгами слюны. Он стонал, закрыв лицо руками.
Да, теперь я понимал.
У Фазио не было возможности сбежать, и это самое чудовищное во всей этой жуткой истории. Симбионт понимал, что его судьба неразрывно связана с судьбой Фазио. Если умрет Фазио, умрет и симбионт; поэтому он не мог позволить «хозяину» причинить себе вред. Засев в мозгу Фазио, он держал под контролем его тело. Всякий раз, когда Фазио предпринимал очередную попытку спрыгнуть с моста, потянуться к фляжке с ядом, достать пистолет, проклятая бдительная тварь в его мозгу оказывалась на шаг впереди, защищая его от возможного повреждения.
Меня затопила волна сочувствия, и я протянул руку, чтобы положить ее на плечо Фазио. Однако в последний момент испугался, что даже при самом легком касании симбионт может перескочить из его головы в мою, и отдернул руку. Потом я все же заставил себя прикоснуться к Фазио. Он резко отпрянул. Казалось, он выгорел изнутри.
— Чолли!
К нам подплыла Элисандра, длинноногая, прекрасная.
— Это личное или я могу составить вам компанию? — нахмурившись, спросила она.
Я колебался. Мне отчаянно хотелось, чтобы пути Фазио и Элисандры не пересекались, но я понимал, что это невозможно.
— Мы здесь… ну… мы тут…
— Давай, Чолли, — глухо заговорил Фазио, — представь этой милой женщине своего старого боевого друга.
Элисандра бросила на него пытливый взгляд, без сомнения, отметив его странный тон. Я глубоко вздохнул.
— Это Фазио. Во время второй войны с овоидами мы вместе участвовали в Сервадакской кампании. Фазио… Это Элисандра. Она транспортный инженер поворотного колеса. Ты должен непременно увидеть ее за работой, она крутой специалист…
— Это честь для меня — познакомиться с вами, — серьезно сказал Фазио. — Женщина, соединяющая в себе красоту и техническое мастерство… должен сказать, я… я… — Внезапно он стал запинаться, лицо пошло пятнами, в глазах засверкала ярость. — Нет! Нет, черт побери! Не сейчас! — Фазио стиснул руки в дикой попытке сдержать себя. — Муллаголла! — беспомощно выкрикнул он. — Джиллабогбог! Сампазозозо!
И, задыхаясь, разразился судорожными рыданиями. Элисандра смотрела на него с изумлением и жалостью.
— Ну, ты собираешься убить его? — спросила она.
Это происходило два часа спустя. Мы уложили Фазио в постель в его маленькой комнате в гостинице и пошли к Элисандре. Я рассказал ей все.
Я посмотрел на нее таким взглядом, как будто она начала лопотать, точно Фазио. Мы с Элисандрой были вместе почти год, но временами возникало чувство, будто я совсем не знаю ее.
— Ну? — повторила она.
— Ты серьезно?
— Ты обязан сделать это. Ты задолжал ему смерть, Чолли. Он не может прямо сказать тебе, потому что симбионт такого не допустит. Но именно этого он ждет от тебя.
Все правильно. На протяжении последнего часа эта мысль неоднократно приходила мне в голову. Реальность, от которой никуда не деться, была такова: я допустил промашку на Вайнштей-не, в результате чего Фазио десять лет горел в аду. Теперь я должен его освободить.
— Если бы существовала возможность как-то извлечь симбионта из его мозга…
— Но ее нет.
— Да, — согласился я. — Ее нет.
— Ты сделаешь это для него?
— Прекрати, — сказал я.
— Мне невыносимо смотреть, как он страдает, Чолли.
— Думаешь, мне легче?
— Подумай хотя бы о себе. Предположим, ты во второй раз подведешь его. Как ты будешь жить с этим? Скажи, как?
— Я никогда не был склонен к убийству, Элли. Даже когда надо было убивать овоидов.
— Это мы знаем, — сказала она. — Но на этот раз у тебя нет выбора.
Я подошел к маленькому огненному шару, который она установила над спальной платформой, и нажал на кнопку; в густом клубящемся тумане вспыхнули искры, затем заструились яркие цвета — оранжевый, зеленый, фиолетовый, желтый.
Я подошел к маленькому огненному шару, который она установила над спальной платформой, и нажал на кнопку; в густом клубящемся тумане вспыхнули искры, затем заструились яркие цвета — оранжевый, зеленый, фиолетовый, желтый.
— Ты совершенно права, — тихо сказал я.
— Хорошо. А то я испугалась, что ты собираешься снова его кинуть.
Она произнесла это без всякого злого умысла, и все же я воспринял ее слова как удар кулака. И стоял, оглушенный этим ударом.
Наконец, внутренняя дрожь унялась. Но нахлынула новая тревога, и я сказал:
— Знаешь, это идиотизм — обсуждать такое с тобой. Ведь я втягиваю тебя в то, что никак не должно тебя касаться. Ты становишься моей сообщницей, пусть даже пока ничего не произошло.
Элисандра не обратила внимания на это замечание. Когда она зацикливалась на чем-то, ее было не сбить.
— Как ты собираешься действовать? — спросила она. — Нельзя же просто перерезать человеку горло и сунуть труп в утилизатор.
— Послушай, ты понимаешь, что наказание распространяется и на…
— Прямое физическое нападение исключается, — продолжала она. — Наверняка будет борьба — симбионт обязан защищать своего «хозяина» в случае нападения, — и ты получишь царапины, синяки или что-нибудь похуже. Это могут заметить. Предположим, ты так сильно пострадаешь, что придется обратиться к медикам. Что ты им скажешь? Что подрался в баре? А потом начнут искать твоего старого друга Фазио, с которым тебя видели за несколько дней до этого… Нет, слишком рискованно. — Тон у нее был странно деловой, прозаический. — И как избавиться от тела? Это еще сложнее, Чолли, — удалить со станции пятидесятикилограммовую массу без оформления соответствующих бумаг. У нас нет ни визы места назначения, ни погрузочной декларации. Даже на мешок картошки требуется оформить документ. А если кто-то исчезнет и будет зафиксировано пятидесятикилограммовое уменьшение итоговой массы дня…
— Прекрати, — сказал я. — Ладно?
— Ты задолжал ему смерть. И согласился с этим.
— Может, и так. Но что бы я ни решил, не хочу впутывать в это тебя. Это не твоя беда, Элли.
— Ты что, правда так считаешь? — мгновенно среагировала она.
В ее голосе смешались гнев и любовь. У меня не было сил улаживать эту проблему прямо сейчас. В голове пульсировала боль. Я активизировал фармацевтический манипулятор и торопливо вспрыснул себе подкожно хорошую дозу релаксантов. Потом взял Элисандру за руку. Чтобы завершить дискуссию, я сказал мягко, но решительно:
— Давай ляжем в постель. Я не в состоянии продолжать этот разговор.
Она улыбнулась, кивнула и ответила гораздо мягче:
— Конечно.
Она принялась раздеваться, но спустя несколько мгновений повернулась ко мне, охваченная беспокойством.
— Я не могу перестать думать об этом, Чолли. Оно жужжит и жужжит внутри. Несчастный парень! — Она содрогнулась. — Каково это, когда кто-то постоянно сидит у тебя голове! Не иметь контроля над своим телом. Просыпаться в луже мочи, так он сказал. Говорить на непонятном языке. И все остальное безумие. Какой выразился? Будто муравей ползает у тебя под черепом. Зуд, который невозможно расчесать.
— Я не знал, что это будет так ужасно. Если бы знал, убил бы его тогда же.
— Почему ты не сделал этого?
— Он же Фазио. Человек. Мой друг. Я даже овоидов не очень-то хотел убивать. Какого черта мне было убивать его?
— Но ты же обещал, Чолли.
— Хватит, — попросил я. — Я не сделал этого, и точка. И теперь должен жить с этим.
— И он тоже, — сказала Элисандра. Я забрался в спальную камеру и лег.
— И я тоже, — добавила она.
Прежде чем лечь, она какое-то время бродила по комнате. Потом забралась ко мне, но легла чуть в стороне. Я не стал придвигаться. Но постепенно расстояние между нами уменьшилось. Я положил руку ей на плечо, она повернулась ко мне. За час до рассвета Элисандра сказала:
— Кажется, я придумала, что делать.
На отработку деталей у нас ушло около десяти дней. Теперь я был твердо настроен сдержать обещание. Никаких колебаний, никаких отговорок. Элисандра права: у меня не было выбора. Я действительно задолжал Фазио, и другого способа рассчитаться с ним нет.
Она тоже была настроена очень решительно. Порой мне казалось, даже решительнее меня. Я предостерегал ее, что у нее могут возникнуть большие и совершенно лишние неприятности, если власти станции когда-нибудь поймут, что именно произошло. Но Элисандра заявила, что не считает их «лишними».
Я не слишком часто контактировал с Фазио, пока мы все устраивали. Очень важно, решил я, чтобы у симбионта не зародилось ни малейших подозрений. Я, конечно, видел Фазио практически каждый день — станция Бетельгейзе невелика, — но на расстоянии. Он пристально разглядывал все, иногда с ним случались эти дикие приступы: он лез на стену, или бессвязно выкрикивал что-то, или громко спорил сам с собой. В основном я делал вид, что не замечаю его. Были, однако, моменты, когда избежать встречи не представлялось возможным — за обедом, в баре или после работы в комнате отдыха.
— Ну все, — объявила наконец Элисандра. — Я свою часть сделала. Теперь ты делай свою, Чолли.
Среди здешних развлечений для туристов было то, что можно назвать осмотром достопримечательностей, а главная достопримечательность у нас — красная гигантская звезда. После исследовательского проекта по изучению звезд, прикрытого несколько лет назад, мы унаследовали около дюжины так называемых солнечных «санок»; их использовали для проникновения сквозь бахрому мантии Бетелъгейзе. Мы начали с того, что арендовали такие «санки» для трехдневной экскурсии. Они рассчитаны на двух пассажиров, ни о какой роскоши нет и речи, нет даже двигателя. Вся прогулка — чистая баллистика. Мы рассчитываем орбиту, выстреливаем «санками» с помощью больших отражателей, и вы отправляетесь в головокружительный полет сквозь внешнюю бахрому, откуда открывается прекрасный вид на десять-двенадцать планет системы огромной звезды. Когда «санки» выбирают всю длину троса, мы ловим вас поворотным колесом и притягиваем обратно. Описание впечатляет, и так оно и есть; что касается опасности, то чего нет, того нет. Во всяком случае, обычно все безопасно.
Найдя Фазио в гравитационной гостиной, я сказал:
— Мы организовали для тебя экскурсию, парень.
«Санки», которые я арендовал для него, назывались «Корона». Элисандра выполняла диспетчерскую работу для этих туров, а я время от времени работал на них на колесе, хотя обычно имел дело с большими космическими лайнерами, использующими станцию Бетельгейзе как отправную точку для прыжка еще дальше в космос. Мы собирались вместе руководить полетом «санок» Фазио. К несчастью, на этот раз должен был произойти несчастный случай — из-за прискорбной мелкой ошибки в расчете орбиты. «Санки» Фазио должны были не облететь по краю широко раскинувшуюся корону Бетельгейзе, а рухнуть прямо в сердце гигантской красной звезды.
Я предпочел бы рассказать Фазио о нашем плане, пока мы спиральными коридорами спускались к месту старта. Но я не мог, потому что все, услышанное им, услышал бы и симбионт, а то, что было хорошей новостью для Фазио, для симбионта стало бы плохой. Захватить эту дрянь врасплох, вот что было важно.
Заподозрил ли Фазио что-то? Бог весть. Мне кажется, на его месте я бы догадался. Но, может, он нарочно старался выкинуть из головы любые мысли о предстоящем полете.
— Ты даже представить себе не можешь, на что это похоже, — говорил я. — Необыкновенное зрелище. Смоделировать его абсолютно невозможно. Не сравнить с видом на Бетельгейзе, открывающимся со станции.
— «Санки» скользят сквозь корону на пленке испаряющегося углерода, — вступила в разговор Элисандра. — Жар просто скатывается с их поверхности. — Мы болтали, как одержимые, стараясь заполнить разговором каждое мгновение. — Ты будешь абсолютно защищен и сможешь войти в атмосферу звезды…
— Конечно, — подхватил я, — Бетельгейзе такая огромная, такая интенсивная, что практически в любой точке системы ты находишься внутри ее атмосферы…
— Есть еще планеты, — вклинилась Элисандра. — На этой неделе они так расположены, что ты сможешь увидеть около дюжины…
— Отелло, Фальстаф, Зигфрид, может, Вотан…
— Карта на потолке кабины…
— Пять газовых гигантов с массой вдвое больше Юпитера. Присмотрись к Вотану, у него одного есть кольца…
— И Изольда, ее невозможно не заметить. Она еще краснее, чем Бетельгейзе, как налитой кровью глаз…
— С одиннадцатью красными лунами, но без фильтров их не разглядеть…
— Отелло и Фальстаф. Судя по картам, Аида тоже…
— А еще целая куча комет…
— Астероиды. Как мы считаем, в результате гравитационного возмущения там столкнулись две планеты…
— И эйнштейновское отклонение, это очевидно…