Двери лифта открылись, но мой провожатый не сдвинулся с места.
— Иди, — сказал он.
— Куда? — Снаружи было темно, и после лифта, в котором присутствовало пусть и скудное, но все же освещение, я вообще ничего не видел.
— Туда, — сказал скаари.
Логично. Можно было и не спрашивать, более вразумительного ответа я бы все равно не дождался. Скаари вообще не баловали нас ответами.
Как только я вышел из лифта, его двери закрылись за моей спиной, и я оказался в абсолютной темноте. Хорошо хоть, что я темноты не боюсь. Окажись на моем месте человек с фобией, ему явно пришлось бы несладко.
Поскольку я не видел особого смысла в том, чтобы куда-то идти, я решил стоять на месте до тех пор, пока глаза хотя бы немного не адаптируются к местному освещению. Ну или пока тут чего-нибудь не произойдет. И только мне показалось, что я начал различать в окружающей меня тьме очертания отдельных предметов, как невидимая рука повернула выключатель и зажгла свет.
Каюту, которую отвели нам с Азимом на борту корабля скаари, напоминала камеру в средневековой тюрьме. Единственное, чего не хватало для полного сходства, — это сырость, которой тут не было. Зато все остальное точно по списку — темнота, теснота, низкие потолки, жесткие нары и маленький иллюминатор вместо зарешеченного окошка.
— Вполне сносные условия, — заявил Азим, занимая лежачее место рядом с иллюминатором. — Доводилось мне бывать в местах и похуже этого.
— Рад бы сказать, что мне тоже доводилось, но это было бы слишком наглое вранье, — сказал я. — Как думаешь, для чего мы им понадобились?
— Вообще-то хочу напомнить, что понадобился им ты. Меня они захватили просто для компании.
— И зачем я им понадобился?
— Ну ты же теперь политически значимая фигура, — хмыкнул Азим. — Названый сын калифа как-никак. Они же не знают, что скорее никак, чем как.
— А что они сделают, когда узнают, что никакой ценности для Асада я не представляю?
— Откуда мне знать? — сказал Азим. — Хотя… я слышал, что среди скаари процветает культ людоедства. Особые гурманы предпочитают есть людей сырыми. И живыми.
— Не смешно.
— Они Чужие, — сказал Азим. — У них свои представления о чувстве юмора.
Залившее зал слабое серебристое свечение, которое в нормальных условиях можно было бы назвать только полумраком, показалось мне ярче дневного света после нескольких месяцев полной темноты. Я зажмурился, привыкая к свету… Черт побери, такими темпами и ослепнуть недолго.
Через минуту я мог уже нормально осмотреться.
Как выяснилось, лифт доставил меня в круглый зал около пятидесяти метров диаметром. Потолок представлял собой полусферу, которая и являлась источником света. Посреди зала стоял небольшой столик, а рядом с ним были два кресла. Точнее, одно кресло, похожее на офисное, и один предмет мебели, который автопереводчики скаари за неимением другого слова привыкли называть креслом. Помимо прочего у него была раздвоенная спинка со специальным отверстием для хвоста.
В этом кресле сидел самец скаари, самый старый из всех, кого мне доводилось видеть. Его серовато-желтую кожу испещряли десятки шрамов, он был худой и походил на чучело из музея антропологии.
— Проходи, садись. — Зато у него был шикарный автопереводчик, умеющий разговаривать не механическим, а вполне нормальным человеческим голосом. Правда, это был голос молодого человека, отчего при его звуках у меня возникал когнитивный диссонанс.
Я прошел в центр зала, занял свободное кресло и обратился в слух.
— Я Кридон, — сказал скаари. — Я ношу имя этой планеты и являюсь главой клана Кридона.
— Знакомство с тобой честь для меня, — сказал я, но внутри появился холодок.
Понятия не имею, что от меня могло понадобиться главе клана. Разговаривать с Кридоном — это же все равно что удостоиться аудиенции императора Таррена Второго, и я не понимал, чем мог заработать сие удовольствие.
— Как мне называть тебя, человек с множеством имен?
— Зови меня Алексом, — сказал я. — В конце концов, именно это имя дали мне при рождении.
На столике между нами лежало множество разных предметов, среди которых был и силовой меч, тот самый, которым пользовался Феникс, убивая кленнонских штурмовиков. Оружие.
А мы тут вроде один на один беседуем. Неужели скаари совсем не опасаются за жизнь своего командира? Или я просто не вижу стрелков и все время нахожусь под прицелом? Пожалуй, во второй вариант мне было поверить куда легче.
— Я знаю о тебе многое, — сказал Кридон. — Ты был на Новой Колумбии. И твой спутник тоже.
— Я тогда служил в пехоте Альянса.
— Тебе доводилось убивать скаари?
— Пехота Альянса официально не принимала участия в боевых действиях.
— Верно. Но я спросил не об этом.
— Доводилось, — сказал я. — На то и война.
— Успокойся, никто не собирается мстить тебе за клан Прадеша. Они были… — тут переводчик все-таки запнулся, — стаей бешеных псов, и тот, кто истребил их, оказал услугу всем нам. Но ты не уроженец Леванта, раз служил в пехоте Альянса. Как же так получилось, что Асад ад-Дин назвал тебя своим сыном?
— Мне кажется, проще спросить об этом у самого Асада ад-Дина.
— Я спрашивал, — сказал Кридон. — Сейчас я спрашиваю тебя.
Ого, подумал я. Хотя чему тут удивляться? Это политика, и нет ничего странного, что политики общаются между собой. Судя по тому, что я знал о Гегемонии, глава клана Кридона был куда более могущественной персоной, чем левантийский калиф. Особенно если сравнивать по количеству военных кораблей, которые каждый из них мог выставить на поле боя.
— Полагаю, он использовал меня в политических играх, — сказал я.
— Не стану лукавить, я собирался поступить так же, — сказал Кридон.
— Собирался? — уточнил я.
Это тонкость перевода или скаари сознательно использовал прошедшее время? И если так, то что заставило его передумать?
— На Леванте ты уже официально числишься погибшим, — сказал Кридон. — Я связался с калифом, рассказал ему о том, что ты жив и находишься у нас, и предложил хорошую цену за то, чтобы вернуть тебя обратно. Он согласился заплатить эту цену, но изменил условия сделки. Он предложил нам убить тебя и сделать так, чтобы никто не узнал о том, что ты не погиб вместе со станцией «Гамма-74-К».
— И как вы намерены поступить? — Почему-то я не слишком удивился, услышав о встречном предложении Асада. Его отношение ко мне было слишком хорошим, чтобы быть искренним.
— Признаться, я был удивлен этим предложением, — сказал Кридон. — Калиф показал нам, что мы неправильно оценили твою роль в происходящих событиях и оценили тебя неправильно. Тогда я решил посмотреть на тебя внимательнее.
Глаза Кридона были подернуты белесой туманной пленкой, и я не мог определить, куда направлен его взгляд во время разговора. Но сейчас я четко осознал, что смотрит он прямо на меня.
Он в моих глазах выглядит как старый разумный ящер, чужой, наделенный огромной властью.
Любопытно было бы узнать, что он видит, кем я кажусь в его глазах. Но моего воображения не хватало, чтобы это представить.
— У скаари есть пути для получения информации с территории, заселенной людьми, — сказал Кридон. — Я узнал о тебе многое, но хотел бы знать больше.
— Мне тоже много чего хочется знать, — сказал я. — Например, мне хочется знать, принял ли ты предложение калифа?
— Нет, — сказал Кридон. — Я подумал и пришел к выводу, что у него нет ничего такого, что было бы мне надо и чего я не мог бы взять сам.
— А как же первоначальная цена за мое возвращение?
— Я же сказал, тогда я оценивал тебя неправильно.
— Я это слышал, но так и не понял, что ты пытался этим сказать, — признался я.
— Я думаю, ты не просто человек, — сказал Кридон. — И цена твоей жизни гораздо выше, чем та, которую готов заплатить левантийский калиф.
Как я уже говорил, все это время скаари проводили по отношению к нам «политику гриба». Знаете, как поступают с грибами? Их держат в темноте и кормят дерьмом.
Удивительно похоже на то, как относились к нам скаари из клана Кридона, и дело не только в отсутствии освещения и в качестве еды, которой нас кормили.
Информационный вакуум, в который мы попали, в текущих обстоятельствах был худшей из всех пыток. Судьба станции и оставшихся на ней людей, сложная ситуация в галактике, возможное начало крупномасштабных боевых действий… Скаари не говорили нам ничего. Они даже о нашей собственной участи нам ничего не говорили.
Азим погрузился в глубокие раздумья.
Ему было тяжелее, чем мне: предали-то нас обоих, но в отличие от него для меня это не стало таким уж откровением. Знакомство с генералом Визерсом многому меня научило, и теперь я привык ждать подвоха практически во всем и в любой момент. Наверное, вот так и становятся настоящими параноиками.
В этой истории было много неясного, и главное белое пятно покрывало способ, благодаря которому Асад ад-Дин мог предвидеть развитие событий на станции за полгода до того, как эти самые события начали происходить. Это белое пятно на корню рушило любую теорию, которую я пытался выстроить для объяснения его действий, но совпадений все-таки было слишком много для того, чтобы я поверил в их случайность.
— Я не знаю, как мне теперь быть, — признался Азим, и сам факт, что он решился заговорить об этом со мной, свидетельствовал о глубине его сомнений. — С одной стороны, я поклялся в верности своему калифу, и ничто не может отменить этой клятвы. С другой стороны, очень похоже на то, что Асад предал меня, и я не знаю, как к этому относиться и что в этой ситуации мне следует делать. Я надеюсь только на то, что скаари примут относительно нашей судьбы такое решение, которое исключит возможность нашего возвращения на Левант.
— Я бы не слишком на это надеялся, — сказал я. — Для чего бы нас ни захватили скаари, я не думаю, что это никак не связано с Левантом и правящей династией. Если бы им был нужен просто человеческий материал для опытов, они могли бы собрать на станции целую толпу. С учетом, что у них был корабль, а корабль — это единственный способ не сдохнуть посреди космоса.
— Если допустить, что слухи о некоторых традициях скаари по отношению к пленным хотя бы чуточку правдивы, я думаю, что сдохнуть посреди космоса — это не самый плохой выбор, — сказал Азим.
Его заявление так и искрило оптимизмом, о чем я ему немедленно и сообщил.
Азим пожал плечами — я скорее услышал шорох этого движения, чем увидел его, — и улегся на кровать.
Скаари сидел боком ко мне и все время держал голову прямо, так что мне оставалось только любоваться его профилем. Но это не означало, что он не наблюдал за мной все время разговора: глаза скаари посажены по разным сторонам продолговатого черепа, и сектор обзора у Чужих даже больше, чем у лошадей. Это нам еще в учебке пехоты Альянса рассказывали.
Заявив, что он не считает меня просто человеком, Кридон взял паузу. То ли для того, чтобы последить за моей реакцией, то ли разговор его утомил, то ли… Кто их разберет, этих ящеров.
Я только надеялся, что он не очень хорошо умеет читать по человеческим лицам. К сожалению, я по лицам скаари читать вообще не умею, поэтому мне сложно сказать, что он имел в виду и как много он обо мне знает. Я и сам-то считал себя не просто человеком, а человеком из прошлого, но вот откуда об этом мог узнать старый Кридон, правящий воинственным кланом на другом конце галактики?
— Молчишь, — констатировал Кридон.
— Твое заявление было несколько неожиданным, — сказал я.
— Мне четыреста с лишним лет, — сказал Кридон. — Для меня уже давно не существует неожиданностей, существуют только возможности.
— И какую возможность ты сейчас видишь перед собой?
— Иногда появляются скаари, которые выглядят, как скаари, разговаривают, как скаари, ведут себя, как скаари, и даже думают, как скаари, — сказал Кридон. — Но на самом деле они не являются скаари.
— И как же это можно определить, если они поступают и даже думают, как скаари? — Во-первых, это действительно любопытно, а во-вторых, хотелось бы знать, какое отношение это имеет ко мне.
— Скаари — древний народ, — сказал Кридон. — Мы осваивали галактику уже в те времена, когда вы еще прыгали по веткам. Мы обладаем технологиями, которые вы не постигли, не постигнете еще тысячу лет и возможности которых вы сейчас понять не в состоянии, поэтому те из вас, кого мы познакомили с результатами, которые дают эти технологии, называют их магией. Так вот, поверь мне, мы можем отличить настоящих скаари от… «других». — В речи Кридона не было паузы, значит, виноват был переводчик, подыскивающий наиболее подходящее по значению слово.
— Что делают эти «другие»? — спросил я. — И что вы делаете с ними, когда отличаете от своих?
— Убиваем. — Кридон решил ответить сначала на второй вопрос. Или же он решил на первый вообще не отвечать.
Когда пауза слишком затянулась, я повторил вопрос.
Вместо ответа Кридон нажал на кнопку в подлокотнике своего кресла, и полусфера над нами перестала светиться. На мгновение мы оказались в темноте, потом свет появился вновь. Но это был уже другой свет, серый, какой бывает поздней осенью в особо пасмурный день.
Купол над нами обрел прозрачность, и оказалось, что мы сидим посреди серой пустыни, где ветер гоняет между серыми барханами серый песок. Небо затянуто плотными тучами, через которые еле-еле пробивался свет местной звезды… Я осмотрелся. Серая унылая пустыня тянулась от горизонта до горизонта в любом направлении, на поверхности планеты не было даже намеков на признаки жизни. Только мы, накрытые невидимым куполом, и бесконечная пустыня.
Насколько я знал, скаари предпочитают жить совсем не в таких условиях, им ближе зеленые джунгли, и обычно для жизни они выбирают планеты, похожие на Новую Колумбию, а не на пустыню Гоби, показанную по черно-белому телевизору.
— Это Кридон, — сказал скаари. — Планета, имя которой я ношу, планета, имя которой носит мой клан. Дело чести для меня — жить на планете, которая дала мне имя. Теперь она вся выглядит так.
— Что здесь произошло?
Не могу себе представить, что скаари изначально пытались колонизировать эту пустыню, а потом выстроили себе убежище под землей, вместо того чтобы найти для себя более приятную планету.
— А как ты думаешь? — спросил Кридон. — Здесь произошла война. Эта пустыня до сих пор светится по ночам. Радиация.
— Война между кланами? — уточнил я.
— Да.
— И как выглядит родная планета вашего врага?
— Как облако астероидов, — сказал Кридон. — Неужели ты думаешь, что, если бы мы проиграли в той войне, тебе сейчас было бы с кем разговаривать?
Конечно, для меня не было открытием, что скаари воюют между собой, собственно, считалось, что только поэтому, занятые очередными внутренними разборками, они пропустили становление человечества и позволили нам стать тем, кем мы стали, но я не думал, что они воюют именно так. С орбитальными бомбардировками и уничтожением целых планет. Клан Прадеша на Новой Колумбии действовал совсем по иному сценарию, гораздо более щадящему, и мне почему-то казалось, что примерно так скаари всегда и воюют.
Действия клана Прадеша были похожи на то, как бы повели себя в такой ситуации люди, они были понятными, и им можно было противостоять. Здесь же оказалась задействована мощь, которую мне сложно было представить.
Если раньше мысль о войне с ящерами меня пугала, теперь она казалась мне катастрофой. Я не представлял, как можно воевать вот с этим.
— Это случилось три века назад, — сказал скаари. — В те времена я еще не был Кридоном. Враг нанес удар по нашей планете, прежний Кридон приказал ответить тем же. Мы ответили. Я был капитаном одного из боевых кораблей и сам наносил удар за ударом по планете врага. Здесь погибло полтора миллиона скаари, там — больше четырех. Пока идет орбитальный бой, население успевает укрыться в подземных убежищах, но мы работали по планете так долго, что и это не помогло им спастись. Война на этом закончилась, но мы хорошо запомнили, кто был союзниками напавшего на нас клана, и, когда я стал Кридоном, мы продолжали это помнить.
— И мстить? — уточнил я.
— Клан Прадеша был последним из тех союзников, — сказал Кридон, не ответив на мой вопрос. Или это и был ответ?
Могло ли быть так, чтобы стая «бешеных псов» скаари вовсе не действовала наудачу, захватывая планету, которую им с их ресурсами сложно было бы держать? Что, если им была обещана поддержка другого клана, гораздо более могущественного, обладающего сотнями боевых кораблей и способного наладить орбитальную оборону с нуля?
Аналитики Империи и Альянса утверждали, что действия Прадеша были спонтанными, что скаари действовали наобум, что в момент нападения они даже не думали о том, как будут удерживать планету, и обвиняли Прадеша в недостатке стратегического планирования. А не могло ли быть так, что помощь, на которую рассчитывал Прадеш, просто не пришла, что его предали, оставив разбираться с флотом Реннера один на один?
Я не сомневался, что, если бы над Новой Колумбией вывесились боевые корабли Кридона, события на планете развивались бы совсем по другому сценарию. Может ли быть так, что в роли предателя в той истории выступал не только Альянс, но и один из самых могущественных кланов Гегемонии?
Политические игры, в которые я невольно оказался замешан, начинали казаться мне все более изощренными.
— Я думаю, что во главе атаковавшего нас клана стоит «другой» скаари, — сказал Кридон. — Или «другим» был кто-то из ближнего окружения главы клана, кто-то, к чьим советам он прислушивался. У меня нет и тени сомнения, что война была спровоцирована «другими».