В определенные времена под внешними и внутренними воздействиями увеличивается количество зла. Чаша весов начинает уходить вниз, приводя в движение силы добра и силы зла, смешивая между собой добро и зло и создавая вселенский хаос. И вот этим моментом как раз и пользуются представители сил зла, захватывая главенствующее положение, с течением какого-то времени понимающие, что дальнейшее нагнетание зла просто опрокинет систему, погубив в первую очередь их. И уравновешивать систему можно только при помощи добра. А добро люди помнят.
Когда за каждое неосторожное слово можно получить высшую меру революционной справедливости или десять лет без права переписки, то любая улыбка властей воспринимается как высочайшее добро, о ней складываются легенды, поются песни и человек забитый забывает прошедшее зло и кровь, не ведая того, какое изощренное зло ждет его впереди.
Наша дама внезапно встала и вышла из купе. То ли разговор наш не понравился, то ли какие-то надобности заставили ее покинуть нас.
Когда она вышла, мои спутники, молча пожали плечами, и продолжили разговор так, как будто этой женщины никогда не было рядом с нами.
Часа через два в наше купе заглянул жандармский ротмистр:
– Честь имею, господа, соблаговолите показать место, на котором ехала госпожа Синицкая.
– Какая Синицкая, – дружно удивились мы.
– Все понятно, господа, просто укажите место, на котором сидела госпожа в черной вуали, – уточнил ротмистр.
Мы указали. Вошли два человека в штатском, достали багаж нашей соседки и осторожно придерживая, вынесли его из купе.
– Что же сделала эта, как вы сказали – Синицкая, – полюбопытствовали мы.
– Бомбистка, господа. Везла нитроглицерин и армейские взрыватели. Под накидкой наготове револьвер, чтобы выстрелить в саквояж в случае опасности. Долго нам пришлось выжидать, пока она выйдет в ресторан покушать, по дороге и взяли без выстрела, – охотно сообщил ротмистр и ушел.
Не лежала у меня душа к этой женщине. Какое-то внутренне зло шло от нее. Ради партии большевиков она, не задумываясь, отправила бы тот свет всех, кто оказался рядом. Если сравнить зло и добро, совершенное большевиками в России, то зла они сделали столько, что его хватит еще на сто лет.
Глава 10
Первопрестольная сияла золотыми куполами, отражавшими маленькую точку нашего поезда и черный дым паровоза, окутывавший дымом то пространство, откуда мы приехали. Пересадка на поезд Николаевской железной дороги и еще ночь езды до Петербурга.
На вокзале меня встретил действительный статский советник У.
– С приездом, отец Петр, – приветливо сказал он. – Как дорога, не утомила вас, а то я, честно говоря, в дороге изнывал от нечего делать? Все разговоры переговорены, все газеты перечитаны, все города осмотрены.
– Благодарствуйте, ваше превосходительство. В дороге скучать не пришлось, – и рассказал случай с арестом члена боевой организации социалистов, то ли социал-демократов, то ли социалистов-революционеров. Одного поля ягодки.
– И у нас такие тоже есть, – как-то благодушно согласился господин У.
Благодушие в этом деле не помощник. Только закон может остановить разрушение.
В Царское Село ходил особый поезд. Я сидел среди сановников и отмечал людей, которых знал по газетам и по изучению истории в институте. Все как-то по-домашнему, без особой чопорности, которая присуща историческим фильмам и описаниям. Даже самые фетишные фигуры современности вблизи оказываются такими личностями, что просто диву даешься, куда же глядели глаза избирателей, ставящих крестики в их поддержку.
Мне отвели комнатку в одном из гостевых флигелей. Вот это уже действительно было похоже на келью. А что же вы хотели, уважаемый? Апартаменты со всеми удобствами? Скажите спасибо, что флигелек ваш крайний к опушке лесной и скворечник недалеко от дома находится. За время проживания в Сибири я практически отвык от того, что туалет может быть комфортабельным и теплым. Суровость обстановки предполагает развитие перистальтики органов пищеварения и мочеиспускания. Как у птички. Вскочил, сел, опорожнился и обратно в хату, особенно в самые сибирские морозы.
Кормежка была не с царского стола, но готовилась для прислуги, которая питалась просто и добротно. Щи да каша – пища наша. А для меня еще: терпение и труд – все перетрут. Главное – не проявлять поспешности.
Кухарка, что приносила мне еду, вероятно, где-то надорвалась. Было видно, что у нее неладно с позвоночником, потому что ходила она тяжело, и не было гибкости в теле, несмотря на ее досорокалетний возраст.
В один из приходов ко мне с подносом с пищей, я сказал, чтобы после ужина она пришла ко мне вместе с мужем, так как мне нужно переговорить вместе с ним по одному серьезному вопросу.
Вечером они пришли ко мне оба. Честно говоря, я бы ее не узнал, если бы встретил где-то в одежде, которую она носила в повседневной жизни. Это была приятная дама вместе с симпатичным господином с усиками и с бородкой в сером костюме и рубашке с галстуком. Вот тебе и прислуга.
– Простите меня за то, что я, не будучи вам известен, пригласил вас к себе для разговора. У вашей жены, сударь, похоже на смещение позвоночного диска, вызванного поднятием тяжести и, если это не подвергнуть лечению, то болезнь может принять хронический характер и привести к потере трудоспособности, – сообщил им я.
– Да, батюшка, уже почти год маюсь. Одна хватила котел с водой, да что-то в спине и треснуло, – сказала женщина. – Мази мне давали, мазала, вроде бы и помогало, а потом снова стало болеть.
– Я пригласил вас вместе с мужем, потому что лечение потребует обнажение спины и мне, как лицу духовного звания, в одиночку это делать не пристало, – сказал я. – Кроме того, муж должен видеть это и дать согласие на лечение своей супруги. Слово за вами, уважаемый?
– Да что вы, батюшка, какие здесь могут слова мои, – сказал мужчина. – Вы уж помогите нам, а мы в долгу не останемся.
Я не хирург, но в анатомии немного разбираюсь и имею начальную медицинскую подготовку где-то так на уровне сельского фельдшера, но операции делать не могу.
Женщину положили на коврик на полу на ровную и жесткую поверхность. Пальпацией нижней части позвоночного столба действительно нашлось утолщение в межпозвонковом пространстве. Нажал.
– Больно? – спрашиваю женщину.
– Ой, батюшка, больно, е чуть не в крик говорит она.
– Тогда стисни зубы и терпи, – сказал я.
Насчет болезненности процедуры сказал просто, чтобы человек был готов к боли, хотя ее вообще-то не должно быть.
Я аккуратно промассировал больной участок спины, показал мужу, чтобы он наложил ладони на указанные мною места на позвоночнике и по моей команде попытался как бы растянуть позвоночник. Сам же приложил ребро ладони к утолщению и легонько ударил по верхней части ладони. Еще раз. Растяжка. Удар. Растяжка. Удар. Чувствую, что утолщение уменьшилось. Еще раз ударил легонько, и что-то щелкнуло внутри у женщины. Похоже, что диск встал на место.
– Давай, полежи, голубушка, а мы с мужем твоим чай попьем, – сказал я.
Чая, конечно, не было, но с мужем ее мы поговорили. Работает конюхом на царской конюшне. Готовит лошадей для выездов, ухаживает за ними, чистит, поит, кормит. Говоря о лошадях, мужчина оживился, видно, что работу свою любит и к лошадям относится так же, как и к людям. Так незаметно прошло минут пятнадцать. Дав наставление не поднимать ничего тяжелого и сегодня лечь спать на твердую и ровную поверхность, я проводил своих гостей.
Результаты лечения проявились уже в том, что на следующее утро новая кухарка подала мне не царский, а прямо скажем, архиерейский завтрак. А к вечеру пришла в гости дама. Царская фрейлина В.
– Здравствуйте, батюшка, пришла познакомиться, – сказала церемонно она. – Господин У. сказал, что привез он славного человека из Сибири и человек этот особенный. В чем же особенность ваша, святой отец?
– Да не святой я отец, Аннушка, я просто монах-затворник. В лесу жил, старца слушал и от старца учился. А тебе беречься надо. В 1915 году попадешь ты в железнодорожную катастрофу и кроме меня тебе помочь тебе некому будет, – сказал я, припоминая, что о ней в исторических хрониках написано.
– Это что, мне всего десять лет жизни осталось? – расстроилась В.
– Что ты, голубушка, ты долго жить будешь, восемьдесят лет, день в день, но поберечься тебе не помешает, – как можно ласково сказал я.
– А ты, говорят, и людей лечить умеешь? – снова поинтересовалась фрейлина.
– Что ты, матушка, я никого лечить не могу, это Господь лечит, в мои руки силу вкладывает, – наставительно сказал я.
– Говорят, и счастьем женским наделить можешь? – улыбаясь, спросила В.
– Могу, силушкой Господь не обидел, и я никого не обижал, зато Божья благодать на людей нисходит и счастье им приносит, – с улыбкой ответствовал я. – Не хочешь ли, матушка, отведать благодати, я человек не жадный, не обижу.
– Говорят, и счастьем женским наделить можешь? – улыбаясь, спросила В.
– Могу, силушкой Господь не обидел, и я никого не обижал, зато Божья благодать на людей нисходит и счастье им приносит, – с улыбкой ответствовал я. – Не хочешь ли, матушка, отведать благодати, я человек не жадный, не обижу.
– Уж больно ты скор, батюшка, даже чаю не предложил, баранок с конфектами, а сразу о благодати Божьей заговорил, – засмеялась В.
– Дак ведь болезнь-то у тебя не сильно сложная. Скоро вот выскочишь замуж за моряка, узнаешь почем морская болезнь и благодать на тебя снизойдет. А вот мальчик малый мается ежечасно, и никто ему помочь не может, вот о чем у меня душа болит, – я решил не играть из себя скромника, а сразу сказать и о благодати, и о том, что Господь в лечении мне помогает, зная набожность царской семьи. – Иди, матушке российской скажи, что будущее России у нее в руках, и чтобы не мешкала с ее сохранением.
Глава 11
Дня через два пришел господин У. и предложил показать Царское Село, примечательный, – говорит, – памятник искусства.
– Что, ваше превосходительство, на смотрины пойдем? Правильно, все правильно, каждому встречному и поперечному доверять нельзя, – сказал я.
Во время прогулки на одной из дальних аллеек я заметил высокую даму, окруженную ребятишками.
– Императрица, – подумал я и помахал им рукой.
Вроде бы никто не обратил на меня внимания, только огромный матрос с младенцем на руках повернулся в мою сторону и какое-то время постоял, приподняв ребенка.
– Вот, ваше превосходительство, и знамение Божие. Никто меня как бы не заметил, а матрос цесаревича мне показал. С чего бы это? Откуда матрос может знать обо мне? Вот это явление и для меня тоже таинственное, ведь он же меня не знает и никогда не видел. Сие есть знамение Господнее, – заметил я, – сам Бог нас соединяет, и противиться воле Божьей не может никто, даже помазанник Божий.
– Слушаю вас, отец Петр, и никак не могу отделаться от чувства, что мы с вами старые знакомые. Мы с вами как бы одну работу делаем, девизом имея Веру, Царя и Отечество – сказал У. – Подождите немного. Врачи устроили скандал не скандал, но они заявляют, что наследник должен быть под постоянным медицинским наблюдением, а ребенок вовсю с маменькой и с сестрами гуляет и даже не плачет. Родители сами должны разобраться, почему удаление врачей помогло мальчику,
– Напомните им, что я попросил удалить врачей, – сказал я, – зачем напускать таинственность там, где ее не может быть. Я с уважением отношусь к врачам и к их глубоким познаниям в деле, можно сказать, Божественном – исцелении созданий Божьих, но только не в этой болезни. Здесь могу помочь только я и никто больше. Врачи своим видом пугают младенца, он начинает беспокоиться и плакать. Бог привел меня сюда, направив ваши помыслы и стремление быть верным Царю и Отечеству, как вы все время повторяете.
– Обязательно скажу, отец Петр, как только представится возможность встретиться с Ее Величеством, – сказал У.
Возможность представилась скоро. Через два дня меня пригласили на чай к императрице Александре Федоровне во флигель фрейлины В., пользовавшейся особым доверием. Цесаревич лежал в детской деревянной кроватке и игрался погремушкой.
Поклонившись дамам, я приветливо улыбнулся мальчику и сказал:
– Мадам, Вашего мальчика нужно лечить и это сделать могу только я. Мальчику скоро исполнится год. Если затянуть с лечением, то каждый год жизни ему будет даваться с огромным трудом. А ему уготована великая цель – стать самодержцем Великой России. Ничего не должно отвлекать его от государственных дел.
Александра Федоровна сделала глазами знак. Госпожа В. взяла на руки наследника и вышла из комнаты.
– Мы с Его императорским Величеством находимся в большом сомнении. Стоит ли нам торопиться и доверять вам нашего наследника. Как отразится на имидже царской семьи пребывание рядом непонятного монаха, о котором ходит столько домыслов и слухов? – сухо сказала императрица.
– Все в ваших руках, матушка, верить или не верить тому, что я говорю, – сказал я. – Война оказалась неудачной. 9 января оказалось кровавым, и народ стал называть своего царя Кровавым. Скоро его вместе с господином Витте будут называть Полусахалинским. В России грядет революция и воцарится террор. Я могу и уйти, но, если бы Вы знали, что ждет вашу семью впереди, вы бы считали время по секундам и принимали решения так же, как офицер в бою. Вся наша жизнь – бой и не понятно, кто в этом бою враги, а кто – друзья. Иногда враг поступает как друг, а иногда друг поступает как враг. Судьба человека в его руках, но человек всегда сам ломает свою судьбу, сокрушаясь потом, что можно было бы сделать не так. Если вам угодно, то я сегодня же могу освободить флигель и вернуться в Сибирь, дожидаясь того времени, когда главный город в Сибири будет третьей столицей России.
Вероятно, зря я так начал подробно расписывать все последствия. Царица, как и говорили, женщина недалекого ума, но как раз такие и считают, что они самые умные и только они способны оставить неизгладимый след в Истории. Она будет постоянно отрицательно влиять на императора, и тот будет принимать такие решения, которые приведут к краху. Лебезить перед такими женщинами, значит стимулировать их амбиции и разрушающее начало. Только подчинение их своей воле может как-то сделать их положительными персонажами на исторической сцене.
Александра Федоровна задумалась. Все, кроме вдовствующей императрицы Марии Федоровны, заискивали перед ней, а тут какой-то монах, дуэлянт и дамский угодник смеет ей делать выговоры. Да кто он такой? Прикажу – и пойдет он в кандалах на Колыму. Но ведь он что-то знает, и его знания будут нас охранять. Все, что он ни говорит – все исполняется. Как по книге читает. Можно его оттолкнуть – но так и судьбу свою отталкивают. Кто нам его рекомендовал? Господин У. Но он просто рассказал о нем, а вызвать его сюда приказала я. Как много людей, которые отговаривают от принятия услуг этого странного монаха. И он умеет лечить кровь. Как он лечит, неизвестно, но люди излечиваются и нормально живут. А сын мой – надежда и опора России и ради него я должна пойти на любые жертвы, какими бы они ни были. Что бы я ни сделала, обо мне всегда будут говорить плохо, потому что я иностранка. И об отце Петре будут говорить еще хуже, если он останется рядом с нами. Какой только грязи не выльют на нашу семью в связи с его именем. Будет он, будет другой, результат все равно будет иметь отрицательное значение.
– Вы зря обижаетесь, отец Петр, – сказала Александра Федоровна, – я хотела быть простой женщиной, чтобы никому не было дела до того, что делается у меня дома. Но и я, и вся моя семья находимся под пристальным вниманием не только подданных в России, но и всех газет в мире. Скоро о вас будут писать все газеты и часть отрицательной энергии от вас пойдет и на всю мою семью.
– Так отрицательная энергия и так идет, разве что я часть ее буду забирать на себя, защищая вас и предостерегая вас своими видениями, – сказал я. – Зрячему всегда сподручнее, чем слепому с кривой палкой на узкой тропинке. Я не говорю, что я вылечу наследника, но я говорю, что болезнь его уйдет. Как? Я этого еще и сам не знаю. Бог мне скажет в моих видениях. А сейчас иди, матушка, иди и молись за сына своего.
Глава 12
Жизнь продолжалась так, как она и должна была продолжаться. Потихоньку закончилась русско-японская война. В Портсмуте был подписан мир, по которому Японии отошли все Курильские острова, и была передана половина Сахалина. Японцы хотели выдвинуть достаточно скромные требования, но друзья России – американцы, забыв как российский флот защищал молодые американские штаты, посоветовали своим друзьям – японцам откусить такой кусок, насколько хватит их японского рта.
И царю русскому этими делами было недосуг заняться. Хорошо, что граф Витте Сергей Юльевич на свой страх и риск отвоевал половину Сахалина, получив графский титул и прозвание Полусахалинского, вскоре уйдя в отставку. А ведь умнейший был человек. При нем вдвое увеличилась длина железных дорог. Промышленность выросла втрое. Он же ввел золотой рубль и привел в порядок финансы. Придумал монополию государства на торговлю спиртным. Проложил Транссибирскую магистраль. Придумал Северный морской путь. Замыслил переселение безземельных крестьян из Центральной России в Сибирь вдоль новой железной дороги. Основал коммерческие училища и был автором проекта царского манифеста от 17 октября, сулящего свободы и даже конституцию.
При следующей встрече с царицей я спросил:
– Ну, что матушка, прав я был о Портсмутском мире? Кто стал Полусахалинским? Ко мне нужно было обращаться раньше, когда японская армия в Мукденском сражении была на грани поражения, а не тогда, когда русская армия отступила. А тебе докладывают, матушка, что творится на железных дорогах, и каковы настроения в армии после поражения? Как вас ни предупреждай, вы бегом мчитесь к катастрофе, так и хотите стать мучениками, чтобы быть причисленными к лику святых. А ты, матушка, у детей своих спросила, хотят ли они быть причислены к лику святых в молодом возрасте? Ухожу я от вас, не хочу, чтобы и мое имя упоминалось рядом с вашим. Чтобы никто не говорил, что я был при крушении России. Прощай, матушка, не гневайся, если что, храни тебя Бог и храни детей своих, если сможешь.