Церкви приходилось учить властелинов земли, как им жить по совести, чтобы не пришлось позже горько раскаиваться.
«Сирот домашних не обидьте, – увещевает одно из Поучений того времени, – но больше милуйте, голодом не морите, ни наготою, потому что это домашние твои нищие: нищий в другом месте себе выпросит, а рабы только в твоей руке; милуйте своих рабов и учите их на спасение и покаяние, а старых на свободу отпускайте… Если холопа своего или рабу не кормишь и не обуваешь и убьют их у воровства, то за кровь их ты ответишь. Ты как апостол в дому своем: научай грозою и ласкою. Если рабы и рабыни не слушаются, по твоей воле не ходят, то лозы не жалей до шести ран и до двенадцати; а если велика вина, то и до 20 ран; если же очень велика вина, то и до 30 ран лозою, а больше 30 ран не велим… Рабов, которых возьмешь с собою в поход, чести и люби, чтоб они были тебе в обиде и в рати добрыми помощниками».
Из этого текста, понятно, что к людям рабского состояния хозяева чаще были немилостивы, и гроза бывала чаще ласки. Вряд ли затевавшие усобицы князья могли поклясться, что живут в той духовной чистоте, когда Бог их делами останется доволен и не заставит расплачиваться за эти грехи всех обитателей их земель. Болезни и голод из-за неурожая были явлениями обыденными.
Половцы – тоже.
В связи с этим Соловьев упоминает «Слово о полку Игореве», отразившее неудачный поход 1185 года на половцев, когда —
«…встонал Киев тугою, а Чернигов напастями; тоска разлилась по Русской земле; а князья сами на себя крамолу ковали, а поганые наезжали на Русскую землю, брали дань по белке от двора».
Всеволод, на которого были надежды как на защитника общей земли, тогда не пришел на помощь, недаром автор с такой печалью и вынужден был воскликнуть: «Великий князь Всеволод! Чтоб тебе перелететь сюда издалека, отцовского золотаго стола поблюсти! Ведь ты можешь Волгу раскропить, а Дон шлемами вычерпать; если бы ты был здесь, то была бы у нас половецкая раба по ногате, а раб по резани».
При потомках Всеволода положение не изменилось: князья северо-востока все меньше интересовались югом. Владимир, который лежал глубоко внутри северо-восточных земель, не боялся половецких набегов.
Столкновение половцев с монголами (1224 год)
Но именно половцы, о которых речь, и послужили поводом для новой военной заварухи. Только теперь сами половцы оказались в тяжелом положении и просили у князей защиты. В 1224 году два монгольских отряда вошли в степи между Каспийским морем и Уральскими горами и погнали половцев. В летописи об этом новом враге записано так:
«По грехомъ нашимъ, приидоша языци незнаемии, при великомъ князи Киевскомъ Мстиславе Романовиче, внуце Ростиславле Мстиславича, приидоша бо неслыхании безбожнии Моавитяне, рекомии Татарове, ихже добре ясно никтоже съвесть, кто суть и откоудоу приидоша и что языкъ ихъ и которого племене соуть и что вера ихъ. Зовуть же ся Татарове, а ины глаголють Таоурмены, а друзии Печенези, инии же глаголють, яко си суть, о нихже Мефодий, епископъ Паторомский, свидетельствуеть, яко си суть вышли ис пустыня Етровскиа, сущии межи встокомъ и северомъ, къ скончанию времяни явитися имъ, ихже загна Гедеонъ, и погагьнять всю землю отъ встока и до Ефрата и отъ Тигръ до Понтьскаго моря, кроме Ефеопиа. Про сихъ же слышахомъ, яко многи страны поплениша: Ясы, Обезы и Косагы, приидоша же на землю Половецьскоую, и Половцемъ ставшемъ, а Юрьи Кончакович бе болий всехъ Половець, не може стати противу лицю ихъ, но бегающу ему, а Половцы, не возмогше же противитися имъ, побегоша, и мнози избьени быша. И гониша ихъ до рекы Днепра, а иныхъ загнаша по Дону и в лоукоу моря, и тамо измроша, оубиваемии гневомъ Божиимъ и пречистыа его Матере. Много бо ти Половци зла сътвориша Роуской земли, Богъ же отмщение сътвори надъ безбожными Куманы, сынъми Измайловы: победита ихъ Татари и инехъ языкъ 7, проидоша всю страну Коуманскую и приидоша близъ Руси». Половцы от этого врага спаслись только что бегством: «Данилъ Кобяковичь и Юрьи Кончаковичь оубиена быста, а ини Половци мнози прибегоша в Рускоую землю».
Находящийся в родственных отношениях с Мстиславом Удалым хан Котян обратился за помощью —
«…и дары принесе многы: кони и вельблуды, боуволы и девкы и одари все князи Роускиа, глаголаше к нимъ сице: „Нашю землю днесь отъяли Татарове, а вашю заоутра возмуть, пришедъ, то побороните насъ; аще ли не поможете намъ, то мы ныне иссечени будемъ, а вы на оутрее иссечени боудете“. И нача молитися Котякь зятю своему о пособи. А Мстиславъ нача молитися братии своей, княземъ Русскимъ, река: „Аще мы, братие, симъ не поможемъ, то предадятся им же, боудеть то болши сила ихъ“. И тако думавше много и яшася пособити Котяню, слушающе же молениа Половецьскихъ князей».
Половцы были напуганы, а напугать половцев – задача не из легких. Так что не удивительно, что южные русские князья съехались в Киев на совет. Решался вопрос, что делать: забыть о просьбе половцев или же соединиться с ними, чтобы разбить врага, который может быть опасен для русских. Выбран был второй путь: воевать. Князья хорошо представляли, что появление нового противника вместо известных и частично контролируемых половцев может оказаться неприятной новостью. Они предпочли дать сражение, поскольку можно было решить две задачи: сделать половцев более дружественными и обезопасить границы от врагов, о которых они пока еще ничего не знали. На киевском съезде были практически все князья, исключая Всеволодичей – те на съезд не явились. Из старших князей приехали —
«…Мстислав Романович киевский, Мстислав Святославич черниговский, Мстислав Мстиславич галицкий, из младших были Даниил Романович волынский, Всеволод Мстиславич, сын князя киевского, Михаил Всеволодович – племянник черниговского».
Половецкий хан Басты даже крестился (!) по такому поводу, только бы получить помощь. Общий княжеский совет постановил: сражаться на чужой земле (то есть на половецкой) и не пускать на свою.
Битвл на Калке (1224 год)
Летопись повествует о произошедших событиях так:
«И совокоупиша землю Роускоую всю противу Татаромъ и приидоша к реце Днепру на Зароубъ, ко острову Варяжьскому. Оуведаша же Татарове, яко идоуть князи Роустии противу имъ, и послаша послы ко княземъ Рускымъ, ркоуще: „Се слышимъ, оже противу насъ идете, послоушавше Половець, а мы вашей земли не заяхомъ, ни городовъ вашихъ, ни селъ, ни на васъ приидохомъ, но приидохомъ Богомъ попоущени на холопи наши и на конюси своа, на поганыа Половцы, а вы възмите с нами миръ, зане рати с вами намъ нетъ. А аще побежать к вамъ Половци, и вы ихъ бейте отъ себе, а товаръ емлите себе, слышахомъ бо, яко много зла и вамъ творятъ, того же деля мы ихъ отселе бьемъ“. Князи же Роустии того не послоушаша, но и послы Татарскиа избиша, а сами поидоша противу имъ и, не дошедше Отшелиа, сташа на Днепре. И прислаша Татарове дроугыа послы, глаголюще: „Аще есте послоушали Половець и послы есте наши избили, а идете противу намъ, то вы пойдете, а мы васъ не замали ничимъ, а всемъ намъ Богъ“. И отпустиша послы ихъ. Прииде же тоу воя земля Половецьскаа и вси ихъ князи, а ис Киева князь Мстиславъ со всею силою, а Володимеръ Рюриковичь съ Смолняны и вси князи Роустии и вси князи Черниговстии и Смолняне и инии страны. Тогда же князь Мстиславъ Галичьский перебродися Днепръ въ тысящи вой на сторожи Татарскиа и победи а, а останокь ихъ побеже с воеводою с Гемябекомъ. И тоу имъ не бе помощи. Погребоша же воеводу своего Гемябека живого в землю, хотяще живаго оублюсти, и ту наидоша его; испросивше же Половци, оубиша его. Слышавше то князи Рустии, поидоша вси вкупе за Днепръ на множестве лодий, а Галичане и Волынци кыйждо съ своими князми, а Коуряне и Трубчяне и Поутивьлцы приидоша кыйждо съ своими князи. Приидоша же и выгонцы Галичьские в лодиахъ по Днепру и выидоша в море, бе бо лодий 1000, и воидоша в рекоу Днепръ и возведоша порогы и сташа оу рекы Хортици на броде, на протолчьи; бе же с ними Домаречичь Юрьи и Держикрай Володиславичь. Пришедше вести в станы, яко пришли соуть подсмотрити олядии Русскиа. Слышав же Данилъ Романовичь и вседъ на конь гна, и соущи с нимъ конници и ини мнози князи с нимъ гнаша видети рати. Онем же шедшемъ, Юрьи же имъ сказаша, яко стрелцы соуть, инии же молвяху, яко прости людие соуть, пуще и Половець. Юрьи жъ Домаречичь молвяше: „Ратници соуть и добраа воа“. И приехавше, сказаша Мстиславу. Юрьи же все сказа. И рекшимъ молодымъ княземъ: „Мстиславе и другий Мстиславе, не стойте, поидемъ противу имъ!“ Приидоша же вси князи рекоу Днепръ и поидоша на конихъ в поле Половецьское. И оустретоша Татарове полкы Роускиа, стрелци же Роустии победиша ихъ и гнаша в поле далече, секуще ихъ, и взяша скоты ихъ, а стады оутекоша, яко всемъ воемъ наполнися скота. Оттоудоу же идоша по нихъ 8 дний до рекы Калкы. И тоу сретоша сторожеве Татаръстии, и оудариша на Половцы Русстии. Сторожеве же бишяся с полкы Роусскыми, и оубьенъ бысть тоу Иоанъ Дмитреевичь и ина два с нимъ. Татаром же отьехавшемъ и на прочне реце Калце – оусретоша Татарове Половецькие полкы и Роусскые.
Князь же Мстиславъ Мстиславичь повеле перейти реку Калку Данилови с полкы и инемъ полкомъ с нимъ, а самъ по нихъ переиде. И зашедше за рекоу за Калку и послаша въ сторожехъ Яроуна с полкы и с Половцы, а сами станомъ сташа ту, а князь Мстиславъ самъ еха вборзе после. Видевше же ему полкы Татарскиа и приехавъ, вооружитися повеле вборзе, а князь Мстиславу и другому Мстиславоу седящемъ въ стану, а и не ведущимъ того, не поведа бо имъ Мстиславъ Мстиславичь зависти ради, бе бо котора межъ има велика. Сшедшимся полкомъ вместо, Данил же выеха напередъ и Семенъ Олюевичь и Василко Гавриловичь, и разишяса в полкы Татарския. Василкови же сбодену бывшю, а Данилоу боудену бывшу въ перси, не чюаше же раны, младеньства ради и боуесте, бывший на телеси его, бе бо летъ 18, но крепокъ бе на брань. Избивающю же ему Татары мужествене, видев же то Мстиславъ немый, мневъ, яко Данилъ сбоденъ бысть, и потче и тьй на нихъ, бе бо и тъй мужъ крепокъ, понеже оужика сый Романоу, отъ племени Володимеря Манамаша, бе бо великоу любовь имеа къ отцоу его, яко по смерти своей власть всю даа князю Данилови. Татаром же бегающимъ, Данилови же избивающю ихъ своимъ полкомъ и Олгови Коурскому крепко бьющюся с ними, тогда Яроунъ и ини полцы Половедстии сстоупишяся с ними, хотяще битися. Пакы же вскоре побегоша Половци и потопташа, бежаще, станы Роусскихъ князей, а князи не оуспевше ополчитися противу ихъ и смятошяся вси полци Роусстии, и бысть сеча зла и люта, грехъ ради нашихъ. Роусскымъ полкомъ побеженомъ бывшимъ, Данил же, видевъ, яко кречае брань Татарьскаа належить, обрати конь свой и побеже отъ оустремление противныхъ. И вжада воды, пий и почюти рану на телеси своемъ, въ брани же не позна еа, крепости ради моужества возраста его, бе бо дръзъ и храбръ, и не бе ни в чем же емоу зарока. И бысть победа на все князи Роускиа, ака же не бывала отъ начала Роуской земли никогда же. Видев же се великый князь Мстиславъ Кыевский бывшее зло, и не движеся никакоже с места, сталъ бо бе на горе надъ рекою Калкою. Бе бо место каменисто, и тоу оучиниша городъ с колиемъ, и бися с ними изъ города по 3 дни. А ини Татарове поидоша после Роусскыхъ князей, бьюще ихъ и до Днепра, а оу города осташа два воеводы, Чегирканъ и Тешоуканъ, на князя Мстислава и на зятя его на Андреа и Александра Доубровскаго. Беста бо ту два князя со княземъ Мстиславомъ, ту же и Бродници быша старый и воевода ихъ Плоскиня, и той окаанный целова крестъ ко князю Мстиславу и обема князема, яко не избити ихъ, но поустити ихъ на искоупъ, и сългавъ окаанный, предасть ихъ, связавъ, Татаромъ, а городъ взяша, людей же исекоша, а князей подклаша подъ дскы и съдоша връху ихъ обедати, и тако ту скончаша князи животъ свой. А инехъ князей, гонячи до Днепра, 6 оубиша: князя Святослава Каневскаго, Изяслава Иговорскаго, Святослава Шюмскаго, Мстислава Черниговскаго съ сыномъ, Юрьа Несвежскаго, а вои толико десятый прииде. И Александръ Поповичь тоу убъенъ бысть съ инеми седмьюдесять храбрыхъ. Князь же Мьстиславъ Мстиславичъ тогда преже всехъ перебеже Днепръ и перевезся зань, повеле ладии сжещи, а иные сещи и отринута оть берега, бояся по себе погони оть Татаръ, а самъ едва оубежа в Галичь, а молодии князи прибежали вмале людей, а князь Володимеръ Рюриковичь прибегъ в Киевъ, съде на столе. Сии же злоба сключися оть татаръ месяца июня въ 16 день. Татаром же победившимъ Роускиа князи, за прегрешение хрестьанское, и дошедшимъ имъ до Новагорода Святополчьскаго, Русь же не ведяху злобы и лсти Татарския и ненависти на хрестьянъ и схожахоу противу имъ съ кресты, они же избиваху всехъ. Милостивый же человеколюбець Богь, ожидаа покааниа хрестьяньскаго, обрати Татары вспять оть рекы Днепра на землю восточноую и повоеваша землю Таноготскую и ины страны. Тогда же и Чаногыз, канъ ихъ, оубьенъ бысть. Се же бысть намъ за грехы наша, Богь вложи недооумение в насъ, и погибе множество людий. И бысть вопль и воздыхание и печаль по всемъ градомъ и по волостемъ; глаголаху же сице, яко единехъ Кианъ изгибе тогда 1000. Егда же почаша князи Роусстии совокоупляти полкы своя противу безбожныхъ Татаръ, тогда и въ Володимеръ послаша къ князю Юрью Всеволодичю, помощи просяще. Он же посла к нимъ сыновца своего Василка Костянтиновича с Ростовцы и с прочими вои. Василко же поиде вскоре, но не оуспе прийти к нимъ. Но бывшю ему оу Чернигова и слыша зло, сътворшееся надъ Рускими князьми, и възвратися въспять, съхраненъ Богомъ и силою Креста честнаго. И прииде въ свой Ростовъ, славя Бога и святую Богородицю. Сих же злыхъ Татаръ – Таоурменъ не свъдаемъ, откоудоу быша пришли на насъ и камо ся дели опять».
Неизвестно откуда пришли.
Неизвестно куда ушли.
Вот и весь вердикт.
Русь даже не предполагала, что жить с этими пришельцами из неведомой страны ей придется более двух
столетий. Битва на Калке была всего лишь первой битвой, которая состоялась между русскими князьями и монголами.
Княжеские войны накануне нашествия
Князья же по обычаю своему вели междоусобиные войны. Юрий с братом Ярославом затеял войну с черниговскими князьями, пожег их села —
«…сам Юрий возвратился, не доходя Серенска; но Ярослав с новгородским войском взял и сжег Серенек, осадил было и Мосальск, но отступил без успеха и без мира, истребивши только много хлеба во владениях врага своего».
Само собой разумеется, что война с черниговцами происходила из-за влияния на Новгород. Этот город не давал покоя северо-восточным князьям. Соседний Псков, который ярославовых наместников тоже не жаловал, вообще прибил посланного князем в город Вячеслава и посадил в пору б. Так что, явившись в Новгород, Ярослав захватил находившихся там псковичей и послал в Псков следующее письмо:
«Мужа моего отпустите, а тем путь покажите прочь, пусть идут, откуда пришли».
На что псковичи ответили отказом.
Целое лето они держали наместника в оковах, и только угроза голода заставила их произвести размен: псковичи отпустили Вячеслава, а Ярослав – схваченных в Новгороде горожан и жен новгородских изгнанников, переживавших тяжелые времена во Пскове. Впрочем, изгнанником после этого размена пришлось Псков покинуть, а псковичи получили князя от Ярослава – его шурина Юрия. Словно ничего не подозревая о будущем, владимирские князья вели борьбу с местными племенами: ходили бить мордву и волжских болгар. Они были обеспокоены усилением немцев на западе. В 1229 году, после смерти епископа Альберта, который основал Ригу, Ливонский Орден стремился объединиться с Тевтонским, что для Новогородских владений было хуже не придумаешь. Этому сильно противились новгородцы и псковичи, этим были обеспокоены и на северо-востоке. Так что единственная угроза, которую воспринимали наши владимирские князья, была немецкая экспансия на восток. Ярославу удалось разбить немцев, а затем заключить с ними договор по своей правде, то есть на своих условиях. Как пишет Соловьев, —
«…Ярослав выговорил дань с Юрьева для себя и для всех преемников своих, ту знаменитую дань, которая после послужила Иоанну IV поводом лишить Ливонию независимости».
Но это же событие стало и поворотным моментом в переговорах между двумя Орденами. Они объединились. Если прежде деятельность Орденов была разграничена, то теперь они претендовали на все земли от литвы до шведов. С миссионерами-рыцарями там обходились, конечно, немилостиво, проповедников Слова Божия живьем сжигали на кострах, зато земли эти были практически ничьими, то есть их можно было захватить и сделать своими. Так что невольно победы Ярослава обратились в его же проблемы: объединенные Ордена были уже более чем реальной угрозой. А если учесть, что новгородские и псковские изгнанники бежали в «немцы», то проблема выглядела и вовсе отвратительно. К тому же на стороне Ордена выступали и сами псковичи или новгородцы. Православные псковичи не видели ничего дурного, чтобы громить язычников-литовцев вместе с христианами-немца-ми, если не получалось это делать вместе с новгородским князем! Но после 1237 года отношения с Орденом стали очень сложными. Мне кажется, что тут причина не только в стремлении Ордена захватить туземные земли или русские города (это как раз в приграничной практике явление обыденное), сколько в политике, которую стали вести северо-восточные князья, не желавшие отпускать лакомый Новгород, то есть в особых отношениях, начавших складываться между этой северо-восточной Русью и «народом незнаемым», после долгой передышки вдруг пришедшим на русские земли.
Впрочем, до этого нового появления монголов Ярослав Всеволодич успел воспользоваться распрями южных князей и занял киевский стол. В год, когда на Русь пришли отряды Бату (Батыя), он как раз считался великим киевским князем. Одновременно Ярослав пытался удержать за собой и Новгород. Правда, не имея возможности сидеть сразу и в Киеве, и в Новгороде, там он оставил своих малолетних детей.